Слезы Лимба. Книга 1

Глава тринадцатая. В темноте

Мятный аромат, словно оголодавшая ядовитая змея, заполз с помощью извилистых изящных движений в его ротовую полость и своей горечью докрасна обжог все горло, будто при контакте с вязкой слюной он приобрел облик кипятка. Когда горький запах достиг самих легких и до краев наполнил их, вытеснив кислород, Эрван внезапно открыл глаза и понял, что вместо привычного дыхания им овладел надрывный кашель, не желавший просто так отпускать его.

Восстановив уровень кислорода в легких, юноша осознал, что лежит на каменном полу, покрытом чем-то зеленоватым и желеобразным, отчего руки чуть ли не полностью прилипли к земле. Присмотревшись сквозь полутьму, молодой человек в ужасе понял, что пол покрывала наполовину высохшая кашица, состоявшая из пережеванных растений и сгнивших кусочков плоти. Именно от этой непонятной субстанции и шел такой неприятный приторный аромат, вызвавший у Эрвана приступ кашля, который не утихал до сих пор.

Здесь было настолько мало света, что молодой человек не сразу смог понять, где находится. Но когда он пожелал подняться с липкого пола и выяснить, что это за место, то ноги не пожелали его слушаться. Нечто твердое связывало окоченевшие от морозной сырости конечности и не давало телу принять вертикальное положение.

— Черт подери, что здесь происходит? Где я? — в панике прошептал Эрван и попытался избавиться от тугой веревки, связывавшей ноги, но та была настолько крепко завязана, что обмороженные пальцы не были в силах справиться с, казалось бы, небольшим узлом. — Твою ж мать! Сука! — юноша обессилено упал на спину и тяжело задышал, понимая, что весь его организм стремительно терял силы, отчего было затруднительно даже пошевелить пальцами руки.

Он ничего не помнил. Происходящее воспринималось чем-то бессмысленным и несуществующим, поэтому какое-то время Эрван просто лежал и ждал, когда этот странный пугающий кошмар растворится перед ним, и в глаза, наконец, ударят первые лучи восходящего солнца. Но постепенно пришлось принять тот факт, что все это происходит в реальности и не является плодом воображения. Тогда что могло случиться за тот вечер? Каким образом он переместился из теплой уютной палатки сюда? Не было никаких обрывков тех событий, что могли бы объяснить юноше причины его пребывания здесь.

Перед глазами все плыло, мятный аромат медленно лишал рассудка и погружал в глубокий мрачный сон, но Эрван старался не закрывать глаза, хотя с каждой минутой это давалось с огромным усилием. Вскоре начали мерещиться какие-то голоса, перешептывания, они будто ходили вокруг него и незаметно посмеивались, даже не пытаясь оказать хотя бы малейшую помощь. Но юноша был так слаб, так беспомощен, что его больше ничего не волновало. Он желал только спать. И ему больше не хотелось противиться сну, Эрван сдался и прыгнул в лапы Морфея, который с ехидной улыбкой потянул несчастного молодого человека в свое царство.

— Не спи! Не смей спать! Это убьет тебя, идиот! — неожиданно где-то поблизости кто-то по-змеиному зашипел, отчего Эрван сумел прогнать навалившийся на него сон и широко распахнуть от удивления свои большие голубые глаза, которые забегали в разные стороны, пытаясь найти невидимого говорящего.

— Кто здесь? — слабым охрипшим голосом произнес юноша, тяжело дыша, так как из-за смрада, исходившего от пола, кислорода в этом тесном помещении стало критически мало.

— Я рядом, парень… Слева от тебя, — прошипел голос, после чего некто застучал кулаком по чему-то металлическому.

Эрван послушался невидимого собеседника и повернул свою непослушную тяжелую голову в сторону громких звуков, и слабый свет осветил невысокого пузатенького мужчину, сидевшего неподалеку за ржавой тюремной решеткой. Тот вцепился короткими пальцами в окислившиеся от сырости металлические прутья и попытался протиснуть между ними свои лысую покрытую веснушками голову, но та оказалась слишком большой, и лишь его горбатый красный нос смог оказаться в одной камере с Эрваном.

— Как тебя зовут, малой? — поинтересовался мужчина и ойкнул, так как ударился носом о прутья, когда засовывал его в свою маленькую камеру.

— Эрван, — прохрипел тот и снова закашлял, когда сделал очередную попытку встать с пола. — Что это за место?.. Как мы здесь оказались?

— О, пацан, тебе лучше не знать. Тебе еще повезло, так как ничего не помнишь. А я увидел за эту ночь столько, что такое даже в кошмарном сне не приснится… Они убивают. Убивают зараженных.

— Зараженных?

— Вчера вечером сюда причалил корабль. На нем был какой-то рыбак, привезший к этим берегам испанку. И эти парни каким-то образом это почуяли, и согнали сюда, как скот, всех, кто был на том судне. На моих глазах вчера расстреляли и сожгли пятерых ребят.

— Вы были на том корабле?

— Нет. Я чинил маяк прошлым вечером. И видел, как они пробрались на корабль и вытащили оттуда всех, кто там был. Возможно, боялись, что я кому-нибудь расскажу. Поэтому пока жив. Но как ты здесь оказался?

— Я приплыл как раз на том корабле. Мы высадились еще днем. Но находились неподалеку. Нас сначала удивил тот момент, что корабль так и не уплыл.

— Видимо, как раз днем у них кто-то скончался от этой болячки. Думаю, капитан подал сигнал бедствия. А те парни быстро их нашли.

— Кто эти парни?

— Не знаю. Но с ними лучше не шутить. Думаю, они решили, что таким образом смогут остановить эпидемию. Хотя сами были без средств защиты. Те, кто начал харкать кровью, на моих глазах были застрелены прямо в голову, потом около заброшенной церкви разожгли костер и в нем сожгли убитых. Меня после этого заперли здесь. Но я спал, поэтому не заметил, как тебя сюда принести. Думаю, кто-то им сказал, что ты был тогда на судне, поэтому тебя тоже схватили.

— Но почему у меня нет воспоминаний о тех событиях?

— Я тоже не помню, как меня схватили. Очнулся только около костра, когда расстреливали зараженных. Но потом нашел на шее вздутие. Мне кажется, нам вкололи что-то вроде снотворного, чтобы не было проблем.

