Сигизмунд: Вечный крестоносец

Восемь

Лежащий в развалинах город дымился. Когда двери боевого корабля открылись, Сигизмунд почувствовал запахи. Прометий. Пластек. Мясо. Клубящиеся чёрные столбы вздымались в безоблачное небо.

— Адовы зубы, — прошептал Ранн.

Боевой корабль накренился, и небо за дверьми сменилось зрелищем разрушенного города. Даже с магнитной фиксацией сабатонов Сигизмунду пришлось напрячь все мускулы, чтобы удержаться на месте. Двигатели за спиной грохотали столь же оглушительно, как и ревущая буря.

Он осмотрелся: сети петляющих дорог, груды обломков, которые когда-то были зданиями, обрушенные стены. Дыры, которые раньше были окнами. По земле ползла тень гор, окружающих город; свет нового дня, словно медленный прилив, изгонял уютные тени. У основания чёрных столбов дыма горел оранжево-чёрный огонь. Город уже не обстреливали. Царило безмолвие, и его не нарушал ни единый взрыв. Ни вспышек трассирующих снарядов, ни взметающихся столбов пыли. Тишина. Тишина, которую он чувствовал сквозь гул корабля.

В развалинах его глаза различили иссиня-чёрные очертания танков и другой военной техники. И силуэты воинов на краю пожарища.

— Зафиксировать цели, — прервал молчание Сигизмунд. — Боевое развёртывание, немедленно.

Ранн кивнул, и сразу же по воксу зазвучали отрывистые приказы. Имперские Кулаки вставали с мест, проверяя оружие. Загудели двигатели, и боевой корабль поднялся выше; через открытую дверь виднелись его металлические собратья — эскадрильи боевых машин кружились по спирали. С крыльев сорвались и загорелись яркостью звёзд тепловые ловушки, но Сигизмунд чувствовал лишь холод внутри и молнии надвигающейся бури. Что-то очень тихо, но внятно подсказывало ему, что так нельзя, что нужно контролировать себя, что без контроля ничего не выйдет…

— Вечные клятвы! — взревел Ранн, и эти слова эхом вырвались из глоток его братьев. Нос боевого корабля задрался вверх; на мгновение видно было лишь синее небо и звёзды, тускнеющие в лучах утреннего солнца. Затем корабль повернул в сторону и спикировал.

Чераут… Долгая и ожесточённая война. Здесь собрались воинства пяти легионов, три примарха и миллионы смертных солдат. Месяцы одного из самых ожесточённых конфликтов, который когда-либо видел Великий крестовый поход. Осады, штурмы, потери, столкновения огромных фронтов; ярость истекающих кровью людей, что не отступят — против воли и силы людей, которые не сдадутся. Позже об этой войне будут вспоминать лишь потому, что она привела к раздору между братьями и трещине в имперской идеологии. Конрад Кёрз пустит кровь Дорну и вступит в будущее, полное злодеяний. Слава и честь, к которым стремился III легион Фулгрима, поблекнут. Это Приведение к Согласию многим захочется вычеркнуть из памяти; мало кто поддержит его знамя с тем же пылом, что и в первые дни.

Когда бои уже вступили в решающую стадию, последние города и крепости на приполярном континенте пали. Но не так, как остальная часть планеты: они не держали оборону неделями и месяцами. Последние города уничтожили один за другим за несколько дней — ударами, которые легионы наносили и с воздуха, и с земли. Защитники Чераута сопротивлялись как могли, но, в конце концов, они были лишь измученными и сломленными людьми. А противостояли им кто угодно, только не люди.

Боевой корабль с гулом выровнялся над площадью. Сигизмунд спрыгнул со штурмовой рампы и тяжёлой рокочущей поступью двинулся вперёд. Храмовник с мечом наготове шёл в сопровождении братьев.

Посреди площади в свободном порядке стояли воины в тёмно-синем. Имперские Кулаки не замедлили темп. Корабли Седьмого взвизгнули, запуская двигатели, и снова взмыли в небо. Сигизмунд шагнул к одному из воинов в доспехах цвета полуночи, а тот в ответ поднял болтер.

