Схаас

Глава 8 ЗАЧАРОВАННЫЙ КЛАД

Примерно в это же время Длинный Лук оседлал коня, намотал на луку седла поводья второго и, никому ничего не говоря, поехал в лес. Деревня Веселая Лошадь быстро осталась позади. Несмотря на свой отсутствующий вид, в действительности Длинный Лук внимательно следил, не пытается ли кто-нибудь увязаться за ним, и, только полностью убедившись в отсутствии «хвоста», свернул на поляну, в середине которой возвышался, точно гнилой зуб великана, обгорелый пень, оставшийся после удара молнии.

Здесь его поджидала Истер, снаряженная в путь, со своим конем — могучим Голиафом с вечно налитыми кровью глазами. Сам Длинный Лук восседал на безымянной кобыле, — во всяком случае, клички ее он не знал, а приличного коня взамен предателя Цезаря себе еще не подыскал. Кобыла двигалась неровно, какими-то судорожными рывками, чем очень раздражала Длинного Лука, однако он сдерживал свой гнев, потому что голова была занята вещами поважнее.

«Наверное, я должен бы сказать спасибо юродивому чужаку, — признавал он. — С его появлением мне пришлось начать думать о многом, что казалось раньше незначительным. Надеюсь, что не слишком поздно…»

Самобичеванием Длинный Лук занимался едва ли не с самого утра. Он ожидал, что мысли о могуществе, соблазнительно окутавшие разум ночью, рассеются с началом нового дня, как это уже не раз бывало с его идеями и проектами, которые приходили в полночь, а первые лучи рассветного солнца находили их безжалостно растерзанными жесточайшим из палачей по имени Лень. Однако произошло обратное. Рэдхэндхолл поселился в голове Длинного Лука — точно назойливый жилец, своими капризами (или не капризами, а силой воли?) покоряющий хозяина. Дошло до того, что обещания, которые он давал Истер ночью, охваченный огненным безумием страсти, стали казаться ему недостаточными.

Идея захвата замка новоявленного графа, возникшая из-за проворного чужака, открыла перед Длинным Луком истинное положение вещей, от коего он, как оказалось, старательно отворачивался все годы своего «правления». Но Длинный Лук был далек от отчаяния — для этого он был слишком упрям. Помощь юной ведьмы очень удачно решала многие проблемы, и, увидев в перспективе небывалый успех, поверив в свои возможности, он воспрял духом. Оказалось, что иметь в жизни цель — это очень приятно, особенно когда есть кое-какие средства к достижению цели. Сейчас ему уже было досадно за свое прежнее малодушие, за сомнения, которыми он истребил боевой дух своих лучших людей.

Правда, Длинный Лук опасался Истер. Если остальных людей он еще способен был понять, просто обыкновенно ленился, не находя нужным вникать в тонкости чужой натуры, то Истер, понять которую ему хотелось всегда, оставалась для него черным пятном, туманным очертанием хрупкой, чуть-чуть как будто даже болезненной, соблазнительной до умопомрачения девушки со сгустком первозданной тьмы вместо души. То, что она поведала о себе сегодня ночью, слегка приоткрывало покров тайны, однако недостаточно, чтобы что-то понять. К тому же в коротком рассказе Истер были скорее впечатления гонимой девчонки, испуганной, но стойкой, затравленной — и озлобленной, чем трезвые рассуждения нынешней талантливой ученицы ведьмы.

— Поспешим, — сказала Истер, взлетая в седло Голиафа.

Длинный Лук, зачарованный легкостью и грацией ее движения — в этой грации было что-то от брошенного меткой и сильной рукой кинжала дамасской стали, летящего сквозь туман в чье-то горло, — испытал мгновенный прилив возбуждения. Наверное, Истер почувствовала это, потому что сказала с улыбкой:

— Чем быстрее мы доскачем до места, тем больше времени останется у нас до урочного часа…

— Тогда какого дьявола мы стоим на месте? Веди! — воскликнул Длинный Лук, приготовившись до крови врезать шпоры в бока кобылы.

Истер кивнула:

— За мной!

