ГЛАВА XXIII. Поросячий Визг


К этому времени все уже насытились, и даже Бруно, когда Профессор предложил ему четвёртый кусок сливового пудинга, имел мужество заявить:

— Мне кажется, трёх порций вполне достаточно.

Профессор вдруг подскочил, как будто его ударило током.

— Вот разиня! Совсем забыл о главнейшей части нашей программы! Второй Профессор обещал исполнить перед нами Историю о Поросёнке — иначе говоря, свой знаменитый «Поросячий Визг»! Вначале там идут Вступительные Куплеты, — добавил он, — и в конце тоже.

— Разве Вступительные Куплеты бывают в конце? — поинтересовалась Сильвия.

— Вы сами скоро убедитесь, — ответил Профессор. — Не помню точно, но мне кажется, что они ещё и в середине есть. — Тут он поднялся из-за стола, и в Пиршественном Зале моментально воцарилась тишина — все подумали, что он собирается произнести речь.

— Господа! — начал Профессор. — Второй Профессор любезно согласился исполнить перед нами одно Стихотворение. Оно называется «Поросячий Визг». До этого дня он ещё ни разу не исполнял этого стихотворения. — Гости оживлённо зашевелились. — И никогда больше не будет его исполнять! — с ударением добавил Профессор. Эти слова вызвали всеобщий восторг, и отовсюду раздались неистовые аплодисменты. Сам Профессор до того распалился, что влез на стол, чтобы возглавить овацию: он принялся дирижировать обеими руками, держа в одной свои очки, а в другой — ложку.

Тут Второй Профессор поднялся из-за стола и начал.

«Птички-невелички,

Братья и сестрички,

Ждут во хвое, ждут во мху, —

Обещали им уху.

Поясняю: есть для вас

У меня один рассказ.

Птички-невелички

У одной лисички

Обучались ровно год

Улыбаться в полный рот.

Поясняю: путь такой —

Выгнуть книзу рот дугой.

Птички-невелички

Заплели косички.

„Разве их не красит хвост?“ —

Зададите вы вопрос.

Поясняю: им хвосты

Служат не для красоты.

Птички-невелички,

Сидя у водички,

Ловят мошек, ловят мух,

И зевают во весь дух.

Поясняю: в этот раз

Начинаю свой рассказ.

У колонки день и ночку

Молодое Порося

Всё сидело в одиночку,

Громким криком голося.

Этот славный Поросёнок

Как никто и никогда

Был визглив, а также звонок,

И сильна его беда.

Из другого, верно, края

Мимо шёл Верблюд с горбом.

„Что болит? Беда какая,

Иль тоскуешь ты о ком?“

„Я не болен, не тоскую, —

Отвечает Порося, —

Только прыгать не могу я,

Вот и песня вся!“

Оглядел Верблюд сердито

Ряшку, спинку, и бока.

„Ты, наверно, от корыта

Не отводишь пятачка.

У тебя бока что бочки,

Широка твоя спина,

У тебя не щёки — кочки;

Тут диета, брат, нужна.

Или вот что: видишь, милый:

Две сосны бросают тень?

Топать, верно, за три мили,

К ним отсюда. Дважды в день

Дуй туда — и жди прогресса

Не ревя, не голося;

Расстаешься с лишним весом —

Тут и песня вся!“

Он ушёл — ни толст, ни тонок,

Жвачку жёсткую жуя.

Вновь забился Поросёнок,

Слёзы горькие лия.

И украдкою в сторонке

Над свинячьею бедой

Даже столб водоколонки

Плакал ржавою водой.

Лягушонок мимо прыгал —

Мутный глаз, широкий рот.

„О, Свинья! Скажи мне мигом,

Что тебя сейчас гнетёт?“

Громко всхлипнув, шмыгнув слабо,

Отвечает Порося:

„Не могу я прыгать, Жаба,

Вот и песня вся!“

Усмехнулся Лягушонок,

В грудь ударил кулаком:

„О, Свинья! Да я с пелёнок

С той наукою знаком!

Этот дар у нас с рожденья —

Не хвалюсь и не шучу:

Мигом за вознагражденье

Ловко прыгать научу!

Хоть побьешься от падений,

Заполучишь синяки,

Но зато без затруднений

Переймёшь мои прыжки.

Десять футов — не высотка, —

Убеждал он Порося. —

Объясню методу чётко —

Тут и песня вся!“

„О, геройская Лягушка! —

Порося в ответ кричит.

Попроси, что хочешь, душка,

И скорей меня учи!

Облегчи мои страданья,

Помоги моим ногам,

Воплоти мои мечтанья,

Обучи меня прыжкам!“

„Я хочу одну котлетку,

Ту колонку я хочу,

Ты добавь ещё креветку,

И смотри, как я скачу!“

Подогнул малыш коленки,

Крепко в землю уперся,

Прыг! — и плюх! на четвереньки —

Вот и песня вся!

