Иногда среди привычно заполненных бытовыми делами и надоедливыми походами на работу, ничем не примечательных дней случаются такие, которые запоминает весь мир.
Нике и Эрику повезло: сегодня они попали на посадку в новый вагон до пятого сектора, откатавший от силы три недели по скрипучим старым рельсам. Кто-то в толпе даже пошутил, что поезд только что с завода второго сектора. Они ехали в пятый для встречи с Аней и Дюком. Та обещала похвастаться кое-чем интересным и попросила Эрика не ругаться, что его, кстати, слегка насторожило.
Непривычно тихий вагон, редкое солнечное утро в стеклянном тоннеле скорорельса – и внезапный взрыв. Такой оглушающе громкий и настолько сильный, что прочные окна посыпались мелкими осколками. Но не повреждение этих окон было страшным. Глаза Ники почернели. Всего на миг сбилось дыхание, пока не появились отверстия на шее.
– Нет, нет, нет! – закричала она, когда пришла в себя. Схватилась за голову, та раскалывалась от сильного удара. Руки тряслись от страха, от наплыва адреналина, и, когда она увидела на ладонях кровь, не сразу поняла, что это её. Только что она коснулась открытой раны на виске.
Но Нике было плевать на собственное самочувствие. В дымовой завесе она искала Эрика. Он стоял со стороны взрыва, прикрыв её собой, и следом был сбит стоящим рядом пассажирами. Оба они отлетели в сторону после резкого торможения, и, чтобы доползти до него, Нике пришлось приложить немалые усилия. После неудачной попытки встать на ноги, почувствовав сильную боль, она решила ползти на коленях.
– Нет, нет, Эрик!
Шум ветра за разрушенным стеклянным тоннелем, аварийная сигнализация, просившая успокоиться, не паниковать, использовать кислородные маски, которые должны были выпасть из крыши вагона, – всё смешалось с криками и слезами выживших и звоном в ушах.
Подняв голову вверх, Ника увидела, что ячейки, где должны были храниться маски, пусты. И ей ничего не оставалось, кроме как молиться. А когда она поняла, что Эрик уже не дышит, молиться стало поздно.
Она, как смогла, притянула его к себе, и громкий плач сменился тихим всхлипыванием. Длинные рыжие волосы прикрыли склонённую к любимому голову, на белом платье было так много следов крови, что новые, от крови из ран Эрика, уже не пугали. Ника не знала, что будет дальше, но знала, что сейчас хочет проснуться, и чтобы это всё оказалось просто страшным сном.
Но проснуться не получалось. Ни у неё, ни у кричащих рядом. Среди тех, кто пережил кошмар наяву, были и те, кто только что узнал о своей мутации. Сейчас они не волновали Нику. Разве, может быть, только один. Мальчик, что, как и она, остался в сознании. Так же, как и она, он, кажется, потерял близкого.
– Мама, – кричал мальчик, пытаясь разбудить молодую женщину с уже посиневшими губами. Её светлые волосы мокли в растекающейся луже крови, и малыш то и дело норовил коснуться её. Грудь не вздымалась в дыхании, открытые голубые глаза застыли с выражением ужаса. – Пожалуйста, проснись! Я буду очень послушным, я больше не хочу ту дорогую машинку. И плакать больше не буду, никогда-никогда, пожалуйста, только проснись!
Ника взглянула на Эрика, прикрыла глаза, уже не сдерживая слёз. Те катились по лицу и больно щипали царапины на щеках. Прошептала, тихо всхлипывая:
– Прости меня. Прости, я так пыталась сберечь тебя, и у меня это… – колючий ком застрял в горле, – … не получилось. Это моя вина. Если бы я не попросила тебя уехать… Если бы ты остался работать… Я так не хочу тебя отпускать, но я сейчас нужна ему больше. Если я ему не помогу, если оставлю так, ты не простишь меня, правда? Ты бы тоже выбрал помочь живым, да?
Она поцеловала его в лоб, поцеловала в последний раз. Хотя ещё утром думала, что касаться любимого губами будет до конца жизни. Его жизнь закончилась сегодня.