«Вот еще за что можно поблагодарить чужака…» Раньше Истер отдавалась ему, точно губила себя, глушила какую-то боль, не требуя ничего, ни слова не произнося об отношениях Длинного Лука с Изабеллой. Теперь все изменилось, в юной ведьме проснулось неукротимое движение жизни — сладостной и вместе с тем опасной, затягивающей как водоворот. И сразу же изменилось ее отношение к Длинному Луку. Она словно короновала его…

«Что ж, я скажу большое-пребольшое спасибо его голове, когда отрублю ее», — пообещал себе вожак Зеленой Вольницы, пригибаясь к кобыльей холке, чтобы пропустить над собой упругие ветви бука, и, вынув из-за пояса плеть, принялся молча нахлестывать животное. Конечно, нечего было и надеяться обогнать зловещего Голиафа, с ним, пожалуй, мог поспорить один только Цезарь, но ничто не заставило бы Длинного Лука уступить в гонке. Обезумевшая от боли кобыла неслась вперед, не разбирая дороги, и вдруг Длинный Лук обнаружил, что она скачет уже бок о бок с Голиафом. Удивление во взгляде Истер было сдержанным, но искренним. Впервые за время их знакомства он видел нечто подобное в ее глазах! Ему отчего-то стало хорошо, даже захотелось смеяться. И он захохотал:

— Какая бы кляча ни тащила мою судьбу, я заставлю ее расшевелиться! Она потянет меня в гору!

Возможно, ему лишь показалось, но он увидел на лице Истер одобрение.

Через некоторое время юная ведьма постепенно стала сдерживать бег Голиафа, чтобы не загнать кобылу Длинного Лука до смерти. Ближе к вечеру они устроили короткий привал, потом вновь тронулись в путь, уже рысью, по идущей под уклон лесистой равнине.

Закат еще только бросил на западный склон небес первые робкие мазки, когда они уже сидели, стреножив коней, у подножия поросшего чахлой травою кургана.

— Сколько у нас еще времени? — спросил Длинный Лук, пожирая любовницу взглядом

— Достаточно, — был ответ.

Миновал час и еще час, мрак ночи опустился на округу, в небе засияли звезды. Истер смотрела на них как жид на алмазы, доставшиеся ему даром, губы ее шептали непонятные слова.

— Тхат, Аль-Гюль… — расслышал Длинный Лук, но не стал спрашивать, что означает эта явно еретическая галиматья.

— А вот теперь пора, — неожиданно сказала Истер, поднявшись на ноги. — Теперь ты докажешь, что ты и впрямь мужчина.

— Разве мало ты получила доказательств?

— Брось эти шутки. Мне нужен настоящий мужчина, а не бабник. Возьми свой меч и, держа острием вверх, трижды обойди вокруг холма справа налево. Когда ты сделаешь последний шаг, тебе откроется видение… Постарайся не испугаться.

— Что это будет? — дрогнувшим голосом спросил Длинный Лук. Сознавая бесплодность этих попыток, он все же постарался не показать, что уже испугался.

— Враг, — коротко ответила Истер. — Убей его, и клад будет наш.

— Кто он такой?

— Все хочешь знать заранее? — усмехнулась она. — Нет, мне нужно, чтобы ты прошел через неизвестность — только так ты докажешь, что ты и правда тот мужчина, в котором я нуждаюсь. Покажешь, что ты герой не только в постели, но и в серьезном деле…

— Вот как? Ну хорошо, смотри же!

Длинный Лук забросил руку за спину, определился с правой стороной и двинулся туда, воздев меч.

Истер, отступив на несколько шагов, подняла руки, обратила их ладонями к вершине кургана и гортанно запела на незнакомом языке. Эта странная песня была как зубная боль, она пронизывала каждый дюйм тела, вызывая непонятную беспросветную тоску и единственное желание — чтобы заклинание побыстрее закончилось. Длинный Лук порадовался, когда курган отгородил его от ведьмы и стал глушить звуки, но вскоре страшная песня стала надвигаться спереди.

«По крайней мере, со счета не собьюсь, — подумал Длинный Лук, непроизвольно сжимая пальцы на рукояти меча. — Но кто же это будет?..»

