Схаас

Глава 20 ДРАКОНОВА ГОРА

Драконова гора высилась над головами путников неправильным конусом, и Джон почему-то подумал, что она похожа на мятый колпак престарелого лесовика, хотя никаких колпаков в Вязовом Чертоге ему видеть не приходилось. Он поспешно вернул мысли в актуальное русло.

— Благослови нас Господь и святая Дева Мария, — пророкотал Гарри взволнованным голосом и широко перекрестился. — Вот мы и пришли…

— Мы на пороге судьбы, — откликнулась Изабелла. — Джон, Гарри, чем бы все ни закончилось, я рада, что пошла с вами. Так прекрасно сознавать, что твоя жизнь вписана на главных страницах скрижалей судьбы…

— Изабелла, солнышко мое, давай отложим возвышенные речи на потом. Та же просьба и к тебе, Гарри, — добавил Джон, извлекая и разворачивая скопированную сэрами Томасами карту. — У нас сегодня очень важная и ответственная ночь, следует к ней подготовиться.

— Так мы же и готовимся, — робко отозвался Гарри.

— Что может быть важнее, чем поднять дух перед последним шагом? — поддержала его Изабелла.

— Пока что нам предстоит сделать предпоследний шаг. Мы вышли к горе с северо-востока, а нужная нам пещера находится на юго-восточном склоне. Нужно успеть добраться до нее, выбрать удобную позицию, разбить лагерь и отдохнуть перед дракой. Надеюсь, никто не забыл, что этой ночью у нас драка? Предположительно — с орками подвида «разбойник», а может быть, «воин».

— Да, вот где будет не хватать нам Бена, — вздохнул Гарри.

— Вот только Бена там и не хватало, — отозвался Джон. — Убежден, что ему было предначертано погибнуть именно в этом бою.

Он тронул поводья, и Цезарь резво зарысил в обход горы. Изабелла и Гарри устремились за ним. Ехали гуськом, переговариваться было неудобно, так что поднимать свой боевой дух каждому пришлось про себя.

Закат был ярким. Даже когда путники въехали в тень горы багряное зарево еще долго окаймляло поросшие зеленью склоны тревожным и вместе с тем притягательно красивым ореолом. Обрывки облаков неподвижно лежали на небе россыпью горящих углей.

Из-за этого всепоглощающего зарева сумерки долго не могли воцариться даже у восточного подножия, и Джон успел подивиться одной странности: за те две или три мили, что они проехали, огибая гору, он, кажется, успел перевидать на склонах и в окружающем лесу все породы деревьев, какие вообще можно встретить в этих широтах. Мирно соседствовали здесь могучие сосны и дубы, разлапистые ели, стройные березы, рослые тополя, кудрявые красавцы клены… пихты, ясени, лиственницы, вязы, буки, а меж ними — купы ольшаника, ивняка, падуба, вереска… Глаза разбегались. Настоящий дендрарий. А вот верхушка Драконовой горы было совершенно лысой. Сразу вспомнились русские сказки и поверья. «Может, это Змей и обработал гору? — подумалось молодому графу. — Под нечто привычное и с детства знакомое. Дизайн от Горыныча… Тьфу, опять отвлекаюсь…» Впрочем, именно сейчас Джон не слишком сердился на себя за посторонние мысли. Обычно они раздражали его, лишний раз подчеркивая неспособность обитателя «развитого века» всерьез на чем-то сосредоточиться, увлечься чем-нибудь до самозабвения — он даже порой ловил себя на белой зависти к детям «варварского Средневековья» в этом отношении. Но в данный момент Рэдхэнд чувствовал себя глупее некуда, когда, подсвечивая зажигалкой, старательно вел отряд не к безопасному месту, а к лишней неприятности.

Стемнело. Путники спешились и размялись, поджидая восход луны. Ночное светило не запоздало, но ориентироваться все равно было не слишком-то удобно. Поглядывая на Полярную звезду, Джон вскоре объявил:

— Ну хватит. Мы уже, кажется, с нужной стороны горы, если кому надо на нас нападать, пусть сам сюда тащится. В конце концов, мы же меняем судьбу, верно? Вот и пускай сами ищут нас по темени.

— А мы пока что отдохнем, — с энтузиазмом поддержала Изабелла.

— Тогда и огня разводить не оудем: зачем облегчать им задачу? — предложил Гарри.

