Ноги заплетались, я шёл с трудом, почти весь мой вес взяла на себя девушка-медик. Далеко мы так не уйдём, вон нас обходят, вскоре окажемся замыкающими, а там и добьют меня. А девчонка упорная, всё равно тащит, не бросает. Я даже слёзы у неё на глазах рассмотрел. А так и не сбежишь, чистые поля вокруг, пристрелят. Чуть левее на холме деревушка, за ней и будет роща, где стоял штаб моей дивизии, куда я пленного оберста привёл. Мы по обочине топали, по самой дороге непрерывным потоком то техника шла, то пешие пехотные колонны. Изредка лошадиные упряжки с пушками. Одина раз рота на велосипедах попались. Полчаса шли, пока я время на обдумывание тратил. Это всё из-за контузии, мысли плавали, постоянно возвращаться приходилось к плану дальнейших действий, всё в сторону их уводило. Или зависал. Да ещё тут обдумывал одно предположение. Ну вот чувствую, что всё, это окончательная жизнь, перерождений больше не будет, потратил все. Не знаю откуда это чувство, но оно есть.
Я хоть и на границах сознания был, вот-вот вырубит, но всё же пока мог говорить, и спросил у той:
— Я громкой говорю? Не слышу, кивни.
Увидев кивок, стал говорить тише, пока на шёпот не перешёл. Что ещё плохо, я заметно заикался, контузия сказалась. Если медленно говорил, ещё ничего, а если быстро и волновался — тушите свет. Вот что я ей сказал:
— Как я упаду, меня добьют, а жить хочется. Найди пару парней покрепче и договорись, донесут меня до места ночёвки, получат за это по краюхе хлеба и банке тушёнки. Ну или больше, тут торгуйся. Тебе тоже будет. Добро я помню, вытащу тебя, когда из плена бежать буду.
Тут я споткнулся, голову мотнуло, и как взрыв в ней, вырубило.
Очнулся я в каком-то сарае, большой, видать скотник, забит пленными так, что места даже сидеть мало, видать пересыльный пункт. Тут идёт распределение, простых красноармейцев в свои колонны, командиров свои. Рядом и белобрысая сидела, перевязывала голову другому раненому, а около неё два крепких парня, судя по петлицам артиллеристы. Ну да, туда специально таких громил набирают. Заметив, что я очнулся и гляжу на них, оживились, и начали что-то говорить мне.
— Не слышу, — пошарив по телу, сунул руку в левый карман шаровар и достал из хранилища блокнот и карандаш, заточенный. — Пишите.
Один быстро начиркал:
«Договор. Три буханки хлеба и три банки тушёнки».
— Добро. Отнесите меня к стене, дам плащ-палатку, сделаете угол нам с белобрысой. Я её защищаю. Там и получите всё что обещано, и сверху. Свою работу вы сделали.
Те кивнули. Пользуясь тем, что они тут самые здоровые, дотащили меня до стены, угол был, и оттащив за ноги двух каких-то бойцов, судя по злым лицам, ругались, я как раз свёрток плащ-палатки незаметно достал, и натянули, зацепив за гвоздь на стене. Как раз палатка получилось. Белобрысая за нами шла, с раненым та закончила. Так что я забрался в палатку, и достал сидор, в который и убрал всё запрошенное, плюс перочинный нож и котелок с заваркой. Те получили, очень довольные остались. Откуда всё взялось, даже не спрашивали, сильно голодные были, судя по блескам в глазах. К ним сержант-артиллерист подошёл, видимо старший у них, вот почему на троих просили. Сели рядом с нами, а я махнул девушке рукой, подзывая, успел шинельку красноармейскую на пол постелить, грязная солома от вони мало спасала. И как та забралась, дал ей круглый котелок с рисовой кашей на молоке, два кусочка душистого белого хлеба и кружку с чаем. Чай с лимончиком.