Ника аккуратно опустила Эрика, провела ладонью по его лицу, по волнистым чёрным волосам и поползла в сторону мальчика. Остановилась рядом и, схватившись за поручень, поднялась на ноги.
– Малыш, помоги мне, иди сюда.
– Но моя мама не просыпается! – плакал тот.
– Я знаю, я помогу ей, ладно? Только сначала помогу тебе, а потом ей, хорошо?
– Правда?
– Правда-правда, иди ко мне. Я не смогу к тебе подойти, у меня очень болит нога.
Малыш посмотрел на маму и поверил в слова незнакомки. Когда Ника стукнула кулаком по кнопке аварийного открытия дверей, вагон выпустил их из своих железных объятий. Она старалась прыгать на одной ноге, на вторую почти не наступала. Хромал и мальчик.
– Старайся не наступать на стекло, – процедила Ника сквозь стиснутые зубы. Болело всё: голова, рёбра, плечо и нога. – Ну, малыш, не наступай, – повторила она и, споткнувшись, упала. Больно поцарапала колени.
Ника собралась с силами, проползла ещё немного и притянула к себе малыша, сев спиной к дымящемуся поезду.
– Посмотри, малыш, на этот красный лес. Ты видишь его?
– Тётенька, там моя мама! Вы обещали ей помочь.
– Я знаю, малыш, там ещё и мой любимый человек. Он поможет ей, а я помогу тебе. Ну же, посмотри на этот лес, пожалуйста, – продолжала лепетать Ника, отвернув голову малыша от вагона, куда он так стремился посмотреть. – Там, в лесу, мир, который мы с тобой можем увидеть. Мало у кого есть такие способности. И сейчас это наше с тобой проклятье. – Она шептала, хотя ей казалось, что она говорит громко.
Когда Ника увидела приближающихся Ареса и Аксель, то уже не смогла сдержать слёз. Она разрыдалась, ребёнок заплакал следом.
– Я хочу к маме, – сказал он, когда Аксель взяла его на руки.
– Я понимаю, – прошептала приспешница. Внешне спокойная, но на деле едва сдерживающая крик ужаса от вида разрушенного поезда и его стеклянной защиты. Террористы – реальная опасность. И они живут с ней в одних стенах этой чёртовой системы секторов. Разрушают её дом.
Перрон быстро заполнялся людьми. Взрыв был слышен на весь сектор, но что это было, поняли не сразу. Ноги Ани подкосились, когда столб чёрного дыма поднялся над невысокой бетонной стеной вокзала.
«Эрик, всё в порядке?» – тут же написала она и попыталась позвонить, но его телефон не отвечал. Что случилось на самом деле – оставалось только догадываться, и не было ничего мучительнее ожидания. Тревога, бессилие, страх – всё это Аня вдохнула со следующим глотком воздуха, и из лёгких оно быстро распространилось по сосудам, проникло в каждую в клетку организма и заставило застыть.
Только спустя полчаса, когда открылись двери, через которые должен был прибыть скорорельс, стало ясно: сбылись все самые худшие догадки. Небольшая группа людей во главе с двумя приспешниками двигалась к перрону. На руках у Аксель плакал ребёнок, а Арес нёс на спине… Нику. Её Аня узнала и больше не сопротивлялась слабости в ногах. Рухнула на землю, когда не смогла найти в толпе Эрика. Глаза наполнились слезами, а руки сжались в кулаки.
Из-за спины Ани Дюк рванул вперёд, к Аресу.
– Где парень?
– Какой? – удивился Арес и не сразу понял, почему лицо этой рыжей девушки показалось ему знакомым. Они виделись лишь в день свержения Миры. – Твой друг? – охнул Арес. – Он был с ней? Я не видел его, но, Дюк…
Арес остановил его, когда тот хотел рвануть вперёд по рельсам, схватил за плечо и чуть не уронил Нику, тут же подтянул её обратно. Дюк тоже развернулся – удержать её от падения.
