Сильвия и Бруно. Окончание истории

ГЛАВА XXIV. Возвращение Нищего

— Ваше Императорское Величество! — пропыхтел он. — Это снова тот самый Нищий! Прикажете спустить на него собак?

— Приведите его! — велел Император.

Канцлер ушам своим не поверил.

— Сюда, Ваше Императорское Величество? Правильно ли я понял...

— Приведите его сюда! — загремел Император.

Канцлер неуверенно попятился к двери, и спустя минуту столпившиеся посреди зала гости раздались в стороны, чтобы пропустить бедного старика.

Он и впрямь был достоин жалости: свисающие спереди и сзади лохмотья заляпаны грязью, седые волосы и длиннющая борода дико всклокочены — однако вошёл он твёрдым шагом, держась прямо, и в его манерах угадывалась привычка повелевать. Но самым неожиданным было то, что Сильвия и Бруно шли рядом с ним, вцепившись в его руки, и взглядывали ему в лицо с тихой любовью.

Все с любопытством посмотрели на Императора: как-то он примет дерзкого пришельца? Не отшвырнёт ли с ругательствами от ступеней своего помоста? Но нет! К их величайшему изумлению, Император упал перед ним на колени и промямлил, склонив голову: «Прости нас!»

— Прости нас! — тем же униженным тоном повторила Императрица, опускаясь на колени рядом с мужем.

Возвратившийся Изгнанник только улыбнулся.

— Встаньте! Я прощаю вас!

И тут присутствующие сделались свидетелями чудесного превращения, произошедшего со стариком-нищим, едва он произнёс эти слова. То, что все приняли поначалу за перепачканное грязью отвратительное тряпьё, в одно мгновение обернулось королевским одеянием, расшитым золотом и украшенным драгоценными камнями. Теперь все узнали его и в низком поклоне склонились перед Старшим Братом, своим настоящим Правителем.

— Брат мой и Сестра моя! — сказал Правитель звучным голосом, долетевшим до самых отдалённых уголков этого огромного зала. — Я пришёл не для того, чтобы помешать вашему веселью. Правь как Император, и правь мудро. Ибо сам я избран Королём Эльфов. Завтра я возвращаюсь туда, и всё оставляю вам — всё, кроме... кроме... — его голос дрогнул, и с невыразимой нежностью во взоре он молча возложил руки на головки двух уцепившихся за него малышей.

Но в следующий миг он возобладал над своими чувствами и кивком головы предложил Императору занять своё место во главе стола. Остальные гости тоже поспешили к столу, где нашлось даже место для Короля Эльфов. Дети уселись по обе стороны от него. Когда все успокоились, Лорд-Канцлер вновь встал, чтобы предложить следующий тост.

— Мой следующий тост — за виновника торжества! Что такое... Где он? — Вытаращив глаза, Канцлер оглядел стол. — Ну вот вам, пожалуйста! О Принце Уггуге вспомнил кто-нибудь?

— Ему сообщили о начале Банкета? — спросил Император.

— Несомненно! — заверил Канцлер. — Это было поручено Гофмаршалу.

— Выйти Гофмаршалу! — приказал Император.

Гофмаршал вышел из-за стола.

— Я посетил Его Имперскую Тучность, — начал оправдываться дрожащий придворный. — Я напомнил ему о Лекции и о Банкете...

— Дальше, дальше! — не выдержал Император, когда стало ясно, что несчастный не может говорить от страха.

— Его Имперская Тучность милостиво изволили надуться. Его Имперская Тучность милостиво изволили дать мне пощёчину. Его Имперская Тучность милостиво изволили сказать: «Не моя забота!»

— «Не моя забота» плохо кончил, — прошептала Сильвия братцу. — Я не совсем уверена, но его, кажется, повесили. [80]

Так случилось, что эти слова попали Профессору в уши.

— Такой результат, — ласково заметил он, — есть просто следствие ошибочного опознания.

Дети непонимающе воззрились на него.

— Позвольте объяснить. «Не моя забота» и «Забота» были брат и сестра, близнецы. «Забота», как известно, Кошку убила. А по ошибке схвачен был «Не моя забота», и его повесили вместо первой. Так что «Забота» здравствует до сих пор. Но без родного брата ей невесело. Вот почему говорится: «Прочь, хмурая Забота!» [81]

— Большое спасибо, — поблагодарила Сильвия с воодушевлением. — Это чрезвычайно интересно. Мне кажется, это объясняет всё!