— Спасибо что не бросила. Я обещание сдержу. Как оклемаюсь, сам сбегу и тебя вытащу. Клянусь. Главное, чтобы ты на глаза немцам не попадалась, не покидай палатку.
Всё это отняло у меня последние силы, девушка ещё успела меня кашей покормить, одна ложка на двоих, но у меня обратно всё пошло, в общем контузия есть контузия. А блокнот у белобрысой, с помощью него общаемся. Та пишет, я читаю. Как оказалось, она даже и попросить не успела, тот сержант-артиллерист услышал меня и подхватил, когда я падал. Дальше уже несли. Договор есть договор.
Три дня в бараке. И я был зол. Белобрысая пропала, очнулся только что, а её нет. Сосед, не знаю его, да и плащ-палатка пропала, написал, что немцы ту увели. Артиллеристов не было, они на следующий день после прибытия сюда, перебрались на другую сторону барака, вроде у них там сослуживцы были. Барак каждое утро опустошался, не трогали только раненых, за ними врачи присматривали, и снова к вечеру пополнялся. Моего личного врача не трогали, я тупо прятал её в палатке. А так подкармливал белобрысую, та меня кормила, сейчас сам ел, попытки организма всё это обратно выбросить были, но я не давал. Хоть сил сберёг. Также достал спички из кармана и кусок ваты с бутылью спирта. Та мне уши промыла от сгустков крови, и вообще осмотрела. Форма моя рванина. Видно осколками посекло, если не на ленточки, то близко, а тело фактически не пострадало. Лишь кровавая царапина с внешней стороны бицепса левой руки и второе лёгкое ранение на ноге, кожа содрана, у колена правой ноги, с внешней стороны, чуть ниже колена. Так что контузия тут самое тяжёлое, что я получил. Уши та мне промыла, слух за эти три дня не вернулся, но каналы чистые, от крови отмыла. Написала, что левое ухо, перепонка лопнула, правая вроде ничего, да и крови там почти нет. Само восстановится, нужно только подождать. Прописала мне покой. Ну это я и сам знаю. По сути эти три дня я был никакой, в редкие минуты осознания, а я в большинстве случаев просто спал, осматривался, выдавал белобрысой еду, и снова спать, так что покой и только покой. А доставал еду незаметно, показывать хранилище я не собирался, и в курсе что из наших котелков белобрысая кормила и других раненых, потому побольше доставал. Так надо. Я хоть к этому государству и её руководителям крайне негативно отношусь, но не к гражданам. Это их не касалось. Не всех.
И вот, как третья ночь в бараке прошла, я просыпаюсь, светло, стенки плащ-палатки нет, её вообще нет, белобрысой нет, вот сосед всё и пояснил. Про палатку пожал плечами, кто-то спёр. Явно знает, но не пишет кто. Встав, стена помогла, я постоял, пережидая головокружение и приступы тошноты, но определил, что эти трое суток покоя, с неплохой пищей на молоке, в основном каши, дали мне необходимое время, в ушах всё тот же шум, надеюсь всё же со временем пройдёт и слух вернётся, но особо не шатало, так что я двинул к дверям. Шёл спокойно, перешагивать через других пленных не требовалось, барак пуст, два десятка раненых, кои не могут ходить, тут их не добивали, военврач в грязном халате присматривал, и подошёл к воротам, забарабанив по ним кулаком. Открыли не сразу, но всё же открыли, одного солдата подстраховывал второй.
— В бараке офицер, что переоделся в простого солдата, и комиссар-жид. Я выдам, если меня лечить будут, — сказал я тем на немецком. Один из солдат, тот что поздоровее, махнул рукой, мол, на выход.