– Не стоит туда ходить. Одному точно. Три разгерметизированных вагона, и она была в одном из них. Если ты хочешь скорбеть – лучше вернись на перрон и помоги своей подруге. – Арес кивнул в сторону ревущей в солдатской форме Ани. Сегодня они должны были сдавать нормативы, видимо, пришли сразу после этого. – Если хочешь помочь, дождись команды спасателей и выполняй приказы. Нужна слаженная работа, и двери не откроют просто так.
Дюк постарался утихомирить своё быстро бьющееся от страха сердце. Арес прав. Форма солдата не давала ему право бежать, сломя голову, и подвергать опасности остальных людей: и на перроне, и тех, кто остался в закрытых вагонах скорорельса.
– Не хочу тебя торопить с выбором, но мне бы пригодилась твоя помощь.
Испуганное выражение лица Дюка сменилось безразличным. Не думать. Просто не думать о смерти Эрика, не представлять его мёртвое тело, не думать о том, что будет дальше с Никой, с Аней… с ним. Он повернулся к Аресу:
– Жду твоего приказа.
– Беги вперёд, проси людей разойтись, женщины и дети пусть вообще покинут вокзал, мужчины помогут пострадавшим взобраться на перрон. Встреть медиков, скажи, что нужны носилки, пусть сообщат о ещё пострадавших, пусть приезжают ещё бригады, готовятся к спасению тех, кто находится в скорорельсе. Нужны маски с кислородом, скорорельс ими не оборудован.
– Что? Как?
– Отставить вопросы, рядовой.
Дюк кивнул, рванул вперёд, начал кричать:
– Разойдитесь, все уходим с перрона! С вокзала! Мужчины оказывают помощь, остальные уходим! Дайте дорогу! Дорогу медикам!
И если вам кажется, что Арес сейчас вызывал восхищение, то на деле восхищение у самого Ареса вызвал Дюк. Когда у Ареса на руках Гелиос истекала кровью – он не был солдатом. Он был мальчиком, на руках которого умирал его мир. И пусть Эрик точно не был для Дюка всем миром, но его поведение сейчас – совсем не то, на что на самом деле рассчитывал Арес.
– Не мешайте, не толпитесь. Дайте дорогу медикам, – продолжал кричать Дюк, возвращаясь на перрон.
– Аня, – отвлёкся он. – Надо помочь живым.
– Эрик…
– Эрик… Там, в вагонах… Но ты нужна здесь, сейчас. Ты же солдат? – Голос его дрожал. Не получилось повторить фокус Ареса. Но Аня, издав ещё два громких всхлипа, встала на ноги. Она сама поставила себе эту планку. Солдат. Что сказал бы ей Миша, если бы она продолжала лить слёзы, сидя на перроне, вместо того чтобы помогать?
– Встреть медиков, помоги добраться сюда.
Она едва кивнула и растворилась в толпе, а по щекам её продолжали уже беззвучно стекать слёзы.
Когда помощь на перроне была распределена между прибывшим отрядом, Аня и Дюк в числе новобранцев помогали пострадавшим в масках дойти до сектора и ужасались от того, как близко был поезд к сектору. Взорвись он минут на пятнадцать позже, мог повредить последние двери на пути. Но этого не произошло – вот о чём в первую очередь нужно было помнить, чтобы перестать бояться, чтобы твёрдо шагать по рельсам, сопровождая выживших.
День казался бесконечно долгим. Руки, испачканные в золе и земле, устали, дрожали от физических усилий и голода, а может, и от страха. Солнце этого тяжёлого дня склонялось к горизонту, когда спасатели проделали только половину работы. Камеры, летающие по периметру и снимающие репортаж, неоднократно останавливались на Ане, Дюке и ещё паре мутантов, показывая, какую неоценимую помощь и поддержку оказывают сверхлюди.
Аня долго оттягивала момент, когда можно будет пройтись по разгерметизированным вагонам и найти в них Эрика, – настолько долго, что надеялась и не увидеть его там. Но как же она удивилась, узнав, что его тело забрали ещё до её прихода на место происшествия.
