Сон есть реальность. Книга 1

Глава 9

— Эй, парень, ты в порядке? — над Юстусом столпились студенты и парочка преподавателей — юноша лежал на земле возле учебного корпуса.

— Не знаю, — протянул Гросс. Голова его раскалывалась, а биение сердце ощущалось в каждом миллиметре тела. — Кажется, в меня угодил мяч или камень.

Студенты рассмотрели пространство вокруг первокурсника и действительно обнаружили крупный мяч для игры в «фигуры». Юстус однажды объяснял ее правила дворовым детям, которые сбежались к нему после городского праздника. Румяные, раскрашенные и не знавшие, куда деть свою энергию, детишки слушали рассказ молодого Гросса: «Игра простая, как первые дни сотворения мира: игрок-ведущий побрасывает мяч высоко в небо и пока этот самый мяч находится в воздухе, нужно задать остальным игрокам фигуры. Это могут быть сложные движения и композиции в паре, но ведущий должен обязательно поймать мяч, и после этого оценить движения участников. За самое точное воспроизведение назначается небольшая награда из „банка игры“, куда участники вносят…да-да, вот так, можно сюда в мою шляпу несколько монет положить, молодцы. Победитель получает все деньги из этого банка, а те, кого ведущий тоже наградил за старания, отдают монетки победителю». На следующий день Гроссы заметили, как в дебрях вишневого сада детвора с увлечением подкидывает набитый сеном и камушками мяч высокого в небо и замирает в неестественных позах.

— Не развалюсь, — буркнул Юстус и тут же встал на ноги. Он отметил слишком живой и давящий интерес к своей персоне, потому что буквально утром его фотографии попали во все газеты.

«Юноша, сбежавший от террора», «Север полыхает. Местная знать спасается бегством», «Сын богатейшего северного магната Юстус Гросс чудом выжил в мясорубке», «Юстус Гросс в Научном городе обрел новый дом», — каждая газета считала своим долгом осветить малейшие детали его пребывания в городе, в некоторых изданиях публиковались даже места, которые успел посетить Юстус: парк, местные бутики, кондитерские, банк, «мертвый район» с бесчисленным множеством домов, где покоятся усопшие. Имперские подданные чтили традицию не зарывать умершего в землю, они строили ему новый дом, служивший покоем и божественным саркофагом — так именовали жрецы эти каменные сооружения. Фасад каменных хижин покоился на огромных длинных камнях. Двери и окна после проводов в иной мир замуровывались.

Дядюшка Филипп Гросс настаивал, что через неделю все забудут про его племянника, потому что император и наследный принц посетят Научный город, а значит газеты и журналы заполонят снимки Его величества и наследника.

Но от этих слов племяннику не становилось легче, и гнетущее чувство, что каждый из студентов хочет принять участие в его жизни, выразить обеспокоенность судьбой, закручивало в кокон без желания выбраться из него. После вечерних молитв не становилось легче, а вести от матери никакой он не получил, и решил, что и она попала под грязные сапоги революционеров. Он старался избавляться от этих предположений и надеялся, что его мать все же спаслась. Писаки из императорских изданий деликатно обходили тему стороной, но при удобном случае добавляли в материал свою щепотку некомпетентности, называя Гросса единственным, кому удалось выжить.

— Они все мечтают с тобой подружиться, потому что ты самый популярный, популярнее любого культового актера, — сказал Лукас, когда они столкнулись на лестнице с Юстусом. Гросс открыл рот от удивления и тут же подумал: «Как он здесь оказался, этот неопрятный, грязный? Кто он такой?»

— Понимаю твое удивление. У нас до занятий еще полчаса, заглянем в библиотеку? Мне нужно кое-что там взять.

Юстус молча согласился последовать за новым знакомым. Лукас пришел за три часа до открытия корпуса, но стражник сжалился над ним и пустил в «храм знаний», чтобы молодой человек смог наконец спрятаться от ледяного ветра, принесшего с севера небольшие снежные вихри.

Для девятого месяца было обычным делом наблюдать за утренним инеем, тонкой корочкой льда на лужицах. Дети, что без конца клубились вокруг студенческих корпусов, воображая себя взрослыми, прикладывали к губам маленькие свертки газет или палочки от леденцов, рассказывая друг друга байки и выпуская пар изо рта, так мечтая о сигаретном дыме.

Стражники сразу прониклись симпатией к выходцу из простого народа и преклонялись перед его талантом, потому что до Лукаса еще никто не имел чести из низших слоев поступить в университет. Он выдержал первый устный экзамен, покорив ректора заведения:

— Я Лукас Шварц, прибыл из Присоединенных земель, вы не знаете о моей семье ничего, потому что она лишь часть обычного народа. Мой отец — плотник, а мать служила в помещичьем доме.

