Я так и не привыкла видеть Колина на моей кухне, как он, прислонившись к столешнице, держит в руке кружку кофе и смотрит мрачно вдаль. Каждый раз у меня замирает дыхание, а пульс ускоряется. Обычно это хорошее чувство.
Но не сегодня.
— Ты собралась поиграть сегодня после обеда в грабителя? — спросил он, разглядывая мой полностью чёрный прикид.
— Это не один из моих талантов, — ответила я. — Сейчас у меня есть другие дела. Глупые и безрассудные дела.
Он поставил кружку на стол.
— Люк рассказал мне о нападении. Ты ранена?
Можно было не сомневаться в том, что Колин сосредоточится на самой неважной части истории.
— Со мной всё в порядке. Ничего не было. Я имею ввиду с Люком.
— Это не моё дело, даже если что-то и было.
— Нет, — медленно сказала я, и желание попросить прощение постепенно пропало. — Действительно не твоё. Но я всё же говорю тебе. Как ты думаешь почему?
— Я не знаю, почему ты вообще делаешь те или иные вещи, — сказал он. — Рискну предположить, что это из-за угрызений совести.
— Тогда слушай лучше, — выпалила я. — Ничего не было! Но знаешь, что?
Это не имеет значения. Ты совершенно ясно дал понять, что испытываешь ко мне. Что больше не хочешь иметь со мной дела. Так что я могу спать с кем захочу. Ты не имеешь права судить об этом. Ты не имеешь права делать язвительные замечания. Ты даже не имеешь права корчить из-за этого гримасу, потому что ты со мной расстался.
— Ты мне соврала.
— Чтобы спасти твою жизнь, ты неблагодарный дурак. И с меня довольно извинений, — мне удалось пересечь кухню и достать кружку из шкафа. Колин стоял перед кофейником. — Прошу отойди.
Он скрестил руки на груди и уставился на меня.
— Ну же, отвали.
— Я не расставался с тобой.
— Ах нет? — я оттолкнула его локтем в сторону, и налила себе кружку кофе. — Мы не разговариваем уже несколько дней. Сегодня ты вообще в первый раз снова посмотрел на меня.
— Но ты представляла собой действительно захватывающее зрелище.
Я почувствовала, как мои щёки снова покраснели, но смотрела на него поверх кружки.
— Ты видел уже намного больше.
— Всё же, это был сюрприз. Потом появился Люк, и я сделал поспешные выводы. Я не хотел причинять тебе боль.
— О нет, хотел.
И я спрашивала себя почему: из-за того, что злился или ревновал? И то, и другое было плохо, но ревность хотя бы сулила надежду.
Он оттолкнулся от столешницы.
— Немного.
— Нет много.
— Мне очень жаль, — он посмотрел мне в глаза, его извинения были искренними.
— Мне тоже.
Уголок его рта дрогнул, жест, который был так хорошо мне знаком и по которому я так скучала, что у меня сжалось сердце.
— Ты ведь говорила, что тебе надоело извиняться.
— Разве мы уже не выявили, что я лгунья? — спросила я.
Он провёл рукой по лицу.
— Я не хотел, чтобы ты узнала о Тесс. О том, что я сделал.
— Почему?
— Потому что это безобразно. То, что случилось с нами, это словно яд. Он разрушает всё, к чему прикасается.
— Только потому, что ты это позволяешь. Ты сделал выбор, и он был ужасным, но он был лучшем из тех, что тебе оставались. Ты спас Тесс жизнь.
На его лице промелькнула печаль.
— Какая это жизнь!
— Ты бы предпочёл похоронить её? Себе ты тоже спас жизнь. Возможно для тебя это ничего не значит, но я этому очень рада.
— Ты спасла мне жизнь, — сказал он.
Я сделала ещё глоток кофе.
— Да, и сделала бы это ещё раз.
— Как бы мне хотелось, чтобы ты этого не делала. Но… я благодарен. Как-то это затерялось среди всего прочего.
— Не стоит благодарностей, — сказала я.
Да уж, затерялось многое. Больше, чем я думала. Потом я задала вопрос, которого больше всего боялась:
— И где мы теперь?
Семь лет я была девочкой, у которой были ответы, отличницей по всем предметам, которая первой поднимала руку и каждый раз портила график результатов всего класса. Ничего из этого не могло помочь мне сейчас.
В течение прошлой недели Колин из знакомой территории превратился в чужую, я больше не знала, желанный ли я там гость.
Он повесил голову, как будто устал держать её прямо.
— Я знаю, что ты поступила так из лучших побуждений. Но это было единственное, о чём я просил, чтобы ты не копалась дальше. Единственное, Мо. И ты не смогла выполнить моё желание. Я не знаю, как мне забыть об этом.
Я уставилась в потолок, принуждая себя не плакать.
— Я другого и не ожидала, — я допила кофе и оттолкнулось от стола. — Мне пора.
— Подожди, — он схватил меня за руку, прежде чем я успела сбежать. — Я всё ещё в бешенстве. Но этот план, выманить Антона, звучит опасно.
— Он действительно опасен.
И я осознала, что жажду эту опасность. Не только, чтобы выжить или защитить магию, а потому, что она отвлечёт меня. Если я буду сражаться с Антоном, то у меня не будет времени размышлять о Колине или жалеть саму себя.
— Тогда откажись от него. Мы можем придумать новый план. Позволь Люку справиться с Антоном, в то время, как мы найдём способ защитить тебя и магию.
Если я сделаю так, то мы опять вернёмся туда, откуда начали.
— Это не твоё решение.
— Это…
— Твоя работа? Защищать меня от Экомова — вот твоя работа. Всё остальное было ради нас. А «нас» больше нет. Помести это в список тех вещей в моей жизни, которые тебя не касаются.
— Мо, я сержусь, но это не меняет…
— Ты сказал, что никогда не стал бы мне врать, — сказала я тихим и запинающимся голосом. — Не начинай теперь.
— Я люблю тебя.
Я на одно мгновение закрыла глаза, в то время как под ресницами собрались слёзы и так сильно прикусила губу, что почувствовала вкус меди.
— Я должна идти.
Я пересекла гостиную ожидая, что он попросит меня остаться.
Он не попросил.
Я взялась за ручку двери, и он наконец заговорил.
— Твой дядя хочет тебя видеть. Сегодня вечером.
— Чтобы позлорадствовать? Нет спасибо.
— У тебя нет выбора. И он не хочет, чтобы приходил Люк.
Нет, конечно он не хочет, чтобы Люк присутствовал, потому что в таком случае, у меня будет преимущество. Хотя Билли и раздавал щедро всё возможное — советы, выражения благосклонности, работу — но никогда не отказывался от преимущества. Теперь же сам предоставил мне самое большое из преимуществ и даже не осознавал этого. Он отнял всё, что я когда-либо хотела: Колина, будущее за приделами Чикаго, надежду на счастливый конец для моей семьи. Мне больше нечего было терять, и мерзость, содержащаяся в этой правде, делала меня более опасной, чем он мог себе представить.
Моя улыбка казалась такой ломкой, как старая краска, и была также близка к тому, чтобы сойти с лица.
— Я загляну к нему сегодня вечером.