Сигизмунд: Вечный крестоносец

Шесть

Железная Рука посмотрел на него синими машинными глазами. Сигизмунд выдержал пристальный взгляд.

— Тос, щит-центурион из клана Фелг, — сказал Сеян, стоявший рядом с Сигизмундом. — Он сильный. На самом деле он необычайно силён, но не думай, что он будет медлительным. Он может двигаться со скоростью молнии, когда захочет. Сигизмунд кивнул, но не отвёл взгляда от Железной Руки. На палубе образовался лёд. Атмосферный контроль на вражеском корабле ещё не был восстановлен, и температура внутри по-прежнему падала. Его дыхание на секунду затуманило обзор. Со всех концов зала за ним наблюдали: воины из четырёх легионов, магосы марсианского жречества и их телохранители-мирмидонцы. Позади толпы, и их присутствие разливалось по залу, как притяжение звёзд, стояли примархи: Гор, в полированной стали и жемчужно-белом, наблюдавший с бесстрастным лицом; Феррус Манус, сжавший серебряную руку в кулак под челюстью; и рядом с ними нахмурившийся Рогал Дорн, скрестивший руки на груди.

В центре толпы образовался свободный круг. Следы взрыва и ожогов от абордажа были ещё свежими. Сигизмунд чувствовал пронзительную боль от ран, повреждения доспехов отдавались в позвоночнике острой дрожью. Железная Рука, стоявший напротив него, тоже носил следы битвы: широкая рана на нагрудной пластине, достаточно глубокая, чтобы обнажить механизмы под ней. Лицо над высоким горжетом было из матовой стали, без каких-либо попыток придать чертам человеческий вид. Остался только рот с зубами, выгравированными хромированными схемами. Его доспехи были чёрными, как покрытая нефтью сталь. Поршни и тросы увеличивали объем тела. Его звали Тос, и он был лордом Железных Рук, чемпионом их военного кредо. В руках он держал двуручную булаву, навершие которой представляло собой шар из необработанного железа. Серебро продевалось в чёрный металл и наматывалось обратно на рукоятку. Она, как и её обладатель, была разрушителем врагов: не просто орудием войны, но и орудием уничтожения.

— Брат, — тихо сказал Сеян, прикрепляя клятвенную бумагу к наплечнику Сигизмунда. — Ты понимаешь, почему это должно произойти?

Сигизмунд повернул голову, чтобы посмотреть на капитана Лунных Волков. Сеян смотрел на него серыми глазами.

— Понимаю, — сказал Сигизмунд.

Сеян кивнул, а затем протянул руку.

— Сила и правда, сын Дорна, — сказал он.

Сигизмунд сжал его руку. Затем он подошёл к краю круга, и теперь были только Сигизмунд и Тос, которые стояли лицом друг к другу на раскалённом металле, дыхание образовывало иней в воздухе. Сигизмунд почувствовал тяжесть меча, когда поднял его. Мир стал маленьким, сжатым в этот неровный круг и мгновение. Он вскинул меч в приветствии, и увидел, как Тос в ответ склонил голову. Он почувствовал лёд в воздухе, когда сделал вдох. Затем опустил меч, и будущее превратилось в размытое пятно стали.

Позже, месяцы спустя, после того, как война с Машинной империей Астрании была закончена, Сигизмунд вспоминал тот момент, когда столкновение с Железными Руками стало неизбежным. Всё началось с пяти слов, произнесённых Гором Луперкалем после засады у мыса Осколок. Пяти слов.

Ничего. Только слепая тьма и затихавшее биение сердца.

Он сжал пальцы. Давление, сопротивление. Что-то обволакивало его руки. Быстрое инстинктивное напряжение мышц от ступней до головы. Ощущения в виде данных собраны и обработаны в одно мгновение. Мёртвая оболочка вокруг него. Броня. Отключившаяся броня. Экран шлема потемнел. Нулевая мощность, или сбой системы, или катастрофический отказ нейронной связи. Никакого веса. Нулевая гравитация. Отсутствие внешней вибрации. Вакуум. Пустота…

Воспоминания, падавшие одно за другим, как пылинки во тьме: мальчик стоит в штормовом потопе… Корабль из блоков, серого камня и чёрного железа… Огонь… Серебряные пауки свисают с потолка с лезвиями вместо лап… Огонь окружает кулак… Меч… Холодная сталь у лба… Как он здесь оказался? Что случилось?