Юноша рассказывал об увлечениях картами, чертежами, он хорошо ориентировался на местности, любил музыку, бывал часто у зажиточных купцов на вечерних концертах, покупал на свободные деньги книги об изящных искусствах. Но он умалчивал, что образованием Лукас обязан крупному помещику, который по доброте душевной научил мальчишку всему, что сам знал.

— А как вы попали в город? — поинтересовалась молодая преподавательница в тонких очках. Ее предвзятая ухмылочка, вздернутый носик и огромная, как шершень, мушка, располагали только к смешным сравнениям. Но женщину в университете уважали за чуткий ум и желание облагородить учебное заведение. Профессор Бахман всегда разговаривала со студентами свысока и считала своим долгом выпускать надменность каждое утро, как только первое солнце показывалось на горизонте.

Лукас рассказал, что отец дал ему немного денег на дорогу, посадив к торговцам на телегу с провизией. Он долго ехал, но по дороге чуть не погиб во время неудачного мятежа в Холмистых землях и был вынужден прятаться, пока не сообразил, что лучше отправиться в столицу по воде. Он доплыл до Кабурга и оттуда отправился в Научный город пешком.

— И вы один преодолели такое расстояние? Почти без денег, компаньонов. Звучит очень жутко, — голос профессора Клюга звучал монотонно. Обычно он говорил медленно, не напрягая связки. Его серые глаза рассматривали решительного юношу, анализировали его портрет: похож ли Лукас на преступника или революционера.

Клюг имел темную репутацию в стенах заведения, студенты его сторонились, как и преподаватели. По коридорам он ходил быстро, стук его каблуков разносился по всему пространству. Юноши и девушки, проходя мимо, смолкали и тут же тихо приветствовали нелюдимого профессора. О нем ходили жуткие слухи, среди них были и байки о том, как он утопил своего сына в реке, пытаясь обучить плаванию. Другая легенда гласила, что он убил всю семью, вызывая потусторонних жутких существ. Никто не приблизился за все годы к истине, и Клюг оставался для всех загадкой.

Некоторые студенты томно вздыхали по нему, желая растопить это черное сердце. Болтая с подружками в студенческом парке, очередная почитательница обычно говорила: «У него необычные глаза — легкий туман на песчаном берегу. Он необычайно стильный, всегда выглаженный черный костюм, прибранные волосы. Ах, люблю томных блондинов. И почему он такой грубый с нами? Может, ему не хватает любви?»

Клюг, разумеется, знал, что среди студенческих масс у него были и воздыхатели, но отстранялся от этих разговоров с коллегами, давая понять, что студенты должны стремиться к такому же ясному уму, практичности и точности, а иногда и жесткости.

— Да, сильный человек всегда один, — ответил Лукас. Он заметил, как сомневающиеся глаза профессора Клюга на мгновение зажглись.

Комиссия принялась тут же делать какие-то пометки на бумагах. Преподавательница с огромной мушкой отложила свои листки и произнесла громко:

— Когда ребенку из высшего общества или среднего зажиточного класса исполняется 15 лет, мы немедленно отправляем письмо семье в надежде, что он станет нашим студентом. И всякий, кто стоит здесь, на этой черной плитке, уже имеет по праву рождения стать частью нашей большой дружной семьи. Магии обучаться, увы, могут не все. В нашей империи образование бесплатное, но не может быть напрасным.

— Понимаю, к чему вы клоните. Каждый после выпуска должен иметь способность к работе. Поверьте, я готов учиться и работать тоже. Но магический университет — единственное заведение без взносов с дальнейшим трудоустройством. Я могу быть хорошим писцом, помогать жрецам в их работе, применять магию на производстве, о большем я не могу мечтать. Даже о черной гвардии, ведь она для среднего класса, а не сына обычного берегового плотника и рыбака. Я пришел сюда попытать удачу. Вы ведь не каждый день говорите с простолюдинами, а может, и вообще не разговариваете. Я хочу учиться, я чувствую, что должен быть здесь!

Ректор все это время безучастно смотревший в окно, вдруг сказал:

— Вы приняты, хотя недостаточно убедительны. У вас светлый ум и способность работать, к тому же вас ведет за руку сама судьба, — сказал профессор. Он подал знак комиссии подписать студенческий документ и пригласить следующего кандидата.

— Подумать только, найти в толпе среди тысяч купцов, мошенников, разутых детей, которых стражники отправят восвояси, Юстуса Гросса, да еще и предложившего ему помощь. Что-то боги лихо закручивают нас в вихре событий,- произнес ректор. — Неужто мы на пороге больших потрясений?

