Скотина

Явление 7

(Усадьба Скотининых, комната Бориса)

Око, око, что же ты такое? Одновременно видел пару. Абсолютно одинаковые, рост, фигура, походка. Не бывает абсолютно одинаковых людей. Жесты, эмоции, все индивидуально. Что-то у них для обмана зрения. Не только зрения, ходят бесшумно, запахов нет, все движения экономные, плавные, буддистские монахи отдыхают. Или как у автоматов, может это быть машина? Лица ни разу разглядеть не получилось. Электричество тут есть, почему бы и роботам не быть? На ладонях у них камни как у всех. Опять же, ни едят, ни пьют, всю ночь спокойно простоять могут.

Включил, пересмотрел ролик с обеда. Окно открыто, свечи не ровно горят, задувает так, что скатерть заворачивается, а полы балахонов у этих наблюдателей не колышутся. Что-то их окружает, защищает. Невидимый кокон, поле или магия в действии. Если наблюдатели такие в каждом доме, нет-нет да увидят то, что некоторые предпочли бы скрыть. Организация, которая их послала, защитить своих слуг должна. Или они ничем не пробиваемые, или за нападение на Око смерть немедленная и ужасная. А может и все вместе.

Некстати кольнуло. Раньше такие размышления мне же вообще были не нужны, в голове сама мозаика выстраивалась. Трех-четырех пазлов достаточно, чтобы всю картину видеть. Какой же ты тупой, Боря. Пора начинать это исправлять. С абстрактным мышлением глубокая дыра. За эту область много чего отвечает, но основа — это математика.

Прикрыл глаза, начал повторять таблицу умножения. До пяти без проблем, вперёд, назад, вразброс. Значит Боре знакомо. Остальную школьную хуже, ответ всплывает не сразу, с задержкой, лёгкое покалывание в висках. После десятки совсем тяжко, на двенадцать, тринадцать ещё смог осилить, морщась от рези в голове, дальше беспросветный мрак. Как же так, я Левушку на ментальную арифметику водил, до двадцати свободно умножал.

Нарушила печальные размышления матушка. Вбежала как на пожар, начала метаться по комнате, — Боренька, уездный исправник прибыл, с тобой поговорить желает, по дядьке.

Я недовольно хрюкнул, — какого ещё дядьке, ну?

— Сыночек, родимый, про то, как ты тело нашёл. Ах, маленький мой. Это же какой ужас для ребёнка, человека в петле увидать. Это вот этот самый — стресс. Паскуда, не мог подальше повеситься, ни на глазах моего родненького. Я же ему доверяла, он же тебя с малых лет, и сопельки вытирал, и одевал, и в школу, и вот на тебе, удавился.

Я встрепенулся, — Кто пришёл, инквизор?

Матушка всплеснула руками, — Упаси Вечный ученик, какой инквизор, простой исправник, местный. Не волнуйся смерть баронских его не шибко касается, это дела наши, семейные. Отец ему заплатил, пусть разбирается, от чего дворовые в петлю лезут. Ну вот чего им не хватает, если к ним со всей душой, а они в петлю.

Понятно, чего не хватает, отношения людского. Покосился на окно, вон у тех бы спросили, на воротах прибитых. Не было печали, слуга значит мой вздёрнулся. Хотя не удивительно, от общения с Борей и застрелиться можно, первым попавшимся столовым прибором. Не первый случай, а раз барон следователя позвал, не чисто дело. В петлю без причины не лезут.

Что я знаю про исправников? Не мелкий чин, уровня начальника полиции. Но тут прошлые знания не помогут, чувствуется, что все наизнанку.

Мама продолжала, — я позову, приглашу, государев человек, ждать не привычен. Ты не переживай, расскажи, чего видел. Я рядом постою, если чего мы его в шею раз.

Я её остановил, надо бы информации побольше выудить, — Мам, погоди, а вдруг он меня арестует, — скуксил плаксивую рожу, — Я не хочу в тюрьму, там кормят плохо.

Матушка подбежала, обняла, — Маленький мой, да как же арестует то, кто ему позволит? Да мы его, — и внезапно тоже разревелась.

Надо ей сознание перегрузить, пока плывёт, — А ещё меня Лилия обижает, вот смотри как лицо поцарапала. И Дашу за руку дёрнула.

— Ой, бедненький мой, уж поговорю с Розой, так поговорю, ох устрою. Ой, нельзя говорить с Розой, барон нервировать запретил. Дождусь, когда родит — потом поговорю.

