Сокровище Колдуна

ГЛАВА 4. Яха и покойница

1779 год, Тарбеевский лес

Сумрак напоминает умелого фокусника. Только он способен оживлять тени и окрашивать все вокруг единым цветом, тасуя, словно колоду, темные очертания предметов. Поэтому так трудно угадать, что скрыто под призрачной вуалью и какой секрет выскочит из цилиндра.

Граф Калиостро остановился у самой кромки поляны и посмотрел на небольшую, покосившуюся избушку без окон и дверей. Неподалеку, на широком пеньке, сидела старуха. И больше никого, ни одной живой души.

Но приближаться к Яхе граф не стал. Для начала помедлил, осмотрелся. Поляна возле старой избы и правда была загадочной: вокруг черепа да кости разбросаны, ветки, что на поляну направлены, голые и все в лесных волдырях, а те, что к лесу, еще в листьях и здоровые. Почва тут тоже особая — сухая, измученная. Ступаешь и не веришь себе: твердая как камень поверхность вся в трещинах, а кое-где среди желтой травы проплешины, на них виднеются следы огромных копыт, которые можно сравнить разве что с бычьими или даже крупнее.

— Sorprendentemente[1], — прошептал Калиостро.

Зажав в руке талисман — медный овал с тремя кругами, в которые были вписаны латинские буквы, — он сделал осторожный шаг вперед. А затем еще один, и еще.

Старуха в полумраке казалась неподвижным изваянием. Ни живая ни мертвая, а будто деревянная. Но граф понимал, что обманывают его глаза. Вспомнилась Калиостро и еще одна интересная деталь. Перед тем, как ехать в холодную дремучую страну, прочитал он книгу англичанина Флетчера, который упоминал в своем труде Золотую бабу или, как он писал, «Яха-баба», которая якобы жила возле реки и почиталась русскими как некое темное божество. Правда, с тех пор как мистер Флетчер совершил свое невероятное путешествие, добравшись аж до самой Сибири (а название-то какое сильное, могущественное: Сейбирь), минуло почти две сотни лет. С другой стороны, для божества разве это срок? Главное, чтобы это самое божество настоящим оказалось, а не сотканным из человеческих предрассудков да страхов.

Нахмурившись, Калиостро попытался оживить в памяти написанные в книге строки: «… Баба-Яха есть кумир в виде старухи, дающей на вопросы жреца прорицательные ответы об успехе предприятия или о будущем, то я убедился, что это простая басня [2]».

Прировняв могущественную старицу к героине сказки, англичанин, по мнению графа, поступил неосмотрительно. Не стали бы московиты, имея устоявшуюся христианскую веру с ее символами и строгими обрядами, продолжать подносить дары забытому идолу. Даже если образ Яхи собирательный, отнестись к нему надо с почитанием, поскольку на Руси даже блаженный заслуживает особого отношения.

Граф медленно двигался вперед, приближаясь к хозяйке Чертого Темечка. Когда он добрался до середины поляны, со стороны леса раздался противный старческий кашель. Калиостро повернул голову и заметил на одной из веток упитанного, черного словно смоль ворона. Тот с интересом наблюдал за гостем, странно приоткрыв клюв, откуда вырывались те самые человеческие звуки.

— Мое почтение, — произнес чародей и, немного помедлив, двинулся дальше.

Чем ближе становился дом, тем тяжелее давался каждый новый шаг. Граф будто вяз в болоте. Но как такое может быть? Почва под ногами продолжала оставаться твердой.

Шагов за двадцать Калиостро снова остановился. И внимательно прислушался к своим ощущениям. Ничего необычного. Даже потеплело немного, никакого промозглого ветра, тишь да гладь. Но ведь должно быть нечто особенное, что отделяет этот мир от привычного, человечьего. Тогда Калиостро направил свой взор на небо. А там происходило интересное: облака плыли скоро, а вот ночное светило словно играло в прятки, выглядывая то с одной стороны, то с другой.