— Черт, — выругался Эрван и снова сделал попытку снять с ног веревку, но та намертво присосалась к коже и даже не сдвинулась ни на йоту в сторону. — Черт!

— Эти парни мастера по узлам. Так что зря тратишь силы.

— Я не собираюсь сидеть здесь и дожидаться, пока меня какие-то психи кинут в костер! Надо выбираться отсюда!

— Меня посадили сюда еще с каким-то мужчиной. От него жутко пахло рыбой. Потом через пару часов, когда откуда-то сверху начал появляться лучик света, и я смог впервые за ночь увидеть руки, то те парни ворвались сюда и утащили того беднягу куда-то. Потом я заснул, а когда проснулся, то увидел тебя.

— Вы сказали, что ночью здесь была кромешная тьма. Тогда откуда доносится этот свет?

— Когда меня сюда тащили, было слишком темно, я так ничего и не разглядел. А фонари у этих парней были слишком блеклыми, света хватало, чтобы видеть, что лежит под ногами. Но тогда мне удалось заметить, что мы спускались по какой-то лестнице. И, как я понял, мы находимся либо в самой заброшенной церкви, либо где-то рядом с ней. В годы войны на нее сбросили снаряд, все здание сгорело, остались только каменные стены, крыша полностью провалилась. Но обычно в таких строениях имеются подземные помещения. Думаю, нас могли запереть как раз где-то под землей.

— Значит, это дневной свет, — посмотрел на потолок Эрван, но источник света находился слишком далеко, и не было возможности разглядеть, из какого места он доносился, так как повсюду стояли полуразвалившиеся колонны и кирпичные стены, мешавшие более тщательно оценить обстановку.

Но это не помешало юноше выяснить, что они с его собеседником сидели в одной из многочисленных тюремных камер. Сама камера была разделена еще на две части решеткой, отчего создавались довольно тесные квадратные островки, огражденные со всех сторон. В самих камерах не было никакой мебели или даже подстилки для сна. Лишь голый пол, залитый вязкой вонючей субстанцией неизвестного происхождения.

Эрван похлопал себя по карманам, в надежде найти свой драгоценный портсигар, но его, к сожалению, там не оказалось.

— Что ты ищешь? — удивленно спросил мужчина. — Зря стараешься, они наверняка обыскали все твои карманы. У меня был пистолет и перочинный нож. Эти гады все забрали.

— У меня в кармане брюк был портсигар. Там находились спички. Я мог бы ими поджечь веревку, она сухая, загорелась бы сразу.

— Хочешь сам себя сжечь что ли? Думаю, у нас нет никаких шансов. Не знаю, как ты, а я лучше подожду смерть тут. Все равно мне осталось не очень долго. Здесь нас вряд ли кто-нибудь найдет. А эти парни не станут нас кормить. Так что просто смиренно жди, когда придет твое время.

Эрван старался пропускать слова мужчины мимо ушей и все мысли направил на идеи, которые помогут ему выбраться из этого жутковатого места. Юноша потрогал пол еще раз, чувствуя неподдельное отвращение от прикосновений вязкой жидкости к своей ладони, и потом потер грязные пальцы друг о друга. Те стали скользкими, будто их только что окунули в бутылку с растительным маслом.

«Можно обмазать веревку этой дрянью. И если все пройдет хорошо, то моим ногам удастся выскользнуть из заточения. Господи, пусть у меня все получится!» — произнес про себя молодой человек и стал с бережной тщательностью обмазывать веревку зловонной субстанцией.

Когда Эрван закончил, то, глубоко вздохнув и собрав последние силы, вцепился руками в веревку и стал тянуть ноги в свою сторону, а саму веревку, наоборот, от себя. Он чувствовал, как этими действиями беспощадно сдирает кожу на лодыжке, но, несмотря на невыносимую режущую боль, Эрван не останавливался и, стиснув зубы, пытался высвободить свои ноги, но веревка будто намертво примерзла к конечностям и даже не собиралась отделяться от них. Но вскоре юноша почувствовал, что его действия начали обретать хоть и маленький, но успех, и обмотанная вокруг ног веревка чуточку сдвинулась в сторону.

— Давай! Еще немного! — не выдержав боли, закричал Эрван и начал давить на веревку еще сильнее, понимая, что кожа сползает вместе с ней, так как руки уже покрывались кровью. — Давай!!!

— Дурак! Что ты делаешь? — ужаснулся мужчина.

Эрван громко выдохнул и обессилено упал на спину, понимая, что у него попросту не осталось сил продолжать освобождать свои окоченевшие от холода ноги. Тяжело и надрывно дыша, он пытался снова сесть и продолжить стягивать веревку, но смердящий запах словно высасывал из него всю энергию, да с такой жадностью, что перед глазами замелькали цветные круги, полностью окрасившие темноту окружавшего пространства своими яркими абстрактными образами.

— Я должен это сделать, должен, — едва слышно прошептал юноша. — Не хочу умирать. Я прошел через многое и не могу просто так сдаться.

— Как знаешь. А мне легче не тратить свои силы. Все равно нам никогда отсюда не выбраться. Мы обречены. Если мы здесь, то испанка уже наверняка течет по нашим венам.

— Нет.

— Мы вступали в контакт с зараженными. Так что у нас всех осталось не больше суток. Эту заразу ничем не убить. Она убивает самых сильных. Слабых старается обходить стороной. Поэтому я не буду ничего делать. Вдруг повезет.

***

Эрван судорожно облизывал губы, пытаясь подарить им хотя бы немного влаги, но слюна практически полностью испарилась и приобрела вид чего-то желеобразного и донельзя соленого.

Молодой человек не знал, сколько прошло времени с тех пор, как он обнаружил себя лежащим в этой подземной тюремной камере со связанными ногами. По дневному свету, просачивавшемуся сюда сквозь небольшие щели на потолке, можно было предположить, что уже середина дня, возможно, начало вечера, так как летом дни довольно-таки длинные и определить время по солнечному свету не так-то просто.