— Верно, — кивнул Джон. — Но, знаешь, хворосту все-таки собери, лучше, чтобы был под рукой на всякий случай.

Место он выбрал знатное, опытный в таких делах Гарри оценил его по достоинству: заросли скрывали троих путников от постороннего глаза, зато сами они получали отличный обзор.

— Изабелла, что у нас на ужин?

— Яблоки и печево от Финна. Вот и помянем старика…

Вскоре все было готово. Закутавшись в плащи, друзья уселись под сосной, поели, помянули лесного провидца, вздохнули о тяжкой судьбе Аннагаира, о раненом Бенджамине. Поговорили и о своих делах.

— Странно, что путь сюда от Хранителей леса занял столько времени, — заметил Гарри.

— Наверное, из-за того, что мы слишком рано расстались с Пином, — предположила Изабелла. — С ним бы мы вмиг очутились где нужно, а так — пока из леса выбрались, пока осмотрелись… Да еще сколько времени потеряли с этими мерзкими троллями-корягами.

— В конечном счете не так уж и много, — задумчиво проговорил Джон, глядя на часы. — Все наши задержки не превысили одного часа.

— А, простите, что отвлекаю, сэр Джон, но который теперь час? — с подчеркнуто светской интонацией спросил Гарри. Падкий на чудеса, он просто влюбился в этот «волшебный браслет» и временем интересоваться был готов каждые пятнадцать минут, если других дел не было.

— Одиннадцать тридцать. Через полчаса наступит полночь, — ответил Джон. — Обязательно надо сказать сэру Томасу, чтобы поставил где-нибудь в Рэдхэндхолле солнечные часы.

— Очень полезное получится нововведение, — важно кивнул Гарри.

— Я вот к чему. Мы выиграли много времени с помощью Пина, но он не довел нас до конца, и из-за этого мы часть времени потеряли. Однако, надеюсь, не очень много. Истер, конечно, не хочет допускать нас к сокровищам, но она не рассчитывает, что мы окажемся у горы так быстро. Вероятнее всего, она еще не вернулась из этого параллельного мира, то есть с той стороны Врат, как сказал Аннагаир.

— Значит, боя этой ночью может и не быть? — сразу поняла к чему он клонит, Изабелла.

— Умница. И это, по-моему, подтверждает то, что судьба действительно изменилась. А еще это означает, что у нас есть возможность спокойно отдохнуть. Поспите-ка вы, ребята, а я покараулю.

— Но как можно уснуть в такую ночь? — воскликнула Изабелла.

— Очень просто: закутавшись в плащи и закрыв глаза. Я не хочу, чтобы вы завтра шли в пещеру сонными мухами. Так что отставить разговорчики. Командир сказал — спать.

Джон встал на ноги, прошелся по поляне, пока его спутники укладывались поудобнее. Луна в очередной раз юркнула за клочок облака и вынырнула, возбудив среди окрестных ночных птиц волну пересвиста. И вдруг где-то над головой ухнул филин. Да так славно ухнул, что Джон, не задумываясь, присел обхватив голову руками, только что не распластался по земле. Нервы, нервы… Это все из-за неосторожного предупреждения призрака. Он ведь не уточнил, чьим именно будет крик…

Однако ничего страшного не произошло. Не зная, видят его спутники или нет, Джон присел несколько раз, будто просто разминался, потом отошел в тень сосны.

— Не спится что-то, — спустя некоторое время прошептал Гарри. — Может, споем?

— Ну ты придумал, — также шепотом откликнулась Изабелла. — Спи давай, пока сэр Джон не заметил.

— Да он ругаться не станет…

— А зря. На таких, как вы с Беном, время от времени нужно покрикивать.

— Нужно, — без сарказма признал Гарри и, помолчав, добавил: — Бен хороший. Просто его никто не знает по-настоящему.

— Да я знаю, что хороший, — вздохнула Изабелла. — С другим бы ты не дружил.

— При чем тут я? Он просто…

— Надежный человек и никогда не предаст. Знаю. И сэр Джон это знает.

— Сэр Джон — удивительный человек…

Молодой граф не стал дожидаться продолжения и прошуршал по траве, не выходя из тени, якобы возвращался из разведки. Изабелла и Гарри старательно изобразили глубокий сон, переигрывая, как дети на утреннике. Постепенно их сопение становилось все более натуральным.