Реакция выживания прервала вопросы, вернула мысли к обрывочным фактам и текущим потребностям. Его сердца бились очень, очень медленно. Его тело отключалось и перенаправляло кровь и контроль к тем частям мозга и сухожилий, которые имели решающее значение для выживания.

Нет воздуха. Парит в вакууме. Броня цела, но не функционирует. Никаких индикаторов повреждений. Ближайшие приоритеты — энергия брони, затем движение.

Мышечный импульс в левую руку. Сопротивление, когда сопротивлялись отключённые суставы брони. Рука шевельнулась, предплечье поднялось. Он поднёс её к шлему. Что-то ударило его, низко с левой стороны, несильно. Затем он что-то почувствовал, иголку, покалывавшую его кожу. Он замер. Ощущение проскользнуло мимо. Он ждал. Он снова медленно пошевелил рукой. Бронированные пальцы нашли ручной перезапуск экрана визора под челюстью шлема. Он нажал на него, почувствовал слабый механический щелчок.

Он увидел.

Кровь и осколки металла кружились вокруг него. Оторванные человеческие руки и ноги. Капли крови и масла. Куски брони с начисто срезанными блестящими краями. Провода. Обломки приборной панели. Осколки бронекристалла дрейфуют, мерцая в резком свете красного солнца, что лился сквозь разбитые иллюминаторы.

Всплыли обрывки воспоминаний.

Сигизмунд знал, где находится. Он знал, что произошло.

Вспышка света телепорта, когда эмиссары Астрании появились на мостике. Волны вытесненного воздуха и материи ударили во все стороны, кромсая экипаж. Он повернулся с обнажённым клинком, когда капитан на командном возвышении поднял болтган и выстрелил. Снаряд попал в одного из эмиссаров, пробил серебристый плащ и вошёл в грудную клетку. Фонтан крови, масла и чёрного карбона.

Сигизмунд добрался до края платформы как раз вовремя, чтобы встретить эмиссара, поднимавшегося по каменной балюстраде. Он нанёс рассекающий удар сверху, силовое поле меча активировалось. Эмиссар поднял голову. Лицо существа было медным черепом, а глаза — рубинами. Меч Сигизмунда разрубил его от макушки до живота. Материя тела взорвалась, когда силовое поле уничтожило все технотайны, гнездившиеся в его внутренностях. Сигизмунд развернулся и ударил снова, доспехи задрожали от попадания.

Ещё один эмиссар достиг вершины платформы. Его лицо представляло собой лошадиный череп из углерода и меди. Сигизмунд рассёк воздух. Вихрь бледного света окружил существо. Оружие выгнулось дугой над его спиной. В него прицелилось что-то с кристаллическим наконечником и коническим дулом. Его рассекающий удар попал в эмиссара, когда тот выстрелил. Перекрывавшиеся вспышки света, замелькали в воздухе. Толчок, затем тупое онемение. Зрение посерело…

Звук, похожий на жужжание статических помех…

Нейронный скремблер. Выстрел в упор. Мощный. Как удар молотом по стволу мозга. Ещё одна вспышка света. Броня сомкнулась вокруг него, когда пучки волокон и системы запутались. Беспорядочный импульс эмиттера. Прямое попадание, броня превратилась в мёртвую оболочку, когда он упал в разлетавшийся вихрь.

За иллюминаторами по красному солнцу скользнул силуэт. Это был корабль, но такого размера, который насмехался над малостью этого слова. Отвесная плита из тёмного камня и металла, длиной более двадцати километров, казалось, что один из мифических ложных богов оторвал её от небес и бросил в пустоту космоса, чтобы она стала погибелью смертных. Траншеи тянулись по всей его массе. Треугольные пирамиды поднимались с верхней стороны, а из носа и кормы выступали леса антенн и пилонов. Завесы энергии закручивались вокруг него и колыхались, словно подхваченная ветром мантия королевы. Как только Сигизмунд увидел его, из корпуса вырвалась полоса света, скрывшаяся из виду, коса оранжевого цвета шириной в тысячу метров, которая затуманила экран шлема статическими помехами. Затем жужжащий крик мигрени, когда нейронный скремблер украл зрение и отправил его дрейфовать в темноте.