Выйдя через калитку, мне не ворота открыли, а так да, в коровнике держали, их тут четыре в ряд, и один из солдат, тот что здоровее, и повёл меня куда-то. Поначалу спрашивал, видел губы шевелятся, но я сказал контузия, ничего не слышу, да и видны пучки ваты, что из ушей торчали, так что кивнул, что понял. А вёл тот меня к зданию правления свинофермы, где видимо и размещалось администрация пересыльного пункта. Меня оставили у крыльца, где скучал ещё один рядовой с ремнём винтовки на плече, а сам конвойный забежал внутрь, видимо докладывать обо мне. Кстати, у часового на ремне был обычный карабин «Маузер 96к», как и у конвоира, самое массовое оружие в германской армии. Так вот, это по советским нормативам «Маузер» — карабин. У немцев же такого понятия как карабин — нет. Она у них называется укороченная винтовка, или облегчённая. Сам недавно узнал, в прошлой жизни, пока в камере сидел, многое узнал, вот и это выяснил. Всё же от книг мне не отказывали. Даже зрение испортил. Я держался за перила крыльца, чуть-чуть меня качало, но состояние было куда лучше, чем в тот момент, когда очнулся или меня вели в колонне среди пленных. Я вообще думаю контузия у меня не тяжёлая, а средняя. Может чуть выше среднего. Сам себя напугал. Месяц отлежусь, главное слух восстановить, и как огурчик, хоть сейчас в бой. А белобрысую нужно выручать, я обещал, поэтому и не стал тянуть. Она красивая, мало ли кому понравится. Как покинуть барак способ нашёл, теперь стоит отработать допрос и побег, а было чем.
Тут да, стоит немного пояснить. Пока я эти семь дней хранилище набивал всем интересным и что может пригодится, я также добыл и бесшумное оружие. К сожалению, из-за недостатка времени найти немецкие образцы мне не удалось, но был свидетелем выброски с самолёта бойцов осназа ночью. Те нашли два грузовых мешка из трёх, и убежали, видать спешили. Третий найти не смогли, а я смог. Да он мне фактически на голову свалился. В общем, в мешке припасы и три «Нагана» с глушителями. Те самые, братьев Митиных. Плюс глушитель для винтовки, но самого оружия не было. Ну и патронов немного, в основном для «Наганов» и «ТТ». Все три револьвера я привёл к бою, заранее подготовил, вот сейчас и используем. Стоит отметить, что тот «выброшенный» из хранилища «КВ-2» всё же тоже считается моим. Да и весь состав с двадцатью тяжёлыми танками я прибрал к рукам. А тот островок помните, по середине болота? Все двадцать там, плюс ещё с три десятка других разных машин. Всё укрыл маскировочными сетями. Воду слил, законсервировал, к зиме приготовил. Тут мои мысли были прерваны конвойным. Выглянув наружу через открытый дверной проём, он взмахом руки подозвал, так что я стал подниматься по ступенькам, тяжело, сил немало съела дорога до этого здания. Однако поднялся и пройдя по коридору, дошёл до лестницы, и поднялся на второй этаж. Тут тоже дорога заняла некоторое время. Конвойный открыл дверь кабинета, за столом сидел молодой лейтенант, и закрыл дверь за собой, оставшись стоять у двери, контролируя меня. Резкие движения мне противопоказаны, поэтому мягко поворачиваясь, в моей правой руке появился «Наган», и выстрелил тому в лоб. Вверх, от бедра. Поднимать оружие много времени. Снова повернувшись к лейтенанту, тот похоже заорать собрался, я негромко, не слыша и не видя, как падает тело конвойного за спиной, сказал на немецком:
— Не ори. Бери ручку и пиши куда дели девушку-врача из моего барака. Сегодня утром забрали. Белоголовая.
Забавно, но в немецком языке нет слова «белобрысая». Тот косясь на оружие, стал быстро писать. Сам я встал у стены, опёрся спиной контролируя дверь, к счастью конвойный падая не открыл её, набок завалился, ну и самого хозяина кабинета. Пара минут и тот разогнулся от столешницы, настороженно поглядывая на меня. Делая мелкие шажки, под босую ногу попалась стопка папок, я их уронил, запнувшись, и зашёл за спину лейтенанта, приставив ствол глушителя к спине, и стал читать через плечо. Тот написал, что девушка была отправлена машиной, два часа назад, в женский лагерь для военнопленных. Машина посетит несколько пунктов сбора и до полного соберёт кузов пленницами, чтобы много раз не гонять. Номер лагеря указан, но адреса не было, вот я и уточнил:
— Пиши адрес этого лагеря. Да, напиши где мы находимся.