— Господин ректор, я боюсь, что Император не оценит вашу открытость и доброту, — сказал Клюг, тут же развернувший вошедшего абитуриента назад в коридор. — Вы понимаете, что это против правил!

— Даже не буду спрашивать, господин ректор, как вы узнали про проделку Гросса, — профессор Бахман протерла очки и принялась изучать оставшиеся списки абитуриентов, недовольно покусывая нижнюю губу. — Неужто вы следили за ним?

Другие члены университетской комиссии тоже поставили под сомнение решение ректора, но тот был спокоен и непоколебим:

— Императору бы следовало почаще открывать книгу пророчеств, тогда бы он изменил большинство своих решений, — ректор направился к запасной двери, которая вела в тайную переговорную.

— Если бы книга пророчеств была полезной, нас бы, если верить каждому написанному слову, уже давно не было на этих землях, — Клюг тоже встал, но намереваясь выйти в коридор. — Надеюсь, о последствиях вы понимаете. Знайте же, что нести ответственность будете только вы лично, господин ректор.

— О не беспокойтесь за меня, я найду чем заняться и вне этих стен, — рассмеялся удаляющийся ректор.

Лукас благополучно обзавелся местом в полуразваленном покосившемся особняке на окраине города. Владелица его была старая дама, тайно варившая зелья. Мальчишку приняла без особых расспросов, потому что очень боялась быть ограбленной, а он внушал доверие, к тому же он тут же вызвался помогать по хозяйству.

— Но я здесь не останусь надолго, не переживайте. Вы можете варить свои зелья сколько угодно — никогда не сдам вас за доброту. Но, пожалуйста, больше не будьте так доверчивы.

Пожилая дама сказала, что за первые два месяца ни монеты не возьмет от Лукаса, его главное дело: помогать по дому и разносить зелья для больных старых дам.

— Не станешь помогать с зельями — отравлю, — с этими словами она закрылась в подвале.

Лукас принял и такие обстоятельства, но мысли о побеге образовались сразу после того, как он переступил порог этого покосившегося дома.

— Я о тебе узнал сегодня утром из газеты, оказывается, ты с севера. Если тебе станет легче, то могу тебя заверить в том, что интерес к тебе у города пропадет через пару недель, а у студентов останется навсегда, — тараторил Лукас по пути в библиотеку.

— Ну спасибо, утешил. Дядя дает обществу неделю, — процедил Юстус.

— Пусть так. Кстати, я Лукас. Уверен, ты не расслышал мое имя, когда прощались. Но это уже не так важно. Мы с тобой в одной группе на потоке, уверен, мы поладим. Тебе наверняка интересно, как такой, как я, поступил в университет. Признаюсь, даже сам не понимаю. Я нес всякую чушь на экзамене и слова сами сыпались изо рта, будто кто-то надиктовывал их. И, кажется, все не очень-то рады меня видеть.

На Лукаса косо смотрели некоторые студенты, но основная масса не обращала на него внимания, словно его и не было в этих стенах.

— Это происки богов, все происки богов. Так говорила мама, — Юстус сам удивился, как свободно он начал рассказ о своих родителях почти незнакомому юноше. — А отец обычно отмахивался и говорил, что никаких нитей богов не существует, человек сам творит судьбу, а нити придумали отшельники, которые видели галлюцинации в лесах. Он всегда скептически относился ко всякому проявлению божественности.

— А как же магия?

— Он считал, что это вселенская сила, заложенная в нас природой. У него будто была своя религия, в которую он не особенно меня посвящал. «Придет время, и я тебе все расскажу». Так и не рассказал, — вздохнул Юстус, рассматривая огромные фолианты на полках. В северной столице не было такой великолепной библиотеки. Магический университет приятно удивлял Юстуса.

Между стеллажами вдруг из воздуха возникла высокая и статная фигура в окружении трех неказистых и рыхлых юношей, но взгляд на них задерживался подолгу, потому что не хватало времени рассмотреть изобилие золотых перстней на каждом пальце, пуговиц причудливых модных форм и, конечно же, брошей на пиджаках. Все молодые люди походили друг на друга внешне: тонкие губы с едкой ухмылкой, не сходящей с лиц, оттопыренные уши и мелкие бегающие глазки. И только фигура в центре имела презентабельный вид. Юноша с тонким румянцем на фарфоровом лице, казалось, был сам соткан из дорогих материалов: его кожа, волосы, фигура, компоненты лица — все выглядело нереальным, подправленным искусной рукой художника.

— Привет, Юстус. Извини за мяч, — отчеканил молодой человек каждое слово. — Я не хотел, но он сам полетел в твою сторону. Надеюсь, ты не в обиде?

