Соединенные Штаты России

Глава 2

Рим очнулся в полной темноте, задыхаясь от влажного спертого воздуха, неловко шевельнул онемевшим телом, с натугой поднял подрагивавшую руку к лицу и полустер-полуразмазал испарину по морде.

Нельзя сказать, что в глазах прояснилось. Темень по-прежнему была практически непроглядная. Но, пошарив рукой по приборной панели и бессмысленно потыкав во все кнопки, он добился того, что слабо засветился один из бортовых компьютеров. Изображения, правда, экран не давал, но теплым золотистым светом его поприветствовала «Калинка» — самая удобная на текущий момент операционка.

Фифа сидела, положив свои выдающиеся сиськи на руль, и ткнувшись туда же головой. Рим сунул два пальца к шее и нащупал пульс.

«Нормально. По крайней мере, живая… Что там остальные?»

Понимая, что задыхается, Рим попытался открыть окно, но и тут что-то заело. Чертыхнувшись, дернул ручку, и с натугой, плечом, почти выдавил дверь.

Пахло лесом, влагой, и немного гарью. Под ногами проминалась трава, а высоко в небе, за кружевной пеленой туч, слабо светила луна. Оглядываться было особо некогда, Разумовский дернул вторую дверь, и нырнул в тепло кузова, подсвечивая себе мобильником.

Первым ожил Бык, заслонившись мощной лапой от яркого луча света. Что-то пробурчал сквозь стиснутые губы и потряс головой. Все остальные тоже были живы и потихоньку приходили в себя.

«Нихера себе нас занесло. Это что, нас ударной волной чуть не полкилометра до леса откинуло? Или где мы вообще?»

Оставив мужиков приходить в себя, Рим вернулся к Фифе. Вздохнул, глядя на это недоразумение и, пошарив над головой, достал аптечку. Щелкнула капсула «Нашатырь 1.0.02.» и в машине резко завоняло медицинской хренью. Девица слабо застонала и начала приходить в себя.

Оставив её очухиваться, Разумовский попробовал понять, что случилось с машиной. Мотор не заводился, дальний свет не включался, зато тускло замигала аварийная лампочка. Он поставил её в режим постоянного свечения, смахнул изголовье сидения и оглянулся. Мужики шевелились все еще слабо, терли лица, расстегивали форму, оттягивая воротники и дуя туда. Благо, что сквозь открытую дверь поступал свежий прохладный воздух.

— Командир, это мы где? — просипел Бык.

— А хер его знает, Вась… Я еще сам ничо не понял…

За спиной послышались гулкие глотки и только сейчас Рим понял, насколько у него пересохло во рту. Сняв с пояса флягу, он посмотрел на бестолково ощупывающую себя Фифу, вздохнул, и протянул ей:

— На, хлебни.

После энергетика в голове все же немного прояснилось. Рим еще раз выпрыгнул из машины и попинал колеса.

«Если бы нас шваркнуло взрывной волной… От дороги до леса метров пятьсот точно было… Даже если бы машину швырнуло на колеса, мы б ща на голых дисках стояли. Значит, не взрывная волна, но все же, что ж за хрень-то была такая?»

— Бык, подь сюда.

Рим положил руку на машину и почувствовал, как она слегка качнулась, когда выпрыгнул старлей.

«Даже амортизаторы целы.»

Сказать он ничего не успел, Бык недовольно пробурчал:

— Прикинь, у меня телефон навернулся.

— В смысле?

— В прямом! Вообще не включается! Точнее… Игрушки работают, но даже часы и термометр не пашут.

Потыкав в свой аппарат, Рим понял, что кроме фонарика у него тоже ничего не работает. Точнее, работает все, для чего не нужна связь.

— Эй, молодняк, — сунулся он в машину, — всем проверить телефоны!

Единственным рабочим устройством, кроме его собственного, оказался телефон Скрипа. Такая же старая, и надежная модель, как и у Рима. «Маруся 3310» славилась своей надежностью, про нее шутливо говорили, что время боится пирамид и «Маруси».

Бывали случаи, когда в этих легких корпусах застревали пули, не нанося вреда владельцам телефонов. Потому многие из тех, кто прошли горячие точки, навек остались поклонниками этой модели. Вот у Быка, как раз, была гибкая новинка. А телефон Скрипа так же исправно светил фонариком, давал допуск к паре каких-то закачанных игрушек, камере, будильнику и прочему добру, но сеть не ловил.