— Ну, не совсем всё, — скромно отвечал Профессор. — Существуют два или три технических затруднения…

— В каком виде вы нашли Его Имперскую Тучность? — спросил Император Гофмаршала.

— Его Имперская Тучность показался мне немного...

— Что немного?

Все затаили дыхание, стремясь не пропустить следующее слово.

— Немного КОЛЮЧИМ!

— Немедленно послать за ним! — воскликнул Император, и Гофмаршал пулей вылетел из зала.

Король Эльфов печально покачал головой.

— Бесполезно, — пробормотал он. — Бездушие и бесчувственность!

Бледный, дрожащий и потерявший дар речи приковылял назад Гофмаршал.

— Ну? — спросил Император. — Где же Принц?

— Легко догадаться, — сказал Профессор. — Его Имперская Тучность, несомненно, надел какой-то маскарадный костюм и входит в образ.

Бруно наморщил лоб от умственной натуги и поглядел на старичка.

— А что это значит?

Но Профессор пропустил вопрос мимо ушей. Он пристально вслушивался в ответы Гофмаршала.

— Умоляю Ваше Величество! Его Имперская Тучность... — но ничего больше Гофмаршал не в силах был произнести.

Император в сильнейшей тревоге вскочил на ноги.

— Скорее к нему!

Все ринулись вслед за ним к выходу.

Бруно тоже мигом выскочил из-за стола.

— Можно и нам? — нетерпеливо спросил он.

Но Король не отпустил его от себя, так как внимательно слушал объяснение Профессора:

— Входит в образ, Ваше Величество, не извольте беспокоиться.

— А можно мы тоже сбегаем посмотрим? — не отставал Бруно.

На этот раз Король уступил, и дети мигом убежали. Но спустя пару минут они медленно и печально вернулись.

— Ну, как? — спросил Король. — Что Принц?

— Он... он то, что вы и сказали, — ответил Бруно, взглянув на Профессора. — То трудное слово... Скажи, Сильвия!

— Дикобраз, — сказала Сильвия.

— Да нет же, — поправил её Профессор. — В образ, дитя моё, в образ.

— Нет, именно Дикобраз, — не согласилась Сильвия. — Вовсе даже не то слово. Хотите сами посмотреть? Там началась такая беготня по всему коридору!

Не тратя времени, мы поднялись из-за стола и поспешили вслед за детьми на лестницу. Меня совершенно не замечали, но я этому и не удивлялся, так как давно привык, что остаюсь для всех невидимым — даже для Сильвии с Бруно.

В коридоре возбуждённо толпились люди, заполонив проход в покои Принца и став причиной оглушающего гула; а на двери, ведущие в его покои, напирали трое здоровенных детин, изо всех сил стараясь не позволить им открыться, ибо какой-то громадный зверь беспрерывно бился о них с той стороны, и на секунду мы заметили, перед тем как дверь всё же удалось захлопнуть, свирепую морду с огромными налитыми кровью глазами и оскаленной пастью. Исторгаемые зверем звуки являли собой неслыханную смесь львиного рыка и бычьего рёва, а по временам он верещал, словно гигантский попугай.

— По голосу не определишь! — возбуждённо воскликнул Профессор. — Так кто же там? — И он подёргал за рукав детину у дверей.

— Дикобраз! Принц Уггуг превратился в Дикобраза!

— Отличный Образец для моей Лекции! — обрадовался Профессор. — Позвольте пройти. Нужно немедленно наклеить на него бирку!

В ответ здоровяки отпихнули его подальше от дверей.

— Тоже скажете, бирку! — закричали они на него. — Хотите, чтобы вас съели?

— Оставьте ваши Образцы, Профессор! — сказал Император, продираясь сквозь толпу. — Лучше скажите, как нам его сдержать?

— Клетка! Клетка, да побольше! — мигом нашёлся Профессор. — Подайте большую клетку, — обратился он к толпе, — с толстыми стальными прутьями и опускной решёткой — как в мышеловке! Есть у кого-нибудь с собой такая клетка?

Обычно таких вещей люди с собой не носят, однако требуемую клетку ему тут же предоставили; как же странно она выглядела в этом коридоре!

— Разверните её входом к дверям, и поднимите опускную решётку!