— А как же исправник, он меня бить будет?

— Да как же бить, ты же аристократ, на тебя даже голос повышать нельзя.

— А ещё меня Коля за обедом вилкой тыкал, вот прямо в бочок.

В процессе утешения друг дружки потихоньку вытянул, утром проснулся Боря, пора одеваться, а Тимофея нет. В колокольчик звонил, орал, ногами топал — не идёт. Разозлился, толкнул дверь в смежную комнату и носом в болтающиеся калоши, по которым моча стекает.

Да тут не просто стресс, тут травма детской психики. Невротической депрессией пахнет и прочими фобиями. Не понимаю, где толпа психотерапевтов. Куда матушка смотрит?

Исправник вошёл почти строевым шагом, щёлкнул каблуками. Обернулся в восточный угол, поклонился на образок с ладонями, сложив свои лодочкой. Ещё ниже матушке, по мне мазанул взглядом вскользь, как на недоразумение. Ну, к таким взглядам я уже привыкать начинаю. В возрасте мужичок, китель потёртый, розовая проплешина, но остатки военной выправки не спрятать. Лицо открытое, честное, красный нос и мешки под глазами выдают любителя зелёного змия. Любителя, почти перешедшего в профессиональную лигу.

Око выдвинулось из ниши и сделало пару шагов, заинтересовалось тоже.

Седые усы дёрнулись, — Борис Антонович, простите покорно, вопросов пара для отчётности перед Антон Петровичем.

Вижу нервничает, но храбрится, виду не подаёт. Прямо в глазах печаль — «И что я тут время теряю». Не в восторге от общения с аристократами, не в своей тарелке. Как я тебя понимаю.

Я оттопырил губу, сказал важно, с закосом под голос барона, — Ну чего, ну.

Исправник развернул планшетку, обычную кожаную, выудил огрызок карандаша, — Борис Антонович, вы тело обнаружили 22 августа в 9:30 утра.

Не понятно, то ли вопрос это, то ли утверждение.

— Ну чего, ну, проснулся, одеваться, а его нет. Ну я это, громко крикну, потом его нет. Ну и это, а он там.

— Ага, Борис Антонович, дальше что было, пожалуйста, каждую мелочь.

— Да что, то было то. Вот, сам я.

Усы исправника поползли в стороны, — Как, чего сам?

— Ну сам, сам это, штаны надел.

Исправник что-то покарябал в блокноте, — Утверждают, что кричали вы сильно, так что весь этаж сбежался.

— Да брешут, вот, что там вскрикнул разик. Да и не вскрикнул даже, а так.

— Ага, понятно. А скажите, Борис Антонович, вы криком подзываете дядьку, или в колокольчик звоните? Вот же у вас на столе колокольчик.

Дался ему этот колокольчик, — Да, в колокольчик, чего. К столу вот вставать надо. А утром с кровати, вот.

Госпожа Милослава, я попрошу Бориса Антонович, извольте, покажите как увидали и стояли как.

— Ну чего, ну, — нехотя поднялся, покосился на родительницу и поплёлся к двери.

Матушка подала голос, — Не трогали ничего там, барон то не велел. Все как в первый день, только тело забрали, ваши же, это открытие делать.

— Вскрытие, ваша милость. Так положено причину смерти устанавливать.

— Чего заладил, понятна причина, повесился же!

Исправник осторожно поправил, — Наше дела маленькое, госпожа Милослава, инструкции. Повесился — это не причина, способ это.

Я толкнул дверь в смежную комнату. Крюк на потолке с обрывком верёвки — красноречиво весьма. Обычная комната, как в коммуналке, она же и спальня, и кухня, и мастерская, и ещё нерадивый знает что. Табуретка на боку. Прикрыл глаза, втянул воздух. Нет запахов, вообще никаких, как в стерильной лаборатории. Не бывает так, тут человек жил, трудился. А может нос у меня не годный ни на что, хотя, когда блевал в унитазе запашок чувствовал.

Я развёл руками, — Ну, вот, это.

Высоченный потолок, как и у меня, метров пять. Если ничего не трогали, то с такой табуретки до крюка не достать. Оглядел комнату — стол у окна, массивный, в одиночку не сдвинуть. Пол чистый, свежих царапин нет. Койка хлипкая. Нет тут ничего, чтобы такую верёвку в одиночку привязать. А не помогли ли моему дядьке? И никому такая мысль не пришла? Если калоши в нос, то почти на уровне роста висел. Как тогда на табуретке стоял, тут что дебилы все?