Он думал о Джордже. И винил себя за то, что начал думать о нем только сейчас. Они долго планировали эту поездку, надеялись отдохнуть и полностью снять с себя напряжение, полученное в большом городе, насладиться тишиной. Парни так редко общались в последнее время, что иногда казалось, что те совсем ничего не знают друг о друге. Джордж пропадал в мастерской, Эрван же работал несколько дней в неделю на обувной фабрике, добывал нужные материалы по заказу Майлза и помогал искать клиентов, рассылая рекламные объявления. На это не уходило особо много сил, к тому же их деятельность приносила гораздо больше дохода, чем работа поваром в какой-то забегаловке. И жить стало гораздо легче. Но их отношения с Джорджем стали больше походить на обычный секс по ночам и парочку ласковых слов между делом. Если раньше они работали вместе и могли на кухне болтать часами, то сейчас каждый занят своим делом и времени на общение не осталось совсем.

Но как всегда их желание провести хорошо время омрачилось некими неприятными событиями. Желая отдохнуть от людей, они оказались в их плену.

Если эти странные личности желают предотвратить эпидемию, то почему поступают с больными таким жестоким способом? И если они не защищают себя от болезни хотя бы марлевой повязкой, то больны ли они? Или в их руках попала доселе неизвестная вакцина против смертельно опасного гриппа? Хотя вряд ли. Иначе бы они начали лечить заболевших, а не сжигать их, как ненавистных ведьм. Тогда почему они еще не заразились? Ведь если верить словам этого мужчины из соседней камеры, те личности никак себя не ограничивали от зараженных людей и охотно вступали с ними в физический контакт, так как им приходилось брать тела руками и кидать в кострище.

Эрван уже не сомневался, что его смогли принести сюда без особых усилий, так как ему вкололи огромную дозу снотворного или даже наркотического вещества, действие которого ощущалось до сих пор, так как в теле присутствовала сильная ломка и слабость, сменяемая сонливостью. После неудачных попыток избавиться от веревки Эрван решил не мучить себя и стал просто выжидать счастливого момента, которого, конечно, может никогда и не быть. Он невольно осознавал, что отчаялся, как этот мужчина, спавший неподалеку за ржавой решеткой.

Что случилось с Джорджем? Где он сейчас? Смог ли избежать смертельной участи? Эрван боялся думать о плохом. Джордж всегда учил смотреть даже на самую критическую ситуацию с оптимизмом, и Эрван сейчас следовал его совету. Он старался верить, что рано или поздно удастся придумать, как выбраться из этого душного мрачного места и не попасть в лапы к тем, кто его сюда принес. Но чем больше он думал о хороших вещах, тем обильнее Эрвана посещали неприятные панические мысли. Юноша понимал, что до мурашек боится за свою жизнь, впервые ему так хотелось бороться, но на это попросту не было сил. Он не чувствовал ног, их будто некто незаметно отрезал и оставил оставшееся тело Эрвана гнить в этом отвратительно пахнувшем месте.

Ему хотелось спать. Уйти от реальности. Но страх помогал пребывать в ясном сознании, хотя даже оно уже было окутано густым непроглядным туманом. Он ощущал стоны пустого желудка, жжение потрескавшихся губ. Даже было желание облизать этот влажный смердящий пол, но чувство отвращения помогало не поддаваться опьянявшему отчаянию. Эрван изредка делал попытки стянуть веревку с ног, но кожа слезла настолько сильно, что уже невозможно было терпеть боль от невольно наносимых себе увечий. Благо от холода неприятные ощущения были не такими яркими, но даже так Эрван чувствовал их всеми молекулами истощенного организма. Иногда даже приходилось прикусывать нижнюю губу, чтобы не позволить крику вырваться изо рта. Хотя вряд ли удастся издать хотя бы крошечный звук. Жажда превратила всю ротовую полость во что-то каменистое и обжигающе горячее, словно в рот налили кипяток, но вода даже не смогла смочить горло. Машинально он глотал комочки засохшей слюны, но это давалось с таким трудом, что потом он перестал их глотать вовсе и просто держал рот открытым, надеясь, что хотя бы крошечная капелька воды упадет на язык откуда-нибудь с потолка и подарит немного желанной влаги.

— Я медленно схожу с ума… Мне так хочется спать, — прошептал молодой человек и невольно прикрыл отяжелевшие веки, надеясь их никогда не открывать, так как чувство боли во всем теле было попросту невыносимым. — Я хочу спать… Мне просто нужно закрыть глаза… И все пройдет… Вся боль… Все исчезнет… Нужно лишь закрыть глаза…

***

— Круг должен замкнуться, — где-то неподалеку раздался чей-то притягательный мужской голос, обладатель которого явно направлялся в сторону камеры с какими-то еще посторонними личностями.

Эрван понял, что проспал довольно большой промежуток времени, так как дневной свет больше не освещал эту подземную наполовину разрушенную тюрьму, а вместо этого темноту разгоняли электрические фонарики, ласкавшие своим холодным свечением кирпичные стены, все быстрее и быстрее подбираясь к тому месту, где лежал молодой человек. Юноша с трудом сдержал крик от боли, когда попытался поправить свои затекшие и онемевшие от сырости и холода ноги, забыв, что те были им же самим ранены. На месте содранной кожи образовалась шершавая бардовая корочка, местами потрескалась и доставляла тем самым еще больше неприятных ощущений. Вряд ли удастся встать на ноги, даже если снять веревку. Поэтому Эрван просто лежал и слушал приближавшиеся голоса.

— Ваш сын знает, что мы держим его друга здесь? — спросил первого говорящего кто-то идущий рядом.

— Нет. Он пока не должен ничего знать. Слишком рискованно раскрывать все наши карты именно сейчас. Осталось совсем немного. И круг замкнется. Даже если он узнает обо всем, он поймет.

Эрван подполз с помощью рук к углу тюремной камеры и прижался спиной к стене, облегченно вздохнув от новой принятой позы. Тело так затекло, что даже малейшее движение с наслаждением разносило по всему организму застывшую кровь.

— Я вас пока оставлю. А вы займитесь нашими гостями. У нас мало времени. Приступайте, — вновь произнес притягательный мужской голос, и по звуку шагов стало понятно, что его обладатель покидает это мрачное место.

Оставшиеся же продолжили приближаться к месту, где все это время находился молодой человек и ждал своей злополучной участи, осознав, что у него в данный момент времени нет ни малейшего шанса убежать отсюда. Что-то высасывало из него силы, делало беспомощным и лишенным ясного ума. Все события прошлого хаотично спутались в голове. Мелькали сцены войны, человеческие крики, звуки взрывов, а затем все это сменялось великолепным смехом кого-то знакомого и чьими-то добрыми словами, смысл которых растворялся в глубинах сознания. Он не хотел думать, что с ним сделают этой ночью, он лишь хотел, чтобы все это поскорее закончилось, даже если этим концом станет смерть. Юноша видел смерть столько раз во всех ее обличьях, что уже ничуть не боялся присутствия этой особы в черном длинном плаще с капюшоном и косой в руке. Поэтому Эрван считал последние секунды, стараясь приблизить встречу со своей погибелью, которой будет под силу избавить молодого человека от всех людских страданий.