Приказ был тотчас выполнен.

— Набросьте на неё мои покрывала! — продолжал командовать Профессор. — Ах, ах! Какой любопытный Эксперимент!

Тотчас появилась груда покрывал, и не успел Профессор дать команду, как ими наглухо занавесили клетку со всех сторон. Затем толпа раздалась в обе стороны от дверей, образовав тёмный проход, ведущий прямиком ко входу в клетку.

— Открыть двери!

Но этого даже не пришлось исполнять — трое детин всего только отскочили от дверей, и она сама распахнулась от удара ужасного чудовища, которое, издав вопль, похожий на свист паровой машины, ринулось в клетку.

— Опустить решётку!

Раз — и готово; общий вздох облегчения, когда засов был надёжно задвинут.

Профессор потёр руки, радуясь, словно ребёнок.

— Эксперимент прошёл успешно! — объявил он. — Теперь нужно только кормить его три раза в день перетёртой морковью и...

— Об этом мы сами позаботимся, — перебил Император. — Прошу всех в Пиршественный зал. Ведите нас, брат. — И старый Король, сопровождаемый детьми, повёл всех вниз по лестнице.

— Такова судьба того, кто никогда никого не любил, — сказал он Бруно, когда все вновь расселись за столом. На что Бруно ответил:

— Я всегда любил Сильвию, поэтому я никогда не сделаюсь таким колючим!

— Да, уж он колючий! — отозвался Профессор, услыхавший последние слова. — Но мы не должны забывать, что хоть он и Дикобраз, но королевских кровей! Как закончится наше пиршество, я сделаю Принцу Уггугу небольшой подарок — просто, знаете ли, чтобы его утешить. Ведь не каждому понравиться жить в клетке.

— А какой вы сделаете ему подарок? — спросил Бруно.

— Блюдечко перетёртой моркови, — ответил Профессор. — Что касается подарков ко Дню рождения, то мой девиз — дешевизна! По моим подсчётам, я экономлю сорок фунтов в год, даря... ой! Вот это приступ!

— Что с вами? — испуганно спросила Сильвия.

— Мой старый враг! — простонал Профессор. — Люмбаго... ревматизм... такого рода. Мне нужно пойти немного полежать. — И он заковылял из зала, с сожалением оглядываясь на детишек.

— Ничего, ему скоро полегчает! — весело сказал Король Эльфов. — Братец! — обратился он к Императору. — Мне ещё нужно решить с тобой одно дело; Императрица присмотрит за детьми. — И два брата направились из зала, взяв друг друга под руку.

Императрица вскоре убедилась, что дети — не слишком весёлая компания. Они ни о чём не могли говорить, кроме как о «милом Профессоре», о том, «как жаль, что он заболел», пока она в конце концов не догадалась предложить им пойти его проведать.

Дети тут же схватили её за руки, стоило ей протянуть их, и мы направились в кабинет Профессора, где нашли его лежащим на диване. Он укрылся своими покрывалами и читал маленькую книжицу.

— Комментарии к Третьему тому, — промямлил он, взглянув на нас. А на столике возле его дивана лежала та самая книга, которую он искал, когда я впервые его увидел.

— Как вы себя чувствуете, Профессор? — спросила Императрица, склоняясь над немощным старцем.

Профессор поднял на неё взгляд и слабо улыбнулся.

— Как и всегда — преданным слугой Вашего Величества! — тихим голосом произнёс он. — Мной движет не Немощь, но Преданность!

— Как мило! — воскликнула Императрица со слезами в голосе. — Редко от кого услышишь нечто столь же прекрасное — даже на Валентинов день!

— Мы можем взять вас с собой на берег моря, — с чувством сказала ей Сильвия. — Вам это тоже покажется прекрасным! И Море такое огромное!

— Гора ещё огромнее! — сказал Бруно.

— И что в Море такого огромного? — спросил Профессор. — Его запросто можно влить в чайную чашку!

— Что вы, только чуть-чуть! — возразила Сильвия.

— Просто вам понадобится то или иное количество чашек, чтобы влить его целиком. Куда только денется его величие! Теперь что касается Горы: её целиком можно перевезти на тачке в другое место — за то или иное количество лет.

— Да, величия тут нету — в кусочках горы, перевозимых тачкой, — согласилась Сильвия.