Эх на тело бы глянуть. Руки аж зачесались. Следов борьбы в комнате не видно, вот пара топоров на полке. Ножи на месте, целая коллекция, кочерга. Краем глаза заметил, что Око пялится только на меня, что реакции какой ждёт?

Сколько не тужился, слезу выдавить не смог, никакой из Бори актёр. Пришлось незаметно надавить на уголки глаз. Чуть не перестарался и выковырял себе зенки, но вроде подействовало. Зашмыгал носом, заныл, размазывая сопли.

Исправник, глядя на моё выражение чувств, вздохнул, — Господа Милослава, а мальчик то к дядьке сильно привязан был.

— Как сильней то. Они же вместе с распупка самого. Боренька же за ним как хвостик ходил. Он же Бореньку за ручку водил. И в школу, и…

На середине фразы исправник выронил планшетку и схватился за ухо, точнее ладонью его придавил. Сначала говорил медленно, вышагивая как цапля, потом начал ускоряться. Под конец затараторил заискивающим голосом: — Да, у Скотининых. Да, господин. Так точно, господин. Не извольте сомневаться. Имею честь свидетельствовать. Моё почтение. Будет исполнено, господин. Примите уверения, доставим в лучшем виде. Сию минуту, немедленно.

С каждым словом он становился будто меньше, военная выправка таяла. Плечи поникли, колени согнулись. В окончание разговора начал невидимому собеседнику кланяться, стуча подбородком в грудь. Интересный разговор. Попытался представить, кто мог серьёзного начальника местной полиции заставить трястись до дрожи в коленях. Представил и почувствовал, как по спине побежала струйка пота. Не к добру.

Наконец служитель закона выправился, повернулся, проговорил, старательно пряча глаза, — Госпожа Милослава, у меня приказ, пригласить Бориса для беседы в участок, — голос поменялся, взяв официальные нотки, — сию минуту немедленно.

Матушка опешила, — Да зачем Боренька то, он же все сказал, да я могу и сама поехать. Да, что, да вас барон, да сейчас я, ты что себе позволяешь…

Взгляд исправника обрёл твёрдость, мелькнула и ту же исчезла искорка лёгкого злорадства. Похоже и на аристократов нашлась управа, — Ваша милость, наше дело приказы исполнять. Вот ловите на милость, выставил ладонь вперёд.

Матушка тоже протянула руку. В другом конце комнаты, между прочим. Здорово так информацией обмениваться. Мне, как водится, ничего не предложили.

— Что у тебя там за писульки. Беспредел, совсем страх потерял, произвол. Вот барон узнает, не только от участка, от всей управы камня на камне…

В середине тирады женщина побледнела, прикипев взглядом к ладоням, начала хватать ртом воздух. Разом осунулась, будто похоронку прочитала.

— Борис Антонович, пройдёмте в экипаж.

— Я чего, это, — подбежал, схватил матушку за руку, — Как это, вот.

Матушка аккуратно поползла по стенке вниз и отстраненным голосом прошептала, — Сыночек, ничего не спрашивай, езжай с господином исправником, — закусила губу до крови, — Я буду держать за тебя ладони…

Это же надо перепугаться так. Ну надо, значит надо. Или всё-таки не надо? Ничего он меня сейчас не зависит. Ничего не знаю, нихрена не понимаю. Мелькнула мысль удрать — так ведь некуда, не знаю никого, да и уйду максимум шагов на пять.

Лез в карету с кряхтением, высоко ступенька. Пыхтел, если бы исправник не пихал сзади, точно бы поручень оторвал. Плюхнулся у окна, мало ли, на город посмотреть удастся. Следом запрыгнул сам исправник и вплыло Око, придавив невидимым взглядом.

Показная почтительность в голосе исправника растаяла, — Борис, милость не являть, никому не звонить, держи на виду руки.

Задёрнул занавеску из плотной ткани, убедился, что щёлочки не осталось. Ну не очень-то и хотелось.

Я вякнул для храбрости— Да тебя баран в бароний рог. Ой, барон в бараний рог скрутит и всю эту вашу.

Вот как меняет людей власть, исправник рявкнул совсем другим голосом, твердо, — Прикуси язык, пока его тебе не укоротили. Барон далеко, а я здесь. И только от меня зависит, вернёшься ты назад или рядом с дядькой приляжешь.