Воцарилась тишина, сочная тишина отдыхающего леса.

Джон слушал ее, смотрел на звезды и медленно осознавал обидную пустоту в голове. Сегодня он окончательно и бесповоротно уверился, что судьба изменилась. Что бы ни оказало влияние на ход истории, опасения призрака сбылись и будущее теперь неопределенно. И Джон обнаружил, что ему не о чем думать. Досадно — как будто он и не живой человек, а инструмент…

Всхрапнул Цезарь. Джон подавил в себе желание согнуться в три погибели. Ну что ты будешь делать! Предупреждение о крике определенно потеряло всякое значение, а ведь как въелось… Нервы. Эх, провести бы сейчас недельку на горном курорте. Ровный морозец, лыжня, крутые спуски; приятное общество, вечера перед камином, шахматы, бридж, бильярд, свежая «Times», неторопливые беседы… Тьфу ты, скука какая.

Уж лучше здесь отдохнуть. Если все обойдется, можно будет сходить на охоту. Других развлечений тут нет, зато нет и телевидения. А вот камин есть. И общество несравненно более приятное, чем посторонние люди с отшлифованными улыбками Карнеги. Шахматы можно вырезать, бридж изобрести, а вместо никому здесь не нужного бильярда существуют соревнования лучников.

Джон не заметил, как тихонько сполз по стволу, закрыв глаза. И привиделось ему вдруг совсем иное. Прошитый солнечным лучом березовый подлесок, так непохожий на величественную колыбель Первозданной Силы, запах разнотравья… И голос матери: «Ванюша, иди сюда! Посмотри, что папа нашел!» Он выбегает на поляну, сворачивает у старой березы и легко находит их. Вот сидит на корточках мать, такая красивая в этом новом платье, а рядом высится отец — тоже очень красивый, чопорный и внушительный даже в спортивном костюме. И вместе с тем такой смешной! Граф чувствует себя королем над россыпью грибов, найденной им самим.

Граф Самуэль, считавший когда-то, что он хорошо знает Россию, учится жить здесь. Тем же самым в большей или меньшей степени заняты Катя и Ванюша-Джонни. Скоро они вернутся в город, и на каждого навалятся свои заботы. Непереносимый быт — на Самуэля Джона Руэла, восстановление утраченных навыков — на Катю. Отношения со сверстниками, для которых он стал чем-то вроде тихо ненавидимого идола, — на тринадцатилетнего графа.

Во сне Джон знал, что все это ненадолго, и особенно остро ценил мирные минуты семейного счастья. Почему-то не любой другой, а именно этот гротескный период своей жизни он вспоминал с особенным удовольствием…

— Сэр Джон!

Вздрогнув, Рэдхэнд проснулся.

— Ну дела… Надо же — заснул на посту. Спасибо, что разбудил.

— Не стоит, сэр Джон. Я подумал, у меня все равно сна ни в одном глазу, давайте я покараулю.

Джон поразмыслил и согласился:

— Хорошо. Ты только вот что: если вдруг услышишь какой крик, пригнись. На всякий случай.

Он закутался в плащ рядом с Изабеллой и смежил веки. Однако сновидения больше не посещали его, хоть он втайне и надеялся на продолжение. Ему давно уже не снились родители, детство, Россия.

Проснулся он незадолго перед рассветом. Луна давно уже скрылась за горой, звезды все так же сверкали в глубоком небе, но что-то изменилось в их блеске, предвещая скорую, зарю.

На плече мирно посапывала Изабелла. Странно, но Джон далеко не сразу заметил это, а заметив, почему-то не удивился. Только осторожно вынул руку из-под головы девушки, заслышав шаги Гарри, а то мало ли что он подумает.

— Доброе утро, — сказал молодой граф, поднимаясь и разминая мышцы. — Долго я спал?

— И вам доброе утро, сэр Джон. Точно не скажу, хотя, если вы сообщите мне, который теперь час, я смогу подсчитать…

— Ясно. Ну давай теперь ты вздремни. Как начнет светать — выступим.

— Сказать по правде, мне совсем не хочется спать. Я знаю, сэр Джон, героические мысли смешат вас выспренностью, наверное, вы правы, ибо думать о себе как о настоящем герое — это гордыня… Но иначе не могу. Я молился этой ночью, и душа моя исполнилась такого вдохновения, что уснуть сейчас было бы грешно.