Оказалось, в сорока километрах от Бобруйска. То-то на юг нашу колонну пленных вели. А лагерь для женщин военнослужащих у Слуцка. Пока временный. Около ста километров до него. Нормально. Тут дверь открылась и в кабинет собрался зайти гауптман. Тоже Вермахта, из охранной дивизии, как и его подчинённые. Похоже командир сортировочного лагеря. Этому сразу в голову, старался стрелять надёжно. Тут произошёл уникальный случай, пуля, отрикошетив от лба, попала в верхний косяк двери. Рана серьёзная получилась, но похоже капитан жив. Впрочем, ненадолго. Когда выходил, выстрелил ему в сердце. Тот на спине лежал в коридоре, зайти в кабинет он не успел, только дверь открыть. Стоит добавить, что капитан был третьей жертвой, лейтенант второй. В спину сначала ему выстрелил, ствол напротив сердца упирался, потом уже по капитану, так что отходя от стола, прихватил офицерскую тетрадь, в которой писал хозяин кабинета, с информацией по белобрысой, постарался свалить побыстрее. Из кабинетов выглядывали, поэтому действовал я шумно, стрелял и закидывал в кабинеты ручные оборонительные гранаты «Ф-1». Скатившись на первый этаж, выстрелил в часового, что забегал внутрь, и выбравшись наружу, не через вход, как попал в здание, а через окно одного из кабинетов на первом этаже, достал тут «Т-38М», и забравшись на место командира, запустив движок, пользуясь тем что у командира дублировано управление, покатил прочь. Там катил сам, препятствий у бараков не было, и крутя башней, бил из пулемёта по солдатам. Кстати, люк открыт был, пусть вата в ушах, но ещё навредить слуху я не хотел, и так больно было от хлопков гранат в здании администрации. Одной длинной очередью ударил по плотной группе солдат, выбегавших из здания, где явно казарма была. Не стоит думать, что убил всех, десяток если повезёт, и раненых сколько-то. Я всё же уникум и феномен, и из пулемёта движущейся бронемашины способен точно стрелять, так что собранный урожай был неплох. Добил бы, но диск опустел, пока менял, танкетка ушла за скотники и покатила по дороге. Пули звенели по броне, но пробитий не было. Если кто торопливо снаряжал бронебойные патроны в магазины своих укороченных винтовок, то поздно, я уже укатил. Разогнался до двадцати пяти километров в час, дорога на свиноферму хорошо укатана, узкие гусеницы танкетки не тонули, шёл ходко. Чуть позже ушёл в поле. Скорость сразу снизилась до пятнадцати километров в час. Да тут были поля вокруг. Вроде на горизонте тёмная полоса имелась, там же река Березина, но я катил как раз в другую сторону. Лес и река были в сторону Слуцка, а я не хотел показывать куда двигаюсь, чтобы меня искали в той стороне. Отлежусь до ночи и вылечу на самолёте к Слуцку.