— Что? Я знаешь что? — Я в академию еду, в имперскую. Да меня..

Исправник наклонился и резко хлопнул пальцами по челюсти снизу вверх. Зубы клацнули, прикусил щеку и сразу ощутил во рту солёное.

Ой. Пучим глаза, ноздри раздуваем. Гнев, ярость. Дышим тяжело, можно даже кулаки стиснуть. Пальцы в рот, щупаем щеку. Смотрим на кровь. Глаза шире, испуг, страх. Стадия мажора, которому все можно, плавно переходит в напуганного подростка. Причём раньше не пуганного. Недоумение, обида, шок…

Дорога заняла минут пятнадцать, прошла в тяжёлом молчании. Только чувствовал сверлящий взгляд с одной стороны и мягкое давление с другой. Механически фиксировал скорость, пытался запоминать повороты, кочки. Голова через минуту напомнила адской резью — не надо запоминаниями увлекаться.

Кому-то меня о чем-то спросить захотелось. Таким тоном, что матушка в осадок выпала. А только ли из-за разговора меня выдернули. Может убрать от барона подальше? В любом случае развязка не за горами. Интерес не здоровый, подозревают меня в попаданчестве, ежу понятно. По-крупному вроде не залетал, но хорошему спецу и мелочей достаточно. Пока стратегия одна — под дебила косить.

Обычный провинциальный участок полиции, или проще чиновничья контора. Неприметная серая женщина в очках подвела к футуристической конструкции, похожей на рукоять перископа. Гнусавым голосом пояснила, — ладони на ручки, обхватить плотнее. Лицо к маске прижать. Не дёргаться, смотреть на яркий свет. Все, слепок милости готов.

Вежливо пригласили в кабинет, усадили за стол.

На столе графин с водой, пачка сигарет, пепельница. Хоть одна хорошая новость — табак здесь, слава Вечному ученику есть. Стол не перевернуть, ножки к полу привинчены, отодвинул табуретку к самой стене, господину моей комплекции, простор нужен. Из-под потолка слепит так, что глаза слезятся. Прямо киношная допросная, не хватает только стены из тёмного стекла. Обернулся, так нет, вот же она. По всем канонам должны подержать тут с часик, мариновать, наблюдая поведения и срисовывая профиль.

Не угадал, исправник вошёл почти сразу, по-деловому повесил китель на спинку стула. Нехотя открыл папку, размером с дело на маньяка, орудующего десяток лет. Начал листать, поплёвывая на пальцы.

— Ну что, Борис Антонович, закурить не предлагаю, это дело не жалую, но водички попить стоит. Нам предстоит долгий разговор, тяжёлый.

Глаза старательно прячет. Стыда не ощущаю, не та это должность — начальник полиции, чтобы перед прыщавым жирным подростком неудобство чувствовать. Но что-то тяготит. Я засопел сердито, закурить очень бы не помешало, протянул руку к стакану. Зубы лязгнули о край, выбивая тарантеллу. Трясущимися руками пролил половину на грудь.

— Я чего, вот, дяденька исправник.

Полицейский придавил взглядом, — Скажем так, положение твоё, Борис, очень незавидное. Я, конечно, постараюсь тебе помочь, но сейчас все будет зависеть только от тебя.

Делать перепуганное лицо было совсем просто. Стоило просто расслабиться, и Боря сам начинал мелко трястись и покрылся липким потом.

Исправник продолжал, — В прошлом году вы с классом были на экскурсии, и ты совершил проступок, имеющий, так сказать, очень серьёзные последствия.

Не имею ни малейшего понятия, что там была за экскурсия, и чего я там натворил. И гражданин исправник сейчас в этом убедится. А также наблюдатели за стеклом.

Выдавил из себя, — Я чего, ну, я чего, сын барона Скотинина, а они твари безродные.

— Борис, не надо ругаться, пожалуйста, весь день с самого начала. Эти, как ты выразился, «безродные» — вассалы вашего рода, между прочим.

Вспомнил совет из далёкого детства, душевный кочегар Степаныч был в интернате. «Знаешь, Борис, я двадцать лет по лагерям и выжить мне помог принцип — никогда и ни в чем нельзя признаваться. Вообще никогда и ни в чем. Если тебя с фотоаппаратом поймали над секретными документами, говори — «Материал для стенгазеты». Если жена на бабе застукала, повернись и ори «А-а, Люся, это кто меня за член схватил». Я тогда не понимал — за какой член хвататься надо, но урок усвоил.