По завершении первого круга он уже чувствовал себя изможденным, ночь поплыла перед глазами, как, бывает, плывет утро, отравленное избытком винных паров и вонью плохого эля. Заклинание все звучало, как будто Истер и не переводила дыхание, дребезжало, как расстроенная струна в треснувшей лютне. Звуки его проникали до самых костей, бередили нутро, возбуждали тошноту.

Второй круг едва не доконал вождя Зеленой Вольницы.

Даже звездный свет, потревоженный колдовством, обострился, и падающие с черного неба лучи больно ранили мозг. Плавное движение влево казалось противным всему человеческому существу. Меч в руках налился небывалой тяжестью.

И все-таки Длинный Лук шел. Сам он уже не знал, зачем это делает, события давностью в несколько минут успели отойти для него в область небывалого прошлого, стерлись из памяти. Он только помнил, что намеревался показать Истер свою настойчивость, неукротимость, — и делал шаг за шагом, и с каждым мгновением раскаленные добела крючья страдания или, может, изогнутые, покрытые инеем неземного холода когти неведомых чудовищ все безжалостней рвали его на куски.

На третьем круге, уходя от кошмарной песни Истер, Длинный Лук начал приходить в себя. Мир обрел обычные свойства, боль ушла, осталось только слабое головокружение, но на противоположной стороне кургана сгинуло и оно.

Длинный Лук глубоко вздохнул. Кошмар стал казаться бредом, каким-то нелепым сном. Где весь этот ужас, где боль, где сковывающая слабость? Где чудовища? Да столь хорошо ему давно уже не было!

Он так радовался избавлению, что едва не пропустил тот момент, когда третий круг вдоль подножия кургана замкнулся.

«Ну где же эта тварь?» — уже с азартом подумал он, оглядываясь, хотя и опасался, что сейчас из земли выскочит клыкастый великан, или прошуршит по траве ядовитая и тоже клыкастая змея, или лев, наводящий дрожь хищник далеких языческих земель, прыгнет на него со спины.

Вместо этого он увидел на склоне холма человека, которого там только что не было. Одетый в серый плащ с капюшоном, он склонялся над каким-то большим предметом, неразличимым в тусклом сиянии, струившемся… откуда? Казалось, сама вершина кургана призрачно засветилась. Человек в плаще резко обернулся, точно почуяв на себе пристальный взгляд, и Длинный Лук похолодел — он увидел, что под капюшоном нет лица, а только тронутый щербинками череп с зеленоватым огоньком в глазницах. А предмет, над которым он стоял… Едва ли можно было сказать это точно, но Длинный Лук сразу убедил себя в том, что это труп какого-то бедолаги, возможно — предыдущего кладоискателя.

Впрочем, как выяснилось вскоре, он не так уж и ошибался.

Не прошло и секунды, а костистая рука уже откинула в сторону, будто крыло зловещей птицы, полу плаща и сомкнулась на рукояти меча. Нижняя челюсть опустилась, и над окрестностями прокатился льдистый, пронзающий сердце вой, стон грешника, которому позволили на несколько вздохов поднять голову над могилой, а потом потянули обратно в ад. Обнажив клинок, скелет ринулся вниз по склону, прямиком на ошарашенного Длинного Лука.

— Убей его! — крикнула Истер.

Первое мгновение ей даже нравилось смотреть на ужас, исказивший лицо вождя разбойников, но она тут же поняла, что может лишиться помощника. Длинный Лук, конечно, парень отнюдь не рядовой во всех смыслах, и последние события все больше укрепляли уверенность Истер в нем, но ничто человеческое ему не чуждо. Что поделать, ну не видел он раньше живых скелетов… Впрочем, Истер и сама их не видела, но ей доводилось встречать и не такие вещи, так что она была морально готова ко многому. А вот Длинный Лук…

Нет, он не растерял своего азарта. Но как будто забыл про него.

Едва ли он слышал вскрик юной ведьмы. Вой скелета был настолько же ужасней недавно отзвучавших заклинаний, насколько заклинания ужаснее нормального человеческого голоса. От этого воя что-то бесповоротно рвалось внутри, и услышавший его, если бы выжил, уже не мог надеяться стать прежним. Но какое-то свойство — ума ли, души ли, тела ли — услышало Истер и довело до разума приказ: убей!