«Немыслимо», — подумал Калиостро, восхитившись увиденным представлением.

Он долгие годы выдавал шарлатанство за магию, пытаясь обмануть не только высокопоставленных вельмож, но и простой люд. А здесь, среди дремучих лесов далекой и, можно сказать, варварской страны с ним на ровном месте случилось настоящее чудо, которое для московитов было обыденным делом. Может быть, всему виной особая природа? Больших городов здесь по пальцам пересчитать, а мелкие деревушки раскиданы словно просо меж заросших дорог. А расстояния такие, что пешком не дойдешь и на телеге не доедешь. При этом кругом нетронутые человеком просторы: дремучие леса да болота. Отсюда, видимо, и связь с иным миром столь тесная. Узнай кто в Палермо, что у крестьянина на Руси в доме обитает домовой, а хозяйство помогает вести леший, никто бы не поверил. А от Петра граф таких историй за дорогу наслушался предостаточно.

— Доброго здоровия, — произнес Калиостро, остановившись возле старухи.

Тяжело вздохнув, та повернула голову и подслеповато уставилась на гостя.

Между Яхой и графом было всего пять шагов, не больше. Он слышал ее дыхание, шамкающий звук, когда она причмокивала губами, и даже протяжный хрип, вырывающийся из груди.

— Просьтите, вы меня слышите?

Бабка прищурилась, кивнула. Граф приветливо улыбнулся.

— Чего тебе надобно, касатик?

— Вопрос у меня к вам один имеется. Позволите? — осторожно начал Калиостро.

— Говори, коль не шутишь.

— Клад я ищу старинный.

— Да тут, касатик, много чаго зарыто.

— Клад этот особый: сокровище это царица ваша лет сто назад в лесу неподалеку спрятала.

Вместо ответа Яха опустила голову. Наступило долгое ожидание. Но графу показалось, что старуха просто задремала. А может, даже захрапела, забывшись глубоким сном. Что ж, случается такое в почтенном возрасте.

Однако вскоре послышался голос прорицательницы:

— Дурное дело ты задумал, иноземец. И царица твоя из пришлых тожа здесь заплутала.

— Простите, что вы сказальи? — не понял Калиостро.

— Худо мертвецов обворовывать. Смертному такой скарб ни к чему. Пущая лежит тама, где ему положено.

— Марина сама велела мне его забрать! — с полной уверенностью заявил Калиостро.

— Убиенная? — уточнила старуха. — Сама?

Граф пожал плечами. Знал о тех смутных временах не так много. Но говаривали, что умерла Мнишек в подвалах Коломенской башни с тоски по своей незавидной воле. Впрочем, были и те, кто утверждал, что Марину Мнишек умертвили через повешенье. А третьи и вовсе болтали, будто полячка обернулась вороной и улетела к вольным землям. В общем, говорили разное. А там кто его знает? Хотя прозорливой Яхе должно быть виднее. Раз убиенная, значит, так оно и есть — граф спорить не стал.

— Плохое дело с мертвецом разговоры вести, — предупредила старуха. — На той стороне Калинова моста много лжи витает, а вы, смертные, её вкушаете по милой воле, как мед. А деготь — он и есть деготь.

— Помогите, Хрестом Богом заклинаю, — взмолился Калиостро.

— О, как ты заговорил, касатик. Стало быть, и ты во что-то да веруешь. Похвально.

На лице Яхи появилась едва заметная улыбка. Она приоткрыла беззубый рот и потянулась костлявой рукой к лицу графа. Тот не стал препятствовать. Хотя жест данный был недопустим по этикету, но Калиостро было плевать, — понимал, что стоит на пороге чего-то неведомого, потустороннего.

Палец ткнул сначала в щеку, затем чуть выше и левее — в висок. Калиостро прикрыл глаза, полностью доверившись ведьме.

Странные узоры возникали на лице иноземца, словно неведомый рисунок, — линии, черточки и спирали. Закончив с левой половиной, Яха перешла к

правой.