— Хм, ну что же… Только с чего ты взял, будто героизм смешит меня?

— Но… я же видел ваше лицо, когда вы раньше слышали подобные слова, — потупился Гарри.

— Может быть, ты не очень внимательно смотрел? Да, у меня многое вызывает улыбку, такой уж я человек, но мне и в голову не придет смеяться над искренним чувством. И особенно — над тобой, Гарри.

Изабелла откинула плащ и сказала бодрым голосом, словно и не спала:

— С добрым утром! Все уже на ногах? Так, может, не будем ждать рассвета?

— Выйдем, как только станет видно дорогу, — согласился Джон. — А пока свернем вещички.

Они наскоро перекусили и привязали коней, вернее, накинули поводья на ветки, так чтобы в случае нужды скакуны могли освободиться без посторонней помощи. На востоке вовсю полыхала заря, свет еще не добрался до земли, но склоны горы были видны отчетливо. Джон не без удивления обнаружил, что слегка просчитался ночью, когда намеревался остановиться на отдых, не доходя до нужного места. Оказывается, путники вкушали сон прямо напротив искомой пещеры.

Она располагалась в миле впереди, на высоте не более сотни ярдов. Путь к ней лежал по пологому откосу, издалека можно было решить, будто от порога пещеры к подножию горы стекает широкая полоса выглаженного камня. Будь здесь обжитые места, Джон непременно решил бы, что это торная дорога.

— А дракон-то не такой уж и домосед, — заметил он. — До сих пор совершает прогулки.

— Но никто его никогда не видел, — сказала Изабелла.

— Должно быть, он не любит отлетать от горы, — предположил Гарри. — Дорожит своими сокровищами.

— Наверное, ты прав, — сказала девушка. — Интересно, а сам он знает, какие ценности стережет?

— Полагаю, да, — сказал Джон. — Во всяком случае, насчет меча сэры Томасы говорили вполне определенно. Ну что ж, друзья мои, в путь.

Подъем занял у них не более получаса, и вот, когда край солнца показался над зеленым ковром листвы, путники оказались на широкой площадке перед пещерой.

Когда-то это был парадный вход. Потрескавшиеся, обветренные камни из последних сил сопротивлялись времени, и уже стоило труда догадаться, что прежде гостей здесь встречали узорные колонны, скульптуры, резная арка ворот.

Едва оторвавшееся от горизонта солнце наискосок высвечивало начало пещеры, но уже в десятке шагов от входа стены ее терялись во тьме.

— Приготовьте факелы, — чуть хрипловатым голосом сказал Джон. Когда все было готово, добавил: — Ну, с Богом… — и чиркнул зажигалкой.

Три фигуры двинулись во мрак пещеры, и солнце смотрело им вслед.

Внутри было холодно, под каменными сводами гуляли сквозняки. Шагов через семьдесят главный ход разделился, и Джон повернул направо — он хорошо помнил карту.

Они уже обсудили курс. Проще всего казалось идти самыми широкими ходами, которыми наверняка и пользовался Змей, но, во-первых, таких ходов было несколько, во-вторых, предпочтительнее было подкрасться к чудовищу незаметно. Так что было решено не мудрствуя лукаво поверить карте и достичь винтовой лестницы, от которой ответвлялись коридоры, дракону явно недоступные.

Кольцевой туннель, по которому двигались путники, то и дело пронизывал просторные залы с широкими колоннами, но смотреть в них было решительно не на что, повсюду царили разор и запустение. На выщербленных плитах пола и на колоннах виднелись следы огромных когтей, впрочем нечеткие. Змей сюда наведывался очень давно.

Встречались и другие ходы, в основном по левой стороне туннеля, средней величины, а встречались и совсем несерьезные, от силы для собаки. Одним из таких Джон заинтересовался особо. Присев на корточки и посветив факелом, он обнаружил крошечные ступеньки, ведущие от порога куда-то вниз.

— Значит, правду говорят, что будто эту гору когда-то населяли гномы, — сказала Изабелла.

— А может, это гора Коблинай? — спросил Гарри. — Я слышал про такую.

— Про гоблинов слышали все, — ответила Изабелла.

— Нет, я другое слышал. Будто в одной горе прежде, еще когда эльфы бродили по лесным чащобам и чаще подходили к человеческим кострам, жил народ коблинай. Как и гномы, они были хранителями гор, а в той горе было их царство. Они дружили с эльфами и всеми светлыми фэйри, но потом прогневили королей Дивного народа.