— И вообще это все не я, это Метёлка, вот.

— Дмитрий Метелкин? Тебя в его показания носом ткнуть? Да он же больше всех пострадал.

Контакт Метелки в милости на видно месте. Что бы я там не натворил — не смертельная обида.

— Да чего вы ерунду вспомнили то, все решено же давно, правда? Метелка — мой лучший друг!

— Ничего не решено, Боря, давай весь день с самого начала.

До последнего буду под дурачка косить. Сейчас моя задача просто выжить. Намотал сопли на кулак, тихонько заскулил, — Чего с начала, ну. Да там черви безродные все. Я что, отец мене, это, я кушать просто хотел, вот.

Исправник пропустил мой пассаж, резко приблизился, — Ты ещё ничего не понял, засранец. Не поможет тебе Барон. Тебе теперь вообще ничего не поможет. Опёрся руками о стол, нависая перед лицом.

— Ну чего, вот, я башню рисовал. А потом это. Лясандра, вот…

Глаза исправника загорелись хищным блеском, — Олеси Мухиной не было на экскурсии.

Прозвища всех друзей знает. Прицепился, как клещ к мошонке.

— Я же про это, что не было. А она всегда с собой пирожки берет и вафли, и мене даёт. А я кушать захотел очень. Понимаете? Я и сейчас вот, тоже кушать хочу.

Следователь повёл носом, заметил лужу под стулом, мокрые штаны и резко отпрянул, — Ты что обоссался, говнюк ничтожный, да я тебя, — рука взлетела для оплеухи.

Я зажмурился и пропищал, — А-а-а, дяденька исправник, не бейте, не сажайте в тюрьму, я все расскажу. Это все из-за сатранга.

— Причем тут….

Приближающуюся развязку отодвинул пронзительный голос из коридора, похожий на визг бензопилы, — Где младший Скотинин? Я вас спрашиваю. Допрос несовершеннолетнего без присутствия родителя? Слепок милости без представителя рода? Допрос аристократа без уведомления канцелярии графа? Все кровью умоетесь.

Дверь открылась. Исправник приобнял меня за шею, повернулся к высокой деловой старухе в строгом костюме. Просто вобла сушёная, от которой расходилась аура силы и власти. Нос крючком, как у хищной птицы. Седые волосы стянуты в дулю на макушке.

— Ваша милость, как можно, какой допрос, просто сидим, беседуем, водички попили. Запахло от исправника гораздо хуже, чем штанов, на которые я пролил воду. Скажи Борис, не было никакого допроса, — исправник скорчил зверскую рожу и сдавил мне шею так, что в глазах заплясали мушки.

Я выдавил из себя, — Ну чего, вот, да, сидим.

— Немедленно объяснитесь!

— Да, ваша милость, конечно, токомо Борису в таком виде не совсем удобно. Надо бы ему одёжку сменить.

Престарелая леди оглядела меня внимательно и задохнулась от возмущения, — Так тут не просто допрос, тут психологическое давление и пытки. Матвей Фомич, похоже последний год перед пенсией вам придётся городовым за полярным кругом. Как раз некому ехать расследовать в артели ссыльных случай каннибализма.

Исправник заметался, — Нервы, нервы сдали. Виноват я, напомнил Борису Антоновичу про дядьку, вот он и расстроился. Слуга же у него повесился.

— Я это, простите, ма-ма.

Леди глянула на меня холодными рыбьими глазами, — Я тебе не мама, смените мальчику одежду и немедленно назад к родителям. К вечеру в канцелярию рапорт по инциденту.

Очень резво пара бравых служак подхватили меня под руки и повели по коридору. Ноги сами идти отказывались. Один поворот, второй, ступеньки. Эй, кажется выход в другой стороне. Обрадовался рано.

Обратил внимание на мелькнувший в конце коридора затылок. Женщина наголо бритая, гимнастёрка, портупея, брюки-галифе, но взгляд зацепился не за выдающуюся филейную часть, которой Боря любуется втихаря. Кобура на поясе, первая кобура, которую в этом мире увидел. И ещё жест левым плечом, будто бретельку собирается сбросить. Где такой видел?

Втолкнули в неприметную дверь. Прикрыл глаза от резкого света, втянул знакомый запах, всколыхнувший живые воспоминания. Точно морг. Белая кафельная комната, каталка с накрытым трупом. Инструменты, стеллажи с реактивами. Исправник подошёл, откинул угол с лица.