— Не бойся, не укушу и не прокляну я тебя. Наставлю на путь и не дам свернуть, знаний малешко подкину да сплету в паутину, веру найдешь да не пропадешь, — нараспев приговаривала старуха, проводя свой странный ритуал. — Три — хорошее число, для всего сгодится. Мертвый дух придет к тебе и не убоится. Повстречаешь ты его ровно три разочка, будешь слушать, наблюдать, раз, два, три — и точка!

Шершавый палец остановился на лбу, немного надавил в середину, и наступило облегчение. А когда Калиостро открыл глаза, то не поверил: вместо старухи напротив него сидела его точная копия.

— Что за шутки? — прошептал граф.

— Это поразительно! — ответило отражение чародея.

— Как такое возможно?

Отражение покачало головой:

— Impossibile[3].

После этих слов отражение покинуло кривой пенек и направилось в центр поляны. А граф остался на месте и молча наблюдал за происходящим, как и велела старуха в своем забавном стишке.

Остановившись посреди пожухлой травы, отражение Калиостро сделало легкое движение рукой, словно отодвигая портьеру, и перед ним возник осязаемый женский образ: невысокий рост, тонкие губы и слегка длинноватый нос, который при наличии больших глаз не портил внешний облик, а, наоборот, предавал ему особую привлекательность. Но главным был, конечно же, наряд незнакомки. Роскошное платье из салатового шелка и со вставками синего бархата, да расшитое дорогими каменьями, а еще пояс из серебряного глазета с треугольными фестонами и юбка из белого шелка со шлейфом, отделанная металлической тесьмой. На такую красавицу взглянешь — сразу скажешь, царица. Впрочем, догадка Калиостро была недалека от истины.

Марину Мнишек короновали в Успенском Соборе, так что получается, в эту удивительную ночь самая первая российская царица пожаловала в гости к чародею.

— К милости вашей взываю, помогите. Доверьте мне свою тайну! — попросило отражение.

Надменный взгляд коснулся мужчины в темном камзоле. И только чуть погодя, в тишине, раздался строгий женский голос:

— Кто ты таков, что должна довериться я тебе?

— Я покровитель твой в старом мире.

— В старом мире? А где тогда я? Отвечай!

— Умерла ты, матушка царица, оттого и мытарствуешь в безвременье.

— Умерла? — Глаза Марины сделались туманными.

Она попятилась назад, испуганно взирая на чародея. Её взгляд наполнился недоверием. Но это было лишь начало. В этот самый момент меж берез, что окружали таинственную поляну, послышался детский смех. Марина резко обернулась и всплеснула руками.

— Иван, Ивашка, сердце мое! Так вот ты где!

Мальчугану было года три отроду: низенький, худощавый и короткостриженый. Заливаясь веселым смехом, он прятался за деревьями, а потом выскакивал из укрытия и несказанно этому радовался.

«Сынишка Марины», — догадался Калиостро. Слышал он от знающего люда, что, когда Мнишек заточили в башню, Романовы, опасаясь за престолонаследие, извели ее дитя в совсем еще юном возрасте. Поговаривали, будто пытались его повесить, да из-за малого веса ничего у них не вышло. Вот и провисел малец на морозе так долго, что и замерз под улюлюканье кровожадной толпы.

Но, по всей видимости, дух Мнишек не ведал, что случилось с её отроком. И, увидев дитя, она не смогла сдержать эмоций. Кинулась царица к Ивану навстречу и растворилась в темном круге, что опоясывал поляну Бабы-Яхи.

Отражение графа осталось стоять на месте, потому как это было лишь первое видение в этот предрассветный час.

