Глава 11

Макс сидел под огромным раскидистым деревом, и мысли его больше не охотились ни за какими тайнами. Все было ветром, каменными изваяниями, торчащими из-под земли и огромным садом с диковинными деревьями. Все было раскидистой рекой, сверкающей под ясной, светлой луной. И это все было легким розовым туманом, блуждающим среди деревьев, нежно ласкающих реку своими исполинскими ветвями, листьями и извилистыми корнями, которые то и дело выползали на мшистую поверхность.

Большаков прислушался к ветру: он принес ему едва слышные протяжные звуки, больше похожие на плач. Молодой человек осмотрел деревья вокруг себя и не сразу заметил девушку с незапоминающимся лицом, одетую в коричневое старомодное платье. Ее босые ноги были изукрашены синяками и прилипшей травой. Длинные волосы мерцали, и поэтому Макс не определил, какого они цвета.

— Что ты здесь делаешь? — прошептал Большаков. Ему не хотелось спугнуть тихий покой и меланхолично разливающуюся по земле внеземную песнь. Он тут же узнал Анну.

Девушка засуетилась, принялась отряхивать свои ноги от прилипшей травы:

— Я прячусь.

— От кого? — сердце Большакова перестало впускать песнь, подобную баховским сочинениям, он съежился, и волосы на голове готовы были от ужаса клубиться змеями.

Анна бесшумно отодвинулась от Макса и заплакала. Тело ее тонкое, хиленькое, но не лишенное притягательной фигуры, вдруг стало увеличиваться. Вот ноги уже длиннее, пальцы больше, а волосы уходят прямиком в воду. Анна перестала расти, когда стала совсем вровень с небольшой березой. Макс ощутил себя крошечным насекомым, пока великанша плакала. Ее слезы были подобны тонкому ручью, они скатывались по щекам и с шумом приземлялись на траву.

— Зачем я это сказала? — девушка сняла с ветки небольшой платок и вытерла глаза.

— А от кого ты прячешься, Анна? — Макс нервно посматривал на тихую реку, подобную разлитому киселю.

— Да так. Человеком его назвать нельзя, и дьяволом тоже его не обозвать. Я не знаю, кто он, но его сила велика.

— Если он так силен и могущественен, он бы давно отыскал тебя в этом месте, — ухмыльнулся Макс.

— Анну с фарфоровым сердцем? Ее сложно отыскать во сне, только это ее и спасает сейчас. Когда-то все началось со снов, что я сижу на красном столе и рассматриваю белое, кровоточащее сердце. А потом наступил настоящий кошмар, из которого не могу несколько лет выбраться.

— Получается, ты сейчас тоже где-то спишь?

— Не знаю, — тихо ответила Анна. — Сплю я или не сплю, разницы уже никакой нет. Я не отличаю сон от реальности. Вот, что бывает с людьми, которые подпускают к себе Вайлета.

Красные птицы пролетели над мерцающей рекой, их крики отдаленно напоминали человеческие голоса. Пернатые были свободны, Максу показалось, что птицы служат надзирателями в этом запертом бредовом сне, и несчастной с нечеловеческим белым сердцем нет покоя на этой вздыхающей земле. Трава — ее шерсть. Почва — ее густая кровь. Она тоже живая, и где-то глубоко спрятано ее сердце.

— А я лежу в библиотеке сейчас, — начал внезапно Большаков, — лежу в какой-то сектантской аудитории посреди стульев, скудных стеллажей с пыльными книгами, а на меня наверняка все глазеют. Да уж, смешное зрелище. Я здесь, в такой блаженной меланхолии впервые. Ты знала, что у Вайлета есть брат?

— Нет, — спокойный голос раздался громом. Анна принялась вытаскивать волосы из реки, чтобы заплести их в косы.

— Теперь ты знаешь, хотя для чего тебе? Ты спишь и конца и края не видно этому кошмару. А я только начинаю погружение в этот ворох событий. Я обычный Макс Большаков, которого выбрали для какой-то миссии. Почему именно со мной творятся странные вещи. Может, никакого Вайлета нет, и все происходит в моей голове?

