Сокрушитель

Глава 9. Освобождение и ранение

Те просто краснели от ярости, но найти выход из ситуации сразу не смогли, поэтому подумав, покинули подвал. Им явно нужно посоветоваться и найти выход из ситуации, которую сами же и создали. А я довольный снова лёг. Отпустят не отпустят, может переиграют, я всё равно в выигрыше. Подумав хотел достать аккордеон, я продолжал разрабатывать пальцы, у меня и три разных гитары было, тоже наигрывал, но не стал, шуметь не стоит, за дверью часовой, слышу иногда как тот шмыгает носом и сплёвывает. Как ни странно, я пока ни разу концерты не устраивал, не нарабатывал практику исполнения в новом теле. Об этом я и размышлял, когда дверь снова открылась, похоже в петли песок насыпали, чтобы те так с хрустом скрипели, отдавая по нервам. Бр-р. Мелок по школьной доске не так противно скрипит, по сравнению с этими петлями.

— Чего так долго? — высказал я свои претензии, двум бойцам конвойных войск НКВД, что зашли в подвал с карабинами. Те за плечами у них были.

— Не твоё дело. Как приказали, так и прибыли, — недовольно буркнул один. — Руки.

Наручников не было, использовали верёвки, связав сзади, я успел накинуть шинель, лежал на ней ранее, та нараспашку была, и вот так меня вывели, и усадив в пролётку, я умиляюсь, покатили в сторону центра Москвы. Ещё поспорили, один предлагал везти на Ярославский вокзал, но решил старший — Казанский. А пролётка-то похоже наёмная. Ну да, прибыв на Казанский вокзал, ту отпустили. На запасном пути стоял спецэшелон, меня сдали охране, бумаги на меня, и отбыли, свою работы конвой закончил, меня же, подняв вверх руки до хруста суставов, отчего я согнулся, сопроводили к третьему вагону, дали поднятья на подножку и в четвёртую камеру спецвагона. Тут было четыре места, как купе. Заняты два, оба нижних. По виду из воров, один постарше, фиксой сверкал, странно что не отобрали, явно съёмная, второй молодой, сразу видно — шестёрка.

— О, краснопузый, — сказал с фиксой.

— Почему краснопузый? — заинтересовался я, растирая запястья, верёвки у меня сняли. Конвой ботая сапогами удалялся.

— Флаг целовал? Клятву давал?

— Было дело.

— Спи с открытыми глазами, девочка.

А вот это уже оскорбление. Два удара, только молодой успел дёрнутся и на пол упала заточка. Шустрый. Убрав оба тела в хранилище, еле вошли, я лёг на нижнюю койку, нагретую фиксатым, и стал ожидать отправления. Оно началось уже через полчаса. А вскоре я спокойно спал, пока эшелон увозил несколько сотен осужденных прочь от столицы. Ха, я думал в теплушках возят, а тут спецвагоны с решётками. Накрылся шинелью и спокойно спал. Отлично день заканчивался.

Разбудили меня крики и шум решётки. Особенно когда за ногу потрясли. Я бос был, в вагоне терпимо, тепло, сапоги стояли у входа, портянки сверху, чтобы вонь меньше шла.

— Осуждённый, где двое других? — спрашивал у меня один из конвойного взвода, в звании лейтенанта, судя по кубарям. Или он сержант? Чёрт его знает. Вообще, я читал в газете, что конвойные войска расформированы и вошли в другие подразделения НКВД.

— Не знаю. Когда засыпал были. Хотя вроде шептались что-то про отмычку.

После этого меня оставили в покое. Побегали, но прекратили. Передали на ближайшей станции о побеге двоих осужденных, взгрели двух дежурных по вагону, видимо дали бежать, хотя непонятно как, следов драки у меня в спецкупе не было, и так дальше катили. Меня всё равно разбудили, затребовал конвойного, чтобы в сортир сопроводил. Потом обратно. Чуть позже еду принесли в жестяных тарелках, каша сечка, так себе, есть не стал, вывалил в свободный котелок, запас будет, а сам поел любимой манки. Эх, запас кончается. Завтрак закончил чаем с лимоном и бутербродом. И достав книгу Майн Рида, не дочитал, я с десяток книг прочитал пока в госпитале лежал, пусть на английском, мне не страшно. Тем более интересно всё написано. Так и ушёл с головой в приключения, главное успеть брать книгу во время обхода. Тем более слышно, как боец ходит. А вот во Владимире, где мы простояли три часа, ко мне в купе трёх новичков завели. Похоже эшелон вёз только воров, криминальную шушеру. Других фронтовиков я тут не видел.