Дюк, не обговорив это решение с Аней, попросил Ареса проследить, чтобы тело Эрика забрали одним из первых и вызвали их в качестве родственников в порядке очереди. Он сделал это, опираясь на собственный опыт.
– Зачем? – хмуро уточнил Арес.
– Хочу, чтобы она сама выбрала, каким хочет запомнить его: живым или мёртвым. Знаешь, когда не видишь тела близкого человека, можешь представить, что он уехал за лучшей жизнью и просто перестал с тобой общаться.
Когда умерла Ляля – Дюк плакал долго и очень не хотел идти на похороны. Тогда Ришель, обняв его, прошептала: «Если ты не хочешь видеть её мёртвой, ты имеешь право не ходить. Тогда для тебя она останется жива. У тебя есть право помнить её живой. Как будто она просто уехала. Уехала жить в пятый. А когда ты будешь готов, то придёшь поговорить с ней на могилу. Нет, она была бы не против, я уверена. Ведь ты сам прекрасно знаешь, что смерть человека – проблема только тех, кто любит их. Не умерших».
Дюк не знал, каким запомнила Эрика Ника, не знал, видела ли она его тело, или, может, сразу потеряла сознание, но он оставил выбор Ане. Он знал – она поймёт, когда он ей всё объяснит.
– Это очень благородно с твоей стороны – оставить ей выбор, – произнёс Арес.
Поздним вечером, когда всем пострадавшим была оказана помощь, они стояли у скорорельса. Шум стих, стихла и сирена. День закончился так, как и начался. Стояли вдвоём, наблюдали тихие сборы у разрушенного вагона. Арес, изучая обуглившиеся края повреждений, сказал:
– Не понимаю, как это могло произойти.
Дюк подумал, что вопрос риторический, и, не вытаскивая руки из карманов, перевёл взгляд с разрушенного вагона на Ареса только после следующей фразы:
– Они всё же решили действовать.
– Кто? – на выдохе спросил Дюк, надеясь, что ему эта фраза просто послышалась, что она не была сказана на самом деле. Ведь если об этом взрыве знали… Знали, что он может быть, и не предотвратили его… В первую очередь, конечно, он подумал, как зол, ведь Эрик мог остаться в живых, а следом сразу понял, на кого будет направлена аналогичная злость народа. На Киру.
– Террористы.
Глаза Дюка широко раскрылись.
– Я не понимаю.
– Об этом не говорят, поэтому и не понимаешь. Утром, после того как я остался у тебя, помнишь? Была угроза теракта. Было сообщение о взрывном устройстве, но оно оказалось ненастоящим. На нём была надпись: «Чтобы обезвредить, обрежь синий провод». – Арес сделал паузу. – Только синего провода там не было. А когда таймер сработал, мне на лицо посыпались конфетти, а внутри было ещё послание: «В следующий раз это будет настоящий взрыв, если вы не выполните наши условия».
– Какие условия? – тихо спросил Дюк. Сбывались его худшие опасения. Нет… он даже поверить не мог, что этот человек может быть причастен к взрыву…
– На этот вопрос ответит твоя тётя. Я думаю, это не единственный случай. Если есть требование выполнить условия, значит, условия уже были выдвинуты. Но я слышал, что одно из них – вернуть сбежавшую Миру к власти.
– Синий провод? Надо было перерезать… А его не было?
– Ага.
– У меня появилась необходимость кое-куда отлучиться. Можешь проводить Аню? И, если Веронику Волкову, ту, что ты нёс на плечах, выпишут, забери и её домой к Николь. Ещё я бы попросил тебя остаться с ними до моего прихода. Или хотя бы до прихода тёти.
После лёгкого кивка солдата Дюк направился в сторону сектора. Специально подловил момент, когда Аня будет отвлечена. Она стояла в центре вагона, откуда забрали тело Эрика, словно ожидая чего-то.
– Ой, а тебе не нужно заполнять отчёт какой-нибудь? – развернулся Дюк, но Арес махнул в ответ рукой. Когда Дюк ушёл, Арес, постояв с минуту, направился к Ане.