Слезы Лимба. Книга 1

Глава двадцать третья. Иллюзия

Мария Аддерли редко запускала в свой кабинет кого-либо из посетителей, даже если это был невероятно важный господин, который не терпел ждать. Женщина предпочитала разговаривать с людьми вне этой комнаты, где-нибудь в коридоре, рядом с пациентами. Ей казалось, что таким образом все эти важные шишки не успеют забыть, где они находятся, не смогут расслабиться. Крики душевнобольных сводили их с ума, заставляли морщить носы, нервно оглядываться по сторонам, словно в любой момент кто-то из пациентов накинется на них с ножом и отрубит им какую-нибудь часть тела. К тому же это помогало найти достойных инвесторов, которые были заинтересованы в улучшении данного заведения.

Так у них появилась расширенная общая душевая, где могли вымыться горячей водой представители обоих полов. Раньше они располагали только тремя ванными, из-за чего большая часть больных могла не мыться несколько суток из-за банальной нехватки места и времени. Пожилые были менее активными, поэтому от них смердело не так сильно, а вот от молодых, особенно от мужчин, невероятно жутко. Теперь проблема с гигиеной устранена. Разумеется, Мария хотела добиться и того, чтобы душевые были раздельными, многих смущало, что обнаженные мужчины и женщины находились под струей воды вблизи друг от друга, при этом у них даже не имелось хотя бы маленькой шторки, которая могла бы их скрыть. За каждым из мывшихся следили санитары.

Бывали случаи, что пациент пытался напасть на кого-то из-за того, что он видел перед собой не людей, а марсиан, другие же делали попытки покончить с собой. Разумеется, острых предметов в душевых не наблюдалось, оставалось только специально удариться головой о стену или поскользнуться на мокром полу. Но ни один из санитаров не позволил кому-либо свести счеты с жизнью или же навредить окружающим, по большей части это достигалось с помощью насильственных методов. Каждого душевнобольного, который решил нарушить общий покой, помещали в специальный изолятор, после каждое утро обливали холодной водой в течение часа, заставляя провинившегося выкрикивать слова прощения. Нередко санитары избивали пациентов до полусмерти, а после связывали и не кормили двое суток. Теперь все эти сошедшие с ума бедняги попросту боялись шелохнуться, так как знали, что умереть здесь раньше времени не получится.

Мария пыталась бороться с такими методами воспитания пациентов, делала все возможное, чтобы самые проблемные душевнобольные находились в изолированном месте, тем самым создавала более-менее комфортные условия для возможного выздоровления. Одним из первых таких пациентов стал девятнадцатилетний Ричи, самый необычный пациент их заведения. Он не отличался агрессивностью, был послушен, ни разу не пытался кого-либо разозлить. Ричи молчал, ни с кем не разговаривал. В столовой он садился за самым дальним столиком и маленькими шагами опустошал тарелку с едой. Мария старалась наблюдать за ним издалека, желала понять, что же выделяло этого молодого человека из всей этой грязной массы.

Он был переведен сюда из психиатрической лечебницы Доктора Ломана, где уже восемь лет числился постоянным пациентом. Парень не закончил школу, плохо читал и каким-то образом застрял в прошлом. Сложно было увидеть в нем зрелого парня, это, фактически, десятилетний ребенок. Бывали моменты, когда в нем просыпался некто взрослый, совершенно не похожий на него самого, но такое событие происходило крайне редко, чаще при беседе с Марией. Женщина полагала, что он прекрасно осознавал свою сущность, но прятал под маской невинного мальчика, это была некая защита, будто молодой человек не хотел, чтобы кто-то узнал нечто из его реальности, настоящей жизни. Для этих целей Ричи и создал альтернативное настоящее, где он являлся отсталым в развитии подростком. Но Мария иногда видела его настоящее лицо, слышала эти твердые уверенные слова. Нужно всеми силами пытаться вытащить настоящего Ричи наружу на долгое время, узнать, познакомиться поближе, но пока не за что зацепиться, он все чаще и чаще пребывает вне зоны досягаемости.

«Полагаю, его альтер-эго, которое он демонстрирует в редких исключениях во время наших бесед, является своеобразным образом его умершего брата, частичкой воспоминания. Он взял имя брата не случайно, у него некое помешательство своим родственником, Уильям взял его характер, манеру общения. В данный момент у него имеются три личности. Первая — это он сам, именно эту личность, настоящую, искреннюю мы так и не встретили, вторая — его брат, третья — он в десятилетнем возрасте. В данном случае вторая личность лидирует над первой, подавляет, отчего ее можно считать основной на данный момент.

Мальчик был обвинен в убийстве своих родителей в тысяча девятьсот девятнадцатом году, трагедия случилась двадцатого декабря, незадолго до Рождества. Обоих супругов полиция обнаружила на следующий день, никаких признаков насилия найдено не было, но официальное заявление, данное после судмедэкспертизы, говорит, что смерть наступила в результате удушья. Хотя истинные причины гибели этих людей так и не была раскрыты. Мальчика отправили на допрос, где, скорее всего, насильно выбили из него признание в убийстве, чтобы не ставить на этом деле столь ненужный гриф „Совершенно секретно“. Ричи же старается не отрицать свою причастность к этому преступлению, хотя никаких ярких подробностей о том моменте не помнит, он нашел родителей уже мертвыми и сам же вызвал полицейских. Если так подумать, то все это расследование от мозга до костей сфабриковано. Нет никаких точных доказательств, что Ричи действительно лишил жизни родителей. В квартире в тот вечер мог быть кто угодно из посторонних. Но следствие решило не отягощать себя, поэтому вся вина легла на плечи несчастного мальчика, который за один вечер остался круглой сиротой».

Мария закончила запись в своем личном дневнике и, размяв затекшие пальцы левой руки, которые целый день сжимали ручку без передышки, невольно убрала прядь светлых волос, которая выбилась из ее небрежного пучка, затянутого на затылке. Немного отдохнув и посидев в тишине, Мария вновь открыла дневник и решила сделать еще одну запись своих плодотворных мыслей:

«Я изучила документы этого загадочного дела, выяснила, кто именно занимался расследованием тех убийств восемь лет назад. Этого человека зовут Брайан Аддингтон, тридцати девяти летний детектив с большим стажем, в годы войны работал в государственной разведке и расстреливал изменников прямо у подъезда их дома, он ничуть не стыдился своего прошлого и успешно продолжил убивать всяких подонков уже в качестве опытного сыщика. Возможно, он продолжает работать на правительство, вряд ли ему бы захотелось оставлять такую высокую должность. Но информация о сторонней деятельности полностью отсутствует в его досье. И это усиливает мои подозрения! Именно Аддингтон вновь взялся за Ричи спустя столько лет. И добился того, чтобы парня заперли, продолжали пытать, вырывать информацию о смерти его родителей. Вряд ли он добивается признания для себя, ради правосудия. Здесь кроется нечто другое. Более извращенное. У меня складывается ощущение, что Ричи заинтересованы спецслужбы, и родители мальчика погибли от чего-то по-настоящему страшного. Запрещенные эксперименты химического оружия?»

Последнюю фразу женщина выделила красной ручкой, после чего нервно забарабанила ноготками по столу. Если этот Брайан так заинтересован в Ричи, то, возможно, верит, что мальчик видел настоящего убийцу его родителей. И теперь он хочет узнать, каким именно бесследным методом было совершено убийство. Теперь отчетливо видна его наружность работника спецслужб.

Женщина устало потерла глаза ладонями и, прищурившись, посмотрела на настольные часы. Уже второй час ночи, необходимо заканчивать с записями.

Она хотела вернуться в кабинет мужа, который находится в соседнем корпусе, но решила остаться здесь и немного вздремнуть на узком диванчике. В шесть утра ей предстоит делать обход. Нужно хотя бы немного поспать.

***

Мария пробудилась, так как ощутила на своем плече чье-то осторожное прикосновение. Женщина вздрогнула и резко открыла глаза. Перед ней стояла медсестра и с улыбкой наблюдала за ней.

— Вы так сладко спали, не хотела вас будить. Но вчера вечером вы попросили меня вас разбудить как можно раньше, — с заботой сказала веснушчатая девушка и помогла Марии подняться с узкого диванчика.

— Будь добра, принеси кофе. Иначе мне не суждено проснуться, — слабым охрипшим голосом произнесла та и сонными глазами стала водить из стороны в сторону, словно видела эту комнату впервые. — Какое сегодня число?

— Двадцатое декабря, миссис Аддерли, — улыбнулась медсестра и стала заваривать бодрящий напиток. — Почему вас это так интересует? Что-то должно произойти в этот день?

— Нет, — Мария поджала губы и взглянула на бумаги, которые она изучала вчера.

Сегодня очередная годовщина со дня смерти родителей Уильяма. Необходимо использовать это, чтобы выжать из молодого человека как можно больше информации о той трагедии.

Мария надела белый халат, расчесала свои светло-русые кудри, быстро умылась холодной водой, пытаясь отогнать остатки сна, после чего принялась за кофе, которое ей любезно подала медсестра.

— Ночью никаких происшествий не было? — исподлобья посмотрела на девушку Мария и сделала глоток горячего напитка.

— Одному пациенту стало плохо. Сильная рвота. Возможно, пищевое расстройство. Я рекомендовала санитарам пока его не кормить сильно калорийной пищей. Сейчас ему должны принести овсянку на воде. Никакого сахара, никакого молока и сливочного масла.

— А Уильям? Ты не заходила к нему?

— Он спал, вполне спокойно. Впервые ни разу не проснулся.

— Хорошо. Я добьюсь его скорой выписки, — Мария поставила пустую чашку на свой рабочий стол и тяжело вздохнула. — Его держат здесь на незаконных основаниях. Ему предъявили ложное обвинение в убийстве, а потом приписали стрельбу в полицейском участке.

— Стрельба в полицейском участке, миссис Аддерли? — удивленно взглянула на женщину медсестра.

— Весьма абсурдный случай, не так ли? Но этого было достаточно, чтобы вновь повесить на него старые грехи. Он лечился у Доктора Ломана, нашего небезызвестного хирурга и по совместительству блестящего психолога, но за последние несколько лет, фактически, не проходил никакого лечения и мог свободно покидать лечебницу, где, можно сказать, просто бесплатно жил.

— Почему же он не уехал оттуда? Ведь у него был шанс начать новую жизнь.

— Какой шанс? У него больше нет жизни. Вся его психика поломана за эти годы. Он того одиннадцатилетнего идеального мальчика, каким он был восемь лет назад, остался лишь призрак, не более того. Уильям обречен. Для него больше не существует реальности. Парень живет в прошлом. И переживает тот злосчастный день каждую ночь.

— Но если вы его выпишите, то что он будет делать потом? Куда пойдет? Ведь вы сами сказали, что у него больше нет жизни.

— Салли, — положила ей руку на плечо та и с улыбкой посмотрела в глаза. — Я взяла за него ответственность, и теперь я в ответе за его жизнь. Я хочу ему помочь, спасти от его демонов, которыми он окружен. После выписки я собираюсь его усыновить.

— Это же здорово! — ахнула та и хлопнула в ладоши. — А как же ваш муж? Что он скажет? Вряд ли он согласится… — медсестра с сомнением посмотрела на Марию и нервно затеребила пальцы.

— Вчера я подала документы на развод, — задумчиво произнесла женщина и грустно посмотрела в окно, через которое можно было наблюдать еще не успевшую отступить зимнюю ночь. — И ничуть не жалею о таком решении. Уильям дал мне понять, что я со своим супругом больше ничем не связана, у нас не осталось ни общих интересов, ни совместных целей, живем раздельно друг от друга. Мы уже третий год не спали вместе. У нас отсутствует какая-либо сексуальная жизнь. Возможно, это случилось после того, как умер наш ребенок при рождении, может быть, у него сильнейшая обида на меня. Ведь он так хотел этого ребенка, так мечтал стать отцом. Эта потеря лишила его всех хороших качеств. Мой муж превратился в самое настоящее ядовитое насекомое. Вряд ли я вынесу того, как он издевается над пациентами. Возможно, я просто покину эту должность. И уеду.