На разрушенном мостике его взгляд перевернулся, и он увидел звёзды за иллюминатором, ясные и яркие, огромная громада корабля, которую он видел раньше, исчезла. На медленно вращавшуюся секунду всё замерло. Затем в безвоздушном пространстве мостика образовалась точка света. Она зависла на секунду, выросла, жужжа, как улей с осами. Затем она взорвалась сферой молнии, которая исчезла, явив воинов в жемчужно-белых цветах Лунных Волков. Их ноги примагнитились к палубе. Они рассредоточились, двигаясь с прыгавшей, невесомой медлительностью.

Один из них добрался до него. Сигизмунд привлёк их внимание боевыми жестами, медленно двигая пальцами в обесточенных перчатках. Воин Лунных Волков кивнул и положил руку сбоку на шлем Сигизмунда. Послышалась дрожь индукции вибрационного сигнала, а затем воин заговорил.

— Лейтенант Сигизмунд.

— Я слышу тебя.

— Мы здесь, чтобы вернуть тебя. Лорды-командующие ждут твоего доклада.

Три примарха молчали, когда он закончил. Тишина заполнила командный зал, напряжение превратилось в низкое гудение голопроекторов и активной силовой брони.

— Они должны быть уничтожены, — произнёс Феррус Манус. Взгляд примарха X легиона сфокусировался на голографических экранах, которые вращались в центре зала. — В прах. Ничего, что могло бы остаться. То, что уцелеет, мой легион заберёт и похоронит во тьме.

Лицо Рогала Дорна посуровело. Крошечные морщинки напряжения расходились паутиной от уголков его глаз.

— Расточительно, — сказал он.

Сигизмунд ощущал исходившее от двух примархов присутствие. Высокопоставленные космические десантники в зале замерли. Некоторые из офицеров-людей заметно вздрогнули.

— Необходимо, — сказал Феррус. — Ты не знаешь, с чем мы имеем дело, брат.

Рогал Дорн облокотился на голографический стол, глаза его сверкали, лицо было каменным и мрачным.

— Не знаю? — мягко спросил он.

— Нет, — сказал Феррус. — Не знаешь.

Враги назывались Астрании. По крайней мере, так они сами себя называли. Марсианский Механикум называл их по-другому: техноеретики, нечистые, богохульники. В какой-то затерянный момент до или во время Долгой Ночи последователи машинного культа прибыли в звёздную систему и сделали её своим домом. Возможно, они были деревом, выросшим из того же корня, что и техножрецы Марса. Возможно, они развивались параллельно — культ, возникший из разрушавшегося понимания человечеством своих старых технологий. Независимо от правды, в изоляции и темноте Астрании процветали и создали королевство машин. Им принадлежала спираль звёздных систем, каждая из которых была окружена мирами, на которых из земли и морей поднимались города из хрома и чёрного углерода. Космические города раскачивались в пропастях между этими мирами.

Его хозяева назывались Механизмом, а война была уделом класса эмиссаров. Они были грозными. Боевые машины, космические корабли, макроэнергетическое оружие, аугментированные войска. Некоторые виды оружия казались родственниками военной техники Марса, другие были иного, более странного вида: манипулирование звуковой материей, гармоническое разрушение нейронов, подстрекательство духов машин, разумные энергетические призраки.

Три примарха. Вот к чему привела эта кампания. Это было уже не тем, чем в самом начале. Одинокий экспедиционный флот вступил в контакт с Астрании, но быстро стало ясно, что перед ним стоит задача, которая ему не по силам. Разведывательные флоты бесследно терялись, когда вторгались на территорию Астрании. Более крупные силы просто исчезали.

Имперские Кулаки были частью флота, вступившего в первый контакт с Астрании, и по мере обострения ситуации к ним присоединились новые силы легиона. Крупные подразделения пришли из X легиона, Железных Рук. Привлечённые, возможно, технологической изощрённостью врага или призванные элементами Механикума, уже входившими в состав сил Согласия, они выбрали подход, расходившийся с остальными имперскими силами — уничтожение.