— О, вояка, освободи койку.

Я посмотрел на говорившего, и этот с фиксой. Хм, трое, сложно, двое в хранилище точно войдут, трое вряд ли. А что, я от тех двоих избавился. Эшелон идёт, в сортире форточка, пусть решётка есть, но руку высунуть можно, вот и достал их из хранилища снаружи, и выкинул с обрыва тела. Теперь этих троих следом отправлю. Надо дождаться, когда поезд пойдёт. Побыстрее бы уже конечная.

Сняли меня в Горьком. Охрана вообще меня боятся начала, в третий раз соседи по купе пропадают. Причём, я избавился от тел в движущемся эшелоне даже не покидая купе. А тут окно открывалось, рука не пролезала, щёлочка узкая, а пальцы вполне. Это позволило выкинуть все три тела, через хранилище. Пропажа ещё троих напрягла охрану просто до предала. Долго выспрашивали куда те делись, я говорил: открыли решётку и ушли. Сам остался, меня всё устраивает. По настойчивости я понял, что один из тройки или их агент, или подсыл какой. За то дальше путешествовал один, вполне комфортно. Жаль, что недолго, в Горьком вывели, и усадив в машину, куда-то повезли. Оказалось, на аэродром, причём в наручниках, дефицит, и утром следующего дня, а я с охраной ночевал на аэродроме, уже был в столице. Привезли меня в Главное управление НКВД. Не на Лубянку, там ремонт идёт, пока временно разместились в трёх корпусах одного здания. Выселили какую-то контору, там всё равно пусто, как я слышал, сейчас многих эвакуировали в Куйбышев. Долго не мурыжили, оформили мою доставку, и уже местный конвой сопроводил в кабинет. А там знакомый старший майор.

— Доброго утра, — сказал я, проходя в кабинет.

— Неплохо выглядишь.

— Авиаторы в душевую пустили, а их прачки мне форму постирали. Договорился за шоколадку.

— Причём за немецкую. Меня удивляет твоя способность устраиваться везде с комфортом, даже под охраной и в наручниках. Чаю?

— Можно. О, с теми печеньями, что в прошлый раз угощали. Понравились.

— Сейчас принесут. Садись на диван. Диван конечно не такой удобный, что сгорел в моём кабинете, но тоже ничего.

Эту шпильку я пропустил мимо ушей. Хотя нет, не пропустил.

— Сгорел? А что случилось?

— Здание управления сгорело, проставляешь? Кто-то подогнал огнемётный танк, и сжёг.

— Ничего себе? Бывает же такое? Надеюсь вы его нашли и наказали?

— Ищем. А ты не слышал? Слухи широкие и сейчас ходят, а бригада твоя в Москве.

— Да какое там, я из нарядов не вылезал, спал по два-три часа. Засыпал за чисткой картошки. Вон, палец порезал.

На несколько минут в кабинете воцарилось молчание. Я отдавал должное чаю и печенью, похоже старые запасы, то что выдавали в последнее время, чаем назвать сложно, смесь какая-то. А вот о чём размышлял майор, без понятия, да и не интересно, если честно. Наконец тот очнулся от раздумий.

— Знаешь за чем ты тут?

— Даже знать не хочу.

— Вот как? Почему?

— А меня всё устраивало, такой отличный план был, хотел изучить жизнь уголовников в естественной среде, а то у нас полстраны из сидельцев, хочу понять их. Это опыт. Пару лет бы посидел, потом ушёл в бега, устроился бы где. Это не сложно. А тут меня с этапа раз и дёрнули, в столицу привезли. Я хочу вернутся на этап. Пусть осудили меня за чужое преступление, но приговором доволен.

— Издеваешься?

— Конечно.

— Значит, всё понял?

— Что суд фикция со множеством правовых нарушений и на меня решили с помощью него нажать? Конечно. Удивило что на этап ушёл.

— Тут я тебе поясню. Ты курсе что даже запасы Первой Мировой и других войн истощили? Вооружать дивизии нечем, а тут один ушлый интендант услышал о тебе. Сначала в радиоэфире внимание привлёк, потом узнал, что ты танковую бригаду снаряжаешь. И неплохо так. Узнал через своего человека в её интендантской службе, и решил нагреть на этом руку.