— Куда?

— Куда-нибудь загород, куплю небольшой дом, заведу хозяйство. Возможно, заново выйду замуж за какого-нибудь местного фермера. И буду встречать старость там. Хватит. Я уже отработала свое. Пора начать жить для себя. Я устала от этой работы. Двадцать лет, Салли, я помогала безнадежно больным людям, спасала от них самих. И что получила взамен? Я замужняя женщина, бездетная, сплю на работе, ни разу не выезжала куда-нибудь на отдых, не могла просто посидеть и посмотреть телевизор. Я смотрю в зеркало и понимаю, что старею. И через десять лет уже никому не буду нужна.

— Я вас понимаю, — кивнула Салли. — Следуйте своей мечте.

— Пойду делать обход. А ты поспи немного, тебе следует уделять больше внимания себе, — ласково произнесла женщина и покинула кабинет.

***

Психиатрическая клиника состояла из трех больших корпусов, которые были соединены между собой узкими переходами. В каждом был свой главврач, но после войны ситуация в данном заведении изменилась, и во главе всей лечебницы теперь стоял один человек. Но, как и раньше, он, в основном, контролировал не целое здание, а лишь его самые значимые части, остальное же находилось под руководством двух заместителей, одним из которых являлась Мария. Находиться замужем за главврачом было не просто, очень часто приходилось забывать о существовании их брака и общаться в полной деловой обстановке, что вскоре вошло в их обиход и едва ли не стало частью всей личной жизни. Мария уже не помнила, когда в последний раз забывала вместе с супругом о работе и говорила о чем-то ином, не связанным с психически больными людьми. Она мечтала поговорить об истории, искусстве, литературе, о чем-то прекрасном и душевном, что обычно делают все влюбленные. Но этого не было и вряд ли появится. Недавний случай с Уильямом окончательно поставил крест на лучшем будущем ее маленькой семьи. Мария до последнего момента надеялась, что удастся все наладить, что не следует принимать таких резких решений. Но вчера она поняла. Ничего не изменится. Ее семейная жизнь, фактически, перестала существовать, счастливый и долгий брак остался лишь на красивой бумажке с печатью. Она даже перестала носить обручальное кольцо, так как оно стало сильно натирать палец, хотя металлическое украшение было ей слегка велико. Возможно, это был знак свыше, намекавший, что пора разводиться.

Ей в этом году исполнилось сорок, на лице образовались морщины. Она не могла продолжать жить в таком ритме, жить работой. Марию тошнило от стен психиатрической клиники. Эти мрачные длинные коридоры, украшенные облупившейся краской и вздутыми половицами; хмурый персонал, который даже забывает здороваться или хотя бы раз улыбнуться вместо слов приветствия. Мария иногда полагала, что попала в самое настоящее чистилище. Повсюду были сплошные грешники, их вечные крики пропитали каждый кирпичик, обрели запах, острый, смертельный, как угарный газ. Мария не знала, что ее держало здесь. Ее ни что не связывало с пациентами, лишь жалость, скорбь. Вряд ли подобное можно назвать чувствами. Да, она боролась с насилием, пыталась изменить структуру лечения, но никому это было не нужно, ни медперсоналу, ни даже душевнобольным, многие из которых попросту перестали жить в реальности и совершенно разучились чувствовать боль.

Были, разумеется, исключения. Часть пациентов попала сюда из-за того, что была неугодна высокопоставленным чиновникам. Таких людей Мария мечтала спасти, но знала, что против власти и денег она бессильна. Каждый день перед ней мелькали опустошенные женщины — бывшие любовницы олигархов, чиновников. Они не были больны, но стали такими уже здесь. Злость, отчаяние поглотили их разум, сделали уязвимым беспомощным существом. Сюда мог попасть абсолютно каждый, а вот выходили единицы. Психиатрическая лечебница не была способна вылечить, она лишь усугубляла ситуацию, доказывала отчаявшимся, что те полностью обречены, что их жизнь разрушена и дальше идти нет смысла. Поэтому Мария перестала так усердно бороться за их выздоровление, все чаще закрывала глаза на насилие. Под ее опеку попадали лишь самые слабые, те, кто хотя бы немного боролся за право иметь светлое будущее. Но таких становилось все меньше и меньше.

Лишь Уильяму удалось произвести на нее поистине серьезное впечатление. Этот молодой человек стал ярчайшим экземпляром, своего рода феноменом в ее глазах. Его выделял ни какой-нибудь талант к творчеству, ни умение, например, запоминать сотни книг наизусть. Уильям манипулировал вниманием собеседника, обводил одним лишь словом вокруг пальца. Он мог делать это даже с помощью обыкновенных жестов. Сначала Мария предполагала, что у парня обыкновенный синдром раздвоения личности, что было частым явлением в ее практике. Но сейчас она осознала, что Уильям полностью контролирует себя, но при этом вводит в заблуждение каждого, кто посмеет заговорить с ним. Молодой человек великолепный актер и ни чуточку не переигрывает. Ему удается сканировать собеседника, анализировать его мысли, чувства. Уильяма невозможно провести, он знает, что ему должны сказать заранее. Парень великолепный психолог, сильнейший манипулятор ситуации. Поэтому он и находится здесь. Молодой человек считает всех врачей, что беседуют с ним, своими соперниками, которых тот пытается хитрейшим способом провести, вывести из себя, напугать. Все его странные фразы, размышления — обычный вымысел, умелый ход. Только для чего Уильям занимается подобным? Что им движет? Чего он добивается подобным образом? И по какой именно причине им так заинтересованы секретные спецслужбы? Что молодой человек так умело ото всех прячет в своем подсознании?

Секрет явно кроется в смерти его родителей. Мальчик видел что-то, что так ищут те высокопоставленные люди. Уильям не более чем ценный свидетель, который намеренно утаивает важную для следствия информацию. Только зачем молодой человек это делает? Неужели ему известно имя убийцы, и он был с ним в весьма близких отношениях? Это бы объяснило, почему Уильям практически ничего не рассказывает о той трагедии. Но даже если так, то какую пользу он с этого имеет? Ведь из-за того убийства вся его жизнь была в одночасье перечеркнута, было бы гораздо логичнее во всем признаться и снять с себя вину, если то требуют руководящие расследованием. Но Уильям это не делает. И не собирается менять ситуацию.

Вряд ли он кого-то боится, ни что в его внешнем облике не указывает на наличие страха перед какой-то опасной личностью. Значит, парень кого-то, теоретически, защищает. Скорее всего так и есть. Это лучше всего объясняет, почему Брайан Аддингтон так усердно лишает Уильяма свободы: все эти действия обыкновенный шантаж с целью добычи важных показаний.

Мария поднялась на второй этаж и остановилась, чтобы отдышаться. Она впервые ощущала такую усталость из-за недостатка сна, ноги с трудом преодолели такое, казалось бы, маленькое расстояние. Она проспала всего лишь четыре часа, впереди двенадцатичасовой рабочий день, который, как обычно случается, растянется на все восемнадцать. Так что о скором отдыхе можно только мечтать. Женщина прошлась по этажу и проверила каждую палату, чтобы убедиться, что с каждым пациентом все в порядке. Составив отчет, женщина снова поднялась наверх, оказавшись на последнем этаже, где находилась палата Уильяма, но та располагалась в самом конце коридора, поэтому молодой человек станет самым последним пациентом, которого она сегодня утром сможет навестить.

Проверив нескольких больных, Мария сделала очередную заметку и собиралась было открывать очередную металлическую дверь с решетчатым окошком, но внезапно ее внимание привлекли странные человеческие звуки, которые доносились откуда-то сверху. Они напоминали чей-то плач. Женщина замерла, прислушавшись. Действительно, кто-то плакал. Кажется, это был ребенок, голос был слишком тонким для взрослого человека. Мария нервно сглотнула и убрала ключи в карман халата, после чего дошла до середины коридора и снова напрягла органы слуха, чтобы с точностью определить, откуда именно доносился столь пронзительный плач ребенка. Она до последнего надеялась, что ей всего лишь показалось. Но через пару мгновений шум снова повторился. Он доносился с чердака.

В конце коридора находилась вертикальная лестница, что вела наверх, единственная в этом корпусе. Мария быстрым шагом направилась туда, чтобы выяснить, кто именно так жалостливо и громко проливает слезы. Вряд ли это был ребенок, детей в этом заведении попросту не может быть. Это должно быть один из пациентов, чей голос не претерпел сильных изменений за большую часть жизни. Вероятнее всего это была женщина, мужской голос не может ни при каких условиях так сильно напоминать детский, многие признаки, так или иначе, выдадут его реальную принадлежность.

Подойдя к лестнице, она с замиранием сердца посмотрела на люк, который вел на чердак. Тот был открыт, как и ожидалось, но следов взлома не наблюдалось. Связка ключей от чердака хранилась у ограниченного числа работников, к постороннему та попросту не могла попасть, если только не была каким-то образом украдена. Из-за отсутствия солнечного света было невозможно ориентироваться в пространстве. Свет коридора не доходил до этой области, поэтому Мария воспользовалась электрическим фонариком, который лежал в кармане ее халата на всякий случай.

Плач не утихал, а лишь усиливался. Мария ощущала в нем боль, физическую, душевная не могла издавать столь острых эмоций. Этот человек словно был ранен и плакал от неизбежности своей гибели, он полностью отчаялся и перестал верить в спасение. Женщина через пару мгновений ступила на пыльный пол и развеяла кромешную тьму фонариком, но этого света было недостаточно, чтобы осветить столь длинное помещение и увидеть хотя бы краешек человеческого силуэта.

— Кто здесь? — спросила Мария и прислушалась.

Плачущий громко всхлипнул и немного затих, но все еще можно было различить его надрывное дыхание. Мария поежилась от морозного воздуха, что моментально пронзил ее тело, и медленно стала продвигаться вперед, направляя фонарик в разные стороны, чтобы случайно не пропустить хотя бы одну важную деталь. Луч фонаря подсвечивал витавшую в воздухе пыльцу строительной пыли, от которой тотчас же разболелась голова и стало гораздо труднее дышать. Вряд ли здесь кто-либо был за последние десять лет. Непригодная мебель, которая горой наполняла чердак, сгнила и начала крошиться от малейшего дуновения ветерка. По полу были разбросаны ржавые медицинские приборы, осколки банок из-под таблеток. Самая настоящая свалка, на которую было больно смотреть. Людьми здесь даже не пахло.

— Не бойтесь. Я хочу помочь. Нет смысла прятаться, — как можно спокойнее произнесла женщина и замерла на месте.

Плач резко прекратился. Остались лишь пугавшие до мурашек завывания ледяного ветра и шум просыпавшегося города. Больше ничего. Никаких признаков, что здесь находится кто-то посторонний.

Мария нервно сглотнула и, устало покачав головой, повернулась в сторону выхода, но тут перед ней резко возник человек, отчего женщина не сдержалась и издала испуганный крик.

— Проклятье! — схватилась за голову та и громко выдохнула, пытаясь подавить приступ паники. — Господи. Как ты меня напугал. У меня чуть сердце не остановилось… Боже…

Уильям виновато улыбнулся и скромно завел руки за спину.

— Извините. Я услышал странный шум на чердаке. Он раздавался здесь всю ночь, — произнес он. — Знаю, мне не следовало покидать палату без вашего ведома. Но медсестра забыла закрыть дверь, когда уходила.

— Здесь кто-то плакал, — прошептала Мария и снова прислушалась. — Ты никого не видел?

— Нет, — поглядел по сторонам тот и шмыгнул носом. — Я слышал лишь странный шум, будто кто-то стучал по стенам каким-то тяжелым предметом. Мне показалось странным, что кто-то занимается подобным ночью. Поэтому я и поднялся сюда, чтобы проверить.

— Откуда ты взял ключи? — приняв вид грозного врача, спросила его та.