Какая глупость! Сигизмунд мгновенно рассёк его оружие мечом. В казённике и магазине разорвались болт-снаряды. Воин отшатнулся, и в ту же секунду в него врезался щит Ранна; клин Имперских Кулаков вонзился в центр площади.

Десантник в шлеме-черепе выступил навстречу Сигизмунду. Сверху шлема у него красовался гребень из красных скелетированных крыльев; в кулаке отпрыска Кёрза взревел цепной меч. Сигизмунд активировал силовое поле — и сталь его клинка столкнулась с мечом противника. Цепные зубья с дорожкой взметнулись в воздух, и лезвие меча Сигизмунда прошло сквозь оружие Повелителя Ночи; линзы его шлема горели кроваво-красным. Храмовник отключил силовое поле за мгновение до того, как меч обрушился на шлем его противника. Промедли Сигизмунд хотя бы секунду, когда его клинок взметнулся, — и он рассёк бы неприятелю и гребень, и шлем, и череп, а затем и грудь, разрезая туловище и выпуская кровь и кишки, так, что они хлынули бы наружу…

Повелитель Ночи пошатнулся. Ударом меча Сигизмунд сломал ему гребень и расколол керамит; на стилизованную под череп лицевую пластину брызнула кровь.

Храмовник пнул Повелителя Ночи в нагрудную пластину. Все вокруг шумели и орали, но шум существовал где-то в ином месте, в ином пространстве, где братья по щиту Ранна стояли плечо к плечу с Храмовниками. Всё, что чувствовал Сигизмунд, — это бурлящая внутри кровь и нить воли; только она удерживала острие меча у горла сбитого с ног Повелителя Ночи. Из его вокс-решётки раздавались какие-то протестующие звуки. Одно движение мышц и воли — и острие меча вошло бы под подбородок шлема и вверх, через рот, в плоть за ним...

— Брат! — пробился в сознание настойчивый голос Ранна. Сигизмунд не пошевелился, однако вновь ощутил существование окружающего мира.

— Какого чёрта ты делаешь? — задыхался Повелитель Ночи. Сигизмунд посмотрел на него сверху вниз, затем поднял голову и обвёл взглядом площадь и город в дыму, пропитанном человеческим жиром. По всему периметру площадь окружали металлические колья, вбитые в землю. С них свисали пронзённые тела — одно над другим; некоторые уже согнулись под тяжестью трупов. В фонтане посреди площади лилась кровь — кровь и кучи свежесодранной кожи.

— Выведите войска из этой зоны боевых действий, — процедил Сигизмунд сквозь зубы. — Вы освобождены от своих обязанностей. Убирайтесь.

— «Освобождены от своих обязанностей»? — передразнил голос за спиной. — Позволь спросить, по какому такому праву ты «освободил нас от своих обязанностей»?

Сигизмунд выпрямился и повернулся на голос. Поодаль стоял Повелитель Ночи, прислонясь к обугленной статуе, со скрещёнными на груди руками; рядом покоилась цепная алебарда с зазубренным лезвием. Сын Кёрза был очень бледен; черты его лица были утонченными, но их портила сетка шрамов, подобных трещинам в мраморе. Он посмотрел на Сигизмунда глазами, полными тьмы.

— Согласно общепринятым конвенциям и правилам, регулирующим подобные вопросы, этой зоной боевых действий командую я. Так что, если у тебя нет новых распоряжений от вышестоящего командования, от имени Восьмого легиона я отклоняю твоё требование.

— Севатар, — прорычал Ранн.

— Фафнир, — улыбнулся Севатар, после чего кивнул Повелителю Ночи, всё ещё валявшемуся на земле. — Вставай, Крукеш.

Сигизмунд шагнул к Севатару. Над площадью повисла напряжённая тишина.

— Что вы здесь натворили? — произнес Сигизмунд.

— Мы сделали лишь то, что приказал наш лорд-отец, — то, что было необходимо.

— Это? — Сигизмунд указал мечом на клубящийся дым и развалины за кольями, на месте, где раньше стоял город. — Какая в этом необходимость?!