Скатившись в низину, тут засеянные пшеницей поля вокруг, гречишное поле я уже проехал, и решил поменять технику, ну укачало, не мне контуженному на такой технике ездить. Заглушив движок, с трудом выбрался, голова кружился, шлемофон оставил на сиденье, и убрал бронемашину. Потом её обихожу, когда восстановлюсь. Не сейчас, не в этом состоянии. Искать её будут, немцы не оставят действующую советскую бронемашину в своём тылу. Укатил я от лагеря километров на пять, вряд ли больше. Или по следам придут или авиаразведчика вызовут. Это если будет свободный самолёт. Скорее всего и по следам группу пошлют с чем-то серьёзным. С пушкой на прицепе или пушечный броневик, которому броня моей танкетки на один зуб. Шатаясь, я старался идти по ряду колосков пшеницы, чтобы не надломить их и не оставить след. След от гусениц за спиной отлично видно, по нему и дойдут до этой низины, а мне нужно подняться на холм, там полевая дорога, как я успел рассмотреть. К слову лагерь находится в стороне от трассы, я как раз к ней двигался, увидел автоколонны со столбами пыли над дорогой, вот и ушёл в низину. Надо найти место где пережду день. Доберусь до дороги, и не оставляя следов укачу куда подальше. Кстати, это поле явно засеяно с помощью сеялки, механизированным способом, а не вручную, ряды ровные, между ними хватает места для моих босых ног. Тёзка немало походил босиком, ноги привычные. По пути присел, прямо на свою рванину натянул комбез немецкого танкиста, и пилотку сверху. После чего надел обувь, полуботинки, вооружился, и вот так дошёл до дороги. Судя по пыли с разных сторон, окружают. Ничего, достал мотоцикл, на нём как раз обозначения танковой части Вермахта, правда та наступает сильно севернее, на границе с Прибалтикой, но ничего, прорвёмся.
Каска и очки скрыли лицо, вату в ушах не видать так что катил себе по дороге, проскочив перекрёсток, где как раз разверчивалась позиция, с десятком солдат. Противотанковое ружьё мелькнуло у позиции, где двое рыли окоп. А быстро среагировали. На меня не обратили внимания, видят, что свой, «МП-40» на груди висит-качается. Вот так уехал к Березине, пустынной берег речки нашёл, подальше от населённых пунктов, неплохое место как взлётная полоса, убрал всё, оставшись в своём тряпье, босой, искупался, ох как хорошо, от меня попахивало, голову не мочил, то есть, с головой не нырял, но сидя голышом на белоснежном песке пляжа, намылил ту с мылом, помыл, ватку менять пришлось, намокла. Потом забрался в кустарник, завернулся в шинельку и сразу вырубило. Поесть успел. Ушицы во время остановки, ещё сидя на мотоцикле, и тут привычной рисовой каши. А белобрысую я обязательно спасу, она серьёзно обо мне заботилась. Ходить к отхожему месту я не мог, так та обломок кувшина, там фактически одно дно, использовала как больничную утку, и относила к отхожему месту. Даже обмывала меня изредка, мало воды выдавали, особенно вечером, там всё выпивали те свежие бедолаги, что привели с очередной колонной. Стоит отметить, что сегодня я неплохо поел, признаки тошноты были, состояние так себе, но удержал, супу грамм двести, фактически бульон с рыбой, и каши около ста пятидесяти грамм. Для моего состояния неплохая норма. С кашей чаю попил и спать.
План мой не сработал. Проснулся я в темноте, немного позже чем рассчитывал, но когда попытался встать, то потерялся, где небо — где земля, не мог понять, темнота стояла серьёзная, тучи закрыли небо, не видно звёзд, вот так упав, и докатившись до кромки воды, понял. План на грани краха, какое тут пилотирование, я и пары шагов сделать не могу. Я даже идти не могу. Болел я в одной из жизней куриной слепотой, очень похожие симптомы. Поэтому что я сделал? На четвереньках вернулся в лежбище, снова достал шинель, а то убрал, прежде чем встать, поел ушицы, у меня ещё шесть котелков запасённых осталось, до полного, с двумя кусками хлеба, аж в пот бросило, горячее блюдо, и снова завернувшись в шинельку, уснул. А что делать? Рассвета ждать нужно.