— Люк уже был открыт, мэм. Думаю, сюда действительно проник кто-то посторонний. Но, кажется, он уже ушел.

Внезапно раздался громкий шум. Мария резко обернулась и посмотрела в сторону выхода. В ужасе она поняла, что крышка люка захлопнулась.

— Черт! — вскрикнула она и кинулась к лестнице, надеясь, что крышка люка закрылась из-за ветра и не перекроет им единственный выход отсюда.

Но крышка не поддавалась, она намертво прилипла к полу. Мария в панике стала стучать по ней, надеясь, что тот, кто закрыл люк, услышит их. Но все тщетно. Женщина оказалась заперта вместе с Уильямом на этом чердаке, где они моментально замерзнут из-за отсутствия какого-либо источника тепла.

— Нет, этого не может быть, — продолжила стучать та, все еще веря, что кто-то внизу придет к ним на помощь.

— Хи-хи-хи, — раздался веселый детский голосок где-то в конце чердака, вынудивший Марию испуганно оглянуться.

Уильям удивленно взглянул на нее и проследовал за ее взглядом.

— Вы что-то слышите? — спросил он ее и немного прошел вперед. — Скажите, вы что-то слышите?! — внезапно его голос стал таким взрослым и серьезным, что Мария на секунду подумала, что видит этого молодого человека в первый раз в жизни.

— Д-д-да, — промямлила та и медленно выпрямилась. — Кажется, я слышала, как кто-то смеется.

Уильям прищурился и стал вглядываться в темноту, явно сильно нервничая, о чем говорили его быстро бегающие глаза.

— Дайте мне ваш фонарь, — все таким же взрослым голосом сказал он и повернул голову в сторону Марии, которая ошарашенно пялилась на молодого человека. — Не волнуйтесь, я вам его верну.

Женщина неуверенно протянула ему их единственный источник света и боязно отошла на пару шагов назад, пытаясь понять, что так заинтересовало Уильяма в глубинах этой кромешной тьмы. Молодой человек выглядел слишком напряженным, буквально каждая мышца на его теле напряглась, и это не могла скрыть даже одежда. Он сделал пару шагов вперед и направил луч света куда-то в угол, где стоял покосившийся платяной шкаф.

Словно испугавшись света фонаря, оттуда выбежало низкорослое существо и стрелой бросилось в сторону, спрятавшись где-то в глубине чердака.

— Оставайтесь здесь, Мария. Ни в коем случае не идите за мной.

— Что происходит, Ричи? — в недоумении посмотрела на него та, но возражать не стала. — Пожалуйста, не навреди ему.

— Это уже как получится, — подмигнул ей тот и стал медленно продвигаться вперед, стараясь ступать как можно тише, словно боялся, что шум может спугнуть незнакомца, и тот просто-напрасно выпрыгнет в окно.

Через какое-то время свет фонаря осветил край руки загадочной личности, которая, забившись в угол, жалостливо скулила и изредка всхлипывала, словно испытывала сильнейший ужас перед пришедшими сюда людьми. Уильям стал двигаться чуть в сторону и вскоре смог вытащить на свет полную фигуру этого человека.

Из-за того, что тот сидел к ним спиной невозможно было определить его половую принадлежность. Тело этой личности полностью лишено одежды, кожа была белее снега и, в буквальном смысле светилась. Незнакомец напоминал высохшее мертвое дерево, его обильными линиями опоясывали вздувшиеся вены, отдаленно напоминавшие небольших змей, что поселились в недрах человеческого организма. Подойдя чуть ближе молодой человек разглядел глубокие оставленные чьим-то зубами шрамы, коих было настолько много, что создалось впечатление, что этого беднягу пытались когда-то съесть заживо. Молодой человек медленно склонился над ним и стал осторожно протягивать в его сторону руку, пытаясь дотронуться до бледного костлявого тела.

Но незнакомец внезапно дернулся и повернул в сторону молодого человека лицо, которое оказалось до жути обезображенным и демонстрировало яростный гнев и неумолимый голод. Глаза у этого человека полностью отсутствовали, на их месте красовались черные сгустки, которые вязкими ручьями сползали вниз по щекам. Черты лица сложно было назвать женскими или мужскими, это было что-то усредненное. Даже возраст этой личности остался загадкой, так как половина головы была идеально гладкой, а вторая демонстрировала сморщенную кожу, которая настолько сильно обвисла, что могла с легкостью достать до ключицы. Незнакомец оскалил свои гнилые редкие зубы и, издав хищный крик, бросился прямо на Уильяма, не давая ему времени, чтобы увернуться.

***

Еще никогда в своей жизни ему не приходилось слушать столь пугавшую от мозга до костей музыку. Она походила на ритуальную, такую молодой человек слышал в Египте, когда несколько лет назад путешествовал с научной экспедицией. Ее исполняли старики, которые славили старые времена, былое могущество их государства, что сейчас погребено под вечными желтыми песками.

Джордж посещал место, где когда-то располагалась деревня, по легенде уничтоженная болезнью, которая была наслана убитой девочкой. Никто не мог рассказать с точностью, откуда именно произошло это поверье, многие ссылались на древние письмена, настенные иероглифы, оставшиеся в частично сохраненных хижинах. В этом поселении обитали, в основном, фанатики, среди них были и совершенно молодые ребята с полностью промытыми мозгами.

Джордж не желал верить в истинность этой легенды, та звучала слишком шаблонно для этих земель. Легенда выделялась лишь тем, что девочку не возносили, как богиню, не делали из нее демона. Она была обыкновенным невинным человеком, чей страх и злоба материализовалась в смертельную эпидемию. В честь этой мифической девочки возвели священный алтарь, многие считали, что это сооружение в виде статуи феникса, находится на месте ее могилы, хотя этот факт уж слишком сильно был притянут за уши. Поверье гласило, что девочку закопали живьем в пустыне, что находилась гораздо дальше от этого алтаря. Каждую ночь старики разжигали рядом со статуей костры и устраивали пляски под жуткую ритуальную музыку. Молодой человек долго наблюдал за этим процессом, вслушивался в слова их песен. Но так и не смог до конца понять, что именно эти люди хотели донести до высших сил.

Один из местных жителей, своего рода отшельник, как-то раз во время случайной беседы объяснил, что те почитали одну жрицу, которая, как некоторые считают, была бабушкой той самой девочки. Разумеется, доказательств этой версии не было, ибо ни в письменах, ни на настенных иероглифах не имелось ни единого упоминания об этом родстве. Есть лишь примерные даты из других источников, где говорится, что эта жрица и та девочка жили в одно время, обе умерли от рук солдат. Убийство жрицы еще можно объяснить, в то время это было обыкновенной практикой, если учесть, что на место египетских богов стали приходить римские. Но убиение девочки так и осталось без объяснений. Скорее всего поэтому ее гибель и связали со смертью жрицы, ведь если убили столь почтенного человека, то должны были уничтожить и всю семью приговоренного.

Музыкальное сопровождение того ритуала до сих пор не могло покинуть голову Майлза, эти стонущие звуки отпечатались в каждой клетке тела, оставили отметены на коже, своего рода татуировки. И в данный момент эта музыка вернулась снова. Но на этот раз она исполнялась не на простых самодельных инструментах, а на чем-то более сложном, массивном. Кажется, это был орган, необычный выбор невидимого музыканта. Египетские мотивы на европейский лад. Такое сочетание сделало мелодию более зловещей, пронизывающей. Хотелось закрыть уши и оградиться от нее, убежать туда, где обитала мертвая тишина. Но бежать было некуда. Джордж находился в заточении.

Он стоял посреди огромного зала. Звездное небо, что проникало сюда через огромные трещины на потолке, слегка подсвечивало древние стены этого места. Можно было разглядеть колонны, многие из которых успели обрушиться, многочисленные скамейки. А впереди стоял алтарь, сверкавший настолько сильно, что его ошибочно можно было принять за диск луны. Джордж медленно прошел вперед и осознал, что находился посреди заброшенного католического храма. Он знал это место, знал настолько хорошо, что просто не мог ошибиться. Это каменное сооружение находилось там, где когда-то Джордж впервые потерял любимого человека. С тех пор храм не сильно изменился, лишь дождевой воды, что беспрепятственно проникала сюда, стало больше, только в данный момент она замерзла и была посыпана мягким снегом. Приглядевшись, молодой человек увидел, что жидкость покрывала не только полы, но и стены. В местах, где имелось больше трещин, красовались целые застывшие водопады, отчего создалось ложное впечатление, что время попросту остановилось.

Молодой человек задумчиво потоптался на месте и сел на одну из скамеек, обхватив руками плечи. Становилось холоднее. На нем был лишь свитер, который вряд ли мог спасти тело Джорджа от столь сильного мороза. От этого сделалось немного не по себе. Парень не думал о том, что ему следует выбраться отсюда, понять, как он сюда попал. Его такие вещи сейчас совершенно не волновали. Он думал только о том, как бы ему согреться. Похлопав ладонями по карманам брюк, он нашел портсигар. Серебряный предмет был доверху наполнен ароматными сигарами и спичками. Табак молодой человек без сожаления выбросил, оставив только самое необходимое, что помогло бы разжечь костер.

Быстро собрав сухие кусочки древесины, являвшиеся обломками старой мебели, Джордж сложил все это добро в большую кучу. У алтаря он нашел несколько религиозных книг, которые наполовину разложились от влаги, поэтому уже вряд ли кому-либо могли пригодиться, на их страницах не осталось ни одной различимой буквы, но бумага высохла, поэтому для костра будет невероятно полезна. Через пару минут молодой человек ощутил, как его тело стремительно стало наполняться приятным теплом. Костер получился небольшим, как он и хотел. Поэтому потом его задушить будет не так и трудно.

Музыка ни на секунду не прекратилась, но стала гораздо тише. Джордж посмотрел в сторону алтаря и понял, что орган располагался прямо над ним на широком массивном балконе. Но никто не нажимал на клавиши мануала, музыканта молодой человек не заметил. Может быть, это ветер гулял по трубам величественного музыкального инструмента и создавал такое жутковатое звучание? Вряд ли это так. Музыка была слишком сложной и правильной, силы природы попросту не способны создать нечто подобное.

Молодой человек поджал под себя ноги и стал завороженно наблюдать за органом, как за живым существом, который просто поражал его воображение своей совершенной красотой. Так оно и было. Музыкальный инструмент действительно был великолепен. Его трубы достигали в высоту пятнадцати метров, если не больше, и были позолочены, отчего светились ничуть не хуже, чем алтарь внизу. Создаваемые органом звуковые волны заставляли вибрировать заледеневшие водопады на стенах, отчего создавалось опасение, что лед попросту треснет из-за такого напряжения и острыми осколками обрушится на молодого человека.

Странно, что до этого Джордж не видел этого музыкального инструмента. В последний раз, когда он был в этом храме, здесь практически ничего не осталось, кроме голых покрытых плесенью стен. Откуда же возник этот огромный орган? Вряд ли он стоял здесь слишком давно. В округе довольно много бедняков, которые не побрезговали бы распилить этого гиганта на запчасти, чтобы продать металл кому-нибудь за копейки.

Внезапно музыка стихла. Джордж замер, пытаясь понять, что заставило орган так резко замолкнуть. Но выяснить это было невозможно, в храме царила мертвая тишина, которую вряд ли удастся прогнать в ближайшее время. Молодой человек медленно поднялся на ноги и в страхе огляделся, все еще надеясь, что ему удастся поймать взглядом неуловимого музыканта. Но Джордж был один среди этого огромного зала. Здесь больше никого не было.

— Джордж! — неожиданно раздался мужской голос где-то наверху. — Джордж!

Молодой человек вздрогнул и с широко распахнутыми глазами уставился на массивный балкон, где располагался орган, и увидел чью-то человеческую фигуру, что призывала его следовать за ним.

— Джордж! Иди сюда! Ты должен это увидеть! — незнакомец явно был чем-то поражен, о чем говорил его восторженный голос. — Джордж!