Севатар пожал плечами.

— Я не собираюсь обсуждать с тобой вопросы мировоззрения. Сказать по правде, я нахожу эти рассуждения столь же утомительными, сколь и бессмысленными.

Сигизмунд перевёл дыхание, но Севатар заговорил снова.

— Более того, они не имеют отношения к делу. У нас ещё есть кое-какая работёнка. Если хочешь, можешь остаться с нами, но что-то мне подсказывает, что для тебя это может показаться несколько… неприятным.

Севатар отвернулся, и тут же меч Сигизмунда блеснул сталью. Глефа Севатара парировала удар, и оба космодесантника оказались лицом к лицу, скрестив оружие.

— Удар в спину, — прошипел Севатар, оскалившись. — Это что, не против всех принципов чести и справедливости? Пожалуйста, не давай мне надежды, что я тебя недооценил. Я бы не хотел, чтобы ты начал мне нравиться.

Сигизмунд посмотрел в глаза, полные черноты. Храмовник твёрдо держал меч.

Ухмылка Севатара дёрнулась.

— Вижу, ты не активируешь силовое поле. Жалеешь меня или пытаешься что-то этим сказать? Что-то наподобие «я благородный и справедливый, а ты безжалостный душегуб»?

Глаза Севатара сверкнули над ухмылкой.

— Что ж, в любом случае я избавлю тебя от усилий, брат. Во-первых, на твоём месте я клинком бы и не замахнулся без уверенности, что нанесу урон. — Севатар провел глефой по клинку Сигизмунда, плавно и быстро, и развернулся. Улыбка исчезла с его лица. Он посмотрел на ближайший труп, висящий на колу. Руки человека безвольно свисали вниз; униформа несчастного почернела от запекшейся крови, а из раскрытого рта торчал наконечник копья. — Во-вторых, мне нет до этого дела. И в-третьих, хотя я и собирался остановиться на двух, — ты действительно смертоносен и полон добродетели, но это не твоя война и никогда ею не была, Храмовник.

Сигизмунд шагнул вперёд и вонзил меч в землю у ног Севатара.

Облачённые в полночь воины рассмеялись. Севатар посмотрел на меч.

— Ты правда хочешь этого?

— Здесь и сейчас.

Севатар закатил глаза и оглядел круг Имперских Кулаков и Повелителей Ночи. Затем моргнул и покачал головой.

— Хорошо.

Сигизмунд поднял меч из земли и отступил на шаг назад, к Ранну. Имперские Кулаки и Повелители Ночи встали в свободный круг.

Ранн молча протянул руку, взяв меч у Сигизмунда, а сам Храмовник достал из сумки цепь и начал наматывать её на запястье. Он прислушался к звону туго натянутых звеньев. Капитан-штурмовик протянул меч, и Сигизмунд благодарно кивнул Ранну.

— Спасибо, брат.

— За то, что не предостерёг тебя от этой дурацкой затеи? — усмехнулся Ранн. — Не будь тебя здесь, думаю, я пропустил бы церемонию вызова на дуэль и просто посмотрел, как будет ухмыляться Севатар, когда шмякнется в грязь.

Сигизмунд приковал меч к цепи, сомкнул пальцы на рукояти и проверил баланс.

— Тебе же не нужно лишний раз напоминать, какой он быстрый, — прошептал Ранн. — Мне довелось стать свидетелем его боя против кое-кого из Тринадцатого — не самое приятное зрелище; я бы доверял Севатару меньше, чем скорпиону. — Сигизмунд взглянул на Ранна, тот пожал плечами. — Просто вдруг ты об этом не подумал.

— Дело не в том, кто быстрее или сильнее, брат, — пояснил Сигизмунд. Он положил руку Ранну на плечо и продолжил, понизив голос. — Рассредоточьте наши силы по городу и проследите, чтобы это варварство прекратилось. Пошлите сообщение примарху. Он захочет поговорить с Ночным Призраком.

— Будет сделано, — ответил Ранн.