Странным было то, что оба рабочих телефона показывали одинаковое время — 17:07, а вокруг, совершенно явно, стояла глухая ночь.

Разумеется, полностью сдохли телефоны Фифы, и Чука с Геком. Рим на мгновенье почувствовал какую-то глупую гордость, за то, что его техника оказалась надежнее, чем зарубежные новинки.

«Все же умеют у нас делать, когда хотят!»

Впрочем, дурную мысль он быстро выкинул из головы и сказал Быку:

— Слушай, тут вроде лес, или я не пойму, что? Надо бы осмотреться, куда нас собственно занесло. Или подождем, пока рассветет?

Бык недовольно огляделся, но темень была хоть глаз выколи. Слабые лучи фонарика выхватывали стоящие метрах в пяти-семи мокрые от дождя деревья. И самым непонятным было то, что это вовсе не кедры. Что-то, отдаленно смахивающее на дуб, однозначно лиственное. Никаких лиственных рощ по пути следования не должно было встретиться — Рим хорошо изучил маршрут.

Старлей, в свою очередь, посветив фонариком на мокрые листья, недовольно сморщился и скомандовал:

— Чук, метнись, глянь.

— Господин командир, а где это мы? — подала голос Фифа.

Рим про себя матернулся, сунул морду в машину и, направив ей в глаза фонарик, сказал:

— Отставить вопросы! Сидишь. Молчишь. Ждешь. Понятно?

— Так точно, господин командир! — бодро ответила Фифа.

Снаружи, тем временем, раздавался негромкий голос Быка:

— Ну, чо там видно?

Под дерево он предусмотрительно не вставал, чтобы не залило капающей с листьев водой. Откуда-то из гущи ветвей раздался недовольный голос:

— Ничего…

Дерево затряслось сильнее, и буквально через полминуты почти полностью промокший лейтенантик спрыгнул, брезгливо передергиваясь, как недовольная кошка. Вытирая влажное лицо рукавом, он ответил хоть и не по форме, но по существу:

— Вообще нихера не видно. Кругом темень сплошная. Ни городов, ни сел… Как у негра в жопе.

Происходящее нравилось Риму все меньше и меньше. Тучи эти херовы непонятные, молнии, отсутствие поселений вблизи…

Выбора все равно не было, и он раздраженно скомандовал:

— В машину.

Рассаживались молча, и это молчание было таким тягостным, что Разумовский счел нужным пояснить:

— Чуть рассветет — разберемся.

Оставалось только ждать.

Минут десять в машине царило молчание, прерываемое только легким шуршанием, шелестом и другими незначительными звуками. То кто-то пытался усесться поудобнее, то завозилась Фифа, скрипнув сиденьем, то в глубине кузова кто-то чихнул: то ли Чук, то ли Гек, Разумовский так и не понял.

Первым, как ни странно, в темноте заговорил Бык:

— Слушай, Рим, а ведь непонятно как-то получилось.

Эти слова прорвали некую психологическую плотину, и теперь аккуратненько высказывались со всех сторон:

— Я вообще-то сознание никогда не терял… — подал голос Скрип. — Даже тогда, в госпитале…

— А удара, между прочим, не было! — сказал кто-то из молодых летех.

— Как думаешь, что это за хрень была за окном? — басом накрыл все робкие возгласы Бык.

— Я, между прочим, все время вместе с вами в машине сидел. По-моему, я сказал достаточно ясно: рассветет — разберемся.

Недовольное молчание было ему ответом, потом слабо засветился телефон Быка, и он вновь начал гонять по экрану свои «кубики». Теперь тишина периодически прерывалась мерзким пиликаньем.

В неловком молчании, со всеобщем покряхтыванием, ерзаньем на сиденьях и прочей фигней прошло минут сорок, когда Скрип вдруг сказал:

— Смотрите, светает!

— Бык, телефон погаси.

Одновременно с командой, Разумовский щелкнул по приборной панели, гася экран и несколько мерцающих зеленью индикаторов. Через пару минут, когда глаза привыкли к темноте, действительно стало заметно, что за окном слегка посерело.

Рим отдал приказ:

— Бык, сходи лично. Пройдись тихонько по периметру, глянь что там. Не шуми.