Парень стал искать глазами лестницу и вскоре обнаружил ее за одной из обрушившихся колонн. Подняться наверх было не так-то просто, как казалось с первого взгляда. Часть ступенек обрушилась, создав серьезные преграды для Джорджа. Поэтому ему приходилось чаще прыгать через целые пропасти, рискуя сорваться вниз и тотчас же лишиться жизни. Но, к счастью, через пару минут молодой человек оказался на балконе и увидел перед собой стоявшего в тени мужчину, лицо которого невозможно было увидеть даже в свете звезд.

Джордж с неуверенностью стал идти в его сторону, все еще надеясь, что мужчина представится еще до того, как он подойдет к нему почти вплотную. Но незнакомец продолжал молчать и стоять на месте.

Чем сильнее между ними сокращалось расстояние, тем сильнее Джордж стал ощущать странные вибрации в голове, которые вскоре стали дополняться помутнением в глазах. Через пару мгновений перед ним все стало полностью размытым, как в тумане. Джордж покачнулся и обессиленно схватился рукой за ограждение балкона, чтобы не упасть. Все вокруг, в буквальном смысле, поплыло, стало запрокидываться куда-то влево, будто храм решил перевернуться и поменять пол и потолок местами.

— Джордж! — снова окликнул его незнакомец и склонился над ним, внимательно посмотрев на него, но из-за помутнения в глазах Джордж так и не смог увидеть лицо этого человека.

— Я… я ничего не вижу, — прошептал тот и в безумстве стал глазеть по сторонам.

Раздался хруст. Это напоминало звук гигантского сломавшегося печенья. Хруст повторился и стал наполнять храм с завидной частотой. Молодой человек понял, что это крошатся стены. Пол стал уходить из-под ног, в любой момент он окажется внизу вместе со всем этим балконом. Молодой человек сделал попытку подняться на ноги, но тело полностью ослабло, не было сил пошевелить хотя бы пальцем.

— Помоги мне, — прошептал он незнакомцу и протянул в его сторону руку. — Нам нужно уходить отсюда.

Джордж поморгал пару раз и понял, что зрение стало потихоньку возвращаться к нему. Посмотрев по сторонам, он в ужасе вздрогнул, так как увидел рядом с собой сотни окровавленных тел, которых было настолько много, что на полу не осталось ни единого свободного места. Неожиданно молодой человек почувствовал чье-то прикосновение к своему плечу, повернувшись полубоком, он увидел, что один из мертвецов решил положить на него свою тяжелую голову. Чуть не вскрикнув от страха, Джордж оттолкнул от себя труп и с трудом поднялся с пола.

Незнакомец стоял на горе мертвецов и с любопытством смотрел на Джорджа, обезумевшего от всего этого кошмара и непонимания происходящего. Его словно забавляло все это, он был готов в любой момент рассмеяться и залить огромный зал своими позитивными эмоциями.

Храм действительно начал разрушаться. За все это время успело рухнуть несколько колонн, которые поддерживали балкон, и придавили своим весом священный алтарь. Трещины на потолке увеличились в разы, и вскоре многотонная крыша должна была вернуться на землю, погребя под собой всех, кто здесь находится в данный момент времени.

Джордж бросился в сторону лестницы, но едва он сделал шаг, как что-то острое впилось в его ногу и вынудило парня рухнуть на пол. Один из трупов внезапно ожил и решил отведать плоти молодого человека. Его острые зубы проникли глубоко в кожу парня и с жадностью стали отрывать целые куски мяса. Джордж заорал от боли и попытался оттолкнуть другой ногой оголодавшего мертвеца, но тот присосался к его конечности так сильно, что уже было невозможно освободиться.

Незнакомец тем временем засмеялся, громко, изливая на всех и вся свои радостные эмоции. Его смех с каждой секундой становился все тоньше, приобретая вид детского, отчего становилось не по себе.

Вместе с этим остальные мертвецы внезапно зашевелились и стали с диким рычанием ползти в сторону мокрого от собственного пота Джорджа, который уже перестал верить в реальность всех этих событий. Один за другим трупы стали кусать парня, разрывать его тело на части, не оставляя ему ни единого шанса на спасение.

А незнакомец продолжал смеяться, не переставая. И впервые можно было увидеть его лицо, которое будто совершенно случайно попало в свет ярких звезд. Это был Эрван, все такой же юный и беззаботный, как тогда, когда Джордж видел его в последний раз.

***

Тело Джорджа извивалось на кровати, как змея, потерявшая способность ориентироваться в пространстве. Тяжелое одеяло до последнего пыталось удержать мужчину на месте и, к счастью, оно с этим пока с успехом справлялось. Кожа Майлза покрылась толстым слоем пота, словно Джорджа кто-то невидимый поливал из большого ведра теплой водой.

— Эрван… Эрван!!! — сквозь сон кричал он и продолжал хаотично двигать частями тела, поворачивая голову то в одну сторону, то в другую.

Его пальцы впились в край матраса и были готовы пронзить ткань насквозь с помощью треснувших от напряжения ногтей.

— Эрван…

Дверь спальни открылась и на пороге возникла Лиза, державшая в руке тусклую керосиновую лампу. Женщина в спешке поставила источник света на столик рядом с кроватью и схватила Джорджа за плечи, пытаясь успокоить его судорожные движения. Но парень не желал подчиняться и продолжал кричать, надрывая голос.

— Виктор, Виктор, — позвала его та и сжала ладонями его мокрое бледное лицо.

Джордж резко дернулся, словно получил сильнейший удар током, в ужасе уставился на женщину, после чего успокоился и начал лишь тяжело и надрывно дышать. Лиза улыбнулась как можно ласковее и стала осторожно водить ладонью по колючей щеке мужчины, одним лишь взглядом помогая ему отойти от сковавшего его сознание ночного кошмара. Джордж до крови прокусил губу и на ней виднелись кусочки перьев. Видимо, он судорожно кусал подушку, испытывая что-то болезненное во время сна.

— Все хорошо, — прошептала Лиза и убрала мокрую прядь волос с его лба. — Это всего лишь дурной сон… Все позади. Ты в безопасности. Ты снова с нами.

Джордж ничего не ответил, лишь тяжело сглотнул и немного отвел голову в сторону, безучастным взглядом разглядывая темную часть комнаты.

— К тебе снова возвращается то, что случилось с Эрваном? — осторожно спросила мужчину женщина и стала гладить его по волосам.

Джордж впервые утратил свое юношеское лицо, буквально за одну ночь обретя многочисленные морщины и обширные синяки под глазами. Возможно, это лишь временное явление, и связано оно с испытанный во время сна стрессом. Но Лиза почему-то была уверена, что теперь мужчина будет выглядеть так всегда, уставшим, утратившим радость в жизни. Это настоящее лицо ее бывшего возлюбленного, больше Виктор его не прятал.

— Сегодня годовщина его смерти, — едва слышно ответил он и с трудом сделал глубокий вдох. — Уже восемь лет прошло с момента его гибели. Каждую ночь я вижу один и тот же сон. Повсюду мертвецы, Эрван стоит над ними, как на вершине горы, и смеется. Каждый раз место действия сменяется на новое. В конце мертвые оживают. И бросаются на меня. Начинают поедать… А мне остается ощущать невероятную физическую боль. Она настолько реальна, что я начинаю верить в истинность всего происходящего.

— Не позволяй умершим отравлять твою жизнь. У них нет никакого права так поступать с тобой, — произнесла та и, громко вздохнув, положила свою голову на обнаженную грудь мужчины, слегка прикрыв глаза. — Ты сейчас здесь, с нами, с людьми, которые дорожат тобой и рады видеть тебя каждый день. Неужели тебе не хочется жить в настоящем, так, как ты всегда хотел?

— Лиза, — прошептал он и внимательно посмотрел на женщину. — Прости меня.

— Я давно тебя простила, Виктор, — слегка приподняла голову та и снова погладила мужчину по щеке. — И вряд ли смогу держать обиду снова.

— Спасибо, — слабо улыбнулся он и прижал женщину к себе двумя руками. — Спасибо.

Джордж облизал обкусанные губы, покрывшиеся кровяной коркой, и молча стал смотреть на потолок, впервые за долгое время совершенно ни о чем не думая. Лиза тихо посапывала на его груди, безмятежно, как крохотный котенок. Мужчина провел шершавой рукой по ее светлым шелковистым волосам и полностью зарылся в них пальцами. Он ощутил спокойствие, умиротворение. Казалось, что все проблемы, что еще вчера сжимали его глотку, отступили. Джордж просто лежал и слушал дыхание Елизаветы, ему казалось, что он готов лежать вот так рядом с ней всю жизнь, гладить женщину по голове, вдыхать ее запах, который напоминал аромат свежего молока.

***

Мария Аддерли, возможно, была единственной в этом здании, кто считал себя самой обыкновенной, без особо выраженных талантов, неких причудливых особенностей. Она самая простая, стандартная. И это выражалось буквально во всех деталях ее внешнего вида. Обычная фигура: не слишком худая и не слишком толстая; грудь средних размеров, не особо привлекательная, но и не чересчур плоская; рост не сильно выделял ее из толпы, нее не было длинных ног или длинной шеи; все по шаблону, как у всех, ничего сверхъестественного. Лицо женщины не знало косметики и ни разу не ощущало эти преображающие внешность средства на коже, даже минимальное количество пудры создавало эффект некоего утяжеления, легкого зуда, сухости. Она пользовалась только мылом и водой — вот и весь уход за кожей лица. Лишь волосы были ее слабостью. Не было и дня, чтобы Мария не помыла их, а перед этим не нанесла на каждый волос питательную маску из молочных натуральных продуктов. Возможно, это и стало причиной отсутствия на ее голове седых волос, все до последнего сохраняли в себе пигмент. Ей нравился свой натуральный цвет локонов, он напоминал пшеничное поле в пасмурную погоду, темно-бежевый с переливами золотистого оттенка. Пару раз женщина задумывалась сделать волосы чуть темнее, возможно, придать им шоколадный тон. Но Мария не решилась, побоялась сделать шелковистые локоны слишком сухими, что часто случается после покраски. Поэтому с самого рождения она ходила с натуральным оттенком волос, самым обычным и распространенным.

Возможно, эта простота так привлекла ее супруга. Когда Мария была еще совсем молодой девчонкой, этот изрезанный морщинами мужчина был весьма хорош собой. Она не знала никого краше и привлекательнее во всем городе. Поэтому влюбилась в него без памяти. Он был гораздо старше, ему в то время исполнилось тридцать девять, а она являлась наивной девушкой, студенткой медицинского факультета. Карл был ее преподавателем, неопытным новичком, который боязливо поглядывал на учеников, не зная, каким образом привлечь их внимание к своему предмету. Его лекции были донельзя скучными, бесполезными, но Мария вслушивалась в каждое слово, проглатывала все фразы мистера Аддерли до последней капли. Она не надеялась, что он ее заметит. Никто ее не замечал, не знал по имени. К ней чаще всего обращались по фамилии и заводили разговор, если поблизости не находилось другого собеседника. Но у Марии так или иначе был друг. Худенький щуплый парнишка, которого она в шутку называла Щелкунчиком из-за его больших квадратных зубов. Он ходил за ней хвостиком, на каждой лекции садился рядом и будто незаметно пытался понюхать ее, о чем говорили его вечно напряженные большие ноздри. Между ней и Щелкунчиком не было много общего, их объединяла только обыкновенность. Они редко разговаривали, но им словно было спокойнее друг с другом. Совместные походы в библиотеку, в столовую стали некой традицией в их так называемой дружбе. У них не было других маршрутов. Они не ходили в кино, театры, либо просто куда-нибудь в парк, чтобы съесть сэндвич. И самым странным было то, что молодые люди в этом не нуждались.