Справа от покосившегося ветхого дома возникла огромная остроконечная палатка. Полог взметнулся вбок — и появилась еще одна Марина. На этот раз была одета она в длинный дорожный плащ, из-под которого виднелось темно-зеленое, украшенное серебреной нитью платье. Постояла она у порога, жадно втягивая морозный воздух, словно волчица перед охотой. Затем сняла длинную перчатку, извлекла из крохотного бархатного мешочка драгоценный камень и тихо прошептала:

— Нептун, только ты мне путеводный ориентир в этой проклятой Богом стране!

Драгоценный камень в яркой оправе закрутился, завертелся, красуясь перед новой хозяйкой.

«Ценный артефакт», — отметил про себя Калиостро. А следующая мысль тут же обожгла его изнутри: «А что, если его она и схоронила в здешних лесах, когда в Коломну бежала?»

Следом из палатки показался высокий, сгорбленный от своей излишней худобы человек. Был он облачен в темный плащ с глубоким капюшоном, а когда повернулся, то продемонстрировал и таинственную маску. Чумной доктор — тот самый, что стал символом «черной смерти» для всей Европы.

Сняв широкую шляпу, человек без лица низко поклонился коронованной особе и произнес, не скрывая заметный немецкий акцент:

— Ваша милость, настоятельно рекомендую вам покинуть сие государство. Мои провидцы изволили узреть смутное время. Но не для люда дремучего, а для вас и ваших приспешников.

Грустный взгляд коснулся незнакомца.

— Став царицей московскою, больше не могу я жить жизнью польской шляхты.

— Сгинешь ты здесь почем зря. Вижу не просто боль, а ужас в глазах твоих: камень, узкие бойницы и детский крик в ночи. Захочешь помочь, но не получится. Башню ту твоим именем назовут. И станут кличать «Маринкина», — не сдерживая эмоций, затараторил собеседник.

Калиостро видел, как из глаз польской красавицы катятся слезы.

— Не смогу отступить! Тело ослушается, да и душа тоже, — ответила Мнишек. — Если уж идти, так до конца! Зарок я себе дала.

В ее руке появился сложенный втрое лист бумаги, который был исписан убористым мелким почерком. Крохотные буковки напоминали шерстяную вязь, словно царица не писала, а плела эти самые слова.

— Молю лишь об одном, передайте батюшке от меня, — попросила она.

Тяжелое дыхание, как у огнедышащего дракона, вырвалось из-под маски.

— Для начала я должен ознакомиться с документом. Таков порядок!

— Конечно, великий оракул, — не стала спорить царица.

Чумной доктор взял письмо, раскрыл лист и принялся читать вслух:

'Милостивейший мой государь родитель!

С нижайшею моею покорностию поручаю себя вашим милостям. По отъезде вашем, милостивый мой государь родитель, весьма для меня печальном, я не могу ни в чем более находить удовольствия и утешения, как осведомляться о добром вашем здоровьи и благополучном состоянии и спрашивать о том, о ком желательно мне чаще слышать. Ныне, при отъезде господ послов в Польшу, почла я за необходимое дело, известясь о добром здоровьи вашем, моего милостивого государя родителя, и уведомив также о своем, по милости Божией, благополучном здоровьи, убедительнейше просить о том, дабы вы, милостивый государь родитель, тем послам, которые отправляются к его величеству королю, изволили дать милостивый совет, всякое пособие и помощь в скорейшем и успешнейшем отправлении, чтобы оные дела наилучшим образом произведены были, понеже то весьма нужно и его царскому величеству, и делам нашим московским. К тому же, дабы оные послы там, в Варшаве, могли иметь при себе несколько воинских пехотных людей, как для вящей учтивости и почтения его царского величества, так и для тех дел, которые будут отправлять.

Все сие, милостивый государь мой родитель, поручаю вашей милости и усмотрению. За тем, при пожелании вам от Господа Бога доброго здравия и благоденствия, нижайше препоручаю себя любви и милости родительской.

Дано в лагере под Москвою, 26 генваря, 1609 года.

Нижайшая слуга и дочь послушная

Марина, царица московская [4]'.

