Бен

— Итак, каков наш план? — Я еще не решил для себя: попасть на арену — это хорошо или плохо?

Грета отвечает мне нарочито медленно и четко, как будто я безнадежно глуп:

— Мы должны идти прямиком на арену.

— Зачем?

Вместо нее отвечает Хошико; девчонки соображают гораздо быстрее меня.

— Сегодня вечером цирк закрыт, верно? — Я киваю. — Итак, во-первых: там будет темно. Во-вторых: там сейчас никого нет — что нам только на руку. В-третьих: это наша арена! В отличие от полиции мы знаем каждый ее дюйм. Каждый пожарный выход, каждый закулисный коридор. Там, по крайней мере, можно переждать опасность.

Теперь, когда она все разложила по полочкам, мне это тоже кажется очевидным. Я выключаю фонарик, и мы движемся по узкому проходу дальше.

Я стараюсь не думать о том, что было в той комнате. Я пытаюсь, но картинка стоит перед моими глазами.

Прямо подо мной открытый контейнер с телами, у которых отсутствуют конечности. На вершине огромной кучи костей, сухожилий и внутренностей — голова мальчика, которого я совсем недавно держал на руках, пробитая пулей.

Анатоль: бедный израненный мальчик, которого они сначала подожгли, а затем выстрелили им из пушки. Что с ним будет? Я закрываю глаза, чувствуя, как подступает тошнота.

Радуясь тому, что можно сосредоточиться на чем-то другом, я двигаюсь дальше по коридору. Вскоре лаз становится просторнее. Низкий потолок уходит вверх, и я с облегчением двигаю затекшей шеей. Здесь даже есть металлическая лестница. Она ведет наверх, где, похоже, находится еще один чердак.

Мы молча поднимаемся по ней, и я снова включаю фонарик. Перед нами огромное помещение, заполненное вешалками и коробками с одеждой.

— Это она, — шепчет Хошико. Она смотрит на меня, и ее глаза светятся. — Арена!

Загрузка...