Мария часто вспоминает Щелкунчика. Сейчас он сильно изменился и похорошел. Вряд ли женщина узнает в нем того страшненького мальчишку, который был настолько худым, что его кости с трудом справлялись с нагрузкой. Но она благодарна ему за то, что тот не давал ей быть одинокой, забытой обществом. Большинство ее чрезмерная простота по какой-то причине отталкивала. Она не пыталась выделиться, быть на кого-то похожей. Женщина любила себя такой, какой была с самого рождения, без всяких кричащих новомодных штучек. Мария не любила платья, не любила пестрые шляпки с перьями, ставшие популярными зонтики от солнца. Даже каблуки были для нее чем-то чуждым. Ей было гораздо приятнее носить то, что просто придает чувство комфорта. И не важно, что этот предмет одежды великоват и растянут. Мария никогда не любовалась собой и не особо нуждалась в чужих восхищенных взглядах. Ей довольно длительный промежуток времени хватало лишь влюбленных глаз мужа, но и потом, когда те перестали излучать столь сладостные эмоции, женщина многого не потеряла.

Но так или иначе ее супругу удалось то, что не удавалось никому. Он заставил Марию почувствовать себя уверенной, полюбить свою простоту так, как не мог полюбить ни один человек на всей планете. И вскоре женщина просто перестала нуждаться в любви, так как та не подходила под ее образ обыкновенности. Любовь для нее была слишком яркой, слишком заметной и выделяющейся. Поэтому постепенно Мария незаметно для себя самой разлюбила этого очаровательного преподавателя и стала жить с ним просто по привычке, как с хорошим знакомым. Да, иногда возникала обида, некое подобие ревности и сожаления, но чем больше проходило времени, тем легче она справлялась с этими неприятными чувствами. Мария жила просто для себя, строила какие-то планы именно на свою жизнь, и муж вскоре попросту перестал играть хоть какую-то значимую роль в ее будущем, которое рано или поздно наступит. Они еще не были разведены, но она представляла себе совершенно другого мужчину в качестве супруга, высокого, молодого, светловолосого, который снова заставит ее сердце трепетать от желания. Может, она разлюбила мужа из-за того, что тот постарел, растерял всю свою смазливость за эти двадцать лет? Ему уже почти шестьдесят, он стар, немощен, порой с трудом передвигается на своих двоих ногах. Уже на пятом десятке он растерял всю свою страсть во время секса, не было никакой прелюдии перед их совокуплением, никакого логического финала. Весь их секс напоминал какую-то обязанность, которую надо выполнить кровь из носу. Мария перестала чувствовать удовольствие от этого процесса, ни малейшего намека на оргазм. Обычный супружеский секс, ничего лишнего.

Она много раз задумывалась, изменял ли он ей, остались ли у него хоть какие-то чувства к жене? При этом не испытывала ни малейших негативных эмоций, ни капли ревности. Чистокровное любопытство. Но Карл оказался таким же простым, как и она. Ни забавной интрижки с молоденькой медсестрой, ни даже случайного секса без обоюдного согласия с насильно посаженной в палату любовницей бизнесмена. Слишком скучно, банально. Странно, что ее стала раздражать человеческая обыкновенность, ведь в ней эта самая обыкновенность течет по всем сосудам и уже вряд ли искоренится из организма. Но Мария стала по неизведанной причине осуждать это качество, но при этом восхваляла в самой себе. Этот момент порой забавлял женщину, и она пыталась хотя бы что-то из всего этого проанализировать, но вскоре просто перестала придавать подобному какую-либо значимость.

Обыкновенная жизнь, обыкновенные будни. Изо дня в день все повторялось. Короткий сон, утренний кофе отвратительного качества, обход, позже такие же обыкновенные и копирующие друг друга беседы с пациентами, многочисленные малоэффективные процедуры, отчеты и тому подобное. Ничего такого, что могло бы навсегда отпечататься в памяти. Работа, которую та вряд ли ценила, гордилась или пропускала через себя. Она делала это всю жизнь, потому что больше ничего не умела и вряд ли начнет заниматься чем-то другим, даже если сильно захочет.

Но это утро изменило все. Вся обыкновенность, шаблонность растворилась, словно по волшебству. Все рухнуло в одночасье: представления о мире, жизни, все, на чем строились ее принципы. И виновником этих кардинальных перемен в бытие стал двадцатилетний белобрысый паренек, который в данный момент времени вцепился в ожесточенной схватке с человекоподобным монстром, который явно не против отведать людского мяса. Мария до последнего не верила в реальность этих событий, пыталась внушить себе, что из-за недосыпания незаметно для самой себя уснула и что все это обыкновенный сон, хоть и так пахнувший реальностью.

Женщина с трясущимися коленками стояла около закрытой крышки люка и стонала от страха, который парализовал все ее тело. Она не могла ничего делать, только находиться на одном месте и смотреть на неравный бой, который мог завершиться в любой момент смертью одного из участников.

Мужества Ричи была недостаточно, чтобы совладать со столь отвратительно воссозданным Господом существом. Монстр с легкостью придавил своими костлявыми руками молодого человека к полу и с жадностью потянулся редкими, но острыми зубами к его шее, мечтая перегрызть сонную артерию. Ричи со звериным рычанием ударил фонарем противника по голове и выиграл пару секунд, чтобы иметь возможность отдалить челюсть врага как можно дальше. Человекоподобное существо с большим удовольствие прикусило пальцы парня, после чего с детским смехом сжало его горло и воплотило в жизнь свой хитрый замысел: шея молодого человека была больше не защищена.

Ричи осознал, что больше не стоит на полу, его тело находится в подвешенном состоянии, болтается, как тряпичная кукла. Его враг был ошеломительно силен, слабые мышцы этого худощавого существа словно впитывали в себя пустоту всего мира и преобразовали в огромные сгустки энергии. Шея молодого человека была сжата чужой рукой настолько сильно, что Ричи начал чувствовать, как мозг попросту перестал передавать сигналы в большую часть тела. Парень ощущал лишь голову, все, что находилось ниже, онемело.

Монстр хищно улыбнулся и обнажил свои малочисленные гнилые зубы, от которых доносился аромат недавно съеденной плоти. Пальцы существа все сильнее и сильнее давили на кожу Ричи, пронзали ее насквозь, как бумагу, не испытывая никакого сопротивления во время этого процесса.

Молодой человек вскрикнул от боли, и Мария поняла, что прямо на ее глазах убивают пациента, и она ничего не может с этим поделать. Женщина беззащитна против этого монстра, ее обыкновенность взяла вверх и вынудила трусливо стоять на месте и наблюдать за смертью другого человека. Ричи выждал нужный момент и на последнем издыханье вонзил окровавленные пальцы в расширенные глаза своего врага, расплющил их, как шарики из теста. Противник резко отпрянул и озарил чердак безумным всплеском эмоций: его голос заставил каждого находившегося здесь закрыть уши ладонями, чтобы в одночасье не лишиться слуха. Монстр ослеп, перестал ориентироваться в пространстве. Обнаженное существо в панике стало оглядываться по сторонам, оскалив гнилые зубы, и пыталось вновь уловить Ричи, но уже лишь по запаху его тела.

Молодой человек судорожно схватился за горло, из которого ручьями выливалась кровь, и, полностью ослабев, попытался отползти от монстра на достаточно большое расстояние.

Мария поняла, что еще минута, и парень умрет. Уже сейчас вокруг него образовалась огромная лужа из крови, вся его одежда уже наполовину пропиталась этой красной жидкостью. Но Ричи продолжал бороться, двигаться, убегать от смерти. Еще один шаг… Больше нет возможности сражаться… Молодой человек не находит сил, чтобы просто сесть, у него остается лишь возможность ползти, толкать тело ногами. Монстр его не видит, но в любой момент все может измениться. Кровь выдаст Ричи, ее запах в любую секунду долетит до ноздрей противника. И тогда скорая смерть парня будет лишь вопросом времени.

— Мария, — слабым до безумия голосом произнес он и с какой-то странной ухмылкой взглянул на оледеневшую женщину. — Мария… Не верьте никому, не верьте…

Женщина поняла, что Ричи больше не смотрит на нее. Его глаза закрылись, и парень окончательно стих, а на его мальчишеском миловидном лице застыла какая-то пугающе спокойная улыбка. Мария с трудом набрала в легкие воздух и посмотрела в сторону монстра, который теперь резко замер на месте и с голодным выражением лица уставился на нее.

Восходящее рыжеватое солнце осветило его уродливые черты лица и заставило кожу человекоподобного существа засветиться, как тусклая лампа. Тот словно ощутил прикосновение лучей на теле, и это явно ему не особо сильно понравилось. Монстр дернулся и стал резко крутить головой, явно торопясь, чтобы успеть найти новую жертву до полного восхода дневного светила.

Мария обхватила плечи руками и, дрожа от страха, стала медленно уходить в тень, стараясь совершенно не дышать, чтобы враг не смог с помощью органов слуха выяснить ее местоположение.

Мельком она поглядывала на Ричи, вокруг которого все стремительнее разрасталась лужа крови. Женщина не ощутила от этой картины ничего, даже сожаления. Возможно, ужас перед монстром заблокировал в ее голове все присущие обыкновенному человеку эмоции. Но это не казалось ей таким уж логичным объяснением. Она не должна воспринимать смерть человека так спокойно. Просто не имеет права на подобные действия.

Мария забилась в самый угол и бесшумно села на пол, поджав под себя ноги. А монстр продолжал искать ее, вынюхивать. И он был близок, слишком близок. Рано или поздно это существо обнаружит женщину, это лишь вопрос времени. Мария уже ощущала запах своей крови, видела, как ее бездыханное тело поедают, отрывают кусочек за кусочком.

Женщина закрыла глаза и стала ждать.

Монстр рядом, он уже нашел ее.

***

Женщина изо всех сил пыталась заставить себя погрузиться в сон, насильно закрывала глаза, вырабатывала соответствующее дыхание, надеясь таким образом обмануть организм. Но головной мозг игнорировал желания тела, продолжал работать в стандартном режиме. Лиза знала причину бессонницы, но отчаянно пыталась ее игнорировать. Мозг беспрерывно вырабатывал мысли, неправильные, сомнительные, и тем самым не позволял несчастной хотя бы на несколько часов уйти из реальности и просто отдохнуть.

Джордж: все в голове наполнилось его образом. Она вслушивалась в его дыхание, умиротворенное биение сердца, наблюдала за тем, как у него невинно вздрагивают ресницы, изредка расширяются ноздри непростительно правильной формы. Молодой человек слегка прикусил нижнюю губу, отчего наружу показался кончик языка — эта картина настолько сильно заворожила Лизу, что она не сдержалась и коснулась ее. Женские пальцы нежно и осторожно стали поглаживать рот Джорджа, уделяя внимание каждому миллиметру. Елизавета испытывала непередаваемое наслаждение от ощущения присутствия на своей коже его немного застывшей слюны, та была немного вязкой, какой-то необыкновенно шелковистой. Лизе хотелось ощутить вкус этой жидкости, она была готова выпить целый стакан мужской слюны.

В глубине души она осознавала, что это со стороны звучит омерзительно, смехотворно, но в данный момент времени все правильные размышления улетучились, и женщине оставалось гонять в голове мысли только о том, о чем в обычное время Лиза попросту постыдилась бы думать.