Мужчина в соседней камере так и лежал неподвижно, как-то странно запрокинув голову назад, словно пытался заглотнуть как можно больше кислорода. Неизвестные личности осветили бледного Эрвана фонарем и ухмыльнулись, но после отвели луч искусственного источника света и направили его на спавшего мужчину.

— Я думал, он протянет еще денек, — с издевкой в голосе сказал один из них и вытащил из кармана связку ключей, после чего ловко открыл камеру, где находилось тело мужчины, и кивком головы предложил второму войти туда вместе с ним. — Уже четвертый за вечер. Что-то они стали дохнуть, как мухи.

— Скажи спасибо, что мы нашли среди этих развалин крематорий. А то пришлось бы опять дышать горящей мертвечиной. Я никогда не забуду тот запах, который исходил от их заразной мертвой плоти. Даже кусок хлеба после этого не лез в горло.

— Ты все равно один из них, так что тебя это не должно волновать, — усмехнулся тот и с обреченным вздохом схватил мертвого мужчину за окоченевшую руку, которая была такой твердой и неподвижной, будто это статуя из гипса. Второй быстро подоспел и взял труп за правую конечность. После чего мужчины потащили тело в сторону выхода, волоча его по земле, как что-то ненужное.

***

— Постарайся пока никому не рассказывать о случившемся. Это довольно хрупкая для общества тема, пусть об этом знают только мы и правоохранительные органы, — Доктор Ломан погладил Джорджа по плечу, после чего громко кашлянул и поставил на кухонный стол бутылку хорошего виски и пару глубоких рюмок. — Тебе надо выпить, успокоиться.

— Двое суток. Прошло двое суток. И никаких новостей, — закрыв лицо ладонями, прошептал Джордж и опустил голову вниз, судорожно качая головой. — Я видел трупы. Много трупов. На том корабле лежали тела троих матросов. Все были застрелены в голову.

— После войны многие не перестали убивать. Кто-то просто не может прожить и дня без убийства. Поэтому на перемирии боевые действия вряд ли заканчиваются. Война идет до сих пор, но уже где-то в подполье, — Ломан сделал солидный глоток спиртного напитка и со стуком поставил рюмку. — Я нанял хорошего детектива. Он во всем разберется.

— Мне он не нравится. Я бы не стал доверять ему жизнь своего лучшего друга.

— Я знаю, как ты высоко ценишь Эрвана. Между вами образовалась тесная связь, и я ее ощущаю. Вместе с ним ты чувствуешь весь тот кошмар, который, возможно, сейчас происходит с ним. Но мы должны верить в лучшее. Ты не видел его тела. Значит, есть шанс, что он все еще жив.

— Уже семь утра. Пора открывать мастерскую, — Джордж сделал вид, что ничего не услышал, и с беспокойством посмотрел на настенные часы. — Мне нужно немного поработать. Только так я смогу успокоиться.

— Хорошо. Пока нет никаких новостей, можешь заняться делом, — Доктор Ломан хлопнул себя по коленям и резко встал со стула, кряхтя от каждого своего движения. — Только прошу, не пытайся винить себя в том, чего не совершал. В этом нет твоей вины. Ты лишь жертва ситуации, вот и все. Хорошо, что ты вовремя обратился в полицию. Это было мудрым решением. Возможно, благодаря этому у нас есть шанс увидеть Эрвана во здравии. Жаль, что мне так и не удалось познакомиться с ним. Если ты так к нему привязан, то и я, наверняка, мог бы тоже подружиться с ним.

Джордж вышел из кухни и перевернул табличку на входной двери на сторону, где было написано «Открыто» и вернулся на свое рабочее место, достав откуда-то из-под прилавка сапог, который он еще вчера собирался закончить. Но из-за сильнейшего стресса не смог хотя бы на минуту подумать о работе. Поэтому вчера он не рискнул открывать обувную мастерскую. Боялся показать клиентам все свое негативное состояние. А те не должны подозревать, что у него в душе творится самый настоящий хаос.

С момента исчезновения Эрвана прошло два дня. Не было никаких следов, способных внятно рассказать, что случилось в тот злополучный вечер. Была лишь смерть и море крови, пропитавшей морскую воду своим алым цветом. Полиция посчитала, что стрелявший являлся военным, так как все выстрелы были совершены с большого расстояния и с максимальной точностью попадания. Возможно, жертвы знали о присутствии нападавшего и пытались оказать ему сопротивление, так как в каютах наблюдались следы насильственного характера и большое количество разбросанной и сломанной мебели. Но на корабле нашли только три тела, хотя на судне было в разы больше экипажа. Это сказал детективу Джордж, стараясь передать с максимальной точностью все события, опуская лишь моменты личного характера. Он не видел момент убийства, лишь его последствия, поэтому следователи особо много вопросов задавать не стали и быстро оставили молодого человека в покое, пообещав, что сделают все возможное, чтобы найти Эрвана живым и невредимым. Но Джордж особо не верил их словам. По их лицам было понятно, что у них нет никаких надежд найти хотя бы кого-то с корабля без дыры во лбу от выстрела. Не было и логичных теорий, способных хотя бы немного прояснить ситуацию произошедшего.

Кто-то считал, что на корабле произошел бунт, другие же, что на судно могли напасть пираты. Но ни один не хотел соглашаться с версией, что убийства совершены одним человеком. Это объяснялось тем, что большинство членов экипажа судна бесследно исчезли. И один человек не мог спрятать столько жертв преступления без посторонней помощи. Джордж же не хотел соглашаться ни с одной из предложенных теорий. То, что он видел на берегу, не подходило ни под одно описание, сказанное следователями.