— Но ведь потом все эти кусочки всё равно сложат вместе... — начал было Бруно.

— Вот станешь постарше, — сказал ему Профессор, — так поймёшь, что не так-то просто складывать Горы заново! Век живи, век учись!

— А разве это обязательно нужно делать кому-то одному? — спросил Бруно. — Я бы мог жить, а Сильвия — учиться.

— Я не смогу учиться, если не буду жить! — возразила Сильвия.

— Зато я смогу жить, если не буду учиться! — возразил Бруно. — Давай, Сильвия, испытай меня!

— Да нет же, — вмешался сбитый с толку Профессор. — Я имел в виду, что... что... что девизом умного человека должно быть: «Я знаю, что ничего не знаю».

— Но я знаю то, что я знаю! — не унимался маленький сорванец. — А я уже так много всего знаю! Всё, кроме того, чего я не знаю. А Сильвия знает всё остальное.

Профессор вздохнул и отказался от дальнейшего спора.

— Жил однажды на свете один Буджум... — начал он какую-то новую сказку, но сразу же замолчал. — Окончание этой сказки я забыл, — признался он спустя минуту. — А ведь из неё можно было извлечь Урок. Но я, кажется, и его забыл!

— Тогда я расскажу вам сказку! — выпалил Бруно и торопливо начал. — Жили-были Кузнечик, Сорока и Машинист Паровоза. А урок такой: кто рано встаёт...

— Так рассказывать — ни капельки не интересно! — презрительно махнула рукой Сильвия. — Нельзя так быстро извлекать Урок!

— Когда это ты сочинил эту сказку? — спросил Профессор. — На прошлой неделе?

— Не-а. Немножко ближее. Попробуйте снова!

— Не могу догадаться, — сказал Профессор. — Так когда же?

— А она вообще ещё не сочинена! — с торжеством воскликнул Бруно. — Но одну отличную сказку я уже сочинил. Рассказать?

— Только если ты сочинил до конца, — сказала Сильвия. — А Урок в ней пусть будет такой: «Не получается — начни сначала!»

— Нет уж, — решительно заявил Бруно. — Урок будет такой: «Никогда не начинай сначала!» Жил-был один красивый китайский болванчик, который стоял на каминной полке. Стоял он, стоял... И в один прекрасный день свалился. Но он ничего-ничего себе не побил. Ему захотелось попробовать ещё раз. И когда он свалился во второй раз, то крепко пострадал — у него весь лак облупился.

— Но как же он взобрался на каминную полку после первого падения? — спросила Императрица. (Это был первый разумный вопрос в её жизни.)

— Я его туда поставил, — ответил Бруно.

— Мне кажется, я кое-что подозреваю насчёт его падений, — сказал Профессор. — Не ты ли его и столкнул?

На что Бруно со всем достоинством ответил:

— Я несильно его толкнул; он был такой красивый, этот китайский болванчик, — торопливо добавил он, страстно желая сменить тему.

— Дети мои, ко мне! — раздался голос Короля Эльфов, который входил в комнату. — Нам нужно немного поговорить, прежде чем вы отправитесь спать. — И он увёл их за собой, но у самых дверей они выпустили его руки и бросились назад, чтобы проститься с милым Профессором.

— Доброй ночи, Профессор! — Бруно с важным видом пожал Профессору руку, которую тот протянул мальчику, глядя на него с улыбкой, полной любви, а Сильвия в то же самое время наклонилась, чтобы коснуться своими нежными губами старческого лба.

— Доброй ночи, детишки! — сказал Профессор. — Перед сном я ещё кое над чем поразмышляю. Обычно я весь день веселюсь, но иногда мне приходится поразмышлять над каким-нибудь очень трудным вопросом. Мною движет... — пробормотал он, отчаянно зевая, когда мы покидали комнату, — мною движет не Бес-в-ребро, но Рвение Мысли!

— О чём это он, Бруно? — спросила Сильвия, когда мы были вне пределов слышимости.

— Мне кажется, он имел в виду, что у него не Ребро сломано, а Разрыв Мышцы. Ой, это что за стук, Сильвия?

Сильвия замерла и с беспокойством прислушалась. Было похоже, словно кто-то колотит в дверь.

— Только бы не Дикобраз! — воскликнула она. — Вдруг он вырвался на свободу?

— Бежим! — приказал Бруно. — Нечего нам тут ждать!