В этот раз проснулся снова в темноте, но с одной стороны горизонта уже появились просветления, похоже рассвет готовился вступить в свои права. Я умылся в речке, искупался прямо в своём тряпье. Шинельку уже убрал в хранилище, поэтому переплыл на другую сторону берега, и лежал в воде. Вода лечит, как же хорошо. Выбрался из воды, когда уже утро наступило и Солнце нижним краем оторвалось от горизонта. А всё же хорошо после воды. Сначала поел, снова ухи, жидкого нужно, борщ и щи всё же тяжеловаты, а лапши с курицей я не догадался отварить. Обязательно сделаю попозже. Котелок добил, там грамм четыреста оставалось. С двумя кусками хлеба солидно. Снова в пот бросило, хотя влажная форма не давала телу перегреться. Вот так доставая котелки, пустые, те что использовали и не помыты, их содержимое в бараке мы опустошали, ну и отмыл в речке, используя песок как абразив. Потом достал кухни и наполнил снова, делая повторный запас. Хлеба нарезал кусками, а то тоже закончился. Чёрт, я даже немного порыбачил, поймал карасика и пару краснопёрок на удочку, и всё. Мелкие, отпустил. Мудрить я не стал, достал «Шторьх», с этой стороны берег Березины тоже был подходящий луг, этот связной самолёт вряд ли вызовет вопросы у немцев, если только: не эта ли машина пропал с аэродрома у Кобрина? Номер-то на фюзеляже тот же. Я как-то не планировал использовать этот самолёт днём. Да и до Кобрина не так и далеко. Эта машина вполне может быть в розыскных листах и отследить маршрут полёта тоже вполне могут. Если повезёт. Я на бреющем лететь собрался. Переодеваться не стал, так в своей рваной красноармейской форме, в которой и собирался выйти к своим, забрался в салон, запустив движок, и не прогревая, тот итак прогрет, поднялся в воздух и набирая скорость на бреющем полетел к Слуцку. Карты местности у меня были, да и планшетку того лейтенанта из лагеря прихватил, где находился знал, маршрут построил до Слуцка, чтобы облететь населённые пункты и дороги. Где-то конечно мелькну, облететь всё не удастся, но надеюсь не обратят внимания.
Стоит отметить, что я действительно собрался выходить в этом обмундировании. А что, срам прикрыт, а то что голая коленка через прореху проглядывает, то ничего страшного. Из потерь особо серьёзного я не понёс. Жаль, что винтовку «Мосина» потерял, она вписана в мою красноармейскую книжицу, но все документы имеются в наличии, в хранилище. Вон с «СВТ» выйду к своим, будет чем возместить потерянное личное оружие. Правда и сейчас эта самозарядная винтовка особой славой не пользуется, но бойцы НКВД её ценят, как и сотрудники Особых отделов, поэтому и собирался с нею выходить. Больше ничего не нужно, документы и оружие. Всё равно в госпиталь отправят, а после выписки новое получу. Вот так и летел, минут сорок, это ещё быстро, сел на опушке леса, тут удобное место, дорога и свидетелей нет, то что я на посадку пошёл кто-то может и видел, да наверняка были свидетели, а вот как сел и убрал самолёт в хранилище, точно нет. Так что ушёл я вглубь леска, его пройти насквозь и с другой стороны и будет Слуцк. Вот так я и шёл. Бежать не мог, у меня и при быстром шаге отдавало в голову, а вот лёгкая неспешная прогулка, это нормально. Когда я вышел на лесную дорогу, скорее даже тропинку, встреча с немцем оказалась внезапной для нас обоих. К счастью, отреагировал я сразу, хотя тот тоже шустр был, свою винтовку к бою приводил, скинув её с плеча, ну очень быстро, виден опыт, но ствол моего револьвера, с глушителем, уже смотрел на него, и следовали мои приказы, опустить велосипед, и карабин на землю, снять амуницию и раздеться. Сам при этом крутил головой, но визуально кроме доревев и листьев никого. Да, мне посыльный на велосипеде попался, с сумкой курьера. Допросил я его быстро, тот писал на блокноте лейтенанта ответы. Оказалось, ничего о женском лагере для военнопленных в Слуцке тот не знал, как раз и катил в город. Служит в комендатуре одного из сёл. Срезать решил.