— Борис, извиняться не буду, инструкции у меня и приказы. Давай скорее, раз ты домой едешь, забирай своего дядьку, суши штаны и езжай на все четыре стороны. Новых не найдём, нет такого размера.

Интересно, видел ли Боря мёртвых людей? Да и ещё и близко так. Око за спиной. Царапающий взгляд больше никогда не забуду.

Я переломился пополам взревел, выпустил вязкую слюну и сделал вид, что блюю на ботинки исправника. Матвей Фомич мгновенно отпрыгнул, как горный козёл. Не знает гражданин исправник, что Боря с едой расстаётся неохотно. Вида свежего трупа для этого точно недостаточно.

Ага, точно, свежий. Суток не прошло, а дядька неделю лежит. Свинью за ёжа мне тут суют.

— А ну не блевать, соберись, это просто тело твоего дядьки. Приди в себя, Боря, ты же аристократ, а не тряпка. Будь мужчиной, командуй дядьку забирать.

Я на дрожащих ногах приблизился, охнул, — Чего вы это. Не дядька это. Это мужик незнакомый.

Исправник забегал глазами, — Как же не дядька, — сдёрнул простыню целиком, повысил голос, — Внимательней смотри, ты что выйти от сюда не хочешь?

Я пролепетал, — Не может это дядька быть, что я дядьку своего не узнаю?

Исправник подхватил меня под руку, поволок к следующей двери, — Не дядька говоришь…, толкнул в новое помещение, в котором было заметно холоднее. Столов больше. Одиннадцать штук. Одним взглядом окинуть не получилось, пришлось делить на две группы — пять и шесть. А раньше я мог пару десятком объектов сходу выделять. Тела на пяти, все прикрытые, одни ноги с бирками торчат.

— Раз там не дядька, сам своего слугу выбирай.

Ну так с этого и надо было начинать, развели целый спектакль. Кровь из носу, но исправнику надо меня прямо сейчас разоблачить. Перед воблой оправдаться. На северный полюс городовым никому не охота.

— Ну чего, ну. Я маменьке все расскажу, и дядьке, и барону. И графу Собакину, вот. И вообще, поеду в академию и самом Императору пожалуюсь. Нельзя аристократов бить.

— Поговори мне тут.

— И ещё вот — инквизору.

Надо же, подействовало. Исправник выдал другим голосом, дружелюбнее и тише, — Борис Антонович, зачем жаловаться, накладочка вышла. Ваша правда, не дядька это был. Тот, кто ошибся наказан будет, обязательно. Хочешь, мы его даже уволим!

Инквизора опасается, а кто тогда его крышует?

Пять трупов в комнате, больше быстро не нашли, ну и слава этому Вечному ученику. Простынями накрыты под горло. Похожи здорово, все мужики в возрасте, бородатые.

Исправник отбросил в сторону очередную тряпку, — Сюда смотри, этот? Забирай.

Точно не мой клиент. Трупные пятна красноватые, такие только после отравления угарным газом. Не просто запах, тухлятина химией забита. Для неподготовленного человека это же вонь адская. Да тут к бабушке не ходи, надо в обморок падать. Взвизгнул и обмяк, складываясь как здоровенный куль с требухой. Приложился лбом об угол стола. Вскользь, от такого рассечения брови обычно крови как с кабана. Ткнулся носом в пол. Может припадок какой сообразить? Или не стоит переигрывать.

Перевернули. В лицо прыснули водой и отвесили пару оплеух. Та же пара полицейских молчаливые, крепкие, как санитары психнеотложки. Вздёрнут сейчас не как солидного гражданина, имеющего вес, а будто нашкодившего котёнка. Попытались, но каши мало ели. Получилось только оттянуть шкуру на полметра. Интересная работа у Ока, всякую дичь снимать.

— Да, Борис, не хочешь ты похоже домой.

— Простите, что-то плохо мне. Хочу домой, хочу. Простите, дяденька исправник. Мне страшно, ма-ма-ма.

— Ну так вставай и смотри внимательно.

Второй на дядьку больше похож. След от на шее едва заметный, только не висельник это. Сзади душили и не верёвкой, а тонкой проволокой, нет, скорее цепочкой.