Юстус внимательно изучил лицо студента, оно выражало искреннюю озабоченность, но глаза любопытно сверкали.

— Нет, не в обиде, — смело заявил Юстус с красным носом и небольшим подтеком. — Но случайно не падает и кирпич с крыши.

— Стало быть, для чего-то это было нужно. Я Гюнтер Хартман. Обо мне ты слышал, полагаю.

— Да, — вдруг оживился Юстус, — мой отец рассказывал о твоей семье.

— Ты в моем городе, Юстус Гросс, рад тебя видеть. С детства мечтал побывать и в твоем Небеле, но я искренне надеюсь, что мы освободим север от головорезов и бунтующих кухаркиных детей. Твоя трагедия — трагедия и моей семьи. Мы все искренне переживаем,- Гюнтер протянул позолоченную визитку со своим адресом. — Будем рады, если завтра отужинаешь с нами и посмотришь домашний спектакль. Младшие сестры ставят свою пьесу, они тебя очень ждут. Все уши мне прожужжали твоим приездом в город.

Юстус с радостью принял приглашение от молодого человека. Он расплылся в улыбке и боль в носу тут же утихла. Компания бесшумно покинула секцию с художественными книгами, оставив после себя удушающие ароматы табака, бергамота и пачули.

— А я для этой компании невидимый, может и к лучшему, — прошептал крайне тихо смущенный Лукас. Он определил для себя поведение студентов: будут толкать в коридорах, а кто-то откажется его замечать, часть преподавателей объявят ему бойкот, потому что ему не место в магическом заведении. А перед приездом императора его отравят или загрузят работой, чтобы он не выходил из кабинета. Лукас обозначил мрачное для себя будущее.

— А ты знаешь что-то про Хартманов? — Юстус перебил пессимистические картины своего однокурсника. — Правда не знаешь? Его мать владеет огромной улицей престижных доходных домов, а отцу принадлежит крупная компания по производству магических зелий. Наши отцы изредка вели переписку как бывшие однокурсники, а потом отец перестал отвечать на письма Карла Хартмана. Но наши матери поддерживали неспешную переписку до прошлой недели.

Лукас слушал невнимательно и без энтузиазма, так как светская хроника никогда его не занимала, и почти всю информацию он пропустил мимо ушей.

— А где ты остановился? — вдруг поинтересовался Юстус, он только сейчас разглядел помятое и несвежее одеяние молодого человека. — Тебе есть куда пойти?

— Не беспокойся. Я все продумал, жилье у меня есть. Довольно мило, что ты ради приличия интересуешься моим положением, но я стерплю все, потому что обязан тебе с того самого дня, как ты провел меня в этот Научный город.

Юстус не успел ничего ответить — однокурсник со странной манерой общения уже покинул секцию и мчался по лестнице, расталкивая всех на своем пути. Слезы мелким градом скатывались по его щекам и омрачали и так незавидное личико.

«Надо его научить манерам, не нужно же каждый день в ноги кланяться мне, подумаешь, провел через гвардейцев», — Юстусу было не понять всей деликатности чувств забитого с детства существа. Юношу тут же подхватила под руку девушка в модном приталенном сером пиджаке, а длинное лиловое платье, скрытое над грубой материей придавало ее образу легкомысленность. От нее приятно пахло розами и свежим мылом.

— Я решила, что ты не знаешь, куда идти, поэтому проведу тебя. Я Анника Паркс. Можешь называть меня Ника.

Навстречу парочке из-за угла вышел молодой мужчина в черном кожаном плаще, он медленно двигался в сопровождении ректора, рьяно его убеждавшего в чем-то. До Юстуса долетели только обрывки предложений: «Я лично ручаюсь, он хороший мальчик», «вы ректор или я?», «ваше благородие, вы заблуждаетесь». Но мужчина только закатывал глаза и старался пропускать мимо ушей нескончаемый треп. Он произнес лишь:

— Посмотрим. Имейте в виду, что у меня превосходное обоняние, запах гнили учую даже за несколько земель.

Юстус впился глазами в палача, чья рука не дрогнула, отдавая божественной силе приказ расправиться с негодяями на площади — он сразу узнал хладнокровного молодого гвардейца.

«Вот таким я хочу быть, сильным, храбрым. Хладнокровие и решительность помогут мне в свершениях. И врагами усыплется моя дорога и одолею страх перед ними», — Юстус украдкой кивнул проходящему возле него молодому человеку. И тот одарил его мимолетным взглядом.

— Не убоюсь, — произнес Губин, закрывая таинственную книгу. Полный зал поднялся со стульев и громко повторил: «Не убоюсь, не убоюсь, не убоюсь!»