Ноги настаивали на своем варианте поведения: развернуться и удирать без оглядки, покуда не задымятся подошвы. Но Длинный Лук успел взять себя в руки и встретил призрачно мерцающий клинок противника ответным ударом. Они сшиблись у подножия кургана.

Скелет едва не опрокинул человека, однако вождь разбойников каким-то чудом выдержал первый натиск. Сталь звенела о сталь с частотой ударов пульса. Дыхание давалось с трудом. Чуткий череп мелькал так близко от лица, что становилось не до дыхания. И все же Длинный Лук отступал без паники, неторопливо. После первого наплыва ужаса он обнаружил, что его противник, несмотря на свой необычный вид, немногие отличается от поединщика-человека и дерется соответственно разве что удар у него сильный, и наверняка он вынослив — чему там уставать?

Длинный Лук заставил себя забыть о страхе.

Вернее, он заставил себя не думать о противнике как таковом, только следить за его движениями, за полетом мечей да землей под ногами. Это сразу усилило оборону, скелет же, напротив, стушевался, ослабил напор. Создавалось впечатление, что он тянет время. Но Длинный Лук не пошел у него на поводу.

Интуитивно он чувствовал, что сейчас ему предоставляется шанс, другого такого может не быть. Неожиданно перейдя в наступление, он поймал меч противника, сильным ударом отбил его в сторону и погрузил свой клинок ему в грудь.

— Разруби его! — крикнула Истер.

Ее голос был как порция кипятка на руки. Длинный Лук отскочил, едва не забыв меч в груди врага, и понял, что еще чуть-чуть — и он расстался бы с жизнью. Нисколько не смущенный раной, скелет сделал обратное движение, и сталь его оружия рассекла воздух в том месте, где только что находился вождь Зеленой Вольницы.

Не встретив на своем пути сопротивления, меч пошел дальше, ничем не сдержанное движение открыло противника сбоку. И Длинный Лук, не теряя времени, рубанул его по руке, по тому месту, где из-под рваного рукава высовывалось костяное запястье. Меч вместе с охватившей рукоять белесой кистью упал на траву. Скелет отшатнулся, пронзительно полыхнули огоньки в его глазницах, и Длинный Лук, уже не сдерживая торжествующего вскрика, разрубил позвонки над ключицами.

Череп упал наземь и распался в прах, оставив после себя туманное облачко, быстро осевшее на траву. А в следующее мгновение и сам костяк осыпался такой же пылью, к ногам победителя пало гнилое тряпье, в котором было уже не узнать одежду чудовища. Даже меч, которым оно сражалось, вмиг обернулся куском ржавчины.

Длинный Лук перевел дыхание.

— Что теперь? — спросил он, не оборачиваясь, его глаза настороженно шарили по кургану.

Истер подошла к нему сзади и положила руку на плечо:

— Теперь надо подождать, пока не придет еще одна тварь. Не волнуйся, с ней проблем не будет. Ты убил Стража, худшего из двоих мертвецов, которыми был заговорен клад.

— Заговорен… Откуда ты все это знаешь?

— Духи нашептали, — улыбнулась она.

Больше Истер ничего не сказала, хотя и могла бы. Например, она могла бы сказать, что с некоторых пор духи куда охотнее говорят с ней, чем со старухой. Или что с некоторых пор в приносимых ими туманных и расплывчатых видениях она разбирается куда лучше своей учительницы — и быстрее разгадывает, и больше понимает. А могла бы и поделиться своим особым, как она не без оснований считала, секретом: уже давно удачно сложенное и чисто произнесенное заклинание, ясное видение или верно разгаданная тайна мира духов доставляют ей непередаваемое, ни с чем не сравнимое наслаждение; у старухи же, она точно знала, за все время их знакомства ничего подобного не бывало. «Я лучше!» — сперва несмело, а теперь уже с полной ясностью понимала Истер. И этим восторгом ей хотелось поделиться — с одним-единственным человеком на земле, с ее избранником. С Длинным Луком.