— Тебе виднее, я тут ничем не могу помочь. Видишь эту реку, Максимилиан? Это все мои слезы. Плачу каждый день. Сил нет ни на что, лишь реву и наполняю эту реку своими страданиями. И я тоже мучаю себя вопросами, почему я здесь, для чего. Выбраться отсюда хочу.

Макс пошарил по карманам в надежде найти пачку сигарет, но вместо нее обнаружил полароидный снимок, где он с Лизой-Элизавет сидит на балконе, в квартире отца на Большой Садовой.

— Держи, — Большаков протянул девушке снимок, он не сомневался, что так было нужно. — На память о том, что я здесь был.

— Очень мило с твоей стороны. Но ты не единственный, кого я здесь видела, знай об этом.

Девушка убрала снимок в небольшой карман. Большаков вдруг подумал, что если он будет попадать в эту сновидческую реальность, то обязательно оставит что-то еще этой миловидной нимфе. Хоть Анна и вызывала в нем первобытный страх, но все же ее теплый голос очаровывал.

— Приходил рыжеволосый юноша. Шевелюра его горела, сияла. Почти как мои волосы, но огонь был красный, освещал собой все.

Макс, конечно, и без пояснений и кратких сводок мог догадаться, что Юстус Гросс ходил по этой земле, видел эту реку, полную слез и страданий, слушал вопли диких птиц и любовался луной, сидя на земле.

— Этот юноша ужасно боялся, мне пришлось спрятаться за тем холмом. Даже деревья перестали шептаться и закрыли на всех своих ветках глаза, чтобы не спугнуть молодого человека. Он ступал аккуратно по земле, словно делал первые шаги. Сжимался, как котенок, от каждого шума. Я почти не дышала. Он не звал никого на помощь, а исследовал все с опаской.

— Он много раз приходил сюда?

Анна делала вид, что слова Большакова не долетели до нее, она продолжала заплетать мокрые волосы и безучастно смотреть на реку.

— Этот юноша был необычный. В нем горело самое настоящее праведное, злое пламя. Я таких, наверное, никогда больше не встречу. Вот знаешь, когда вдруг на глаза тебе попадается человек, и тут же тебя мысль пронзает молнией, что сильнее его нет на свете. Так это не про него, — Анна рассмеялась. — Надо же, ты так и сидишь неподвижно, словно я тебе сказку какую-то рассказываю, глазами хлопаешь. Кто этот молодой человек? Он знаком тебе?

— Можно сказать, что мы с ним долгое время знаем друг друга. Ну, я знаю его. И Вайлет его знает.

— Ну раз Вайлет его знает, значит, он точно не обычный человек.

— А кого ты еще здесь видела? — Макс Большаков подал несколько выпавших прядей девушке.

— Несколько дней назад видела здесь миловидную особу, блондинку с необычным шармом. Волосы ее искрились, а кожа наливалась лунным светом. Только одета она была как-то не празднично. Это место особенное, сюда лучше в потасканной пижаме и крупным масляным пятном не соваться.

— Почему ты так распекаешь девушку? Она тебе не понравилась?

Анна фыркнула и сбросила доплетенную косу на землю, отчего несколько ветвей вдруг отдалились от молодых людей, и глаза на ветках закрылись. Парочка темным птиц с огромными клювами вспорхнули над головами.

— Нет, эта девушка была настырной, а я терпеть не могу таких! Она говорила и говорила, расспрашивала меня обо всем. Существует столько пространств, где может оказаться спящий, а она попала именно сюда! Ну кто ее направил?

— Случайность, — пожал юноша плечами. Он, разумеется, не верил больше в случайность, но не отметал ее. — А что спрашивала эта девушка?

— Она интересовалась, как найти тебя.

— Ты сказала, она блондинка?

— Да, светлые волосы. А может, и темные. Во сне все постоянно меняется, не можешь быть уверен в постоянстве образа. Но мне показалось, что она неискренняя. И девушка чем-то была одержима, но явно не тобой. Ты лишь шестеренка в большой машине.