Ее пальцы соскользнули с мужских губ и опустились на немного колючий из-за легкой щетины подбородок, обогнули его и коснулись выпирающего наружу кадыка, который сейчас слишком часто бегал то вверх, то вниз, что со стороны выглядело довольно непривычно. Немного осмелев, Лиза задействовала все пальцы руки и принялась ласкать большую часть шеи мужчины, стараясь делать это таким образом, чтобы Джордж не сумел почувствовать этого во сне. Она не хотела, чтобы он догадался об ее мыслях, услышал ее странные банальные желания. Кожа мужчины была горячей, как свежеиспеченный пирог, при этом пахла точно так же, особенно остро ощущался аромат сахарной пудры. Лиза приблизила к шее Джорджа свой узкий кончик носа и с жадностью вдохнула этот великолепный запах, после чего не удержалась и коснулась кожи Джорджа губами, легонько, практически незаметно. Улыбнувшись от прилива радостных эмоций к голове, она положила свою голову на руку спавшего мужчины и продолжила исследовать его тело, опускаясь все ниже и ниже. Вот Лиза добралась до его груди, обвела пальцами шершавые соски, после чего продолжила длительное путешествие вниз. Словно почувствовав прикосновение ее пальцев, Джордж невольно втянул живот и нервно облизал губы. Женщина с сомнением посмотрела на его лицо, чтобы убедиться, что он не пробудился, после чего вернулась к своему занятию. Живот мужчины был украшен изящным рельефом, каждая мышца была видна и очерчена, словно нарисована талантливым художником; ни единого волоска на коже, пальцы двигались совершенно свободно, как по льду, не встречая на своем пути никакого сопротивления. Конечная остановка, все, что находилось ниже, скрывал кусочек одеяла. Лиза с грустью прервала движение пальцев и стала неуверенно топтаться на месте, словно размышляла, каким образом помочь руке продолжить движение вдоль мужского тела.

Джордж что-то промычал во сне и повернул голову в сторону женщины. Елизавета не помнила, когда в последний раз видела его лицо на таком близком расстоянии от своего. Она теперь могла прочувствовать дыхание мужчины до мельчайших подробностей, то было слабым, как бриз, слегка щекотало кончик носа Лизы и заставляло дрожать некоторые свободные волоски. Женщина нервно сглотнула и, поджав губы, проскользнула пальцами под одеяло. Ткань нижнего белья мужчины казалась неприступной, неприятной на ощупь. Лиза нервными шагами обогнула резинку штанов мужчины, но потом резко остановилась и нырнула под нее, наконец-то ощутив тепло человеческой кожи. Здесь было гораздо теплее, уже не имелось такой гладкой поверхности, как раньше. Женщина нащупала пенис, он был в расслабленном состоянии, слегка влажный и как-то странно вибрировал где-то в глубине. Лиза погладила головку члена, пытаясь отыскать самое чувствительное место, после чего ощутила, как тот стал твердеть, увеличиваться в размерах. Женщина победно улыбнулась и опустила руку еще ниже, отыскав мошонку. Та оказалась причудливо мягкой, как маленькие подушки, отчего Лиза не сдержалась и изо всех сил сжала их, ощутив, как это заставило весь половой орган полностью возбудиться.

Джордж еще сильнее втянул воздух и тихо простонал, изогнув спину. Женщина знала, он не испытывал боли, только удовольствие от прикосновений ее пальцев. Вряд ли мужчина захотел бы, чтобы Лиза остановилась. Джордж с трудом сглотнул и приоткрыл глаза, полностью очистив сознание от глубокого сна, после чего с неким легким удивлением взглянул на женщину, но ничего не сказал, лишь улыбнулся и чуть-чуть приподнял подбородок.

— Тебе нравится? — дрожащим голосом спросила Лиза и с сомнением уставилась на него.

Тот лишь кивнул и прикрыл глаза, подняв подбородок еще выше.

Лиза приспустила штаны молодого человека еще и полностью высвободила наружу его половой орган, который завибрировал гораздо сильнее и плотно прижался к животу мужчины. Женщина сжала пенис в руке и стала осторожно и медленно мастурбировать Джорджу, внимательно наблюдая за эмоциями на его лице, чтобы быть уверенной, что ему это нравится. Спустя какое-то время мужчина вновь изогнул спину и уткнулся носом в шею женщины, начав громко и надрывно дышать.

Она хотела, чтобы он сделал с ней то же самое, действовал с такой же решимостью и силой, но поняла, что тот не хотел ее, не испытывал возбуждения от женского тела. Сейчас, закрыв глаза, Джордж не представлял Лизу, не желал заняться с ней сексом, не мечтал исследовать губами каждый участок ее тела. До последнего она надеялась, что это не так, хотела верить, что ошибается. Она не хотела верить в то, что он — гей, не была готова это признать. Пыталась насильно забыть его признание. Сейчас в ее руке его член, длинный и твердый, как камень, женщина может делать с ним все, что захочет, но при этом она словно не чувствует этот орган, не осознает свою власть над ним.

Лиза потерлась кончиком носа о приоткрытые губы Джорджа, из которых все чаще вылетали тихие стоны. Она полностью контролировала его эмоции, сейчас он выглядел беззащитным, неуязвимым, женщина словно завладела мужским сознанием, но при этом почему-то не ощущала власти, не испытывала от этого процесса никакого удовлетворения.

Неожиданно Джордж ожил и продемонстрировал первые признаки своего участия в этом неполноценном занятии любовью. Его рука резко опустилась вниз и нырнула под ночную рубашку Лизы, под которой не было ни клочка одежды. Лиза от неожиданности ойкнула и случайно отпустила пенис молодого человека, осознав, что она ошиблась насчет мужчины и от этого по ее телу разнеслось что-то вроде электрического заряда, разочарование сменилось на яркий по-настоящему детский восторг. Женщина как можно тише захихикала, чтобы дети в соседней спальне не услышали ее, и полностью расслабила тело, чтобы Джорджу было легче воплощать свои сексуальные фантазии в реальность. Молодой человек стал массировать ее груди, сжимая их с такой силой, что Лиза почувствовала резкую боль, но прерывать Джорджа не стала, побоялась, что тот из-за этого может остановиться.

Мужчина взволнованно провел кончиком языка по губам и, все так же надрывно дыша, в упор посмотрел на женщину, словно спрашивал у нее разрешения.

— Не останавливайся, — прошептала она и провела вспотевшей ладонью по его щеке. — Я не хочу, чтобы ты останавливался.

Джордж широко улыбнулся и впился губами в ее тонкую шею. Лиза не смогла сдержать громкого стона, который огромной звуковой волной заполнил спальную. Молодой человек навалился на женщину всем телом и резким движением вошел в нее. Женщина не сразу поняла, что все это происходит на самом деле, ее охватила по-настоящему чудовищная паника, казалось, что она висит над пропастью в подвешенном состоянии, и нет никаких шансов оказаться на твердой земле. Она ощутила боль, когда член проник в ее тело, но та была приятной, терпимой и отдаленно напоминала приятные ощущения. Лиза обняла худенькими ножками торс мужчины и уткнулась лицом в его напрягшуюся шею, на которой вздулись вены. Таким образом она хотела подавить вырывавшиеся наружу стоны, тяжелое дыхание. Женщина пыталась быть тихой, выпускать воздух маленькими ровными порциями, но тело полностью перестало контролировать себя. Ее голосовые связки действовали совершенно свободно, не желая понижать громкость хотя бы на пару секунд. Джордж пытался ей помочь с помощью поцелуев, но Лиза испытывала смешанные чувства, когда ее стоны, не находя другие пути выхода из организма, проникали в ротовую полость мужчины. Молодой человек явно ничуть не смущался этого, наоборот, его действия усиливались, когда Лиза начинала себя не контролировать, словно таким образом он пользовался ее беззащитностью, чтобы делать с женским телом все, что ему захочется.

Резко его руки опустились на хрупкую шею девушки и сжали с такой силой, что Лиза поняла, что попросту не может дышать, сделать хотя бы маленький глоток воздуха. Она надеялась, что молодой человек отпустит ее уже через пару секунд, но тот лишь продолжал сжимать шею еще сильнее.

— Джордж, — с трудом прохрипела женщина и из последних сил попыталась оторвать его руки ослабшими пальцами. — Джордж… Мне больно… Пожалуйста, отпусти…

Молодой человек быстро заморгал и со смесью ужаса и непонимания уставился на Лизу, которая уже стала терять сознание от нехватки воздуха. Джордж, будто получив серьезный ожог, отпрянул от женщины и в страхе стал смотреть на свои ладони, которые были пугающе красными от сильного напряжения. Женщина стала надрывно кашлять, схватившись за посиневшую шею, и удивленным ошарашенным взглядом оглядела мужчину.

— Прости меня, прости… Это снова происходит со мной… — прошептал он и устало схватился за голову. — Я боюсь себя, Лиза… Не знаю, кто я есть на самом деле. Мне страшно, по-настоящему страшно…

Лиза заметила на его глазах слезы, Джордж с трудом сдерживался, чтобы не заплакать. Она была в таком потрясенном состоянии, что просто не могла осознать, что только что между ними произошло. Шея неприятно пульсировала, кожа горела, словно долгое время находилась над открытым огнем и поджарилась до золотистой корочки. Женщина дрожащей рукой потерла болезненное место и прикрыла обнаженную грудь краем одеяла, боязливо поглядывая на Джорджа, который беспощадно продолжал казнить себя, стиснув голову руками.

— Все хорошо, — прошептала она и осторожно дотронулась до его плеча. — Ты просто немного увлекся, такое бывает. Ничего страшного не произошло.

Джордж мокрыми глазами взглянул на нее и нежно провел рукой по ее шее, после чего осторожно коснулся женской кожи холодными губами. Лиза спокойно улыбнулась и прижала мужчину к себе, начав гладить его по мокрым от пота волосам.

— Ты ни о чем не жалеешь? — едва слышно спросила она и повернула голову в сторону Джорджа.

— Нет, — вздохнул он и зарылся носом в ее шею. — Можешь обнять меня сильнее?

— Мой хороший, — засмеялась она и выполнила его просьбу. — Ты такой теплый… — Лиза задумчиво поглядела вдаль и прикрыла глаза. — Не хочу, чтобы эта ночь заканчивалась. Хочу, чтобы она длилась вечность. Мне так тебя не хватало все эти годы… Ты не представляешь, как…

***

Он не чувствовал прикосновение этих жарких солнечных лучей, они воспринимались, как искусственные, порожденные холодным электричеством. Дневное светило находилось вблизи горизонта, сложно было понять, опускалось оно или поднималось, так как рыжий шар замер в неподвижном состоянии, словно время в этом месте навсегда остановилось. На самом небосводе можно было разглядеть бледные крупицы звезд и полупрозрачный диск луны, которые выглядели настолько большими, что можно было невольно подумать, что небо опустилось вниз, тем самым приблизив к земле необъятную вселенную.

Повсюду росла осока, отдаленно напоминавшая молодую пшеницу. Цвет растений из-за рыжеватого оттенка солнца принял вид золотистого, а капельки воды, застывшие на них в виде миллионов бусинок, сверкали настолько ярко, что походили на светлячков.

Джордж шел вперед, стараясь ступать осторожно, чтобы не ломать стебли и не стряхивать с листьев и цветков драгоценные капли влаги. Вокруг него не было ни холмов, ни даже одиноких деревьев или каких-либо заброшенных строений. Только бескрайнее поле, плоское, как лист бумаги. На небе стали образовываться легкие перистые облака, белые, как свежевыпавший снег, что было странным, так как солнечный свет словно не был в силах передать им свой оттенок.

Молодой человек остановился и прикрыл глаза, подняв свое лицо к рыжему светилу. Он все еще надеялся ощутить его тепло на своей бледной коже, но то по-прежнему оставалось холодным, каким-то безжизненным, будто Джордж стоял посреди большой комнаты, а над ним висела массивная люстра, не излучавшая ничего, кроме света. Ему не хотелось знать, сколько времени он простоял в таком состоянии. Он слышал ветер, шевеление травы и далекий голос птиц — умиротворяющий набор звуков. Но молодой человек желал расслышать что-то другое: голоса людей, музыку привычной для него жизни, хотя бы где-то вдали, за сотни миль от него. К сожалению, Джордж был единственным человеком в этом месте, один среди огромного пространства. Одна лишь мысль об этом сводила с ума, просыпалась паника, участилось дыхание.

Джордж открыл глаза и стал быстро водить глазами из стороны в сторону, продолжал искать какие-то новые детали среди этого однообразного пейзажа. Ничего… Даже птицы, чье пение доносилось откуда-то издалека, не желали показываться, прятались где-то в густой растительности, будто боялись единственного человека среди этого бескрайнего поля. Молодой человек не задавался вопросом, каким образом он здесь оказался, как долго тут пробыл. Его волновало только одно: как ему отсюда выбраться. Неизвестно, куда идти, как быстро бежать. Все вокруг выглядело одинаковым, даже осока имела идеально равный относительно друг друга рост.