Закончив читать, Чумной доктор сложил письмо, не нарушив изгибов, и коротко кивнул. А затем перешел к главному, волновавшему его делу:

— Что собираешься с сокровищами делать, царица? Учти, сила в них заключена нешуточная. У московитов тоже покровители есть, которым они поклоняются вопреки единому Богу. Так что не затягивай с передачей. Наш орден их сохранит в целости. А коли посчастливиться вернуться тебе живехонькой, отдадим все обратно по первому требованию.

— Не беспокойся, передам, как и договаривались. Завтра же приду в условленное место, и уговор будет исполнен, — уверила его Мнишек. — А пока спать, устала я сегодня очень.

— К старику своему направишься? — уточнил незнакомец.

Мнишек скривилась:

— Шутить изволишь? Был бы Дмитрием, пошла. А так предпочитаю ни с кем ложе не делить!

— Обязан спросить, — ответил собеседник и, поклонившись, исчез в лесной чаще, после чего раздался странный звук. Марина обернулась, прижав к груди драгоценный камень, носивший имя грозного морского повелителя.

Палатка растаяла в призрачной дымке. А Калиостро улыбнулся — догадался, что не отдала царица Нептун своему тайному покровителю. Нипочем не отдала!

Третье явление призрака произошло незамедлительно. И оно стало для чародея самым важным.

Женская фигура возникла среди берез и остановилась у огромного ветвистого дуба. Присев на колени, Марина заозиралась. Взгляд её был сильно тревожным. А прерывистое дыхание тяжелым. Калиостро даже показалось, что он слышит стук девичьего сердца. К груди она прижимала старую ветошь, в которую обернула нечто весьма ценное, а судя по форме, был это небольшой деревянный ларец.

Минуту она медлила, а потом запустила руку под расщелину между широких корней. Но тут же одернула ее. Из леса донесся протяжный вой, непохожий на волчий или бродячего пса. Громче, намного громче.

Прижавшись к земле, Мнишек затихла.

Калиостро, ощущая волнение, с замиранием сердца наблюдал за происходящим.

Огромная тень возникла рядом с полячкой. Это был человек — гигантский, словно гора, плечистый, но при этом довольно подвижный. Его плащ развевался на ветру, а лицо скрывала обычная белая маска. Называлась она Вольто, и носили ее простые горожане далекой Венеции в период проведения карнавала.

В руках мужчины блеснул длинный прямой кинжал. Граф инстинктивно дернулся, желая помочь Мнишек, а вот его отражение осталось безучастно стоять на месте.

Марина затаила дыхание, напоминая зайца, который почуял присутствие хищника. Здоровяк был уже в паре шагов от нее, но отчего-то не видел полячку. А может быть, специально оттягивал время, желая, чтобы она сама выдала себя.

— Идьи сюда, беглянка, — прошипел здоровяк. — Ко мне. Живо!

И вновь ощутимый акцент. Но на этот раз больше итальянский.

Мнишек вздрогнула, но не ответила. Казалось, что она и вовсе перестала дышать.

Сделав шаг, человек в маске выглянул из-за дерева и присел рядом с царицей.

— Ку-ку, барынья! Вот я тьебя и нашел.

Прижав ларец к груди, Мнишек покачала головой:

— Нет, прошу, не надо. Не делай этого!

В ночи блеснуло лезвие. Человек в маске не стал церемониться, а решил нанести один удар, покончив с беглянкой. Марина вскрикнула, но не от боли. Мохнатая тень мелькнула над царицей, вцепившись в плечи несостоявшегося убийцы. Неведомый зверь потянул здоровяка на себя. Завязалась драка. Крик, рычание и отчаянье слились воедино, пока не наступила короткая пауза.

Человек в маске стоял напротив огромного лохматого существа, отдаленно напоминающего волка, но передвигающегося на задних лапах. Морщинистое лицо, торчащие в разные стороны волосы, налитые кровью глаза и черные словно смоль клыки. Существо, напоминавшее волка, выглядело уставшим. Оно едва держалось на кривых ногах, но при этом закрывало собой бедную женщину и, по всей видимости, не собиралось отступать.