Там, где Десятый встречался с врагом и одерживал верх, не оставалось ничего. Космические хабитаты превращались в дрейфовавший остывавший шлак. Выжившие — в пепел. Данные и захваченная техника исчезали. В командном эшелоне экспедиции разгорелся спор, Железные Руки отказались либо изменить свой подход, либо выйти из кампании. Их противников было много, но Железные Руки пользовались поддержкой Механикума, и этого было достаточно, чтобы ситуация зашла в тупик.

Дошло ли известие сначала до Рогала Дорна или Ферруса Мануса, Сигизмунд никогда не узнает, но оба увеличили силы своего легиона, выделенные для кампании, а затем пришли сами. Прежде чем воля двух братьев встретилась, прибыл третий элемент под личным командованием Гора Луперкаля. В этот момент стало ясно, что главная битва будет не на поле боя, а в том, чтобы решить, чьё видение определит дальнейший ход кампании.

В командном зале Феррус Манус шагнул вперёд. Серебристая кожа его обнажённых предплечий внезапно показалась чёрной в тусклом свете, как будто в ней отражалась беззвёздная пустота.

— Убирайся с моего пути, брат, — сказал Феррус.

— Наше задание — Согласие, а не уничтожение, — ответил Дорн. — Наказание за отказ — это не казнь. За эмиссарами и их военными машинами стоят люди, люди, которые станут частью Империума и чьи знания сделают его сильнее. — Феррус Манус открыл рот, чтобы заговорить, но Дорн ударил по краю стола. Металл прогнулся. Звук прорезал воздух. — У нас есть долг перед видением нашего отца, а не мандат преследовать наши личные страхи.

Всё в зале замерло. Феррус Манус посмотрел на брата. Когда он заговорил, его голос был низким и опасным.

— Ты не знаешь, в чём заключается мой долг и мандат. Есть вещи более великие и важные, чем те, что существуют в твоём простом каменном мире.

— Долг... — произнёс Гор, шагнув вперёд и протягивая руку к голографическому экрану, чтобы прокрутить изображения пальцами, его глаза сфокусировались на звёздах и символах. — Прошу прощения, братья мои. Это великие дела, но мне напомнили о моём воинском долге. — Он посмотрел на Сигизмунда. — Мы приказали лейтенанту Сигизмунду предоставить нам отчёт о последнем сражении, и простой боевой пёс во мне хотел бы услышать его и что, как он считает, это значит. — Гор оглянулся на братьев. — Не могли бы вы оба пойти навстречу моему желанию услышать, что он хочет сказать?

Феррус Манус сурово посмотрел на Гора. Выражение лица Гора оставалось бесстрастным и открытым, как будто взгляд Горгона был желанным солнечным теплом. Он кивнул и отступил. Гор коротко склонил голову в знак благодарности, а затем посмотрел на Рогала Дорна.

— Брат? — спросил Гор. Дорн кивнул.

— Продолжай, лейтенант Сигизмунд.

Он шагнул вперёд под внимательными взглядами отца и повелителей двух других легионов. Он знал о других глазах, о воинах, стоявших позади и рядом с примархами, все из них были прославленными командующими, Морниваль, морлоки, хускарлы… Он почувствовал, как наступает тишина, как это бывает в битве, когда встречаются мечи.

— Милорды, — начал он и включил голографические экраны. Затем он рассказал, что случилось с его эскадрой, когда они переместились на территорию Астрании к мысу Осколок.

Когда он закончил, первым заговорил не один из примархов, а один из собравшихся воинов.

— Корабль, который ты видел, — сказал Лунный Волк, легионер с тёмной кожей и серыми глазами, который представился как Гастур Сеян. — Кажется вероятным, что это флагман. Ничего подобного этому типу и силе ранее не было обнаружено.

— Они не собирались оставлять свидетелей, — сказал Сигизмунд.

— Из уст твоего собственного генетического сына, — прорычал Феррус Дорну. — Таково презрение врага к твоей сдержанности.

Гор взглянул на Ферруса, а затем посмотрел прямо на Сигизмунда.

— Какова твоя стратегическая оценка увиденного, лейтенант?

— Милорд, я считаю, это показывает, что у врага есть слабость, как физическая, так и поведенческая. Силам кампании пока не удалось установить местонахождение и природу правящего эшелона Астрании — так называемого Механизма. Я верю, что этот огромный корабль — ответ. Механизм находится на нём и других подобных ему. Они не только его оружие, но и его сердце и голова, и они уязвимы.

