Солнце, которого не было

Глава 19

Дюк долго не мог уснуть и, сдавшись под самое утро, встал с кровати. Решил прогуляться до магазина, купить что-нибудь для завтрака. Сам он плохо ел после последних событий и по стоящим на своих местах продуктам в холодильнике знал, что Аня и Ника не ели вообще. В пятом бетонные стены были ниже, поэтому рассвет тут быстрее сменялся настоящим солнцем. На пустых улицах не было никого. Дюк шагал не спеша, всё оглядываясь по сторонам. Сам не знал, кого или что ищет: ребят, работающих на Николь, как Айзек, террористов или новые следы, говорящие о том, кто стоит за взрывом. Но откуда хоть что-то из этого могло появиться здесь? На пустой улице жилого района в пятом, среди зелёных полей и коренастых деревьев.

Дюк шагнул через порог маленького застеклённого круглосуточного магазина. За кассой молодой человек что-то смотрел на экране телефона и пытался не уснуть. Когда зашёл Дюк, он глянул на него, натянул кепку и вернулся к телефону. Дюка это удивило. В его секторе так беспечно никто не вёл себя с покупателями. Наоборот, пристально смотрели, чтобы кто-нибудь не ушёл, не оплатив то, что взял. Но это, чёрт возьми, пятый. Он всё ещё не на своём месте.

Дюк бродил в полудрёме и полутьме среди полок, которые освещались лампами от холодильников, и искал что-то, на чём будет инструкция по приготовлению. Инструкция была только на полуфабрикатах и выглядела примерно так: «Просто налейте воды». Но кормить этим Аню и Нику, тем более на глазах у Николь, определённо не стоило. Он поставил на место пачку с лапшой быстрого приготовления и залез в сеть. Набрал «лёгкие и быстрые рецепты для завтрака». Долго внимательно изучал каждый из них, затем начал искать всё необходимое по магазину. Закинул в корзину десяток яиц, ломтик сыра, бекон и зелёный лук. И если Дюк по привычке выбирал всё самое дешёвое (хотя на его счету было достаточно денег, чтобы скупить весь магазин), то с молоком, под которое выделили три холодильника (едва ли во всех магазинах второго набралось бы столько), этот номер не прошёл – цена у всех пакетов была абсолютно одинаковой. Рецепт подразумевал вкусный омлет, для которого оставалось найти только маленький лаваш. Направляясь к кассе, он всё же свернул к полкам с лапшой быстрого приготовления и закинул в корзину пару пачек на случай своей неудачи.

– Друг, а что со светом?

– Приказ был. Экономить электричество.

Дюк устало склонил голову набок, прислонил карту к терминалу и направился домой, уже стараясь не оглядываться.

Готовить на идеально чистой кухне Николь было страшно, но даже если Дюк и испачкал бы что-то, это уже не казалось ему катастрофой. В конце концов, Николь однажды его убила. Так страшнее ли этого её, возможно, испорченная посуда или плита, на которой, кажется, она никогда не готовила?

Дюк аккуратно нарезал бекон, зелень, натёр сыр и благополучно забыл о хлебном лаваше, который надо было чуть-чуть нагреть на сковородке. Он тут же попробовал вытащить его руками, обжёгся, отдёрнул пальцы. Дюк разозлился на себя и стукнул ни в чём не виноватую сковородку о плиту. Как итог: на плите ни царапины, а вот на подушечках пальцев у Дюка появились маленькие волдыри. Ругнувшись про себя, он постарался отодрать лопаткой уже пригоревший лаваш.

Почему-то именно сейчас парень вспомнил о единственном человеке, который был всегда рядом в моменты постоянных неудач Дюка. Для ребят из муравейника Дюк был тем, кто решал проблемы. Тем, на кого можно было положиться. Но для Эрика… Для Эрика Дюк был тем, кто создавал проблемы. Но Эрик, на удивление Дюка, не отказался от него. Наоборот. Когда он узнал, что Дюк ничего не соображает в машинах, то взял его в напарники и никому не позволял с ним работать. Не рассказал начальству, какую ошибку они совершили, когда наняли «отброса». Эрик учил его всему и никогда не ругал, даже если после Дюка приходилось делать двойную работу. Эрик действительно не заслужил такой смерти. Он должен был жить долго, занимаясь любимым делом и возвращаясь домой к девушке, которая так в нём нуждалась.

Дюк опять бросил сковороду, но в этот раз – в раковину, и сполз по белой стене вниз, опираясь на дверь кухонного шкафчика. Прикрыв глаза руками, спрятал слезы, которые покатились по щекам. Кто-то коснулся его рук. Аккуратно, но Дюк испугался. Хотя было очевидно, что, так громыхая, можно было кого-то разбудить. Кого-то, чья комната была на первом этаже. Ещё не зная, что это Николь, Дюк отдёрнул руки. Отстранился от неё.

Николь, присевшая напротив, широко раскрыла глаза. Она слышала, что брат Ани погиб во время разгерметизации вагонов, но не думала, что и Дюка это может так задеть.

– Прости, я напугала тебя?

– Немного. Но это ты меня прости, я, кажется, разбудил тебя. И испортил посуду.

– Да и чёрт с этим со всем, милый. Ты решил приготовить завтрак? Тебе помочь?

Голос Николь был невероятно нежным. И вид её в белом шёлковом платье с небрежно перекинутыми через плечо волнистыми волосами никак не сходился с той сущностью, о которой узнал Дюк. Не могла эта женщина, так напоминающая ему ангела, быть приспешником смерти. И это обращение… «Милый». Дюк всё ещё таял, когда она называла его так. Поэтому, когда Николь потянулась приобнять его, он не смог сдержаться и приобнял её в ответ.