Сигизмунд склонил голову и прижал кулак к груди. Ранн ответил тем же, и затем Сигизмунд повернулся к Севатару; движение мира вокруг замедлилось в такт биению его сердец. У себя в сознании он слышал лишь гул надвигающейся бури, давней и далекой.

Севатар двинулся вперёд. Все его движения были исполнены легкости. Повелитель Ночи держал глефу в одной руке; глаза наблюдали за Храмовником, губы изогнулись в улыбке.

— Продолжаем бой, пока один из нас не сдастся, — объявил Повелитель Ночи.

Сигизмунд кивнул.

— Согласен.

В нос Сигизмунду бил запах уничтоженного города.

— Допускаются только удары оружием, — добавил Ранн.

Севатар приподнял бровь, затем пожал плечами.

— Говорят, он играл в собачьих ямах Двенадцатого. Вполне понятно, что ты переживаешь, как бы он не нахватался дурных привычек. Мы ведь не хотим, чтобы господин Храмовник ввязался большее количество грязных драк, чем положено?

Сигизмунд уже не обращал внимания на слова. Он остановился, чувствуя вес меча в руке. Биение его сердец практически стихло. Где-то далеко в покоях своей памяти он слышал, как накрапывает дождь и стучит в дверь лачуги ветер.

— Что ж... — произнёс Севатар, остановившись на полпути, чтобы потянуться, снять шлем с пояса и надеть на голову. Теперь на Сигизмунда смотрел клыкастый череп из-под гребня алых крыльев. Засветились глазные линзы. — Покончим с этим.

Севатар начал движение, сделав стремительный выпад глефой. Быстро. Поразительно быстро. Сигизмунд тоже двинулся вперёд и сумел парировать удар со стальным звоном. Он контратаковал, провернув меч и перебросив его в одну руку, чтобы вложить в следующий выпад все возможные вес и скорость. Один удар — одно убийство, истинное и чистое. Даже без силового поля клинок пробьёт доспех и войдёт в плоть, если попадёт в нужную точку. Сигизмунд заметил, как чуть выше брюшной пластины Севатара открылся зазор. Ударить в место соединения пластин и кабелей — и клинок через кость и внутренности войдёт в туловище. Удар, конечно, не смертельный — для космодесантника. Но таким ударом вполне можно «покончить с этим»: его достаточно, чтобы ранить, достаточно, чтобы оставить шрам…

Но Севатара уже не было на прежнем месте. Мгновение — и меч Сигизмунда рассёк воздух, по инерции потянув всё тело вперёд, в то время как Севатар развернул глефу и взмахнул ею поперёк и вверх, направляя лезвие в живот Храмовника. В момент удара Сигизмунд успел повернуться и шагнул Севатару навстречу, приняв защитную стойку с мечом: Храмовник прочёл траекторию движения глефы, и клинки вновь звякнули друг о друга.

Дуэлянты наносили режущие и рубящие удары, сражаясь все время, пока солнце проходило по небу и изливало лучи сквозь завесу дыма. Сначала вокруг раздавались ободряющие возгласы. Затем они стихли, сменившись внимательной тишиной. Удар, ответный удар... В центре круга в танце меча кружились две фигуры, и Сигизмунду казалось, что пространство и время перестали существовать. Будто солнце, описывающее дугу над их головами, вращалось вокруг этого момента, словно их круг — и есть весь мир, мир правды и лжи, жизни и боли: встреча их клинков была всем сразу.

Удар, парирование, зубья глефы ловят острие меча поперёк — и цепное лезвие устремляется вниз, к его ногам. Сигизмунд делает шаг назад и поднимает меч, вонзая его в брешь. Глефа летит навстречу клинку, цепной мотор на секунду оживает; режущие зубья провернули клинок вместе с рукоятью в перчатках Сигизмунда, но Храмовник мгновенно перехватил инициативу и нанёс ответный удар. Снова и снова; его сердца мерно бились, как отлаженные часы.

Один удар — одно убийство… Простая истина; первая, которую поведал ему меч. Если, конечно, клинок найдёт свою цель; если только враг не таков, как Севатар — жестокий и безразличный к идеалам, смертоносный и быстрый, подобный вспышке молнии между грозовым облаком и землёй. Одно мгновение, одна ошибка — и всё будет кончено.

