— Вы нашли себя, — сказал Фосс. Он улыбался, когда записывал, думая о Ранне. Капитан-штурмовик обладал величайшей способностью к откровенной правде и смеху, которую Фосс когда-либо встречал в сыне Рогала Дорна.
— Я ничего не нашёл. Легион нашёл меня, — сказал Сигизмунд. — Я принял это.
— Кажется, я начинаю понимать, — сказал Фосс. — Это цепь становления, от страха и потери к братству и идеализму.
— Я не идеалист, — сказал Сигизмунд.
— Вы чемпион и защитник клятв легиона, который верит, что они не просто завоёвывают, но создают нечто большее, чем они сами. Вы неоднократно сражались за честь своего легиона. Разве это не идеализм?
— Это долг, — сказал Сигизмунд.
— Конечно, это так... — пробормотал Фосс себе под нос.
— Мой ответ тебя не устраивает? — спросил Сигизмунд, и в его словах было достаточно резкости, чтобы Фосс поднял голову. Холодный убийственный взгляд снова встретился с ним, и снова в затылке закричала волна страха. Он подавил её.
— Если говорить откровенно, то да, не устраивает, — сказал он.
— Почему?
— Я в это не верю.
— Ты называешь меня лжецом? — Снова резкость, обещание в низком контроле голоса, которое заставило бы волков и воинов ползти обратно во тьму.
Фосс сдержал эмоции. Он вздохнул, потёр глаза.
— Я не думаю, что вы лжёте, и также уверен в том, что не станете лгать, как и в том, что сияет свет Сол, но я думаю, что вы... — Он снова вздохнул, отложил планшет и взял флягу с водой. Жидкость внутри была такой же сладкой, как и всё остальное на этой планете. Он сделал глоток, завинтил крышку и поставил её на стол. Сигизмунд по-прежнему наблюдал за ним, когда он снова взял планшет и перо. — Я думаю, вы разрываетесь.
Тень промелькнула в льдисто-голубых глазах.
— Что?
— Я думаю, вы хотите поговорить, рассказать мне свою историю и причины своей веры, но вам одновременно не нравится сам процесс, вам неудобно. Это вам не подходит. Ваш меч, ваш легион, ваш долг — они вам подходят. Сидеть с человеком, который думает, что его долг — найти и осветить истину — и, честно говоря, немного упрямым по-своему, — это вам не подходит. Это неудобно. Итак, милорд, вы разрываетесь между тем, чего хотите, и своей природой. И это подводит нас к другому конфликту, реальному — тому, который присутствует не только в рассказе, который вы мне поведали, а великому конфликту внутри вас, который заставляет вас отвечать «долг», когда я спрашиваю, почему вы делаете то, что делаете.
Долгая пауза. Выражение лица Сигизмунда не изменилось. У Фосса появилось отчётливое ощущение, что если он не зашёл слишком далеко, то подошёл прямо к черте.
— Ты слишком много болтаешь, — сказал Сигизмунд тихим, низким и опасным голосом. — Ты быстро формируешь мнения на основе скудной информации и говоришь, когда разумным вариантом действий является молчание.
Фосс ждал. Он проделал долгий путь ради этого разговора, чтобы поговорить с воином из воинов. У него было такое чувство, что он, возможно, только что завершил и путешествие, и разговор. Глаза Сигизмунда блеснули, и медленно последнее выражение, которое Фосс ожидал увидеть, ненадолго появилось на лице Лорда Храмовника.
— Я понимаю, почему ты нравишься Ранну, — сказал Сигизмунд и улыбнулся.
Затем улыбка исчезла. Фосс моргнул.
— Этот конфликт, который разрывает меня на части, — сказал Сигизмунд, и Фосс подумал, не было ли в последнем слове насмешливой нотки. — Какие силы, по-твоему, сталкиваются во мне, Соломон Фосс?
— Контроль, — ответил Фосс. — Самообладание, дисциплина, сила воли, называйте это, как хотите.
— И в противовес этому?
— Всё остальное.
Сигизмунд выгнул бровь.
— Посмотрим?