— Тот комиссар в доле?

— Да, как таран использовали. Договорится не захотели, дешевле бесплатно тебя использовать. А ты раз, с улыбкой идиота заявляешь, что с радостью идёшь на зону. Пока они думали, что делать дальше, сменившийся дежурный вызвал конвой и тебя отправили. Документально ничего не оформили, сменившийся дежурный не в курсе дела, и решив прикрыть коллегу, задним числом оформил тебя. Увезли тебя на Казанский, к ворам, а должны были на Ярославский, где формировался эшелон с дезертирами и другими военными преступниками. Поэтому тебя так долго искали, пока не выяснили куда отвезли. Кстати, куда делись те пятеро из твоей камеры в вагоне?

— Умерли. Задохнулись, когда в форточку вылезали. Тесная она.

— Да, тело одного на насыпи нашли, значит, скоро и других найдут. Удивляешь ты меня, всегда действуешь жёстко, не сомневаясь. Абакумов тоже твоя работа?

— Кто такой Абакумов?

— Думаю ты знаешь. Мы сначала пошли не по тому пути, но сейчас клубок распутывается. Те девчата, которых ты по своим частям отправил, это свидетели.

— Если есть что предъявлять, предъявляйте. Или я уйду.

— В том огне больше ста человек погибло.

— Мне нужно проявить сочувствие, или ещё что там? Сделать скорбный вид? — с деловым видом уточнил я. — На передовой каждый день тысячи погибают, а тут какая-то сотня. Вот честно, лучше на передовой, чем тут у столицы в клубке змей. Конечно интересно было вас послушать… Хотя вру, не особо интересно, но спасибо что просветили. Пока поездка по этапу откладывается, жаль, но переживём. Если есть что мне предъявить, делайте это, иначе я не понимаю почему у вас нахожусь. В ином случае хотелось бы отбыть к месту службы.

— Жаль, так хотелось поговорить по-человечески, по-простому. Я не работаю по твоему делу, а папка по тебе уже пухлой стала. Бригада твоя на эшелоны грузится, так что иди воюй.

— Вот так просто?

— Вот так просто.

— В чём подвох?

— Да нет тут второго дна. Война дело такое, всегда покажет, что за человек, всю суть. К немцам ты не побежишь, не тот тип, а лишить фронта первоклассного бойца, просто глупо.

— Раньше вашу службу это как-то не останавливало… Ладно, спасибо за чай. Последний вопрос. Чем эта парочка прижала комбрига, что он меня сдал?

— Были на нём грешки, нашлось на что надавить.

— Понятно. Знаете, хочу сменить место службы.

— Не дадут. Иди, тебя отвезут на вокзал… Про Беликову спросить не хочешь?

Этот вопрос меня догнал у двери, замерев у неё, чуть обернувшись, сказал:

— Не особо. Сам найду.

— Некоторые подразделения дивизии вырвались из котла, вышли и части медсанбата. Беликова с ними. Остатки дивизии тут под Москвой, идёт формирование и пополнение. Я выяснил, что та беременна. Анализы она сдавала, те подтвердили.

— Это не ко мне, а к её мужу.

— Мужу?! Она замужем?! — искренне удивился майор.

— Да, однокурсник из института, расписались и разъехались по местам службы. Он тоже служил где-то рядом с Брестом, вместе служить устроится у них не получилось. Фамилию она не меняла, а муж, насколько я знаю, в госпитале, раненый. В Горьком госпиталь.

— Хм, удивил, этой информации у меня не было.

— Рад вас порадовать. Надеюсь ещё увидимся.

— Хорошая шутка, — слышал я, выходя в коридор, дальше меня сопроводили к выходу, оформили, пропуск был, и выпустили.

Как я без документов доберусь до нужного вокзала, при мне только справка, что с меня сняты все подозрения в подрыве ротного, и всё, пока думаю. И слежка, которую я не сразу, но всё же засёк. Ничего, прошёл через проходной подъезд, зайдя в мятой красноармейской форме, выйдя бойцом Красной Армии со всем положенным снаряжением, вещмешком, винтовкой и побежал за трамваем, вскочив на заднюю площадку. Так и доехал до вокзала. Там штаб бригады, они как раз грузились, документы у меня взяли, что-то поправить нужно, и вернули. А разведрота уже отбыла, с первым эшелоном, у нас второй, так что я со штабом, с комендантским взводом отбывал. А направлялись мы на Смоленск. Ясно, под Вязьму. Фигово. Какой идиот отправил тяжёлые танки, туда где мало дорог и почва мягкая, торфяная? Тяжи там тонуть будут, постоянно застревая. Это настоящая диверсия. Хана бригаде. Через сутки наш эшелон попал под налёт. Тяжёлые бомбы сбрасывали с платформ «тридцатьчетвёрки», горел и штабной вагон. Я бежал от эшелона, когда страшный удар за спиной швырнул меня вперёд, и наступила привычная уже темнота.