— Уязвимы? — перебил Сеян. — До сих пор они были достаточно эффективны, и это первый раз, когда мы увидели их.

— Да, уязвимы, — сказал Сигизмунд. — После того, как они уничтожили нашу разведывательную группу, они могли дождаться прибытия новых сил, а затем убить и их тоже. Они этого не сделали. Они бежали. Они боятся, что если вступят в бой, то проиграют, а если проиграют, то потеряют всё. Если мы сможем выманить эти корабли, а затем атаковать их быстро и сосредоточенными силами, то я верю, что мы сможем выиграть кампанию.

— Как? — почти небрежно спросил Гор.

— Мы атакуем, — сказал Сигизмунд. — Сначала здесь... — Он указал туда, где мигала группа красных символов. Экран сдвинулся, когда он выделил точки звёздной сферы в голосвете. — Потом здесь, затем здесь.

— Последовательно? — спросил Сеян.

Сигизмунд кивнул.

— Сначала ударная группа перемещается из одной зоны в другую, атакуя приоритетные основные средства и нанося максимальный ущерб материально-техническим активам. Затем штурмовая группа снова прыгает и наносит удар.

— Принуждение к эскалации, — сказал Сеян.

Сигизмунд кивнул.

— Мы держим резервные силы в тени каждой основной силы. Когда вражеские макрокорабли вступают в бой, вступает в бой теневая сила. — Он замолчал и посмотрел на наблюдавшие за ним глаза. — И мы убиваем их.

— Мне это нравится, — сказал Гор и улыбнулся. — С некоторыми уточнениями и модификациями. Эффективно, агрессивно, устраняет суть проблемы и позволяет решать тревоги Механикума и моего брата изолированно. Люди, освобождённые от бремени хозяев, будут жить и согласятся.

Он посмотрел на Рогала Дорна, который кивнул, уступая.

— Я согласен, — сказал он.

Гор посмотрел на Ферруса Мануса. Горгон посмотрел на него в ответ.

— Это глупо, — сказал он. — Мы будем действовать вместе, несмотря на возражения, хотя бы для того, чтобы это не превратилось в настоящую катастрофу.

Он повернулся и покинул зал. Гор и его командиры последовали за ним мгновением позже, затем Дорн и хускарлы, оставив Сигизмунда наедине с ложным светом дрейфующих гололитических звёзд.

— Могу я поговорить с тобой, брат?

Сигизмунд обернулся при этих словах. Он слышал шаги и по их ритму понял, что они не принадлежат одному из его братьев по легиону. Он думал, что знает, кто это будет, и когда посетитель заговорил, понял, что оказался прав. Гастур Сеян смотрел на него с края тренировочной площадки. Капитан Лунных Волков склонил голову в знак приветствия.

— Достопочтенный капитан, — сказал Сигизмунд, почтительно приложив руку к груди. Как и Сеян, он был без доспехов, облачённый в нательник и чёрный табард.

— Пожалуйста, зови меня Сеян, мой брат.

Сигизмунд кивнул:

— Чем могу служить?

Сеян улыбнулся:

— Так прямо, как и говорят. Никакого танца слов, никакого сокрытия цели — один удар в центр словом или мечом. — Он замолчал. Сигизмунд также хранил молчание.

— Могу я пройти? — спросил Сеян, указывая на круг из пепла.

— Конечно, — сказал Сигизмунд. Сеян ступил на поле для боя. Сигизмунд заметил, что капитан, как и он сам, был босиком. Лунный Волк остановился, разминая пальцы ног в золе, осматривая сводчатый каменный потолок и стены, одобрительно кивая. Его кожа была очень тёмной, а короткая прядь волос, спускавшаяся по центру головы, была серой, под цвет глаз. Сигизмунд знал о нём по его репутации — вы не могли слышать о победах и почестях Лунных Волков и не знать о Гастуре Сеяне, капитане Четвертой роты и члене Морниваля, квартета близких советников Гора Луперкаля. Благородный и смертоносный — так отзывались о нём все, кто знал Сеяна. До утреннего брифинга Сигизмунд никогда не встречался с ним лично, но, наблюдая за его движениями, он мог сказать, что по крайней мере половина репутации была правдой. Он надеялся, что и остальная тоже.