Девушка вытянулась в полный рост и шагнула к реке. Макс пытался добиться имени, он кричал, что есть силы, но слова его уходили глубоко под землю. Ветер отказывался их нести. Анна входила в реку и с каждым шагом все глубже погружалась в воду.

— Ты не можешь так просто скрыться и оставить меня без ответов. Почему вы все говорите загадками? Почему я вынужден побираться по свету и снам, расспрашивая вас обо всем?

Анна растворилась в реке, словно и не было никогда девушки, плетущей у слезной реки огромные мерцающие косы. Словно и не было никогда полароидного снимка с Лизой-Элизабет на Большой Садовой.

* * *

— Ты слишком долго валялся без чувств, — сказала Марина, пытаясь помочь Большакову подняться с пола. Кто-то заботливо укрыл его колючим пледом и в качестве подушки подложил шерстяной свитер.

В аудиториис опрокинутыми стульями больше никого не было, даже Губин с Павлом Тимофеевым, по словам Марины, разъехались почти сразу после того, как Макс рухнул в обморок. Но они просили передать, что ждут на следующем собрании.

— Я Марина, кстати. Алиса, возможно, как-то упоминала меня, — девушка проницательно взглянула на Большакова, но встретила холод в его взгляде.

— Алиса не знает про эту секту?

— Секту? Это не секта, а кружок. Нет, она не в курсе. Если хочешь знать, это официально называется поэтическим кружком, где собираются восхищенные, восторженные и замечательные люди, которые делятся своим опытом, обсуждают сочинения одного малоизвестного, но нашедшем пристанище в умах истинных ценителей, писателя.

— Марина, я не начальство и не проверяющий. Передо мной не нужно этот цирк разыгрывать. Я же понимаю, для чего вы все здесь собрались. Смерти людей, милая Марина, смерти людей по всюду будут, если вы не остановитесь!

Марина собрала плед и свитер кое-как, кинула их на стол. А затем вдруг обняла кричащего Большакова, но он такой порыв не оценил и оттолкнул девушку. Марина впилась в стеллаж с пыльными книгами и расплакалась.

— Я думала, ты другой. Ты раньше точно был другим.

— Что? Ты откуда вообще меня знаешь? Кто ты такая?

— Ты будешь ругаться, ты не поймешь меня. Вы, мужчины, очень черствые. Макс, подожди!

Но Большаков уже бежал по коридору, распахивая наугад двери, и всюду ему попадались то сотрудницы, то удивленные читатели. Но наконец он нашел нужную дверь и оказался на улице. Макс быстро шел по тротуару и не понимал ничего. Лишь страх, что его вечно кто-то преследует, глубоко пустил свои корни. Кто эта Марина и для чего она ввязалась в кружок, посвященный Отторской империи?

Прохожие не замечали Большакова, люди глазели куда-то высоко в небо, доставали телефоны в надежде заснять нечто такое, что их безумно ошарашило. Над городом полыхало огненное кольцо. Пламя зависло в воздухе.

Большаков среди толпы разглядел заплаканную Марину, она звала его к себе, жестами приглашала перейти дорогу и поговорить с глазу на глаз. Макс как завороженный тихо подошел к ней, пока огненное явление приводило в ужас горожан.

Марина протянула запечатанный серый конверт со словами:

— Может, так ты что-то прояснишь для себя. Ничего не бойся. Если хочешь, чтобы твой кошмар закончился, прочитай это письмо.

Большаков послушно положил конверт во внутренний карман куртки и удалился. Огонь с новой силой разгорался в небе, будоража в молодом человеке ужас, пробирающий до костей.

«И где же твое бахвальство, с которым ты завалился к Бланке в театр? Почему от заплаканного лица Марины веет холодом и хтоническим смрадом?» — пронеслось в сознании Макса, пока он прокладывал себе путь до поместья.

Шурочка с красными и уставшими глазами встретила своего племянника, она обняла Макса, крепко прижимая к себе с неслыханной радостью.