– Вставай, я помогу тебе. Что ты хотел приготовить? Оу, давай и пальцы твои залечим.

Когда Аня проснулась, Дюка в кровати не было. Она подскочила, испуганно начала оглядываться. Разозлилась, потому что ночью сказала ему, что так не любит просыпаться одна в комнате! Немного успокоившись, легла обратно, повернулась в сторону окна. Смотрела куда-то вдаль, но сфокусировать взгляд на чём-то конкретном не могла. Вроде, и хотела встать, но, казалось, что ноги её не будут слушаться. А потом, на её же удивление, получилось резко вскочить. Аня как раз смотрела на дверь, когда услышала шаги в коридоре. Она точно знала, что это Дюк.

Выбежав из комнаты, Аня врезалась в него. Кажется, это уже стало привычкой. Он поймал её, когда девушка отшатнулась, и слегка прижал к себе. Эти робкие объятия были случайностью. Но Дюк её не отпускал, а Аня не сопротивлялась. Более того – постояв с минуту с опущенными руками, она решилась обнять его в ответ.

– Нас пригласили на опознание Эрика, – прошептал он в тёмном коридоре этого огромного белого дома. – Ты уверена, что хочешь пойти?

Она кивнула.

– Спасибо, что дал мне время и право выбора. Я решила, что хочу попрощаться с ним сейчас.

На пороге появилась Ника. Стояла, как призрак, бледная, всё ещё в бинтах, в ранах и царапинах. Они заживали быстрее, чем человеческие, и вскоре обещали исчезнуть вовсе, не оставив и маленького шрама. Но та рана, что зияла в груди Ники, казалось, не заживёт никогда. Об это говорили и красные от слёз глаза.

– Я пойду с вами, – едва слышно прошептала она. Нога ещё болела, но опираться на неё Ника уже могла.

– Нет проблем. Можем выдвигаться, как только вы обе хоть что-нибудь съедите. Я тут жизнью ради завтрака рисковал.

Дюк поднял залитые пеной обожжённые пальцы в знак того, что отказы не принимаются. И, вроде, он шутил, но голос, которым произнёс всё это Дюк, выдавал его переживания.

Белые стены домов оказались просто пустяком по сравнению с кафельным помещением, где Дюк уже однажды проснулся после смерти. Он не знал, было ли это простое совпадение, или Николь хотела ему о чём-то напомнить, направив тело Эрика именно в тот морг, где ухаживала за воскресшим Дюком… Перед тем как ступить за порог места окончательной регистрации граждан, он крепко сжал руки в кулаки, но тонкая белая ладонь скользнула по его предплечью, и Дюк расслабил кисть. Их пальцы переплелись, образуя крепкий замок.

– Не бойся, я с тобой.

– В этих местах бояться уже поздно, – прошептал Дюк.

– Мёртвые пугают? – спросила Ника, так же застыв на пороге и не решаясь переступить его.

– Живые, Вероника. Живые, которые так часто отправляют меня в это место. Боюсь тоже однажды отсюда не вернуться.

Опознание было лишь первым, одним из самых тяжёлых шагов в прощании с Эриком.

– Я не могу, – призналась Ника. – Не хочу видеть его на этом холодном столе.

Она прикрыла глаза, из которых опять полились слёзы. Хотя ей казалось, что за эти пару дней она выплакала их все. Просыпалась, ждала сообщений от Эрика, что он жив, что с ним всё в порядке. Что он выходит с работы, и чтобы она вышла ему навстречу. Они вместе зайдут в её любимую пекарню, перекусят и прогуляются по парку.

Но этого больше никогда не произойдёт. Надежда умрёт, как только она увидит его на столе. Все туманные воспоминания о том дне, который сознание Ники так пытается стереть, всплывут снова. Она не готова. Попрощается с ним в третьем. На церемонии, где он, как и её младший брат, будет выглядеть просто мирно спящим, опрятно одетым в костюм.

– Оставайся. Это нормально, – успокоил её Дюк.

Когда работник морга открыл лицо Эрика, Дюк только закрыл глаза, глотая ком в горле. А вот Аня охнула, прикрыв руками рот. Смуглая кожа брата побледнела, и, сколько ни отмывали его работники, в волнистых волосах осталась пыль от взрыва. На лице и руках были ссадины и синяки.

Аня потянула руку к Эрику, но коснуться не решилась. Ей казалось, что этот человек так много пережил… Она коснётся его, и он рассыплется в пыль от испытаний, что выпали на его долю.

Дюк накрыл её руку своей ладонью, и она коснулась лица брата. Мир вокруг не рухнул, брат не превратился ни в прах, ни в песок, ни в известь. Так и остался лежать перед ней.

– Я ненавижу этот мир за всё, что с ним случилось. Хочу жить так, чтобы он гордился мной. Дура, – заплакала Аня. – Он же мёртв, ему всё равно.

– Нет, солнце, – прошептал Дюк. – Я думаю, он смотрит на нас с небес, где теперь оказался, и гордится тобой. И любит. Чтобы ты ни делала.

– Думаешь, Бог всё-таки есть? – прошептала Аня, пока по щеке её катилась очередная горькая слеза.

– Не знаю, детка.

– Ты же уже умирал…

– Умирал, но никого не видел. Если Бог и есть, то беседы со мной он явно избегает.

– Я хочу верить, что есть. Хочу верить, что Эрик сейчас в лучшем мире. Что он теперь с родителями, и что у них всё хорошо.

Аня всю свою жизнь отрицала существование Бога. Ведь, если он есть, то как мог допустить такие разрушения в мире? Но сейчас ей очень хотелось верить, ради Эрика, что все эти сказки – реальность.

– Я понимаю тебя, Аня. Я тоже хочу верить в Бога и знать, что этот замечательный человек обретёт покой, которого он заслужил.