— Боюсь, я здесь, чтобы поговорить с тобой о расколе в братстве легионов, — сказал Сеян, — и о твоей роли в этом.

— Я говорил, потому что видел зону боевых действий, брат, — сказал Сигизмунд. — Всё просто.

Сеян улыбнулся и печально покачал головой:

— Боюсь, что в некоторых вопросах редко бывает просто, даже если результат должен быть таким.

— Тактические решения принимаю не я, и, простите, хотя вы и просите обращаться к вам по имени, я не капитан Морниваля и не командир высшего ранга. Я лейтенант Храмовников. Я защищаю наши клятвы и иду туда, куда просит меня мой лорд отец. Я заговорил, потому что так пожелал лорд Гор. Если я оговорился или поступил бесчестно, то я заглажу свою вину.

Сеян улыбнулся и склонил голову, но когда он посмотрел на Сигизмунда, его лицо было серьёзным.

— Ты был там, потому что лорд Рогал Дорн хотел, чтобы ты был там и сказал то, что ты сказал. Ты сказал это от его имени.

— Я говорил только то, что видел, — сказал Сигизмунд. — Мой лорд не спрашивал и не наставлял меня.

— И всё же ты говорил за него и сказал то, что он хотел сказать. Ты его сын, Сигизмунд. Я видел это тогда и вижу сейчас. Некоторые считают отца Имперских Кулаков создателем крепостей, магистром кораблей, воином из камня, но он также является лордом завоеваний и огня, отбрасывавшим врагов до тех пор, пока они больше не смогут угрожать Империуму. Существуют ли эти враги на поле боя или в умах людей, для него не имеет значения — с ними нужно встретиться лицом к лицу и победить. — Сеян замолчал, его взгляд стал очень внимательным. — Ты это знаешь. Ты знаешь это в своих сердцах, мышцах и душе. Ты его сын во многих отношениях, которые не зависят от титула или звания. Он поставил тебя в то место и в то время, потому что знал, что ты скажешь, потому что именно это и сказал бы он сам.

Сигизмунд почувствовал, как слова опускаются и усваиваются, прежде чем ответил.

— Нет ничего, что мой лорд не мог бы сказать сам.

— Но есть, брат. Есть вещи, которые он не может сказать, и вещи, которые он не может сделать.

Сигизмунд на секунду замер, а затем медленно кивнул.

— Десятый, — сказал он.

— Десятый, — печально повторил Сеян. — В войне, которую мы ведём, есть свои войны, брат. Войны за то, как мы побеждаем, что мы терпим, и за видение мира, который наступит после того, как мы закончим. Ты, как и лорд Дорн, веришь, что действия должны быть безжалостными, но с завершением, на котором можно строить — что мы не являемся и не должны быть чудовищами, с которыми сталкиваемся. Другие думают иначе. Лорд Феррус среди них, в данном случае.

— Уничтожение Астрании... — сказал Сигизмунд.

— Никакой возможности искупления, никаких шансов, что с притупленными когтями и вырванными клыками они подчинятся, что у них есть что-то, что может научить нас истине, что они могут стать столпом будущего в дни, которые мы не видим.

— Некоторым врагам нельзя позволять существовать, — сказал Сигизмунд.

— Действительно, и идея о том, что мы должны исходить из такого отношения, является главной среди тех врагов, с которыми нельзя мириться. Мы — наконечник копья, несущие смерть, которую нельзя отрицать или победить. Мы должны внимательно относиться к этой ответственности, иначе всё, что мы сделаем — это создадим опустошение и назовём это миром.

— Теперь вы говорите за лорда Гора, — сказал Сигизмунд.

Сеян пожал плечами:

— За него, за себя, за наш легион и будущее, которое мы создадим. Это то, что делают чемпионы, для чего мы здесь — говорить то, чего не могут их лорды, стоять там, где не могут их лорды, делать то, чего не могут их лорды.

— Понимаю, — сказал Сигизмунд.

— Да, брат, — сказал Сеян. — Думаю, ты понимаешь.