Встал на ножки и к колонке

Поросёнок подбежал.

„Перепрыгну, спорим!“ — звонко

На ходу он завизжал.

Он вознёсся как комета,

Рухнул наземь как мешок;

„Крак!“ — сказало что-то где-то...

Был последним тот прыжок».

Напевая эти куплеты, Второй Профессор прошествовал вдоль всего стола к камину, где сунул голову прямиком в дымоход. Но проделав это, он потерял равновесие, рухнул вперёд головой и так крепко застрял в каминной решётке, что понадобилось порядочно времени, чтобы вытащить его оттуда.

Бруно времени даром не терял. Он прошептал Сильвии:

— По-моему, он решил проверить: может, это в дымоходе сказали: «Мрак!»?

— Не «Мрак!», а «Крак!» — ответила Сильвия.

— Если «Крак!», то это была Ворона, — догадался Бруно.

Такой между ними произошёл разговор, пока вытаскивали Второго Профессора.

— У вас всё лицо вымазано чёрным! — озабочено сказала ему Императрица. — Не послать ли за мылом?

— Нет-нет, благодарю вас, — ответил Второй Профессор, старательно отворачиваясь. — Чёрный цвет весьма респектабелен. К тому же от мыла не будет проку без воды.

Всё так же отворачивая лицо от аудитории, он вновь затянул свою песню, опять предварив её Вступительными куплетами.

«Птички-невелички

Разъезжают в бричке.

Разъезжают и поют,

Плату малую берут.

Поясняю: грошик в день —

Это, право, дребедень.

Птички-невелички

Пишут по страничке.

По страничке по одной

Пишут в книжке записной.

Поясняю: всё равно

Чем писать — у них полно.

Птички-невелички

Завели привычки.

Как найдут кота в мешке —

Искупают в молоке.

Поясняю: не в воде,

А иначе быть беде.

Мимо той водоколонки

Возвращается Верблюд.

„Что наш бедный? Что наш звонкий?

Всё ли мается он тут?

Похуданье ли затеял,

Смело к соснам потруся?

Воспарит теперь как фея,

Вот и песня вся!“

Только смотрит и дивится:

Поросёнок не встаёт,

Не взмахнёт своим копытцем,

Даже глазом не моргнёт.

Никогда уж не заплачет,

Не подпрыгнет, как хотел.

А ведь было бы иначе,

Если б выдержку имел.

И сидит темнее ночи

Лягушонок за кустом,

Ничего сказать не хочет,

Только думает о том,

Что котлетку и креветку

Не подарит Порося,

Перегнули в спешке ветку —

Вот и песня вся!»

— Слишком печальная история, — сказал Бруно. — Началась она печально и закончилась печально. Я, наверно, сейчас заплачу. Дай мне, Сильвия, носовой платок.

— У меня с собой нет, — прошептала Сильвия.

— Тогда я не стану плакать, — мужественно сказал Бруно.

— Осталось ещё несколько Вступительных куплетов, — сказал Второй Профессор, — но я проголодался. — Он сел на своё место, отрезал огромный кусок пирога, положил его на тарелку Бруно, а затем в недоумении воззрился на свою собственную — совершенно пустую.

— Откуда у тебя этот пирог? — шёпотом спросила Сильвия у брата.

— Он мне дал, — ответил Бруно.

— А зачем ты просил? Я же тебе сказала, что это нехорошо!

— Я не просил, — сказал Бруно, словно нехотя откусывая от пирога. — Он дал мне, и всё.

Сильвия с минуту размышляла, затем её осенило:

— А ты тогда попроси у него кусочек для меня.

— Ну, что, малыш, удовлетворён? — с улыбкой спросил Профессор.

— Чего он сказал? — шёпотом спросил Бруно у Сильвии.

— Он сказал, что ты сильно чавкаешь, — строго сказал она.

Тогда Бруно, до ушей улыбнувшись Профессору, ответил:

— Да, сударь, пирог мною удовле… давлён!

— Ну а собою ты тоже удовлетворен? — поинтересовался и Другой Профессор в свою очередь.

— Нет, что вы! — воскликнул Бруно.

Второй Профессор выпучил глаза.

— Что ж... — промямлил он. — Тогда выпей чуть-чуть вина. — Он налил в бокал и поставил его перед Бруно. — Выпей, мой мальчик, и ты станешь совсем другим человеком.

— А кем я стану? — спросил Бруно, с опаской глядя на бокал.

— Не задавай так много вопросов! — вмешалась Сильвия, всегда готовая придти на помощь тем бедолагам, которых Бруно вознамеривался запутать. — Лучше попросим Профессора рассказать нам какую-нибудь сказку.

