Социалистический реализм

г. Батуми, порт.
Кахабер Вашакидзе, старший лейтенант погранохраны республики Грузия

Паром подходил на рассвете, ещё по темноте. Каха стоял у борта и смотрел в сторону берега. Его первое путешествие по Европе заканчивалось. Не любил путешествия. И сейчас бы не поехал, но уж больно хотелось хорошую машину. Зарплата пограничника только в Грузии кажется большой. Увы, цены на машины образуются по немецким реалиям. А Германии не новую тачку можно купить не слишком дорого. Поехал практически наудачу. И удача не подвела: короткобазный Гелендваген с трёхлитровым армейским дизелем. Конечно, не 'пятая беха' и не форд-пикап. Имидж не тот. Но зато цена данной конкретной машины оказалась очень вкусной. Осталось достаточно бабок и на 'подшаманить' и на 'обмыть'. А возраст… у 'Мерседеса' нет года выпуска. 'Мерседес' либо есть, либо его нет. Собственно, именно благодаря древности он и достался старшему лейтенанту пограничных войск, так дешево.

Подфартило и с обратной дорогой. Встретил земляка, причем знакомого. Ладо Цирикидзе жил тем, что скупал старые машины в Германии, тут же доводил их до нужной кондиции, и перегонял в СНГ. Не только в Грузию, но и на Украину, в Россию и Белоруссию. В Германии Ладо знал всех. По интересующей теме, конечно. Сейчас тащил 'беху' в Батуми. Не впервые, собственно и познакомился пограничник с перегонщиком в батумском порту. Кахе встреча на рынке оказалась как нельзя кстати: 'на хвосте' у Ладо он довел свою 'Галку' до кондиции, и доехал почти до дома. Осталось только пристать и выгрузиться.

Неоднократно виденные очертания берега были знакомы и незнакомы одновременно. Как на школьной фотографии первого класса, когда все лица узнаваемы, но так отличаются от уже ставшего привычным. А от берега нёсся шарового цвета катер, оставляя за собой бурун. Сблизившись, катер стал за кормой, отсекая парому путь к нейтральным водам.

На паром, по трапу, поднялся суровый молодой парень в форме лейтенанта пограничных войск. Совершенно обычный погранец, если не считать, что форма была не грузинская и даже не советская. Точнее, советская, но неправильная. Устаревшая. Можно сказать, довоенная. Или копировавшая ее вплоть до кубарей в петлицах и забавного поясам со звездой. А так… Ну еще чуб. Русый, чисто казачий, с кудряшками, 'фартово' налезавшими на козырёк. От чуба веяло такой посконностью, что Кахе захотелось приколоться. Например, взять под козырёк бейсболки, полученной в санатории, где довелось отдыхать, и отрапортовать: 'Товарищ лейтенант, разрешите доложить? На вверенном мне судне безобразия не нарушались, водовка не пьянствовалась! Имелось место незначительное нарушение режима в виде вискарения, текилования и курения в каютах и прочих неопознанных местах. Докладывает старший лейтенант погранвойск Вашакидзе. Разрешите получить замечания?' Неплохо бы смотрелось, на фоне клетчатых шорт и распахнутой на груди серой льняной рубашки Кахабера. Естественно, ничего подобного он делать не стал. Зачем? Несмотря на странный вид лейтенанта, шутить с ним не хотелось.

Следом за 'командиром' появились четверо бойцов, одетых аналогично начальнику. И пятый. Как раз на нем не было ничего древнего, но именно этот тип и выглядел на общем фоне неправильно. Именно неправильно. Каха ощущал это чуть ли не физически. Мелкий, субтильный, в дешевом камуфляже 'подделка под армейский' без знаков различия, он больше всего напоминал ребенка, настолько заигравшегося в войну, что не заметившего, как вырос. А раз не заметил, то и не повзрослел.

– Лейтенант Толкачев, – по-русски представился первый поднявшийся, – пограничная охрана. Здравствуйте, товарищи.

Пассажиры ответили нестройным гулом.

– Я должен сообщить вам неожиданное известие, – продолжил лейтенант. – Пока вы путешествовали вдали от родины, произошло довольно редкое событие. И сейчас вы прибыли к границам не суверенной Грузии, а СССР образца сорок первого года.

Толкачев переждал возникший гул и продолжил:

– Понятно, что это трудно воспринять вот так сразу. Но придется. Такова реальность. Кстати, все понимают по-русски? Нет? Тогда сейчас ваш современник обрисует ближайшие перспективы.

Он кивнул субтильному. Тот вышел вперед, гордо вздернул голову и заговорил:

– Товарищи!

На минутку замолчал, прислушиваясь к гулу: пассажиры еще не пришли в себя от слов лейтенанта. Кто-то переводил его речь соседям, кто-то просто качал головой. Мелкий скривился:

– Ра? Обращение "товарищи" не понравилось. Придется привыкать, господа хомячки и прочая офсетная плесень! – оратор откровенно наслаждался своим положением. – У меня есть новости, плохие и очень плохие. Плохие будут чередоваться с очень плохими и в итоге всё для вас закончится благополучно. Почти.