Они сражались в полном молчании. Поначалу Сигизмунду казалось, что Севатар будет комментировать свои удары, но он этого не делал; Повелитель Ночи просто сражался, без насмешек и хвастовства, но с невероятным рвением, — Сигизмунд никогда не встречал подобного. Севатар был сосредоточен, но в то же время кипел, словно волны чёрного океана. Подобно непрекращающейся буре, Севатар не устанет, и Сигизмунд это знал. Он знал, что Севатар из тех, кто обычно бежит и отступает, сражаясь как трус, но здесь, в круге времени, он видел что-то ещё, — что-то, чего раньше не осознавал, что-то, что можно было почувствовать, лишь скрестив клинки в поединке. Это было соприкосновение эпох, цивилизации и её падения, никогда не повторяющегося в деталях, но всегда проходящего по одному и тому же сценарию. Смерть и воин, рыцарь и его тень, снова и снова. Звон клинков, отсекающих моменты в настоящем. Однако всё имеет свой конец — так и дуэль однажды закончится.

И конец вот-вот наступит. Он чувствовал его приближение, словно мерцающий вдалеке свет, становящийся всё ярче с каждым шагом. Эта истина отличалась от того, что, как ему думалось, имел в виду Аппий:

«По одному удару за раз, затем совершая следующий. Так мы создаём вечность».

С момента, как их клинки скрестились, он знал, что Севатар так просто не сдастся. Храмовник наносил и наносил удары, каждый раз оттачивая остроту сознания, совершенствуя способность предугадать следующие действия противника, его движения. Скоро он сможет совершить решающий удар, взломает защиту соперника, и тогда всё будет кончено. Тысяча ударов, чтобы нанести смертельный…

Солнце садилось, отсвечивая красным и огненно-оранжевым сквозь редеющий дым. Ещё чуть-чуть… ударить сверху, повернуть клинок, отвести его в сторону после парирующего удара глефы…

И вот долгожданный момент настал: брешь открылась, будто он не держал в руках меч, чтобы нанести удар, а просто наблюдал со стороны. Сигизмунд принял удар клинком, ощутил, как нарастает давление и сила хватки, почувствовал, как глефа скользнула к поперечной гарде меча, заблокировал глефу, резко дёрнул меч и взмахнул клинком, обратив блок в удар сверху, который должен был обрушиться на лицо Повелителя Ночи.

Севатар понял, что вот-вот случится. Сигизмунд почувствовал это: между ними пробежал электрический разряд взаимного понимания, будто взрывная волна, прошедшая по воде. Сын Кёрза осознал, что не сможет парировать этот удар, не сможет нанести ответный. Его линзы красными углями горели в глазницах черепа, поймав разворачивающееся мгновение настоящего, — понятное только им, краткое и вечное.

Севатар резко наклонил голову и ударил гребнем шлема Сигизмунда в лицо одновременно с тем, как меч Храмовника рассек его лицевую пластину, разбив керамит с декоративным черепом и визор шлема. Сигизмунд шагнул назад, прокрутив меч в руке. Севатар отступил, стягивая шлем с окровавленного лица. Во рту у Сигизмунда держался железистый привкус. Он наконец почувствовал тяжесть в конечностях, редкую для космодесантника; увидел царапины и сколы у себя на броне. Уже наступила ночь, над вершинами окружающих гор пробивался свет нового рассвета. В городе было тихо; пожары угасли, трупный дым рассеялся в воздухе.

— Первая кровь — за мной, — объявил Севатар, скалясь залитым кровью лицом.

— Ты дисквалифицирован, — крикнул Ранн.

— Пожалуй, — пожал плечами Севатар, — Однако я не проиграл.

Он шагнул к Сигизмунду, чтобы прошептать только ему одному:

— Впредь, брат, помни: даже если люди что-то начинают с честью, под конец все про неё забывают. — Он снова усмехнулся. — Уж поверь.

Сигизмунд услышал, как Севатар издал глухой смешок, после чего Храмовник развернулся и ушёл прочь.