Спустя какое-то время Джордж уловил слабый мелодичный звон. Пройдя еще немного, он наткнулся на деревянный столб с человеческий рост. Впервые перед ним возникло что-то новое, выделяющееся из этого однообразия местности. Джордж встретил этот объект, как хорошего друга, с детским любопытством в глазах. Столб был снизу доверху обвит мертвым высохшим плющом, который рассыпался на глазах из-за активной деятельности сухого ветра. На вершине же виднелись странные куклы, прибитые к древесине с помощью гвоздей, они были вышиты из клочков одежды и выглядели весьма пугающе, особенно тревожили их грустные немного напуганные глаза, нарисованные углем прямо на ткани. Рядом с куклами висели веревочки с привязанными к ним металлическими предметами всех видов и мастей: гвоздями, маленькими ложками, даже имелись христианские крестики, наполовину съеденные ржавчиной. Столб выглядел жутковато, особенно благодаря украшениям, смысл которых невозможно было проследить. Всего кукол было три. И у каждой была своя особенность. Как понял Джордж, одна из кукол была женского пола, о чем говорили ее длинные рыжие волосы в виде запутавшихся ниток. Остальные две являлись мужчинами. У одного виднелась повязка на лице, по какой-то причине закрывавшая глаза. Повязка пропитана чем-то черным, возможно, чернилами, но это выглядело чересчур странно, будто кукла была насильно ослеплена, и теперь ее глаза кровоточат, но кровь имеет черный цвет. Третья кукла пострадала больше всего. У нее не было половины правой руки, на месте которой виднелись кусочки ваты, а из горла торчал гвоздь, благодаря которому тот и висел на столбе. Остальные же были проткнуты гвоздями в более удачных местах. У рыжеволосой куклы гвоздь торчал из живота, а у куклы с повязкой на лице — из груди.

Немного полюбовавшись этим непонятным столбом, молодой человек продолжил медленно идти дальше. Но через пару минут услышал где-то поблизости смех, детский и жизнерадостный. Чьи-то маленькие ножки сминали своим весом траву, и это приятное шуршание ласково щекотало уши Джорджа, который, как ребенок, не мог нарадоваться присутствию кого-то постороннего в этом месте. Немного помедлив, он направился в сторону доносящихся человеческих звуков, стараясь продвигаться как можно быстрее, чтобы не потерять этих детей из виду.

— Догоняй! — крикнул один из мальчишек и со смехом побежал вперед.

Джордж увидел маячившую среди высокой травы копну русых волос.

— Виктор! Стой! Ну стой же ты! — крикнул второй мальчик как-то обиженно. Было видно, что он уже был не в состоянии бегать за своим товарищем.

— Что с тобой, Вальдемар? Уже устал? — засмеялся тот и остановился. — Мы почти пришли. Идем!

— Отец не разрешает нам уходить так далеко от дома, — обеспокоенно сказал Вальдемар и с сомнением посмотрел назад, где виднелась выглядывавшая из зарослей крыша большого каменного здания. — Мы можем потеряться.

Виктор вздохнул и подошел к Вальдемару, взял его за руку, после чего потянул за собой. Джордж увидел их лица. Это были братья-близнецы. На вид им было не больше одиннадцати лет, но их глаза казались весьма умными, совершенно как у взрослых мужчин.

Джордж не знал, почему так завороженно шел вслед за ними. Не знал, почему знает это место, как свое родное, помнит каждую травинку наизусть. И не хотел знать.

Они прошли довольно долгий путь, на их пути встретился деревянный мост, который из-за своего преклонного возраста обрушился в пролегавший под ним ручей. Мальчишки не испугались этой преграды и с легкостью пересекли ее. Но вот Джорджу прикосновение воды совсем не понравилось, она была какой-то вязкой, как подсолнечной масло, слишком темной и, что не было таким уж странным, холодной, можно даже сказать, смертельно ледяной. Молодой человек, задыхаясь от неприятных ощущений, все-таки добрался до противоположного берега и, дрожа от чрезмерного количества эмоций, продолжил следовать за мальчиками, которые уже так сильно отдалились от него, что теперь были слышны лишь их веселые голоса.

Солнце тем временем стало меркнуть. Значит, сейчас был поздний вечер. Стало темнее, отчего ориентироваться в пространство отныне гораздо труднее, так как пейзаж предательски преобразовывался в сплошную бесформенную картину, пропитанную фиолетовыми красками. Джордж поежился, так как впервые ощутил изменение температуры воздуха, на нем красовались лишь белые штаны, ничего более. Стопы начали гудеть, а кожа на них полностью онемела из-за долгого хождения босиком по холодной земле. Обхватив плечи руками, молодой человек продолжил пробираться вперед, внимательно вслушиваясь в звуки окружающего мира, чтобы найти среди них голоса заинтересовавших его мальчишек.

— Не отставай! Мы уже близко!

Джордж прищурил глаза и увидел на горизонте невысокую деревянную постройку, которая из-за ночной темноты с легкостью сливалась с небом. Мальчишки включили керосиновую лампу, поэтому теперь было не так трудно выслеживать их. Ребята остановились около большой двери и стали сообща возиться с железным замком, запихивая в него всяческие металлические предметы. Джордж остановился в паре десятков метров от них и молчаливо стал наблюдать. По какой-то причине он боялся слишком близко подходить к братьям-близнецам. Возможно, опасался, что те смогут его заметить, но вряд ли именно это было главным барьером в данной ситуации.

Мальчишки через какое-то время взломали замок и, тихо перешептываясь и ругаясь друг на друга, со скрипом приоткрыли входную дверь и на цыпочках стали осторожно продвигаться внутрь дома, стараясь ничего не задевать своим телом во время этого волнительного процесса. Джордж уже не видел их, лишь слабый свет лампы, маячивший где-то в окнах этого старого деревянного дома.

Немного осмелев, он все-таки решился приблизиться к зданию и притаился около прогнившего насквозь крыльца, под которым слышалась жизнедеятельность крыс и мышей. Он продолжал себя уговаривать оставить этих близнецов в покое и идти другой дорогой, но что-то на подсознательном уровне держало его рядом с этими ребятами, будто Джордж заранее знал, что сейчас должно произойти что-то весьма важное.

— Ты уверен, что хозяин не вернется домой раньше времени? — раздался голос одного из мальчиков где-то в глубине дома.

— Не волнуйся, Вальдемар. Я много раз наблюдал за тем, во сколько он уходил и возвращался сюда. Он редко здесь бывает, а если и бывает, то только утром и поздним вечером. Так что у нас есть еще несколько часов. Не бойся, мы успеем вернуть ружье до его возвращения. Ты ведь всегда хотел пострелять из него. Или уже передумал?

— Нет, просто он не жалует нашего отца. Вряд ли нам все сойдет с рук, если нас поймают.

Джордж услышал, как один из мальчиков закрывает и открывает дверцы шкафа: явно что-то ищет. Через пару мгновений донесся его радостный возглас, а затем последовал странный металлический щелчок. Молодой человек осторожно поднялся по крыльцу и, постоянно оборачиваясь по сторонам, проник внутрь дома, чтобы поближе рассмотреть деятельность авантюрных ребят.

— Возможно, именно этим ружьем он убил свою жену и детей. Не знаю, правда это или нет, но люди из соседней деревни верят в это. Но не могут доказать, так как тел не нашли.

— Вряд ли это возможно, Виктор. Думаю, его жена просто уехала отсюда в город, мало ли что могло случиться в их семье, — с сомнением произнес Вальдемар и нервно сглотнул, поглядывая на ружье.

— Тогда почему он об этом никому не сказал? — хищно блеснули глаза Виктора, после чего он с улыбкой на лице перезарядил ружье и ласково погладил его, как какого-то котенка. — Анна сказала, что когда деревенские заметили, что его жена с детьми давно не появлялись в церкви, то он просто заявил, что те якобы пропали, волки в лесу съели.

— Волки? — дрожащим голосом переспросил Вальдемар и поежился. — Но ведь здесь нет волков…

— Именно. Остается только один вариант. Он их убил, так, от скуки. И никто уже не докажет его виновность, так как мертвецов никто не видел.

— Бред это все. Я не верю тебе.

— Не хочешь и не надо. Но я бы не стал верить одинокому мужику с дробовиком, — Виктор убрал ружье за спину и с довольным выражением лица направился к выходу. — Подожди меня здесь, я проверю еще кое-что.

— Зачем? — в недоумении посмотрел на него брат.

— За домом есть будка, там я видел ножи для разделки мяса. Нам они пригодятся.

— Вряд ли мы сможем кого-то убить в такой темноте. Может лучше не будем ничего делать, а вернемся назад? Мне не нравится эта затея. Тем более ты плохо стреляешь из ружья.

— Время учиться, — подмигнул ему тот и направился к выходу.

Джордж интуитивно вжался в стену, но мальчик его почему-то не видел, словно молодой человек был невидимым.

Виктор громко зевнул и, что-то напевая себе под нос, направился к заднему двору дома. Джордж высунулся из-за угла и направил свой взгляд в сторону гостиной, где сидел на краю кресла Вальдемар и сжимал крохотными руками тусклую керосиновую лампу, света которой едва хватало чтобы осветить лицо мальчика. Джордж вздохнул, пытаясь собраться с нужными мыслями, и вышел из укрытия, встав посреди просторной комнаты. Но мальчик его не заметил, даже не повел ухом, хотя половицы были настолько прогнившие, что их скрип мог выдать даже насекомое, осмелившееся пройтись по полу.

— Эй! — окликнул его Джордж, но мальчик по-прежнему не замечал его присутствия, лишь молча смотрел куда-то в сторону, ожидая скорого возвращения брата.

— Они нас не видят, можешь не утруждать себя, — послышался безэмоциональный мужской голос позади Джорджа. — Мы можем лишь наблюдать, ничего более. Эта реальность нам не подвластна.

Джордж испуганно обернулся и увидел темный силуэт в прихожей, который тщательно скрывал свою личность во мраке ночи.

— Кто ты такой? — молодой человек с подозрением посмотрел на незнакомца и со смущением осознал, что нервничает из-за его присутствия, будто боится, хотя на подсознательном уровне нагло это отрицал. — Что это за место? Лимб? — последнее слово далось Джорджу с трудом, будто ему пришлось выговорить фразу на иностранном языке, который не поддавался для изучения.

— Нет, — спокойным тоном, лишенным каких-либо эмоций, ответил человек в тени. — Этот мир создан в твоей голове, построен их забытых воспоминаний, которые когда-то насильно были в тебе подавлены третьим лицом. Ты здесь для того, чтобы вспомнить, узнать, что сделало тебя таким, какой ты есть сейчас.

— Мне знаком твой голос, — задумчиво прошептал Джордж и сделал пару шагов навстречу своему собеседнику. — Это ты привел меня сюда, ведь так? Ты хотел, чтобы я оказался здесь.

— Я оказал лишь косвенное влияние, — впервые в голосе этого человека появились небольшие эмоции, отдаленно похожие на усмешку. — Ты сам добрался сюда, твой автомобиль брошен в паре километров на обочине заросшей дороги.

— Перестань строить из себя непонятно что, — огрызнулся на него тот и приблизился к нему еще ближе. — Я устал от всего этого дерьма, в которое меня втянула община. Думаю, ты знаешь, что это за люди и на что они способны. И к тому же я твердо уверен, что ты имеешь тесную связь с ними.

— Я ждал, что ты это скажешь, — все таким же холодным тоном произнес незнакомец и скрестил руки на груди. — Я уведомлен о деятельности этой тайной организации, знаком с ее порядками и традициями. Но скажу тебе, что она имеет не большее влияние, чем католическая церковь. Община любит совать свой нос в чужие дела, но она давно утратила свой шарм и индивидуальность. Рано или поздно на ее место придет кто-то другой.