И Сигизмунд действительно понимал. Он понимал Ферруса Мануса, убеждённость которого была такой же неумолимой, как вращение огромной машины. Он понимал лорда отца и знал, что Рогал Дорн не отступит и не пойдёт на компромисс. Он понимал Гора Луперкаля, вечно балансировавшего, столь же тонкого в стратегии, сколь и разрушительного в войне, вставшего на сторону Дорна, но знавшего, что грядёт конфликт, конфликт между братьями и между Железным Десятым и Каменным Седьмым.

Ничего хорошего из такого раскола не выйдет. Они случались и раньше, и всегда результатом было то, что Крестовый поход за просвещение страдал, а Империум слабел. В другие времена, на меньших стадиях, возможно, это разрешилось, если бы каждая сторона вошла в круг мечей и позволила решать силе оружия. Но это были примархи, столпы, на которых держался растущий Империум. Они не могли обнажать клинки в гневе, чтобы решать вопросы гордости. Другие должны были делать это за них.

— Десятый бросит вызов после завершения последней битвы, — сказал Сигизмунд.

Сеян кивнул:

— Они бросят вызов тебе. Ты выступал на совете. Твои слова нарушили равновесие. В этом ты избранный сын своего отца, поэтому они бросят вызов тебе и сделают больше, чем просто попытаются победить тебя. Они попытаются сломать тебя. Они захотят показать, что, хотя слова Дорна победили, он слаб.

— И лорд Гор желает увидеть, как вызов, так и победу идеалов моего отца.

— Мы должны выиграть битву, а затем мы должны выиграть спор, и иногда единственный способ сделать это — с помощью меча.

— Понимаю, — сказал Сигизмунд.

— Я знал, что ты понимаешь. Что-то подсказывает мне, что так было с самого начала. — Сеян улыбнулся и поднёс кулак к груди в знак приветствия. Он выпрямился и встряхнулся, как волк, стряхивавший пепел с шерсти. Он ухмыльнулся Сигизмунду. — Теперь, когда это сделано, я хочу попросить тебя об одном снисхождении, брат.

— Назовите его, — сказал Сигизмунд.

— Я хотел бы скрестить с тобой клинки. Я слышал, как твои братья по легиону говорили о твоём искусстве, но хотел бы испытать его сам. У меня такое чувство, что однажды я, возможно, захочу сказать, что мне выпала такая честь.

— Для меня это большая честь.

Сеян рассмеялся и вытащил гладий:

— Не суди пока ты ещё не видел мою худшую сторону. Знаешь, мы, сыны Гора, можем быть довольно жестокими.

Сигизмунд поднял меч.

— Давай начнём, — сказал Сеян, и мир снова превратился в размытое пятно звенящей стали.

Булава Тоса ударила Сигизмунда в правое плечо. Керамит разлетелся вдребезги. Кости затрещали. Боль пронзила руку Сигизмунда. Сила удара отбросила его в сторону. Он удержал равновесие, переложил меч в левую руку и превратил движение в рассекающий удар по чемпиону Железных Рук.

Только Тоса там не было. Он уже поворачивался, низко взмахнув огромной булавой, собираясь сбить Сигизмунда с ног. Он был быстр. Очень быстр. Сигизмунд отпрянул, оценил инерцию булавы и ударил ногой, попав в левое плечо Тоса. От удара Сигизмунд вздрогнул. Это было всё равно что бить по горе. Железная Рука едва покачнулся, но контратака остановила вихрь его замаха. Вместо этого он воспользовался рукоятью булавы, ударив зажатой между руками частью Сигизмунду в лицо.

Брызнула кровь. Сигизмунд ощутил, как сломались кости левой щеки и носа. Калейдоскоп цветов закружился перед глазами. Вкус железа заполнил рот и горло. Это было размытое пятно, похожее на огромную волну, отходившую от берега, прежде чем обрушиться обратно.

«Сделают больше, чем просто попытаются победить тебя... — сказал Сеян, Сигизмунд вспомнил его голос, когда почувствовал, как меч поднялся навстречу надвигавшейся буре. — Они попытаются сломать тебя».

Булава ударила. Поршни Тоса ускорили замах, когда она разворачивалась. Меч Сигизмунда встретил удар. Булава скользнула по лезвию и врезалась в поперечную гарду. Мощь столкновения вонзила зубцы в руку Сигизмунда с такой силой, что раздробила большой и указательный пальцы.

Тос отвёл булаву назад. Поршни зашипели в его плечах. Сигизмунд рубанул, почувствовав, как меч в сломанных пальцах отклонился от цели и отскочил от наплечника Тоса.