Перехватив кинжал поудобнее, человек в маске пригнул спину, приняв боевую стойку. Из его рта вырвались грязные слова на немецком языке. «Значит, все-таки варвар», — отметил про себя Калиостро.

Существо зарычало в ответ.

«Это же и есть волколак», — внезапно догадался Калиостро. В алхимических и оккультных трудах оборотни выглядели иначе: обычно они напоминали двуногих волков с широкой грудью и вытянутой мордой. А местный оборотень больше походил на страдающего странным недугом человека: слишком много шерсти, искаженное лицо, торчащие клыки — вроде бы все признаки животного на лицо. Но это все равно был человек.

Первым атаковал здоровяк. Он ловко прыгнул вперед, выставив нож штыком. Волколак защитился руками, но все-таки получил глубокий порез. Взвыв от боли, оборотень оттолкнул человека в маске от себя ногами и огрызнулся в ответ. Но здоровяк оказался достаточно проворным. Схватив рукой волколака, он нанес тому еще несколько ударов кинжалом в живот и спину. Оборотень взвыл, вырвался из цепких рук и, рыча, стал готовиться к ответному выпаду.

А человек в маске выжидал. Ранив противника, можно не торопиться и действовать вторым номером. Теперь время играет в его пользу, а не этого тщедушного существа со звериной мордой.

Буквально за несколько минут тело оборотня покрылось глубокими кровавыми ранами. Было видно, как он слабеет, теряя последние силы. Опустив взлохмаченную голову, волколак слегка покачивался, словно маятник. Можно было подумать, что он вскоре опустится на колени и сдастся на милость победителя. Но Калиостро чувствовал обман — оборотень лишь казался проигравшим, а на самом деле он готовился к последнему выпаду. Чародей знал не понаслышке, что у животных в минуту опасности притупляется страх и обостряются чувства.

Оборотень больше не рычал — экономил силы для главного удара.

Стянув с лица маску, здоровяк осклабился. Его одутловатое лицо с широким мясистым носом и крохотными заплывшими глазами растеклось в подобии ухмылки. Он вытер рукой пот со лба. И, стиснув зубы, прошипел:

— Давай, тварь. Давай!

Напряжение росло. Волколак слегка подался вперед, присел, выставив перед собой длинные тонкие пальцы с грязными ногтями.

— Чьего медли?.. — начал было говорить здоровяк, когда оборотень резко прыгнул вверх и вперед.

Острые клыки впились в шею человека в маске. Он попытался скинуть с себя существо, но у него ничего не вышло. Круглолицый ревел, нанося удары в спину оборотня, но те были скользящими, несерьезными. А вскоре кинжал и вовсе выпал из громадной руки на землю. Зверь вцепился мертвой хваткой и не собирался отпускать свою жертву.

Ужасная картина! Калиостро никогда не видел такой жертвенности. Волколак понимал, что ему не выжить, но все равно продолжал сражаться. До последнего вздоха!

Наконец, оторвав окровавленную морду от шеи здоровяка, оборотень победоносно зарычал. Из его рта свисали жилы и куски кожи, капала темная кровь.

Здоровяк мешком повалился на землю, а волколак бездыханно упал рядом.

Отражение дождалось финальной развязки, затем приблизилось к Марине Мнишек и присело рядом. Рука чародея застыла ладонью вверх — после недолгих раздумий царица вложила в нее драгоценный камень Нептун.

— Благодарю, ваше величество, — произнесло отражение.

Марина кивнула и осветила себя крестным знамением.

— На все воля Божья, — произнесла она. — На все воля Божья.

[1] Перевод с итальянского — удивительно.

[2] Отрывок из книги Дж. Флетчера «О государстве русском», 1591 год.

[3] Перевод с итальянского — невозможно.

[4] Оригинал письма Марины Мнишек отцу.