Четвёртый прикрыт, горла не видно, но рука свалилась, кисть из-под простыни выглядывает. Ногти чёрные, въевшаяся грязь, земля, уголь. Не может у баронского слуги таких рук быть. Простой работяга, шахтёр, крестьянин. Подробнее бы сказал, если мышцы, мозоли пощупать.

Пятый утопленник явный, одного взгляда достаточно. Я их каждый купальный сезон столько потрошил, сколько исправник за всю жизнь не видел. Вернулся к третьему телу, вариантов нет, только этот остался. Безобразный шов через грудину, живот вздутый, и запах. Ну так понятно, неделю лежит, а то, что вскрыли — так смерть не своя, морг при участке для этого и нужен.

— Дядька Тимофей, как так то, вот же он.

Сдулся исправник резко и бесповоротно, как покрышка, словившая гвоздь. На пару сантиметров ниже за секунду стал. Мелькнуло разочарование, досада, страх, значит угадал точно.

— Вот помню он завсегда мне штаны одевал и шнурки завязывал. И на лошадке меня катал. А ещё мы с ним на рыбалку и…

— Хватит болтать, вопросов нет больше, — добавил бесцветным голосом, — Отвезите пацана домой и тело прихватите. Хотя стойте, оставьте нас на пару минут.

— Борис, признаюсь я немного погорячился, перегнул палку.

— Ну чего, ну.

— Да, говорил немного грубо, пугал тебя. Но ты же понимаешь, игра это такая.

Очередная подстава или нет? Не верится, что матерый исправник перед пацаном извиняться собрался.

— Матвей Фомич. Да я все понимаю. У вас же эти — инструкции.

— Это хорошо, что ты понимаешь. Вот только барон может не понять. И леди, которая отвлекла, может вопросы начать задавать.

— Понимаю, Матвей Фомич. Все правильно барон поймет. Вы же как лучше хотели. Вам преступников ловить надо.

— Вот и хорошо, что ты такой понятливый. Давай я тебя сам отведу.

В конце коридора завел в неприметную комнату. Большой санузел, зеркало на пол стены, раковины. С одной стороны писсуары, с другой ряд кабинок, глаза резануло от запаха хлорки. На стене аппарат навроде старого таксофона. Снял трубку, из которой сразу подуло горячим воздухом.

— Лицо от крови умой. Суши штаны и провожу до кареты.

Стоит косится, ухмыляется криво. Что-то задумал. Ага, вот, схватился за живот, охнул.

— Суши штаны, не отвлекайся. Сейчас я на пару минут.

Повесил китель на вешалку. Метнулся в дальнюю кабинку, — заканчивай, постой минутку, или в коридоре подожди.

И для чего новый спектакль? Откуда чего ждать?

Полы кителя чуть разошлись в стороны. Ровно настолько, чтобы показалась кожаная сбруя с открытой кобурой. Револьвер с черной рукоятью, барабан крупный. Не силен в револьверах, но вроде на наган похож, хотя ствол длинноват.

Я уставился на оружие как кролик на удава. Замер, раззявив рот. И как мне реагировать? Первое, не было под одеждой у него кобуры. Такое я бы ни в жизнь не пропустил. Второе, как бы Боря реагировал? Смотреть, наверное, можно, интересно же. А вот трогать не факт.

Вытаращил глаза побольше. Протянул руку, на середине пути отдернул, хлопнув по ней второй рукой. В такой позе меня и застал исправник, появившийся за спиной бесшумно.

— Ой, Матвей Фомич, какая штука у вас страшная. Я честное слово только глазами смотрел, руками не трогал.

— Это, Боря, офицерский трехлинейный пест. Можешь взять посмотреть. Ты вот понимаешь, что у меня инструкции, а я тебе пест потрогать разрешаю. Не боись, бери, не заряжен.

Робко протянул руку, на середине опять отдернул.

— Нет, страшно. Правда Матвей Фомич, я же знаю, что нельзя. Это преступников и бандитов ловить, да? Вот брату Коле расскажу, что я настоящий пест видел. А матушке не скажу, она ночью спать не будет. Ох, боязно.

Надо исправника с мысли сбить, пока он еще чего не удумал.

— Ох, знаете, дяденька исправник, я что понял. Не сам мой дядька Тимофей погиб, злые люди его повесили.

Слащавая улыбка с исправника сползла мигом, — Как не сам, откуда знаешь?