Василий молча щелкнул кнопкой на своей «Юрге», глянул на мелькнувший индикатор заряда и бесшумно вышел.

Рим в который раз поразился умению этой громоздкой туши двигаться тихо и аккуратно. Чем дольше отсутствовал Бык, тем напряженней и тревожней становилось молчание в машине, но открывать рот никто не рисковал. Только Фифа периодически тихонько вздыхала.

На мобильном Андрея мелькали цифры — десять минут… пятнадцать… тридцать…

На тридцать шестой минуте Бык аккуратно стукнул пальцем в стекло дверцы — Разумовский вздрогнул от неожиданности.

Надо сказать, что за окнами изрядно посветлело. И хотя солнце еще не встало, уже отчетливо различалась поляна, на которой стояла машина, и молодые дубы или похожие деревья, окружавшие эту поляну.

Не желая, чтобы остальные слышали доклад Быка, Рим вышел из машины и прикрыл дверь.

— Ну что?

— Ничего хорошего. Лес метрах в тридцати по прямой машина Цинка. Все мертвы…

— Причина смерти?

— Это недалеко… Пойдем, сам глянешь.

Больше вопросов Разумовский не задавал, скомандовав остальным ждать, отправился вслед за Быком.

Тот шел достаточно спокойно, не прячась, и Рим даже слегка расслабился.

Ну, пусть непонятная ситуация, пусть даже там все погибли, но немедленная опасность не угрожает, иначе Бык вел бы себя по-другому.

Машина Цинка поразила его своим видом. Она проржавела так, как будто стояла под дождями и снегом лет пятьдесят. Триплексы в окнах, хоть и покрыты мелкой сетью трещин, все же уцелели. Распахнута, вернее, выломана, была одна единственная дверь. Та, в которую заглядывал Бык.

Неуверенно глянув на спутника, Рим спросил:

— Что за херня?

— Загляни внутрь, там еще интереснее.

Команду Цинка было легко опознать, даже линзы в открытых глазах «синеглазки» сохранили свой безумный цвет. Странным было то, что больше всего они были похожи на высушенных веками египетских мумий. Если на телах и были какие-то повреждения, трогать это без перчаток Рим не рискнул. Оглянулся, подобрал какую-то обломанную ветку. Достаточно, впрочем, ветхую. И только ею потыкал в сидящего за рулем водилу. Абсолютно ничего не произошло.

— Обрати внимание, машина здесь появилась вместе с нашей, на колеса глянь. А следа, колеи просто нет. Такое ощущение, что её по воздуху пронесли и аккуратненько так поставили.

Рим растерянно оглядывал машину со всех сторон, смотрел на колеса, и совершенно не понимал, что это такое.

Надо было возвращаться к своим, надо было что-то командовать, а он продолжал испытывать какую-то почти детскую растерянность. Ситуация просто не укладывалась в башке. Разумовский обошел машину еще несколько раз, зачем-то открыл заднюю дверь и, наконец, додумался спросить у Быка:

— Ладно… А вокруг-то что?

— А ничего. Такой же точно лес, как и здесь. Гораздо интереснее то, что находится от нас километрах в восьми-девяти к югу. Там — то ли город, то ли поселок.

Рим задумался, а потом спросил:

— Слушай, ну раз там город или поселок, то почему твой Чук вчера промолчал? При любом раскладе фонари на улице должны были гореть. Он не мог не увидеть!

Бык вздохнул и сказал:

— Знаешь, Рим, вместо того, чтобы объяснять… Пошли, сам глянешь.

Найдя достаточно удобное дерево, Бык сбросил «Юргу» с плеча, аккуратно прислонил ее к стволу и, нагнувшись, пробурчал:

— Давай, тряхни стариной… на плечо, и вон за ту ветку цепляйся.

Дерево было молодым, с сочно пахнущей листвой, еще влажное от ночной росы. Чувствуя, как намокает форма, Разумовский матюгнулся и двинулся еще выше, к макушке.

Город действительно был там, куда указал Бык, но и в его улицах, и в жителях, которые шли по этим улицам, было столько странного, что Рим затаил дыхание, сдвигая линзу оптического прицела. В отличие от любителя крупных винтовок Быка, он всегда предпочитал маленькие и компактные. Конечно, на его «мухе» оптика была послабже, но и расстояние до цели невелико.