Немца пристрелил, всё трофеи с него прибрал. Документы в планшетку лейтенанта. Там же документы конвойного, лейтенанта и капитана. Да, время терял, но забирал. Для отчётности. Вон, гауптману на френче вырывал пуговицу нагрудного кармана, когда нащупал там то, что искал. А так пошёл дальше, за полчаса пересёк остаток леса, и вышел на опушку. А тут повезло, обнаружил грузовик, большой, дизельный «Мерседес» с крытым кузовом. Полный привод. Там двое солдат возились с передним колесом. Пришлось подождать минут двадцать, пока не закончат. Пробитое колесо те заклеили тут же, решили не оставлять на потом. По резиновой вони от клейки я их и нашёл, выходя к опушке. Тут подобравшись по-пластунски, всё же восемьдесят метров от опушки до грузовика далековато для револьвера, даже для меня. Запыхался сильно, руки дрожали, но те возились, заканчивая ремонт. Не засекли, трава высокая. Так что дважды кашлянул глушитель револьвера. Одного наповал, другому пуля в ногу прилетела. Нормально. Подойдя, присел у тела раненого, и когда тот кончил стонать, пуля в колено — это больно, но сердце у рядового крепкое, выдержало, и допросил. Про лагерь он знал, водила был, описал где тот находится. Так что добил его, натянул френч, а то у меня из формы противника только комбез танкиста, а больше как-то не нужно, раньше пользовался, но там форма в негодность пришла, шаровары свои оставил, эти двое их уже испачкали. Организм в случае смерти так срабатывает. В кабине всё равно только верх видно. Пилотку тоже надел. Документы и оружие забрал, карабины обоих в кабину с ремнями и подсумками. Сел за руль и покатил к городу. Машина гружённая, шла тяжеловато. Продовольствие в кузове было, причём с нашего склада, а мне не убрать, хранилище уже полное. Пострелял я их так, что от окраин, а до них метров шестьсот было, не видно разыгравшуюся драму. Те между машиной и опушкой были, от города не видно их. Так что запустив движок, я покатил к городу. Тела быстро обнаружат, но я уже выложился, утащить их в лес сил не было.
Дорога вела к посту на въезде, но там колонна пленных его покидала, поэтому на меня не обратили внимания, и я оказался на территории. Немного поплутал, но всё же нашёл хлебозавод. Он во время бомбёжки был разрушен, но ограда и несколько корпусов сохранились. Вот в здании и держали наших девчат. Я припарковался не так и далеко от ворот, и в бинокль стал изучать территорию. А тут возвышенность, улица вниз спускалась, и ниже меня был хлебозавод, поэтому двор я видел. Как и то что там построили почти семь сотен пленных, и в возрасте были и совсем молоденькие, хватало и тех, кто в гражданском платье был. Чуть не половина. Проходили какие-то процедуры, после чего девчат загнали в блоки содержания. А содержание щадящие, всего две вышки с часовыми, пулемётов нет. Я же, убрав бинокль, задумался. Трижды по рядам прошёлся, но не нашёл своей белобрысой. Некоторые из пленниц в платках, но всё равно не было её там, это точно. Нужен язык, узнать куда дели мою подопечную, найти её, и дальше к своим. Хочется побыстрее в госпиталь на мягкую койку с белыми простынями, и с добрыми и безотказными медсёстрами. Последнее шутка. Нет, всё работает. Просто интересный медицинский казус, белобрысая о нём знала. Как только кровь приливала к члену, я терял создание от вспышки головной боли, похоже отток крови шёл от головы. Может это кому и смешно, мне вот как-то не очень. А сейчас надо что-то делать. В таком виде покинуть кабину грузовика я не могу, поэтому стронувшись с места, покатил по улочкам, поглядывая по сторонам. Приметив пару местных парнишек, у кустов рябины, у одного значок приметил. Не боится немцев, пионерский галстук не носит, но показывает свою храбрость. Вот рядом с ними я и остановился, и в открытое окно выглянув, под маскирующий шум двигателя сказал пару слов, чем заинтересовал обоих.