Очнулся я от сильных болей по всему телу, что усилились, когда меня начали переворачивать. Очень болел, буквально пульсировал пах. Похоже отбили. Что-то всё знакомо. Вон, обмывают меня. Сдержать стон я всё же не смог, но меня переполняла радость. Я слышал звуки, поскрипывание, чужое дыхание, и многое другое. После сорока двух лет безмолвия, я просто передать не могу как был рад снова обрести слух.

— Очнулся? — отреагировав на мой стон, поинтересовалась пожилая санитарка в знакомом халате, завязки не спереди, а сзади. Она меня и обмывала. — Тебя только что из тюремной больницы привезли. Очнулась вчера девочка, рассказала всё. Разобрались что это не ты снасильничал, а те трое. Родители твои завтра придут, утром, а пока лечись.

Санитарка ушла, а я размышлял. Побит был сильно, нос сломан, два ребра, правая рука, выбиты два зуба, потроха отбиты. Я вернулся к тому с чего начинал, тело Глеба Русина, конец лета сорокового года. Вот никак не ожидал что до подобного дойдёт. Рад ли я? Да даже передать словами не могу как. Да плевать в кого, главное слух вернулся. У Вязьмы, когда наш эшелон стирали в пыль штурмовики, зенитки, а их четыре, отбить налёт не смогли, меня снова контузило. Уже тяжёлая. Очнулся в госпитале Москвы. Полгода провёл там. Слух так и не вернулся. Осталась тряска головы при волнении и полное отсутствие слуха. Комиссовали. Отправился в леса на границе Горьковской области с Чувашской АССР, недалеко от Волги устроился, где любил рыбачить, там и хутор выкупил, и жил. Да все эти сорок лет. Странно что столько протянул, но продукты натуральные, сам всё растил, свежий воздух, почему и нет? Нет, технику закупал новейшую, чаще просто угоняя, путешествовал от Камчатки до Парижа, но официально я отшельник, меня власти особо не трогали. Тут я музыкантом не был. Хорошую жизнь прожил. И не думайте, что на хуторе я один был. Отшельник официально, а на самом деле три жены, гарем, десяток детей. Вот в путешествие уезжал один, за границу, а со своими только в Крым отдыхать ездил. В Афгане война шла, когда умер. Кстати, а не помню, как умер. На охоту пошёл, пусть мне шестьдесят лет было, я ещё о-го-го. На два дня пошёл, с внуком, дети на лето спихнули, у него слух отличный, заменял мой, знаками, а азбуку глухих я знал, как и внук, подсказывал, что и где. Двенадцать лет пострелёнку. Мы гуляли по дикому лесу, заимку мою посетили, точно. Вспышка в окне. Значит убили. Надеюсь, внук уйдёт. Хотя, зная его, тот из своего мелкокалиберного карабина отомстит за меня. Парень отличный охотник и уже пустил первую кровь.