Доктор Ломан на следующий день после того, как Джордж благополучно вернулся в Лондон и заодно привез с собой довольно милого и дружелюбного пса, который, как выяснилось, был одним из единственных выживших на том корабле, где произошли страшные убийства невинных людей, привел в мастерскую молодого мужчину, представившегося детективом. Детектив назвался Себастьяном Мораном и с первого же взгляда не понравился Джорджу, так как был чересчур скептичен и высокомерен при разговоре. Казалось, что детектив подозревает во всех грехах самого Джорджа, хотя прямо об этом не говорил, но каждое произнесенное им слово прямо указывало на то, что Себастьян Моран сомневался в невиновности молодого человека.

— Не сочтите меня грубым, — говорил Себастьян. — Я нахожусь на этой должности не так уж и долго, чтобы считать себя профессионалом. Но могу вас заверить, что раскрыл немало заковыристых дел и весьма успешно. Думаю, что ваша беда не сможет сломить мой нюх и утаить от меня истину.

Сейчас от детектива не было никаких новостей. Прошло уже больше суток, а тот самовлюбленный мужчина словно испарился. Но Доктор Ломан все равно свято верил, что этот детектив со всем справится, о чем постоянно говорил Джорджу.

Работа помогла молодому человеку отвлечься от неприятных мыслей. Запах обувной кожи, свежего гуталина снова окутали его положительными эмоциями, и юноша даже не заметил, как мимо него пролетели два часа. Он это заметил только после того, как входная дверь мелодично соприкоснулась с колокольчиком, висевшим над дверным проемом, и впустила внутрь первого за этот день клиента.

— Как у вас тут мило, — прозвучал приятный женский голос.

Джордж оторвал свой взгляд от рабочего стола и посмотрел на вошедшую девушку и, увидев ее, чуть не потерял дар речи. Он не мог не узнать ее. И никогда бы не смог забыть аромат духов, так сладостно ласкавших мокрый от волнения нос. Татьяна за тот промежуток времени, что он ее не видел, ничуть не изменилась. Все такая же ослепительная красота поражала взгляд и не давала молодому человеку даже сдвинуться с места и сделать хотя бы глоток чистого воздуха, так как все внутри буквально замерло и любовалось этой особой.

— Целых четыре года эта мастерская пустовала. И только сегодня я заметила, что она снова открыта. Какое-то волшебство.

Джордж резко поднялся со стула и как-то по-военному встал перед ней по стойке смирно, улыбаясь Татьяне детской наивной улыбкой.

— А я вас помню. Вы же починили мои сапоги, когда я сломала каблук… Точно! Это были вы. Я еще удивилась, что такой милый юноша проделал столь качественную работу. До сих пор эти сапоги ношу. И каблук даже не думает сломаться.

— Я рад, что смог сделать для вас что-то приятное.

— А что случилось? Почему мастерская так долго была закрыта?

— Война, мисс. Война…

— Да… — задумчиво произнесла она и как-то грустно посмотрела в сторону. — Можете ничего не рассказывать… Я все поняла… Но безумно рада, что вы вернулись сюда. У меня как раз есть сломанная обувь. Выбрасывать жалко, а специально ехать куда-то за сотни метров, чтобы починить каблук, мне не хочется. А вы прямо под моим окном. Невероятно удобно для такой любительницы ломать обувь, как я.

— Что же вы делаете с вашей обувью, что она у вас постоянно ломается? — удивленно спросил Джордж.

— Не знаю. Наверное, много бегаю по улицам. Люблю бегать, — усмехнулась она и снова стала заворожено осматривать окружение. — А вы здесь работаете один? Или у вас есть кто-то, кто вам помогает?

— Да, есть. Мой хороший друг.

— И где он сейчас?

— Скоро должен вернуться, — с трудом выдавил из себя Джордж и постарался отвести свой взгляд куда-то в сторону, чтобы не показывать Татьяне свои настоящие эмоции. — А вы приносите свою сломанную обувь. Я посмотрю, что можно с ней сделать.

— Конечно. Вы работаете сегодня вечером?

— Да. Если вы задержитесь, то могу подождать.

— Я не из тех, кто любит опаздывать. Так что ждите меня в шесть, — улыбнулась та и смущенно посмотрела на молодого человека. — Была рада снова с вами увидеться. Кстати, я так и не узнала вашего имени.

— Джордж. Просто Джордж. А ваше имя я запомнил.

— Да? Даже не помню, как вам его называла.

— У меня очень хорошая память, Татьяна.

— Это полезное качество. Что ж, встретимся в шесть, просто Джордж? — игриво помахала ему рукой та и плавной походкой направилась в сторону выхода.

— Я буду ждать, — едва слышно прошептал тот и понял, что эта прекрасная особа заставила его тело покрыться плотной испариной, словно в помещении стало невероятно жарко. — Буду ждать…

***

Молодой человек сбился со счета времени, то потеряло смысл и настоящий облик. Эрван пребывал в замкнутом пространстве, где все образы без материи и причины. Больше не существовало стен, дневного света, просачивавшегося сквозь созданные водой трещины. Он ослеп, разучился различать краски, все стало темным и туманным, как на непроявленном фото. Даже будучи во сне он слышал только чьи-то голоса, никаких картинок, лишь бесконечная пустота, уходившая в бесконечность. Тьма наполнила разум, говорила в голове, высасывала последнюю влагу, желание идти дальше.

Эрван по привычке пытался проглотить слюну, но в горле стало настолько сухо, что любое движение языком напоминало сгибание толстого листа стали голыми руками. Молодой человек прикусил распухшую от жажды губу, чтобы высасывать из нее кровь и тем самым удалить потребность во влаге, но телесная красная жидкость стала настолько густой, что ее капли превращались в вязкие комочки. Даже голод не являлся столь сильным в данный момент времени, его будто и вовсе не было. Но ощущалось неприятное жжение в желудке, словно тот доверху наполнен кипятком, что медленно сползал вниз по кишечнику и своим пламенем сжигал все на своем пути.

Юношу пару раз за все это время, что он был здесь, рвало, но рвотная масса выглядела какой-то прозрачной и слегка красноватого цвета, хотя Эрван после каждого такого момента чувствовал мимолетное облегчение и вновь проваливался в крепкий сон.

Он не пытался думать, не пытался бороться. Лишь ждал. Ждал своего конца, который неминуемо должен наступить. Но почему смерть снова пряталась в тени и не хотела забрать молодого человека с собой, как он этого и хотел? Или юноша уже мертв? Что если это состояние и есть смерть?