— Я слышал это много раз. Община убивала невинных людей, сжигала на кострах, обвиняя их в том, что они занимаются колдовством, богохульством. И преследовала банальную цель: ее последователи спасали себя от смерти.

— Убийства не давали разлому закрыться, не позволяли кругу сомкнуться — так считала эта тайная религиозная организация. Это давало им неограниченную власть, определенное количество дополнительного времени на жизнь. Они стали считать себя земными богами долгие годы, не отступали ни на шаг от наивно выдуманной ими же истины. Они верили, что рано или поздно их действия приведут к полному бессмертию, существованию без болезней и нужды. Но они уже не являются людьми, это дикие животные, которые не в состоянии подавить свой голод. Насильственная смерть приводила к образованию новых разломов между двумя мирами. Самый крупный из них появился в Атлантическом океане в районе Бермудских островов. Энергия разлома влияла на некоторых смертных, свидетелей убийства, необъяснимым образом, продлевала им жизнь. Но рано или поздно разлом закрывался, и Лимб поглощал этих счастливчиков, растворял в себе, как в кислоте. И община боялась, что это случится со всеми. Поэтому был создан культ Старшего. Община избирала определенного человека, чаще всего по строгим критериям. Избранный должен был быть отдан в жертву Лимбу, он становился связующим звеном между двумя мирами и сдерживал разлом до тех пор, пока Бездна не убивала его окончательно. Старший мог жить несколько сотен лет, он питался, как полагала община, энергией насильственно убитых, тем самым отсрочивая свою гибель. Но последователи этого культа также верили, что Старший не мог обеспечить себя пищей самостоятельно, поэтому к нему примыкали определенные дети, чаще всего их было трое. Они должны были с определенного возраста искать пищу для своего, так скажем, хозяина. Жертва заболевала и в короткий промежуток времени умирала, из нее вырезали определенную часть головного мозга, отвечающую за сознание, после чего выкачивали из нее жидкость и вкалывали в вену Старшему. От этого кровь Избранного чернела через какое-то время, гнила. Ее после этого выкачивали, и члены общины добавляли полученный продукт себе в пищу, свято веря, что это продлевает им жизнь.

— Безумие, — прошептал Джордж и нервно сглотнул.

— Разумеется, все это был полный бред. Их жизнь действительно стала длиннее, но только из-за наличия Старшего. Манипуляции с детьми были полностью выдуманными и не имели никакого значения, лишь добавляли каплю извращенности в деятельность этой общины, усиливали значение тайного культа. Старший был лишь несчастным, который не давал ране иного мира срастись должным образом. Он был обыкновенной блуждающей душей, которая не могла окончательно покинуть свое тело и полностью слиться с миром мертвых, с Бездной или, как это место называет община, Лимбом.

— То есть, община вводила выбранного Старшего в состояние глубокого сна.

— Это что-то вроде клинической смерти, комы, и они тщательно контролируют этот процесс. Разлом происходит, когда умирающий выбрасывает в окружающий мир мощный сгусток энергии. Чем он сильнее, тем шире разлом. Как правило, разломы существуют пару лет, и за этот период рядом с этой, так скажем, трещиной происходят разные события: массовые смерти, войны и тому подобное. Люди попросту сходят с ума, начинают искать свою смерть. Но если энергию, которая идет из разлома, научиться контролировать, то можно отсрочить свою гибель на пару сотен лет, только для этого необходимо стать монстром, самым настоящим диким зверем. Лимб забирает только невинных. Бессмертные, как я их называю, после своей долгой жизни становятся тенями.

— То есть община просто-напросто обманывает Лимб, прячется от него?

— Можно и так сказать. Все мировые религии, так или иначе, строятся на этом, пытаются отыскать бессмертие. И религия общины не исключение. Да, она радикальная от мозга до костей, но приносит определенные плоды, потому что ее создатели знают правду.

— Но зачем им эти убийства, если хватит наличия Старшего?

— Одна смерть создает маленькую щель, много — огромные врата. Теперь улавливаешь суть? Им нужно только объяснить эти смерти более гуманным способом. Поэтому все списывается на Старшего, на его вечный голод. Обыкновенное жертвоприношение Божеству с целью выгоды. Главе общины уже больше тысячи лет, и он ни за что не раскроет всей правды своим последователям. Но есть одно «но». Чем шире разлом, тем короче жизнь Старшего. В конце жизни бедолагу просто разрывает на части, и он превращается в фантома, в мощный сгусток негативной энергии, которая впитала в себя столько грязи, что становится серьезной проблемой для мира живых. Все крупные эпидемии случались именно из-за фантомов, даже после смерти Старший не перестает быть виновником сотен смертей.

— Я должен был стать следующим Старшим, — прошептал Джордж и с сомнением посмотрел на Вальдемара, который уже успел заснуть, сидя в кресле, и тихо посапывал. — Я это знаю.

— Да. Но твой отец не допустил этого. И обманным образом подменил тебя другим человеком.

— Эрван, — с болью в голосе прошептал Джордж. — Из-за меня… Из-за меня с ним случилось это… Я думал, что вдали от меня его жизнь наладится, я… оттолкнул его от себя, когда он во мне нуждался. Отец обманул меня, не раскрыл всей правды, думая, что тем самым спасает меня, но при этом сделал только хуже.

— Так или иначе, он любил тебя. Это самое важное, — незнакомец вышел из тени и вяло улыбнулся. — Он был мудрым человеком и доверил тебе миссию все это закончить, позволил тебе замкнуть круг.

— Ты… — в ужасе прошептал Джордж, уставившись на своего собеседника, как на привидение. — Это был ты…

Джордж не сразу заметил, как его рука направилась в сторону незнакомца и прижала того к стене с такой силой, что все стены, в буквальном смысле, задрожали, заставив пропитавшую их насквозь пыль образовать в гостиной что-то вроде облака. Молодой человек помнил эти ожоги, этот холодный безумный взгляд, это ухмылку на лице.

— Не могу поверить, что вижу тебя вновь, — нервно засмеялся Джордж. — Знаешь, лучше бы ты показал свое лицо раньше, потому что теперь все твои слова больше не имеют для меня значения.

— Ты столько лет искал правду. Неужели теперь ты станешь ее отрицать? — прошептал тот и осторожно сжал руку Джорджа, которая все сильнее и сильнее сжимала его горло. — Мы ведь с тобой очень похожи. Ты ведь знаешь.

— Ты пытался убить меня… — прорычал Джордж и со всей силы ударил его кулаком в живот. — Что теперь ты чувствуешь?

— Я хотел тебя спасти от самого себя, — с трудом прохрипел тот и снова улыбнулся. — Ты ведь и без меня знаешь, что в тебе что-то живет, что-то негативное, что порой берет над тобой вверх. Вспомни… Люди, которых ты убил ради справедливости… Было ли это правильным?

Джордж внимательно вгляделся в черты лица этого человека, скрытые под толстым слоем повязок, и осознал, что узнает в них что-то до боли знакомое, что-то родное. Он ослабил свою руку на шее собеседника и дрожащими от волнения пальцами стал осторожно стягивать бинты с лица этого человека, все еще надеясь, что его предположение окажется ошибочным. Большая часть кожи на лице незнакомца была покрыта ожогами, но были и те зоны, которые по-прежнему имели хороший вид.

— Не может быть, — прошептал Джордж и осторожно коснулся ладонью щеки мужчины. — Я… я не… Нет…

— Я не хотел причинять тебе боль, — впервые на его лице появились настоящие эмоции в виде виноватой улыбки. — Я лишь хотел остановить то зло, что стало паразитировать в тебе.

— Ты… Это я, — с трудом выговаривая эти слова, прошептал Джордж. — Нет, это бред какой-то, — молодой человек, отрицательно качая головой, покачнулся на месте и отошел на достаточно большое расстояние от своего двойника.

— Не стоит удивляться этому, Джордж. И не стоит меня бояться или ненавидеть. Я лишь хотел спасти себя от себя самого… Посмотри, что со мной стало, — грустно посмотрел на него тот. — Что со мной сделало время.

— Я видел тебя и раньше… — задыхаясь от эмоций, сказал Джордж и с широко распахнутыми глазами уставился на вторую версию себя. — Восемь лет назад. Человек в плаще… Это был ты… Ты привел Эрвана в тот дом к Анне… Я видел тебя… Ты стоял около камина. Это был ты, я знаю.

— Удивительно, что ты запомнил этот момент. Да. Я делал все возможное, чтобы изменить все произошедшее с нами. Но не сумел. Теперь очередь за тобой.

— Мое исцеление. Это ведь тоже сделал ты, да? — у Джорджа на глазах образовались слезы.

— Я хотел покончить со всем быстро, без боли. Убив себя, я бы изменил многое в лучшую сторону. Но не смог. Понял, что если исчезну, то некому будет спасать этот гребаный мир, — второй Джордж нервно засмеялся и громко вздохнул. — Рано или поздно появится новый Старший. И все начнется вновь. Устроив пожар, я на минуту испытал облегчение. Я чувствовал, как на моей коже образуются волдыри от ожогов. Убивая тебя, я убивал себя, ощущал всю боль, что испытывал ты в тот момент. Какое-то время я стоял на крыше соседнего дома и наблюдал за тем, как общежитие, где я много лет назад жил вместе с Эрваном, вспыхивает, как спичка. Я был готов умереть вместе с тобой. Исчезнув, я лишил бы всех тех, кого знал, страданий. Эрван никогда бы меня не встретил и после войны, если бы смог выжить, встретился бы с семьей, обрел бы то самое счастье, о котором всегда мечтал, нашел бы жену, обзавелся бы детьми, Татьяна была бы счастлива с мужем и стала бы обыкновенным юристом и тоже прожила бы обыкновенную жизнь. Без меня… Но я не смог исчезнуть… Потому что не хотел, чтобы община в очередной раз нашла способ продолжить свою деятельность.

— Это был ты… — все еще ошарашенно пялился на своего двойника Джордж. — Ты навещал меня в больнице. Я слышал, как ты приходил по ночам и разговаривал со мной.

— Ты помнишь это? — смущенно посмотрел на него тот. — Весьма странно смотреть на человека, которого ты еще вчера пытался убить, и осознавать, что это ты… Твои раны заживали очень долго, ты истекал кровью, кричал… Но у меня не было выхода. Если я решил остаться, то должен был исправить свою ошибку, самую страшную…

— Но почему тогда твои ожоги не исчезли?

— Я не знаю, — с грустью прошептал тот и посмотрел на спящего Вальдемара. — Возможно, это наказание за мою глупость. Невозможно вечно выходить сухим из воды, особенно если пытаешься что-то изменить в прошлом.

Где-то снаружи послышался лай собаки. Джордж вздрогнул и, с сомнением взглянув на второго себя, подбежал к окну. К дому медленной косолапой походкой направлялся высокий мужчина, рядом с которым бежал его четвероногий питомец с высунутым языков. За спиной этого великана виднелась сумка, доверху набитая мертвыми птицами, от которых в разные стороны разлетались белые перья и, подобно дождю, витали в воздухе, после чего плавно опускались на землю.

— Охотник, — произнес второй Джордж и встал позади первого. — Он вернулся раньше времени, так как побоялся оставаться в лесу на ночь из-за волков. Никто из местных не верил ему, а ведь на самом деле дикие животные приблизились к деревне слишком близко. И их первыми жертвами стала семья охотника. Женщина гуляла с дочерью в лесу, хотела собрать грибов. Волки не оставили от них практически ничего, лишь обглоданные кости. Охотник пытался найти их логово, но понимал, что не сможет справиться с вожаком стаи. Волки были слишком голодны и настроены решительно.

— Стив, — крикнул охотник своему псу и прислушался. — Кажется, у нас незваные гости, дружок, — мужчина сжал в руках ружье и, напрягшись, стал едва ли не гуськом приближаться к дому.