Она все еще порой задавала себе трезвый как будто вопрос: что я в нем нашла? Он же всегда был самовлюбленной дубиной, тупицей и упрямым ослом. Их связь, начавшаяся больше года назад, тогда же и должна была закончиться. И не прервалась она лишь по странной случайности: почему-то Истер привязалась к тому, кого презирала в лучшем случае, ибо даже сильного презрения он был недостоин. Собственные чувства оказались для нее куда более сложной загадкой, чем таинственные откровения духов.

Возможно, дело было в том, что Длинный Лук в своей ограниченности просто не понимал, насколько опасна Истер? Слегка побаивался, но не трепетал, не терял дар речи и не смотрел на нее как на воздевшую косу Смерть? Потому и отличалось его отношение к ней от всех остальных, и разнообразие забавляло юную ведьму? Отчасти, видимо, да…

В тот день, когда Длинный Лук вернулся побитым из леса, а его друзья, которым досталось немногим меньше, рассказали об измене Изабеллы и таинственном юродивом воине, какая-то времена произошла в самозваном короле. Истер сразу ее почувствовала. А сегодня сумела наконец и понять.

Злоба, самонадеянность и низость, служившие опорою его духа, только усилились от поражения. Но они не просто затопили Длинного Лука, затемняя и без того недалекий разум нет, они слились с тем единственным, но твердым стержнем, что имелся у него внутри, — с непробиваемым упрямством. Отныне и навсегда душа его воплотилась в страшном сплаве самых низменных чувств и побуждений, доселе бытовавших в нем разрозненно. Как будто валялись без дела палка, наконечник и жильная обмотка, а потом черешковое острие всадили в палку да обмотали для крепости — и получилось копье.

Истер приятно было бы думать, что в этом деле поучаствовали ее руки. Но даже если нет — какая разница, если в любом случае именно они держат копье?

Особых секретов от Длинного Лука она не заводила — знала, что он никогда не сумеет воспользоваться чем-то против нее. Но, конечно, были вещи, которых вожаку Вольницы просто не стоило знать. В частности, ее радость. Пока жива старуха, лучше вообще пореже открывать рот.

Лепрекон появился неожиданно, так что Длинный Лук даже вздрогнул, но пожатие руки Истер успокоило его. Все идет как надо? Отлично, посмотрим, что будет дальше.

А дальше началось мало кем из живых виденное зрелище.

Лепрекон оказался довольно неприятным низеньким созданием, ростом не более трех футов, в засаленном кожаном фартуке, надетом поверх безрукавки с несоразмерно большими пуговицами. От веку не мытые и не чесанные волосы висели космами, выбиваясь из-под широкополой шляпы странного покроя, с тремя небрежно загнутыми углами. Зато высокие башмаки с огромными, еще больше пуговиц, серебряными пряжками были новыми и крепкими, резко отличаясь от остального одеяния, хотя и запыленными до последней степени. Последнее обстоятельство, по всей видимости, сильно беспокоило лепрекона, потому что он постоянно опускал глаза и сокрушенно качал головой, бормоча что-то под нос. Недоумевая, Длинный Лук покосился на Истер — та едва сдерживала улыбку.

Мордочка существа в другой ситуации могла показаться симпатичной, избороздившая ее сеть морщин была похожа на ту, что украшает бесхитростных людей, привыкших проводить большую часть жизни в веселье. Выделявшийся на бледной коже красный нос тоже наводил на мысль, что обладатель его, хоть и не является человеком, все же не чурается некоторых простых человеческих радостей и не прочь бывает залить проблемы кружечкой-другой доброго эля. Однако сейчас не могло быть и тени сомнения — этой тварью двигала безрассудная алчность, которая и уродовала ее внешность до безобразия.

Суетясь и спотыкаясь, словно ничего не видя вокруг себя, но горестно попискивая каждый раз, когда его башмаки, даже в первый взгляд дорогие, стачанные из хорошей, тонко выделанной кожи, спотыкались о камень или путались в траве, лепрекон достиг того места, где лежал мертвец. Вынув откуда-то огромный нож с лезвием не менее фута, он перехватил его, точно двуручный меч, крякнул, замахнулся и резким ударом отделил голову мертвеца от шеи. Неожиданно сильной струей, будто из только что жившей плоти, хлынула кровь, часть ее попала на башмаки. Лепрекон, совершив удар, тотчас отпрыгнул, но было поздно — богатая обувка (не иначе как снятая тварью с какого-нибудь доверчивого дворянчика, как подумалось Длинному Луку) была безнадежно заляпана. Поток невнятных жалоб хлынул с новой силой. На мордочке лепрекона ясно виднелись два противоположных желания: продолжить начатое или бросить все к лешему, уйти домой и напиться с горя. Алчность победила.