Лицо Эрвана неожиданно дрогнуло, словно по телу пробежался мощный электрический заряд, заставивший до этого дремавшие нервные окончания задействовать каждую мимическую мышцу. Веки чуточку приподнялись, дав возможность глазам изучить обстановку и то, что вынудило их хозяина пробудиться от мертвого сна, в котором тот, как ему казалось, пробыл целую вечность. Онемевшим языком Эрван ощутил, как ротовая полость стремительно наполняется чем-то горячим и жидким, что уже медленно сползало вниз по горлу и попадало прямиком в желудок, но от неожиданности юноша преградил неизвестной субстанции путь и с тяжелым кашлем заставил ее покинуть тело. Но едва он сделал это, как нечто вновь с силой стало вталкивать в него эту же горячую соленую воду с помощью металлического гладкого предмета.

— Ты должен поесть, — сказал кто-то рядом с ним. — Пожалуйста. Хотя бы немного. Иначе не выживешь.

Эрван понял, что этому голосу можно доверять. Он это осознал не по произнесенным словам, заключавшим доброжелательный смысл, а по теплой и искренней интонации незнакомого мужского голоса. Даже если бы этот мужчина говорил на иностранном языке, Эрван бы понял, что незнакомец не желает ему ничего плохого. Мужчина одной рукой придерживал Эрвану голову, другой с помощью серебряной ложки наполнял ротовую полость юноши ароматным супом, вкус которого парень ощутил не сразу, так как язык слишком долго обходился без воды, и вкусовые рецепторы попросту забыли свои обязанности. Но когда тепло и влага стали расползаться по организму, Эрван вновь обрел способность видеть, двигать пальцами, даже пропала та нескончаемая сонливость. Силы бурным потоком возвращались. И через минуту парень даже выхватил у незнакомца ложку и стал хлебать из стоявшей рядом тарелки горячий мясной бульон, громко чавкая. Эрван черпал ложкой суп так быстро, что даже не заметил, как тот закончился.

Покончив с трапезой, юноша небрежно вытер рот рукой и с удивлением посмотрел на человека рядом с ним. Из-за крупного капюшона и странной повязки на его лице Эрвану не удалось разглядеть у этого незнакомца каких-либо эмоций, лишь виднелись сощурившиеся большие глаза, пристально следившие за каждым движением молодого человека. Мужчина поправил свой черный длинный плащ и забрал из рук Эрвана пустую тарелку.

— Ты оживился гораздо быстрее, чем я думал. Значит, тебя выбрали не просто так.

— Вы знаете, почему нас держат здесь? Что в этом чертовом месте происходит? Кто вы такой? — Эрван осторожно поднялся на ноги и только сейчас понял, что те больше не связаны. Даже раны, созданные им же, странным образом исчезли, не оставив даже крошечного следа. — Какого черта?

— Вижу удивление в твоих глазах. Оглянись вокруг. Видишь что-нибудь интересное?

— Что?..

— Неужели ты все забыл, что с тобой случилось в ту ночь? Около скалы?.. — незнакомец опустил лицо вниз и грустно вздохнул. — Теперь ты в деле. И отступать слишком поздно. Ты был помечен. Но у тебя пока что есть выбор, но времени на принятие решения не остаётся. Либо ты здесь, либо убегаешь. Но учти, что место, где все началось, не даст уйти от него слишком далеко. Для этого круг должен замкнуться.

— Ты — псих, чувак? Ты один из тех, кто принес меня сюда? Ведь так? Что здесь происходит, черт возьми? И чем ты меня напоил? Почему я так быстро восстановился?

Тот лишь кивком головы указал на дверь, призывая Эрвана покинуть тюремную камеру, будто выгонял из своей личной комнаты.

Эрван не стал ждать ответа на свой вопрос, выругался и сжал дверь решетки руками, после невольно толкнул ее. Та свободно открылась, да так плавно, словно ее все время тщательно смазывали.

Незнакомец даже не пытался произнести хотя бы короткое слово, когда Эрван вышел из клетки и наконец-то смог полной грудью вдохнуть запах свободы.

Где-то на поверхности, там, где светило бледно-рыжеватое августовское солнце, пели птицы. Их дивный звонкий голос сливался во что-то ритмичное, целостное, поэтическое. Создавалось некое яркое и красочное представление, что летавшие создания пытаются воссоздать собственным пением произведения великих композиторов, и даже если это так, то у них великолепно получалось. Впервые за все это время Эрвану удалось увидеть дневной свет так близко и кожей лица ощутить его приветливое ласковое тепло.

Юноша успел заметить, что проливные дожди размыли трещины и тем самым сделали эти катакомбы более светлыми, чем они были еще пару дней назад. Так как пол был каменным и между плитами невозможно было всунуть даже нож, дождевая вода не впитывалась в почву, но из-за небольшого угла наклона подземных помещений ушла именно туда, где не находилась решетка молодого человека.

Сделав пару шагов вперед в сторону видневшейся вдалеке каменной лестницы, парень напоследок посмотрел назад, где неподвижно продолжал сидеть незнакомец в капюшоне и с задумчивостью смотрел на него без отрыва.

— Что меня там ждет? — прошептал Эрван и вернулся назад к тюремной камере, пристально посмотрев на мужчину в плаще. — Пойми, я в отчаянии. И я просто не знаю, кому доверять.

— Они не дадут сбежать, ибо ты очень важен для них. Гордись, тебе выпала честь стать первым.

— Что произошло в ту ночь, когда меня принесли сюда?

— Все было спланировано. Вы должны были оказаться на том корабле. Кто-то сделал все, чтобы вы добрались сюда.

— Но кто?

— Не знаю. Но ты должен запомнить одну вещь. Ты стал частью сделки. А теперь советую уходить отсюда, они скоро вернутся, — незнакомец поднялся на ноги и небрежно пнул тарелку ногой, после чего резко закрыл за собой тюремную камеру, будто хотел запереть в ней кого-то невидимого. — У нас очень мало времени. Сейчас ты должен усвоить только одно: слушай только свой голос, не давай постороннему управлять мыслями, действиями. Иначе станешь таким же, как те, кто привел тебя сюда.

— А кто же ты?