Я решил придерживаться той же линии, родители и брат с сёстрами Глеба у меня вызывали острую антипатию, иметь с ними ничего общего я не желаю. Так что будем разрывать родственные связи. Когда те пришли, я всё устроил как надо, да и свою версию произошедшего выложил, так что местные медработники были по сути на моей стороне. Подпортил я им репутацию. В общем, послал и отвернулся, общаться не желал. Так и сказал: родителей у меня больше нет. Ушли, хотя мать Глеба и пыталась вернуть прошлые отношения. Да и чёрт с ними, забудем. Главное хранилище на месте и полное. Между прочим, я был у финнов. Сначала в шестидесятых, мне баньку и домик зимние сделали, на полозьях. Потом в семьдесят девятом, новые заказал и купил, с новыми технологиями из облегчённых материалов. Старые к тому моменту изрядно поизносились, я их нещадно эксплуатировал. Особенно на Камчатке. Любил я там бывать. Вот не знаю почему, но нравилось там мне. А рыбалка какая? Эх. Что я скажу по запасам в хранилище? Припасов не так и много, чуть больше тридцати тонн. И бронетехники всего пять единиц. Танк «Т-80Б», тысяча девятьсот восемьдесят второго года выпуска. Двадцать пять полных боекомплектов к нему. Потом «ЗСУ-23-4 „Шилка“» тысяча девятьсот восемьдесят второго года выпуска, пятнадцать боекомплектов. «БТР-70», у которого пять боекомплектов. Четвертая машина не совсем боевая, это СНАР-10 «Леопард» советская станция наземной артиллерийской разведки. Машина, что я угнал за полгода до своей гибели, была тысяча девятьсот восемьдесят второго года выпуска. Я уже там разобрался что и как. Книжицы с инструкциями были. Если проще, станция видит откуда летят снаряды, на семнадцать километров дальность, где разрывы, и можно наводить на батареи противника свои орудия. Для этого я подумывал взять какую самоходную установку, но уже не тянул по весу, решил на месте что добуду, если новая жизнь будет. Чёрт его знает, может будет, и как видите, не ошибся. Поэтому пятой была… вовсе не наземная техника, а боевой вертолёт «Ми-24», к которому имелся запас топлива и десять боекомплектов. Тоже выпущен в тысяча девятьсот восемьдесят втором году. Я вообще эту технику раз в пять лет менял, беря каждый раз более новую и улучшенную. Не экспертный вариант, где ухудшены многие характеристики и не стоит часть оборудования. У наших угонял. Заметили, что вся боевая техника наша, советская? А я её изучал. Более ранние образцы помогали мне с этой быстрее и легче осваиваться и тренировки проводить. Вон, у станции артиллерийской разведки экипаж четыре человека, а я один справлялся. Глухой инвалид, и ничего.

И других запасов хватало, бытового и военного значения. Автомобилей мало. Амфибия «ЛуАЗ-967», «ЛуАЗ-969», поверьте, везде пройдут. «УАЗ-469», тантованный, потом «ГАЗ-66», в КУНГе техническая мастерская. Ну и «Волга», белая «ГАЗ-24», с автоматической коробкой передач. Экспортный вариант. Ещё мотоцикл «Днепр». Это всё из нашей колёсной техники. Она вся тоже тысяча девятьсот восемьдесят второго года выпуска. Вертолётов больше не было, но было два мотодельтоплана. Небольшой вес, приличная дальность, меня всё устраивало. Хотя из техники ещё квадроцикл и гидроцикл. Оба японской фирмы «Кавасаки». А вот снегоход и гусеничный мини-трактор, с ковшом для уборки снега, уже были фирмы «Ямаха». Запчасти ко всему имелись в наличии. Эта техника уже тысяча девятьсот восемьдесят первого года. Именно тогда я был в Японии. По морской тематике, то всего один катер, с каютами, где можно жить. Назвался большой круизный каютный катер. Десять тонн весил, два навесных двигателя. Скорость двадцать три узла на переделе, крейсерская семнадцать. Купил в Испании, в тысяча девятьсот восьмидесятом году. Очень мне он своим видом и характеристиками понравился. На борту водолазное оборудование, включая зарядку баллонов воздухом. Вот и всё. Остальная мелочёвка, её много, включая рыболовные принадлежности, но места занимает куда меньше выше перечисленного. Та же финская баня семь тонн теперь, домик в восемь. Топлива для техники немного, на пять-шесть вылетов для вертолёта, да и для техники на один выезд. Топливо этих марок в принципе распространено даже сейчас, добыть смогу. Это я к тому, что свободно в хранилище едва сто кило, не более. А теперь нужно лежать, и лечится. В прошлый раз месяц прошёл, пока меня не выпустили, синяки сошли и вообще более-менее в порядок пришёл. Правда, гипс тогда только-только сняли. Книги, путь и немного, в хранилище есть, будем читать. Я приключения предпочитал. Помнится, в прошлой жизни подарочные издания книг трёх авторов на английском нашёл и к рукам прибрал. Так вот что я скажу, дома они остались, в книжном шкафу. Дети у меня языками владеют, сам учил, читали. Однако и другие книги были, читал я их давно, вот и освежу память. Стопка рыболовных журналов, тоже почитать стоит, всё руки до них не доходили. Сын привёз из Франции за две недели до гибели, когда внука доставил, сын у меня в посольстве работает.