Чувствуя полный вакуум в голове, он рассматривал попадающие в прицел лица людей, странные повозки, живых лошадей, совершенно идиотские чепцы на женщинах и шляпы с перьями на мужчинах.

Почти на всех были грубые коричневые или серые плащ-палатки. Ну, или что-то похожее. Но вот в его поле зрения попала дамочка в невообразимом платье.

Тетку вынимал из кареты какой-то долдон в старинной одежке. Вроде бы такие шмотки назывались камзолами. На мадаме колыхалась юбка необъятных размеров, а её голова покоилась на гигантском стоячем воротнике, как маленькая дынька на огромном блюде. Долдон кланялся, она приседала.

Первая и самая здравая мысль была о том, что это — съемка какого-то старого фильма. В эту стройную версию не укладывались только размеры декораций. Город был протяженностью в несколько километров, и ни одна из улиц не носила даже признаков электрического освещения. На весь город не было ни одного трехмерного билборда, не было привычной светящейся рекламы, вывесок, машин.

Совершенно отчетливо видно, что только часть улиц мощена булыжником. На остальных господствовала первозданная грязь. Прохожие прыгали через лужи, один из них упал, собрав вокруг себя небольшую смеющуюся толпу…

Окраина города — сплошняком крошечные хижины с соломенными крышами. В центре, правда, достаточное количество особняков и каменных строений, крытых черепицей, но ни одного привычного жителю любого мегаполиса человейника, хотя бы в девять-двенадцать этажей не наблюдалось.

Все это настолько выходило за рамки реальности, что единственная мысль, с которой Рим спустился, была:

«Приехали…»

Дождавшись, пока командир спрыгнет с дерева, Бык посмотрел на его охеревшее лицо и даже чуть ухмыльнулся про себя — вряд ли он выглядел лучше, когда смотрел сам. Пауза тянулась долго и, наконец, Рим сказал:

— Как думаешь, что это за место?

Бык неторопливо ответил:

— Знаешь, Рим, я по молодости был знатным задротом. Попадалась мне такая гомосячья игрушка, там герой попадал в прошлое. Ришелье, мушкетеры, все дела… И нужно было зарабатывать на такую же одежду как у местных, на оружие, только потом путешествовать разрешалось и прочее разное. Ну, я-то что: зашел и вышел, но вообще-то у нее было дохрена фанатов. В основном конечно бабы играли, но и мужики встречались. Я когда эту херню увидел, — он мотнул головой в сторону города, — первым делом её и вспомнил.

Разумовский с минуту помолчал, затем яростно потер лицо, и резко тряхнул головой, прогоняя дурь:

— Знаешь, Бык, ты мне это дело брось. Мы и так вляпались по самые гланды, еще ты тут со своими больными фантазиями.

— А у тебя есть вариант лучше?

Рим разозлился:

— Ты хочешь сказать, что мы попали в компьютерную игру?! Ты, мать-мать-мать, думай что говоришь, дубина!

— Угомонись, Рим, — Бык неторопливо вынул из кармана упаковку жевательной резинки, закинул подушечку в рот и молча протянул пачку собеседнику.

Тот также машинально кивнул и с удовольствием взял одну — резкий мятный вкус прогонит мерзость во рту.

— Я также ни хера не понимаю. Язык нужен, — спустя минуту молчания добавил Бык.

Это была весьма здравая мысль, Рим даже немного выдохнул.

— Бери Скрипа, и дуйте за языком. Надо хоть понять, во что мы вляпались…

Бык согласно кивнул головой: то, что они именно вляпались, было уже очевидно.

К машине оба вернулись молча, и Бык, поманив за собой Скрипа, ушел. А Рим, рявкнув на всех остальных, чтобы не отходили дальше десяти метров от машины, залез на свое сиденье, так и проторчал там два часа, барабаня пальцами по приборной панели.

Ситуация настолько не укладывалась в его голове, что он никак не мог определиться. Все еще тлела слабая надежда, что это, может быть, какой-то экспериментальный район, или что-то типа того. Ну есть же всякие идиоты с их эко-поселениями. Может быть, это оно и есть?

— Господин командир… — у распахнутой двери машины топталась Фифа.

Рим недовольно оглянулся на нее, и она суетливо добавила:

— Кушать очень хочется…