— Я тот, кто не подчиняется голосу. Но мне это далось с большим трудом, — незнакомец резко приподнял рукав своего плаща и обнажил перед Эрваном руку, которую покрывали уродливые шрамы от сильнейших ожогов, те настолько глубоко проникли в кожный покров его тела, что не осталось ни одного живого места. Фактически, это была мертвая кожа. — Я потерял все, что было мне дорого, чтобы получить возможность сопротивляться. Моя боль утихла. Но иногда образы из прошлого возвращаются ко мне. И мне хочется сдаться, чтобы вернуть прежнюю жизнь. Но чтобы ее вернуть, мне придется встретить смерть. И давай договоримся. Больше не спрашивай ничего обо мне. Ты все равно ничего не узнаешь. Потому что я просто тень. Мятежник. Сопротивляюсь тому, что никто не видит.

***

Себастьян Моран показался Джорджу довольно самовлюбленным английским джентльменом. Его чрезмерная любовь к своей персоне демонстрировалась через его манеру говорить, двигаться, даже во взгляде читалось, что этот мужчина слишком возвышает себя над другими, хотя делал вид, что совершенно обычный человек. Но это актерское притворство виделось Джорджу столь фальшивым, что ему хотелось, чтобы Себастьян как можно скорее покинул его мастерскую, а не пытался в очередной раз напомнить молодому человеку, что тот находится у него под подозрением в многочисленных убийствах.

Джордж уже сильно сомневался в правильности решения Доктора Ломана. Тот, пытаясь помочь, нанял для расследования исчезновение Эрвана совершенно неподходящего под эту обязанность человека, который слишком много говорил, но при этом совершенно не пытался что-либо сделать. Но Чарльз Ломан настолько сильно был уверен в таланте детектива, что даже записывал его в один ряд с Шерлоком Холмсом, о чем неоднократно говорил Джорджу за чашкой чая.

— Он раскрыл очень сложные и заковыристые дела, за которые не хотел браться ни один из его коллег. Тебе просто нужно узнать его поближе. Он единственный, кто может помочь. Так что, Виктор, просто жди новостей, — заботливо произносил Доктор Ломан перед тем, как сделать очередной глоток зеленого чая.

Молодой человек уже третий вечер подряд садился около иконы и молился, молился с такой искренностью, что в конце не замечал, как по щекам ручьями стекали слезы. Джордж яро верил, что с Эрваном все хорошо, что он останется жить и вновь будет радовать его своим беззаботным заливным смехом, теплом дыхания и нежностью прикосновений. Их встреча не могла начаться с борьбы со смертью и закончиться спустя год в таком же обличье. Джордж злился, злился на весь мир, на всех людей, что окружали его, так как именно они забрали у него любимого человека.

Первое время ему даже казалось, что тот, кто в ту ночь причинил Эрвану боль, пристально наблюдал за Джорджем, следил за каждым движением и жаждал забрать и его жизнь, как у тех трех несчастных моряков.

— Я схожу с ума. Я просто схожу с ума, — шептал Джордж на своем рабочем месте, пытаясь отогнать все страхи и неприятные мысли. — Ты просто слишком много думаешь об этом. Постарайся подумать о чем-нибудь другом. Эрван жив. Он останется жив.

Отвлечься ему помогала Татьяна, эта прекрасная девушка, заглянувшая к нему вчерп и поразившая своей кукольной красотой. Он буквально с первого взгляда влюбился в ее шелковистое длинное платье нежно-кремового цвета с кожаным черным ремешком на поясе, подчеркивавшим узкую талию, в темно-рыжие длинные волосы, имевшие при определенном освещении вишневый оттенок. А ее глаза! Большие и выразительные, они пленили его сердце и заставили то биться в разы чаще. Он даже боялся, что задохнется, когда та появилась перед ним спустя столько лет, что молодой человек ее не видел. Ему даже было стыдно за то, что он почувствовал к этой девушке сексуальное влечение, когда до недавнего времени считал, что его единственной любовью являлся Эрван. Но Татьяна была способна притупить чувства молодого человека и занять все внутреннее пространство юноши собой, ничуть не смутившись от этого. Она пообещала придти вновь, и Джордж смиренно ждал, наделсч, что эта девушка действительно удостоит его своим присутствием.

— О чем ты думаешь, кретин? — ругал себя Джордж каждый раз, когда все его мысли были только об этой девушке. — Она явно уже замужем и имеет ребенка. Ты вряд ли достоин, чтобы такая неземная красота хотя бы подарила тебе свой великолепный взгляд.

Он боялся своего чувства к двум людям, без которых его жизнь могла потерять смысл. Но его сердце не могло выбрать и выкинуть из себя кого-то из них, просто не было способно это сделать. И Эрван, и Татьяна заставляли молодого человека задыхаться от желания, миллионов эмоций, посещавших его в тот момент, когда кто-либо из них находится перед ним. Это пугало, по-настоящему пугало. Любя одного, он любил так же яро и другого.

— Мы сегодня ждем результатов вскрытия, потом я вам обо всем доложу, если найдем что-нибудь интересное, — детектив вывел молодого человека из глубоких раздумий и удивленно посмотрел на него, явно понимая, что Джордж все это время его не слушал. — Что ж, пока следов убийцы у нас нет, но уже здесь я ощущаю его присутствие. Он где-то рядом. Вам надо быть осторожным. Вы тоже были на том корабле. И убийца может захотеть добраться и до вас.

— Я не видел момент убийства. Я бесполезен, даже для этого головореза. Вряд ли он захочет тратить на меня патроны.

— Извините, что вам помешала, господа, я могу зайти позже, если у вас серьезный разговор, — неожиданно раздался позади Джорджа до боли знакомый женский голос, который он в течение всего дня так мечтал вновь услышать.

Татьяна незаметно вошла в мастерскую и встала позади разговаривавших мужчин, держа в руках картонную коробку, где явно находилась ее сломанная обувь, которую девушка еще вчера обещала принести.

— Татьяна! — радостно воскликнул Джордж и по-детски улыбнулся. — Как я рад, что вы все-таки пришли.

— Извините, что не смогла прийти к вам пораньше. Просто возникли некоторые сложности в семье. Но сейчас все хорошо. Я принесла сломанную обувь, — девушка вручила молодому человеку коробку, и тот быстро вытащил из нее обувь, с задумчивостью смотря на столь красивые белые сапоги на высоком каблуке. — Я могла бы их просто выбросить, но мне так жалко это делать. Все-таки в свое время я их купила за кругленькую сумму. А после войны все сидят на мели, надо экономить.