Сигизмунд дёрнул меч, сжимая его сломанными руками. Глаза Тоса сияли над линией его по-прежнему человеческого рта. Он ударил снова, попав короной булавы по рукояти меча Сигизмунда. Кусок железа вдавил перчатки Сигизмунда в пальцы и дальше в меч. Осколки керамита разорвали кожу. Кости и хрящи расщепило, деформировало и срезало. Боль была яркой и внезапной, как вспышка фосфорной гранаты.

Сигизмунд не выпустил меч из рук. Он сдвинулся, инстинктивно уклоняясь от очередного удара, нацеленного в правую ногу. Булава попала в голень и сбила его на колено; он остановил падение вовремя, чтобы отпрянуть от булавы, когда Тос превратил инерцию первого удара во второй, который пошёл вверх и попал ему в живот.

Падение…

Сломанный керамит…

Звон в ушах…

Левая рука соскользнула с меча, когда он восстановил равновесие. Тос отступил, давая себе возможность снова размахнуться.

Сигизмунд встал и рассёк. Один, два, три раза. Проблески бритвенной стали. Меч шипел в единственном вздохе. Он двигался вперёд, и жидкость вытекала из отсечённых поршневых кабелей Тоса, его руки застыли, когда остриё клинка Сигизмунда намертво остановилось между зубами Железной Руки.

Тос замер от прикосновения клинка.

Один-единственный импульс нервов и мышц, и меч пронзит череп Тоса насквозь.

Сигизмунд перевёл дух, давая возможность противнику сдаться.

— Хватит. — Голос разнёсся по залу. Феррус Манус вошёл в круг.

Сигизмунд встретил взгляд примарха. В такой близи Сигизмунд мог отметить сходство со своим генетическим отцом, мог чувствовать прилив и поток его силы и присутствия, раскаты грома в воздухе, обещание чуда и разрушения. Сигизмунд ощутил, как оно бьётся о его органы чувств. Он оставался неподвижным, меч по-прежнему был наготове. Дыхание Тоса затуманило остриё. Капли крови сочились из трещин на перчатках Сигизмунда.

Сигизмунд не пошевелился.

— Ты меня слышал? — спросил Феррус Манус.

Сигизмунд посмотрел на Тоса. Поршневая жидкость медленно стекала с его конечностей.

— Тос из Десятого легиона, ты уступаешь?

Уголок рта дёрнулся, но слов не последовало.

— Ты уступаешь?

— Он не уступит без моей воли, — сказал Феррус Манус. — Ты убьёшь его за это, Храмовник?

— Нет, лорд, — сказал Сигизмунд. — Я не хочу видеть, как брат умирает из-за гордости.

Взгляд Ферруса потемнел. Сигизмунд чувствовал, как гром отдаётся у него в голове. Он знал, что может умереть здесь, умереть и даже не понять, какой удар был нанесён. Он держался спокойно, его взгляд был твёрд. Феррус Манус ещё долго смотрел на него. Затем он повернулся к Тосу.

— Уступи, — сказал он.

— Уступаю, — сказал Тос.

Сигизмунд опустил клинок, ощущая, как онемение забирает силу и боль из пальцев. Феррус Манус уже был у выхода из зала, Гор рядом с ним, тихо что-то говоря.

— Думаю, я буду помнить это до конца своих дней, — сказал Сеян, похлопывая Сигизмунда по плечу.

Сигизмунд поднял меч и приставил клинок плашмя ко лбу.

— Дело сделано, — сказал он.

— Так и есть, — сказал Сеян низким голосом.

Сигизмунд почувствовал покалывание на коже и взглянул поверх голов других Имперских Кулаков. Рогал Дорн смотрел прямо на него, лицо примарха было непроницаемым, но на секунду Сигизмунду показалось, что он заметил вспышку в тёмных глубинах, свет, короткий и яркий, а затем исчезнувший, призрак эмоций, пропавший прежде, чем его можно было увидеть. Сигизмунд поднял меч в приветствии.

Началось ликование, Лунные Волки и Имперские Кулаки наполнили воздух рёвом и победными криками. По-прежнему не сводя взгляда с сына, Рогал Дорн кивнул и прижал кулак к груди.