Плюнув на все, существо подхватило голову и перенесло ее на несколько шагов повыше, а затем замерло, держа жуткий трофей на вытянутых руках. У Длинного Лука отвисла челюсть — там, куда падала кровь, земля уходила, проваливаясь, таяла, как снег под горячей водой, обнажая довольно глубокую яму. Лепрекона колотила крупная дрожь.

— Прикончи его, — прошептала Истер.

Она вынула кинжал и нанизала на него какой-то листок, Длинный Лук в темноте не разглядел, какой именно, быть может, это был трилистник, и протянула помощнику. Тот прицелился и метнул оружие. Клинок вонзился в лепрекона по самую рукоять, он выронил голову, всплеснул руками и рухнул ничком. Истер и Длинный Лук поднялись по склону, но не нашли там ничего, кроме ямы да сверкающего в траве кинжала. Только рядом, подобно скелетову тряпью, истлевали ботинки с несуразно большими серебряными пряжками.

Длинный Лук поднял оружие и, хотя оно было чистым на вид, тщательно вытер о край плаща.

— Я слышал о таких созданиях, но никогда не понимал, зачем им сокровища, — произнес он.

— Так что же не спросил? — фыркнула Истер, но все-таки ответила: — Любые сокровища вбирают в себя мистическую силу. Лепреконы, как и многие другие фэйри, умеют ею пользоваться.

— Что-то эта сила ему не слишком помогла. Убить его было проще, чем калеку.

— А ты думаешь, если бы я не отвела ему глаза, он бы нас не заметил? Впрочем, ты отчасти прав, они теперь уже не те. Старуха сожалеет о фэйри, а я так совсем не против, чтобы они вымерли. Их магия слабеет в мире, где растет мощь человека. Скоро эти твари совсем не будут нас беспокоить, лет через сто останутся только те, кого из милости примут в услужение маги. Прочие зачахнут или, если повезет, уйдут вслед за былыми…

— А куда они уходят? — поинтересовался Длинный Лук, кося глазами на яму.

— Далеко, — не совсем понятно ответила Истер. — Пожалуй, дальше тех мест, где блуждают духи. Да, остаются еще безмозглые чудовища, которые сами не владеют и толикой магии, но уж им-то долгий век на земле точно не сужден. Ладно, пес с ними со всеми.

Истер опустилась на колени и провела пальцами по краям ямы.

— Заклятие снято, все в порядке. Принеси лопату — нам придется расширить эту дыру, иначе сундуков не достать.

— Сундуков? — поразился Длинный Лук, мигом забыв о проблемах маленького народца. — Сколько же там золота?

— Много, — усмехнулась Истер. — И не только золота. Беги за лопатой.

Длинный Лук и сам не успел заметить, как совершил эту пробежку, возможно, он мчался быстрее собственных стрел. Его поспешность неприятно кольнула Истер: неужели она все-таки переоценила эту дубину? Ее кулаки непроизвольно сжались. Нет, она не могла так ошибиться!

Сундуков оказалось четыре, и весили они столько, что Длинный Лук искряхтелся, доставая их. Глаза его блестели лихорадочно. Истер, пытаясь сохранить спокойствие, сидела на земле шагах в трех и молча наблюдала, как он окованной железом лопатой сбивает замок с одного из сундуков. Конечно, это было бесполезное занятие: заклятое железо не ржавеет, во всяком случае, не ржавеет очень долго. Но слабым местом оказалось дерево. Оно все-таки подгнило, человек, заклинавший клад, по мнению юной ведьмы, спешил и допустил небольшую ошибку. И когда Длинный Лук промахнулся по замку, доска легко поддалась. Вожак Зеленой Вольницы попросту вырубил ушко и откинул крышку. Истер прикрыла глаза и услышала восхищенный вздох, до того красноречивый, что и семейство лепреконов не смогло бы яснее выразить своих чувств.