— Ты вернулся. За обидные слова прости, мы все на нервах. Моя душа мечется, и я знаю, что ты не при чем. Поиски Миши продолжаются. Сегодня кто-то видел его на главной площади.

Александра Николаевна протянула распечатанный снимок с городской видеокамеры.

— Он жив, но почему-то прячется и не хочет идти домой. Я не понимаю, его никто не может найти, хотя, вот, по камерам, он был час назад у фонтана и смотрел какое-то идиотское представление! Он разговаривал с двумя клоунами. Неужели всем плевать, что по городу шатается мальчишка! Повсюду же объявления о его пропаже. Ну что за люди, не понимаю.

— Может, он… — Макс хотел сказать, что кузен затеял игру, но осекся. Он нащупал в кармане конверт и тот вернул его к реальности.

— Послушай, дорогая Шура, прозвучит очень странно, но никому не верь. Кто бы к нам не пришел с новостями — все нам враги.

— Я знаю, всегда так было. Нас окружают одни враги, нас всегда пытаются обмануть, манипулировать нами, задевать за живое, — Александра Николаевна разрыдалась после этих снов. Домработница заботливо принесла стакан воды и успокоительное, которые разлетелись по полу от одного взмаха Шурочки. — Я не буду это пить, сама глотай!

Бедная девушка покорно все прибрала и удалилась, оставив Макса и Шурочку наедине.

— Мне нужно тебе кое-что показать. Это не дает мне покоя, но чаще всего лечит мои пошатнувшиеся нервы.

Пока Макс шел под руку по своей тетей по едва освещенному солнцем коридору, он опасался, что вот-вот они войдут в темное помещение, где попирая стену или дымя сигарой будет ожидать Вайлет, или его брат с наглыми дьявольскими глазами.

Маленькая галерея Александры Николаевны не вызвала предполагаемого трепета в душе у Макса Большакова. Он оглядел пространство, куда его дорогая тетушка несла всякий мусор от мира искусства.

— Дурачок, это все для отвода глаз, — в выражении лица племянника, как бы он не скрывал брезгливость и непонимание, она прочитала все. — Самое важное я храню вот здесь, под этой простыней.

Шурочка указала на уголок комнаты, где была завешена картина темной материей. Большаков трепетно приоткрыл завесу тайны и увидел знакомый перстень на изображении, затем знакомый костюм. Вайлет, несколько помолодевший, смотрел на Шурочку и Макса глумливыми глазами.

— Я с ним разговариваю. Портрет, конечно, молчит, но я всегда рада выговориться ему. Я решила тебе показать его, потому что ты в детстве был очарован каким-то незнакомцем из твоих фантазий и снов. И я также очарована своим незнакомцем. Я верю, что мой мальчик найдется. Когда я прихожу в эту комнату и смотрю в эти очаровательные глаза, мне кажется, что я одна могу восстать против всего мира и победить.

— Шура, это пугает, — Макс попытался снова накинуть ткань на портрет Вайлета, но не вышло. Тетушка подхватила простынь и бросила ее в кресло.

— Я пока посижу тут. Косте ни слова! Ах, забыла совсем, тебя там твоя новая знакомая дожидается наверху.

Макс поспешил к дверям — до него донеслись слова Шурочки:

— Ей бы расчесать хорошо эти колтуны, да и подкраситься. Странная она немного, отталкивающая.

— Ну я же не собираюсь… — Большаков не закончил свою прощальную речь, как Шура его перебила.

— Я знаю, милый, но женщины просто так не цепляются за мужчин, и не дружат с ними. Во всем есть свой расчет.

Алиса дожидалась Большакова на подоконнике. Не успел он войти, как услышал визг вместо привычного приветствия. Девушка сообщила уже то, что знал Макс, но он бережно выслушал новую подругу, и лишь потом сказал:

— Это не Миша. Они делают все, чтобы мы думали, будто мой кузен в городе и ничего не произошло. Зато я знаю слишком многое о сектантах. Только, когда я упал в обморок, все разбежались. Странно, что не убили меня.

— Должна признаться, мне Марина позвонила час назад и рассказала, что ты был долгое время без чувств. И как только я это услышала, сразу примчалась сюда. Секта и пропажа Миши как-то связаны?