Заговорил я с важным видом, — Матвей Фомич, думал я, вот. Дядька когда я его нашел, описался. В штаны пописал, вот. Я и пятно видел и вообще. И понял, это он так знак подал. Ну вот, когда разбойники посадят в мешок и унесут с лес, надо знак подавать. Ну так в дырочку выкидывать семечки или крошки, и по следам найдут. Вот и дядька пописал, это он так знак подавал.

Исправник затупил почти на минуту, постигая тонкости моей логики. Наконец, плюнул, накинул китель и поволок меня на улицу.

Привезли назад споро, те же пятнадцать минут, и я у ворот родного дома. Хлопнул дверью и толкнул воротину, вместе с прибитым Тихоном. Ничего, ему покататься полезно.

Охранники выскочили, мигом оценили обстановку и потащили внутрь останки Тимофея, завёрнутого в дерюгу. Матушка кинулась прямо у двери, схватила, прижала. Глаза красные, лицо в разводах, не иначе рыдала весь час.

Сквозь всхлипывание пробилось, — Боренька, милый, мальчик мой. Ты жив, хвала Вечному ученику. Это ты, вернулся, правда?

Вопрос проходит по категории — наивный, ответ на него матушка может выдать самостоятельно, если чуть-чуть напряжёт извилины. Я на такие принципиально не отвечаю.

— Ну чего, ну. Вот Тимофея принимайте, тело привёз.

— Как же так, сыночек, а я уже…

Вырывался из объятий, шмыгнул к двери, — Устал я, отдохнуть вот надо.

Или мне кажется, или меня подозревали в чем-то нехорошем. Сомневаются, что я не совсем Боря, или совсем не Боря. Допрос не удался, но это не моя заслуга, вовремя старуха вмешалась. Цирк с опознанием взбодрил, а по сути, тухлая история. Сумбурно, логики чёткой нет, похоже на импровизацию. Раз отпустили, значит подозрения сняты. Или не факт?

(Земля. Ближнее Подмосковье. Психотерапевтический центр «Гранит».

Престарелый профессор ведёт по коридору невзрачного посетителя в белом халате, накинутого на военный китель)

— Уважаемый коллега, товарищ, простите, вот пациент, который вас интересует. Прошу обратить внимание, сразу сообщили, сразу.

— Что вам про него известно? — пробурчал посетитель, перелистывая папку.

— Вот все в досье. Ну что смогли. Майор Ребров Борис Терентьевич, 54 года. Впечатляющий послужной список из того, что доступно. Военный хирург, проводивший сложнейшие операции в полевых условиях, сотням наших жизни спас. Светился во всех значимых конфликтах по всему миру. После серьёзного ранения демобилизован и последние двадцать лет эксперт-криминалист при институте МВД. Восемь лет назад потерял жену и сына, в одно время почти. Все из открытых источников, жена — сердце, сын — официально тоже сердце, по факту банальный передоз.

— Не густо. Когда привезли и кто сообщил?

— Вызов от дежурного патологоанатома поступил, в час ночи. Опоздал говорит на смену и застал своего коллегу вот в таком виде. Сразу в скорую позвонил, а они уже нам. При задержании буйно сопротивлялся, руку санитару успел сломать.

— Обследование провести успели? Что, по-вашему, послужило причиной?

— Мог бы предположить, что последствия длительной службы в горячих точках настигли. Могла сказаться длительная работа с трупами, смертью и кровью, подкосила смерть жены и сына, годами накапливалось внутреннее напряжение и в один момент выплеснулось наружу.

— Чувствую неуверенность в голосе. Что-то сработало триггером?

— Да, есть ещё, вот результат планового медосмотра. Два месяца назад в голове обнаружили опухоль и множественные метастазы в костях. Думаю, такая новость кого угодно доведёт до…

— Договаривайте, крыша съехала?

— Крыша? Уважаемый, в наших кругах не принято использовать этот термин. Но вот, можно записи послушать. Возомнил себя бароном древнего рода Скотининых, машет руками и пытается колдовать. Отсутствие реакции узнавания на всех бывших знакомых и друзей. Психоз, шизоаффективное расстройство, отягощённое диссоциативным расстройством идентичности.

— А с руками, с руками у него что? При задержании было?

— Нет, тут уже. Не доглядели. Расцарапал себе ладони до мяса. Дырки насквозь бы провертел, если бы вовремя не скрутили. Вот сейчас под галоперидолом успокоился. Пятикратная доза, резистентный случай. Правда истории перестал рассказывать, только одну фразу твердит.

— И какую, скажи на милость?

— Злой ветер…