— Да здесь… здесь вся жизнь, — выдохнул после долгой паузы Длинный Лук.

Истер открыла глаза. Лицо Длинного Лука мало чем отличалось от морды только что убитой им твари.

— Закрывай, — сказала она. — Поскорее погрузим на лошадей и поедем обратно.

Длинный Лук посмотрел на нее, но взор его далеко не сразу стал осмысленным.

— Послушай, — он сглотнул, — зачем нам все это, а? Мы же теперь богаты, как короли! Ты только взгляни сюда — здесь не просто золото, здесь украшения, камни, самоцветы, алмазы… Да эти вещи стоят десять таких сундуков чистого золота, а у нас их четыре… Ну что ты молчишь?

Истер смахнула со щеки щекотавшую ее пушинку.

— В самом деле, — Длинный Лук запустил руку в груду богатств, поворошил чеканные монеты, потом присел рядом с юной ведьмой, — зачем нам все это нужно? Войны, колдовство… Ради чего мы все это делаем? Да ради этих же монет, ради денег. Так вот они — в готовом виде. В четырех сундуках — все радости жизни. Богатство. Если хочешь — слава. Замок, да что замок — дворец там, где мы пожелаем…

— Пиры, балы, соколиная охота, — продолжила Истер. — Как скучно.

Он посмотрел ей в глаза с явным сомнением в ее рассудке.

— Ну не это, так что-нибудь другое, — осторожно сказал он.

— Например? Женщины и вино? Прием у короля? Оргии? Милый мой, как все скучно.

— Ради чего мы тогда живем? — бросил Длинный Лук, будто выплюнул. Глаза у него при этом были жесткие, а выражение их говорило: сам знаю, все мы это знаем, а что остается?

— Только не ради того, чтобы скучать.

— Вот денежки и помогут развеять нашу скуку.

— Твою, — отрезала Истер. — Твою — может быть. А по мне — нет ничего омерзительнее твоих дворцов. Мне нужна Сила, за нее я буду сражаться. Хочешь бросить все? Бросай! — Она поднялась на ноги, чтобы смотреть сверху вниз, и наклонилась к лицу Длинного Лука. — Бери сундуки, вьючную лошадь и удирай. Я, если будет нужно, и другой клад найду, выцарапаю из земли. Вернусь, подниму Вольницу и захвачу замок Рэдхэнда. Я даже обещаю, что не стану поднимать тебя на смех перед людьми, которых ты считал своими. Если хочешь, я расскажу им сказку о твоей красивой смерти в бою. И пока ты будешь жиреть на своих оргиях и пирах, я буду вечно молодой, вечно сильной и вечно властной! Может, мне и будет тебя не хватать, но второй раз ко мне не приходи. В лучшем случае я вышвырну тебя — и, поверь, сумею сделать это побольнее. Знаешь почему? Потому что слабак не достоин жить в землях Силы!

«Сейчас он набросится на меня с кулаками и покажет, что он идиот, — размышляла она между тем. — Или вступит в перепалку, словно баба, и покажет, что он тряпка. Или возьмет сундуки, лошадь и уедет. И покажет, что он слабак. То же самое, если не хуже, если испугается меня и начнет просить прощения за глупость, хотя это вряд ли…» Впервые она поняла, что не может предсказать поступок самозваного короля. Что ж, само по себе это вовсе не плохо, это означает, что он стоит на перепутье — и совершит выбор сам.

К великому облегчению Истер, он не сделал ничего из того, что она успела передумать. Вместо этого пристально посмотрел ей в глаза и спросил:

— Проклятье, ведьма, чего тебе надо от жизни?

— Много чего. Например, чтобы вот это, — она указала на сундуки, — никогда не становилось моей единственной добычей в жизни. Я хочу счастья, и я его получу. Потому что я знаю, где искать.

— Замок Рэдхэнда — вот твое счастье?

— Нет, ты неправильно понял. Замок — это только замок на вратах к счастью. А там, дальше, лежит сказочная страна Силы и вечной жизни. Я говорю правду… я знаю, как использовать Первозданную Силу, я давно готовилась к тому, чтобы прийти к ней… Она дает такие возможности, о которых даже мечтается с трудом.