— Полностью с вами согласен, мисс, — произнес Себастьян. — Я и сам сейчас с трудом нахожу себе денег на хлеб. Люди стали экономить даже на своей безопасности.

— А вы, я смотрю, детектив, — посмотрела на грудь мужчины та, где красовался золотой значок, и удивленно перевела взгляд на Джорджа. — Что-то случилось?

— Нет, все в порядке, — выдавил из себя Джордж. — Просто маленькая формальность.

— Думаю, Джордж, нет смысла скрывать от дамы такие подробности, — неожиданно сказал Себастьян. — Мисс, я расследую массовое убийство, произошедшее на южном побережье Великобритании.

Джордж поиграл желваками, понимая, что детектив снова включил свое самолюбование и в самый неподходящий момент. Говорить такие вещи Татьяне было бестактно, особенно когда у нее было такое хорошее настроение, что было видно по ее миловидному лицу. Но Себастьяна останавливать было поздно, тот вовсю стал хвастаться своей работой перед красивой девушкой, но та воспринимала его слова с завидной серьезностью.

— Какой кошмар! — ахнула та, прикрыв рот ладонью. — Что произошло? И при чем здесь Джордж?

— Себастьян, не надо, — взмолился шепотом Джордж, но Татьяна настолько увлеклась беседой с детективом, что даже прервала молодого человека движением руки.

— Нет, Джордж. Мне интересно, — сказала она и стала с интересом слушать Себастьяна.

— Некто напал на рыболовное судно три дня назад и убил троих моряков. Но, как выяснилось, на корабле было в разы больше экипажа. Около двадцати человек. И все они бесследно исчезли. Среди них был друг Джорджа.

Джордж облегченно выдохнул, когда Себастьян назвал его не Виктором, а именно Джорджем. Он не мог рассказать никому, кроме Эрвана, почему он на самом деле сменил имя. Пришлось придумать легенду, что ему просто не нравилось свое русскоязычное имя, поэтому после войны он решил его поменять на английское. И Себастьяна вроде как такая байка вполне устроила, и тот стал называть молодого человека по тому имени, какое у того было в нынешнем паспорте. Доктор Ломан же продолжал называть молодого человека Виктором, хотя Джордж и ему рассказал эту байку, но мужчина явно был против, поэтому не хотел признавать новое имя молодого человека.

— Что за ерунда? — негодовал Доктор Ломан. — У тебя было прекрасное имя, русское, православное. Зачем ты его сменил?

— Я просто хотел носить по приезде сюда англоязычное имя, вот и все.

— Нельзя стыдиться своего происхождения! Ты же русский! Им и должен остаться. Даже если страна, где жили твои покойные родители, развалилась и превратилась во что-то непонятное, это не значит, что ты можешь так просто отказаться от своей родной земли.

— Я почти не помню России, поэтому она мне чужда.

— Тебе обязательно надо туда съездить. Может, после этого перестанешь заниматься ерундой и марать память о родителях.

Татьяне, к счастью, такие вещи объяснять не пришлось, поэтому Джордж был рад, что Себастьян вновь не назвал его по русскому имени.

— Что это было за нападение? — спросила Татьяна. — Пираты? Или был бунт?

— Мы пока не знаем. Есть следы насилия в каютах. Но те были заперты изнутри и даже нет следов взлома. То есть, там кто-то был, все разгромил, а потом будто испарился.

— Все это очень странно.

— Весьма. Но мы ищем. Но пока безрезультатно.

— Вы частный детектив?

— Нет, я работаю на городское правительство. Поэтому у меня нет проблем с доступом ко многим вещам. И это весьма облегчает нашу работу, так как иногда приходится проникать туда, куда частного детектива никогда не пустят.

— Видимо, дело и правда серьезное. Вы меня извините за любопытство, просто я заканчиваю в этом году юридический факультет, и кое-что понимаю в этих вещах. В мои обязанности тоже входят расследования, но более делового характера.

— Но вас пленят расследования убийств? — усмехнулся Себастьян.

— Все может быть.

— Ладно, Джордж, не буду вас больше задерживать. Если что-то узнаю новое, то обязательно сообщу, — мужчина пожал молодому человеку руку, затем около выхода снял перед Татьяной шляпу в качестве прощания. — Мисс.

— До свидания, — махнула ему рукой та, смущенно улыбнувшись, и когда тот исчез, то снова перевела все свое внимание на Джорджа. — Он не нравится вам.

— Я не особо люблю людей, которые столь высокого мнения о себе. Извините, что вам пришлось об этом услышать.

— Все хорошо, — та осторожно погладила молодого человека по руке и вздохнула. — Вам надо было сразу рассказать о своем друге. Ведь это все очень серьезно и не терпит молчания.

— Я не мог вас беспокоить. Мы с вами едва знакомы, поэтому не имел права нагружать вас своими никчемными проблемами.

— Они не никчемные, — успокоила его Татьяна и села на стул рядом с рабочим столом Джорджа. — Вы мучаете себя, и я чувствую вашу боль. Ваш друг значил для вас очень много, это видно в ваших глазах.

— Да, я очень им дорожу, — грустно произнес он. — Но я не смог предотвратить это, поэтому это моя вина, что с ним это произошло.

— Вы ни в чем не виноваты. Ведь это не вы убили тех людей. Какие-то отморозки решили пролить чужую кровь, это именно их вина, а не ваша. Поэтому не смейте корить себя за то, чего не делали.

— Просто я не знаю, что будет дальше. Все так запуталось…

— Я хочу помочь вам, — девушка сжала руку парня в своей и с нежностью взглянула на него. — Знаю, мы с вами знакомы совсем ничего, но я не могу смотреть на то, как вы терзаете себя изнутри.

— Не нужно. У вас и своих проблем хватает. Я постараюсь сам во всем разобраться.

— Я — юрист. Это моя работа. Так что не пытайтесь мне отказывать. Вдруг я не случайно сломала каблук, чтобы потом оказаться здесь? Ваш друг нуждается в помощи. И будет гораздо лучше, если его спасением будет заниматься не только тот самовлюбленный детектив.

— Я не могу подвергать вас риску, Татьяна, — Джордж покраснел от прикосновений женской руки и невольно сжал ее ладонь в своей, чувствуя, как по его запястью начало распространяться приятное тепло. — Вам нельзя влезать в тот кошмар, в который мне пришлось погрузиться три дня назад. Я видел много крови и не хочу, чтобы вы тоже увидели ее.