Бруно с радостью ухватился за это предложение.

— Расскажите нам! — нетерпеливо обратился он к Профессору. — Про тигров что-нибудь или про шмелей, или про Робина-красношейку, ну вы сами знаете!

— А почему тебе нравятся только сказки про живых существ? — спросил Профессор. — Почему не про какие-нибудь свойства или обстоятельства?

— Да, да, расскажите, пожалуйста, какую-нибудь сказку про это! — подхватил Бруно.

Профессор довольно уверенно начал.

— Как-то раз одно совпадение совершало прогулку с небольшим несчастным случаем, и они нашли объяснение. Это было очень старое объяснение, такое старое, что всё скрючилось и стало похоже на головоломку...

Тут он внезапно смолк.

— Дальше, дальше! — хором воскликнули дети.

Профессору пришлось искренне признаться:

— Я только что понял, что сочинять такие сказки очень непросто. Может быть, сначала Бруно что-нибудь нам расскажет?

Бруно просиял от удовольствия.

— Жили-были однажды Поросёнок, Аккордеон и две банки Апельсинового варенья...

— Вот так действующие лица, — пробормотал Профессор. — Да, и что же дальше?

— И когда Поросёнок играл на Аккордеоне, — продолжал Бруно, — то одной Банке варенья его песенка не нравилась, а другой Банке нравилась. Ой, Сильвия, я вот-вот перепутаю эти Банки! — в отчаянье прошептал он.

— А теперь я исполню оставшиеся Вступительные Куплеты, — объявил Второй Профессор.

«Птички-невелички

По другой привычке

Ловят ёршиком ершей,

Ловят удочкой ужей.

Поясняю: ни лосось

Не клюёт у них, ни лось.

Птички-невелички

Носят в сумке спички.

Разжигают не костёр,

Разжигают жаркий спор.

Поясняю: спор такой

Не затушите водой.

„Птички-невелички“

Я возьму в кавычки,

Если кто-то, может быть,

Уж собрался их ловить.

Поясняю: в этот раз

Я закончил свой рассказ».

— Ну а теперь, — радостно обратился Профессор к Лорду-Канцлеру, когда затихли аплодисменты, коими было встречено окончание «Поросячьего Визга», — нам предстоит выпить за здоровье Императора, не так ли?

— Именно так! — напыщенно отозвался Лорд-Канцлер, поднимаясь из-за стола, чтобы взять на себя руководство этим мероприятием. — Наполните бокалы! — загремел он. Все немедленно повиновались. — Выпьем же за здоровье Императора! — Последовало повсеместное бульканье. — Трижды ура Императору! — Этому оповещению сопутствовал лишь едва уловимый звук, но Канцлер с замечательным присутствием духа немедленно провозгласил: — Слово Императору!

Император начал говорить ещё до того, как Канцлер сел.

— Как я ни отказывался становиться Императором... а вы все так меня упрашивали... вы же знаете, как дурно вёл дела наш последний Правитель... но то воодушевление, с которым вы... а он подвергал вас гонениям... он обложил вас непосильными податями... вы отлично знали, кто достоин был стать Императором... мой брат не обладал нужным...

Невозможно сказать, сколько длилась бы эта сбивчивая речь, но в эту минуту какой-то ураган потряс дворец от самого основания, распахнул окна, погасил светильники и наполнил воздух клубами дыма, которые приняли странные очертания и обрели облик писанных слов.

Но ураган стих так же внезапно, как и начался — оконные рамы вновь захлопнулись, дым развеялся, и всё осталось таким же, как минуту назад, за исключением Императора и Императрицы, с которыми произошла чудная перемена. Отсутствующий взгляд и бессмысленная улыбка исчезли, и все поняли, что эти двое странных человеческих существ вновь обрели разум.

Император продолжал речь, словно она и не прерывалась.

— А мы повели себя — оба, и моя жена, и я — как два отъявленных негодяя. Лучшего имени мы не заслуживаем. Когда мой брат уехал, вы потеряли достойнейшего Правителя из всех, кто у вас когда-либо был. А уж я, гнусный лицемер! — сделал всё возможное, чтобы пустить вам пыль в глаза и сделаться Императором. Я! У которого едва ли достанет мозгов исполнять работу чистильщика сапог!

Лорд-Канцлер заломил руки.

— Добрые люди, он же с ума сошёл! — Но тут оба они разом смолкли, и в мёртвой тишине раздался стук молотка о входную дверь.

— Что это?! — единодушно вскрикнули все.

Люди заметались по залу. С каждой секундой возбуждение росло. Лорд-Канцлер, бросив свои обязанности церемониймейстера, выбежал вон, чтобы вернуться спустя минуту — бледным и задыхающимся.

Загрузка...