— А мне ты оставишь рабов, богатство, пиры и увеселения? — усмехнулся Длинный Лук. — Если бы я мог взять больше — взяла бы ты меня с собой?

— Я сама могу дать тебе нечто большее. А если ты не сможешь или не захочешь взять, ты все равно останешься в выигрыше. Твоя воля возрастет стократ, и ты сумеешь затмить всех королей мира.

Что ж, этим Длинного Лука можно было привлечь, но он не спешил радоваться перспективам. Он размышлял.

— Хорошо, пусть так. А что будет, если мои планы изменятся? Ты убьешь меня, если мне понадобится нечто большее, чем роскошная жизнь вельможи? Например, то, к чему стремишься ты сама?

— Нет, — улыбнулась Истер. — Ты ведь никогда не обгонишь меня в магии. Мы с тобой друг другу неопасны, мы друг другу нужны. Очень нужны. И поэтому я буду давать тебе все, что смогу, а могу я многое…

Лицо Длинного Лука непроизвольно растянулось в ответной улыбке. Тысяча чертей, эта девчонка умела заставить его почувствовать себя на высоте! «Что я вообще находил в Изабелле? — недоумевал он, вглядываясь в бездонные колодцы очей Истер. — Безмозглая, сумасбродная дурочка, мечтательница…» Да, в Изабелле не было ни крохи того, что делало Истер настоящей королевой.

— Ладно, девочка, идем подарим золото дуракам, пусть их жадность разгорится как следует, — сказал он.

В обратный путь пришлось отправиться пешком, ведя нагруженных лошадей в поводу.

— А чье это золотишко? — поинтересовался Длинный Лук. Он вдруг обнаружил, что, оказывается, способен думать о несметном богатстве хладнокровно и без малейшего сожаления. Это открытие порадовало его — есть в нем, значит, стальной стерженек! Минута на холме, когда тусклый блеск драгоценностей заставил его забыть обо всем на свете, теперь вспоминалась как какое-то постыдное помутнение рассудка.

В самом деле, весело размышлял он, если мне понадобится золото, я всегда его добуду — вот в чем соль!

— Трудно сказать, — пожала плечами Истер. — Кому оно принадлежало изначально, я не знаю, да и не пыталась узнать. Возможно, не всякий дух сможет это сказать. Но этому золоту уже много веков — по всему видно, что римское. Куда и зачем его перевозили, уже не имеет значения, но римляне в то время находились поблизости, а отбили его галлы. Драка была жестокой, их уцелело всего шестеро, и среди них — один небезызвестный в те годы друид-воин. На обратном пути с ними произошло много разного, наконец они поссорились, вспыхнула драка, и трое погибли от рук товарищей. Друид не стал вмешиваться, он уже видел, что с его спутниками добра не жди. У подножия холма галлы остановились на ночлег, и друид убил их. Закопал клад, а их души заставил служить себе, охраняя сокровища. Думаю, он собирался использовать золото в борьбе с римлянами, но вернуться уже никогда не смог. Хочешь знать, где он пропал? В Драконовом лесу, точнее сказать, у самого подножия Драконовой горы. Его привлекла туда Первозданная Сила, о ней уже тогда было давно и крепко забыто. Друид не справился с ней.

— Чудные сказки рассказывают тебе духи на сон грядущий! А откуда взялся лепрекон?

— Думаю, он видел, как колдун заговаривает клад, и с тех пор пытался одолеть заклятие. Бедолага давно свихнулся, как и все его собратья. В сущности, я не уверена, стоит ли вообще называть его лепреконом… И он, и те немногие, кто еще остался, — жалкие вырожденцы. Да, — вздохнула Истер, думая уже о чем-то другом, — настоящая магия возможна только там, где бьет источник Первозданной Силы. О том же самом рассказывают и духи. Но мне уже прискучило слушать их. Интересно, когда они открывают прошлое, но о будущем от них не добьешься ни слова. Все талдычат о днях минувших, одно и то же по сто раз подряд, будто решили свести меня с ума! Как мне все это надоело…

Последние слова она уже прошипела, и Длинный Лук понял, что она предельно раздражена. Он коснулся ее плеча:

— Наплюй на них. У нас есть дела поважнее.