Он как-то особенно мерзко ухмыльнулся, расправил большими пальцами 'комок' под зачем-то надетым поверх красноармейским ремнем и залихватски подмигнул полной женщине в деловом костюме:

– Плохое для вас заключается в том, что втюхивать гербалайф и разрыхлители жира сегодня некому. Правда, кредиты вам платить больше некому, всех этих 'Холик-банков' и 'Ти-Би-Си' тоже нет. Так что ваши денежки в них накрылись. Вместе с квартирками. И единственное, что может облегчить вашу участь, это доблестный труд на благо великой родины. Стране нужны специалисты. Любые. Даже секретутки с опытом Моники Левински. Нет, свои оральные способности можете применять по желанию, а вот умение нажать на кнопку 'ресет' в случае зависания – нужно стране. Ты что-то хотела вякнуть? – спросил он худощавую женщину, напоминавшую Кахе кого-то из российских актрис.

– Я… Мы… У нас… – растерянно произнесла та.

– Дамочка, нажмите на 'ресет', вы зависли, и вам надо перезагрузиться, – чернявый повысил голос. – Разъясняю! Волею судьбы вы все оказались в СССР сорок первого года. У власти товарищ Сталин, а проверкой благонадежности занимается товарищ Берия. Все вы, после небольшой проверки в ведомстве Лаврентия Павловича, станете гражданами СССР. И будете работать на благо нашей родины.

– Что выбора у нас нет?! – срывающимся голосом вскрикнул холёный господин, похожий на нотариуса, или адвоката.

– Какого выбора? – субтильный широко улыбнулся. – Если вы не хотите жить в СССР, то просите политического убежища у США, Англии, да хоть у Буркина Фасо. Вас никто не будет держать и задерживать. Правда, транспортом обеспечивать тоже никто не обязан. Доберетесь вплавь. И вперед! Мойщики окон с университетскими дипломами там нужны. Вы сможете даже сделать карьеру грузчика в супермаркете. А вы что думали, лафа вечно продолжаться будет? Попили кровь рабочего человека? Теперь наше время!

– Да я!..

– Да, вы можете даже подать в суд в Брюсселе. Если доплывете! Только учтите, СССР договора с Брюсселем не ратифицировал…

С каждым словом чернявого Кахабер удивлялся всё больше. Непонятен был смысл демарша. Зачем нужно подобное разъяснение? Реакция людей вполне предсказуемая, вон пожилая, скромно одетая женщина, держащая на руках крохотную собачонку, посматривает в сторону борта, словно прикидывая, успеет ли она шагнуть за борт? Или уже поздно? Но если такая агитация не нужна…Только ведь эти, в форме, поголовно русские!

Каха шагнул к лейтенанту и громко, чтобы слышали все, произнес:

– Старший лейтенант погранвойск Грузии Вашакидзе. Товарищ лейтенант, кто-нибудь из ваших бойцов понимает по-грузински?

– Нет, – удивленно ответил Толкачев. – Но ведь товарищ… – он указал на чернявого.

– Товарищ лейтенант! Этот человек – враг! Его речь – сплошная клевета на Советский Союз.

– Что, сатрап мирового империализма… – по-русски заорал чернявый на Каху и полетел на палубу, сбитый точным ударом.

Бойцы сдернули с плеч винтовки. И растерялись. Толпа пассажиров пришла в движение: несколько мужчин бросились вперед, остальные шарахнулись назад.

– Всем стоять! – заорал Кахабер, добавив, уже спокойно. – Товарищ лейтенант, я прошу задержать меня и провести расследование инцидента.

На несколько мгновений на палубе воцарилась тишина. Все замерли. Грузины, почти бросившиеся на штыки. Солдаты с оружием в руках. Валяющийся в отключке 'провокатор раздора'. И два лейтенанта-пограничника, стоящие друг напротив друга. Наконец Толкачев сказал:

– Убрать оружие. Товарищ Вашакидзе, предъявите документы. Старшина Лихолет, подберите товарища Набичвришвили.

Кахабер подал паспорт.

При виде щита со святым Георгием лейтенант скривился, но и только:

– Пройдете с нами. Вы задержаны для выяснения обстоятельств, – после чего обернулся к бойцу, стоявшему у него за спиной, – Якимчик, проследите, чтобы гражданин забрал свои вещи и проводите его на катер.

Опять повернулся к возмутителю спокойствия и повторил:

– Заберите свои вещи и пройдите на катер. Вы временно задержаны. Ваш паспорт останется у меня.

Каха подошел к 'Галке', погладил лоснящейся бок и забрал из салона сумку с ноутом, бритвенными принадлежностями и зубной щёткой.