— А Марина что-то еще сказала тебе? — конверт с письмом пылал во внутреннем кармане, обжигал кожу сквозь тонкую ткань.

— Нет, а что она должна рассказать еще? — изумилась девушка.

— Не знаю, к примеру, что среди сектантов были малолетние дети. И так, вернусь к твоему вопросу насчет Миши. Думаю, Миша никак не связан с сектой, — Большаков раскрыл первую попавшуюся книгу с полки и принялся судорожно ее изучать — он любил в школьные годы гадать на случайных страницах.

— Макс, ты знаешь больше меня, и поэтому делись. Я живу в этом городе, у меня есть младший брат, отец, который еле передвигается по дому, и мне за них страшно!

Макс швырнул книгу на кровать со словами:

— Даже в книге написано, что я на верном пути, — Большаков не слушал, не внимал просьбам.- Представляешь, вчера виделся со своей школьной любовью. Она тут в маленькой театре актрисой пытается быть.

— А это тут при чем? Макс, я тебя не понимаю. Ты такой алогичный, словно ты блуждаешь внутри сна.

Большаков схватил Алису и бросился с ней на улицу. Они долго бежали по закрытой улице, пока не оказались у массивных серых ворот. Макс постучал кулаком по ним, но ответа никакого не последовало.

— А кто здесь живет? — девушка немного поежилась, мурашки испещрили ее кожу. Точно такое чувство она испытала, когда отец пару дней назад решил продемонстрировать ей, что может обойтись без костылей и коляски. Он отбросил приспособления и тут же упал лицом в землю. Алиса схватила окровавленного отца и вместе с младшим братом затащила в дом, где он не приходил в себя несколько часов.

— Я здесь живу! — на противоположной стороне улицы показался Губин в дорогих солнцезащитных очках и косухе. — Ты извини, Макс, что свинтили ночью, но ты так неожиданно заявился к нам, мы даже не успели подготовиться.

— А вы должны были готовиться еще с окончания школы. Неужели непонятно было, что я уехал не навсегда? — Большаков произнес это неожиданно для себя, слова сами вырвались из его гортани.

— Тогда пойдем, — изумился Губин.

Помещение, куда привел Губин гостей, походило на кладовую или небольшую нелегальную свалку.

— У нас тут ремонт. Будем расширяться, а библиотека же совсем не подходит для таких собраний. Макс, ты хотел мне что-то сказать? — Губин положил руку на плечо Большакова в то время, как Алиса осматривала черные мешки со строительным мусором и контейнеры, набитые чем попало.

— Да, я хотел бы рассказать на следующем собрании немного о мире Юстуса Гросса. Вы не совсем осведомлены о том, как там на самом деле обстоят дела.

— Макс, когда ты убегал из города, пообещал, что никогда больше не возьмешься за это дело. Особенно после смерти Натана ты почувствовал, что на пределе.

Губин снял очки. Его дьявольские глаза переливались при тусклом свете. Ухмылка никогда не слезала с его лица, но после короткой речи Большакова, она немного сдулась.

— Так ты серьезно намерен работать с нами?

— Работать? Ты не совсем нужное слово используешь. Я пришел быть вашим проводником. Знаешь, я приехал в Туман только ради денег, думал жениться на блогерше, которая замутила со мной только потому, что я обеспеченный мальчик. А она даже не знает, какие воспоминания, какое дело я оставил в этом городе. Сожалею, что мы с вами все так расстались.

Губин неожиданно заключил Большакова в объятиях и принялся рассказывать про планы на это лето: нащупать переход в Отторскую империю.

— Мы понятия не имеем, насколько удачные или неудачные попытки были у этих бедолаг, но одно мы точно знаем — тот мир такой же реальный, как и наш.

Макс перебил Губина:

— Для перехода в иномирье не нужно быть мертвым, достаточно правильно уснуть.

— Однажды во сне я видел пылающий город, над которым всходило первое солнце, — начал свой рассказ Губин…

Загрузка...