— Чем?

Гарри пожал плечами.

— Это произошло из-за швергинов, еще одного горного народа. Я точно уже не припомню, один старик в нашей деревне рассказывал, однажды даже песню напел про этих швергинов. Песню-то я не запомнил, а так только, попытался сам переложить.

— Жаль, что сейчас не время для песен, — выпрямился Джон. — Что бы здесь ни происходило раньше, теперь у горы только один житель и один хозяин, он-то нас и должен беспокоить. Идемте. После третьего зала нам нужно будет свернуть и спуститься вниз, в сердце горы.

— Ну конечно, я, собственно, и не собирался петь. — Гарри отвел глаза с таким смиренным видом, что Джон почувствовал себя критиком-самодуром. Права Изабелла, иногда на него надо покрикивать…

После третьего зала туннель еще с четверть мили плавно закруглялся, потом наконец в левой стене его показалась ведущая вниз лестница. Она была двойной: по правой части сбегали вниз обычные ступени, а по левой — совсем крошечные, предназначенные для ноги вдвое, а то и втрое меньше человеческой. Через каждые двадцать ярдов спуска лестница поворачивала, каждый третий поворот выводил к очередному коридору. Сквозняки здесь налетали порывами, заставляя шипеть и гудеть факельный огонь. Тогда начинало казаться, будто стены пещер с их осыпавшимися, неразличимыми узорами наполняются ожившими тенями, и было в их безумной пляске что-то страшноватое и вместе с тем жалостливо-беспомощное.

— А про что там говорилось, в этой песне? — тихо спросила Изабелла.

— Про то, что швергины обманули коблинаев, из-за чего у них вышла с ними война, которую прекратили только эльфы, изгнав швергинов куда-то в запредельные края. Но мне больше запомнилось начало. «Века и века в скалах жили они — каменьем от камня, землей от земли. Ни блага, ни злобы не знали они, лишь в горном труде проходили их дни. От войн ли застонут соседей края, покроются ль мирною тишью поля — швергинов ничто не тревожит покой во мраке суровой горы роковой…»

— Хватит, — поежилась Изабелла. — Что-то не кажутся мне эти тени такими уж равнодушными. Здесь повсюду… какая-то тревога, что ли…

«Надеюсь, она чувствует не напряжение скальных пород, — подумал Джон. — Ничего удивительного — гора изрыта насквозь, странно, что еще держится».

Но древние зодчие, швергины ли, коблинаи или эльфы, свое дело знали. Джон улыбнулся сам себе: не забавно ли, что он всерьез считает мысль о беспокойных душах гномьих родственников более правдоподобной.

Достигнув подножия лестницы, они двинулись прямо и вскоре очутились в большом зале, потолок которого был выложен, кажется, хрусталем: он подхватил свет факелов и умножил его многократно, дробя на все цвета радуги. Путники вздрогнули, так это было неожиданно, и замерли в восхищении — так это было прекрасно.

Змей никогда не бывал здесь, да и не смог бы из-за низких потолков. В этой части горы ходы были преимущественно коблинайские, но зал и несколько коридоров явно предназначались для общего пользования.

Здесь прекрасно сохранились широкие, кряжистые колонны, выполненные в виде натруженных рук, поддерживающих потолок. Запыленная мозаика пола еле просматривалась, но местами под ногами гостей ясно проглядывал многоцветный орнамент. По стенам вились барельефы, меж ними приютились черные от старости бронзовые светильники. Нетрудно было догадаться, что расположили их не в случайном порядке, а так, чтобы добиться наибольшего эффекта от необычного потолка. У дальней стены возвышался помост с установленным на нем двойным мраморным троном — для короля и для королевы.

Барельефы, как и все прочие остатки древности, были немало подточены временем, и все же тут они сохранились гораздо лучше и были способны еще поведать историю жизни коблинаев. Историю их дружбы и вражды с людьми и эльфами, повесть о том, как приютили здесь когда-то диковатых швергинов, пришедших из далекой страны в полуночных краях. Джону дико захотелось, чтобы в руках у него был фотоаппарат.

И наверное, впервые с того момента, как очутился в прошлом, он вполне осознанно сказал про себя: не видать мистеру Торну ни замка, ни окрестных земель как своих ушей. Подумать только, неужели эта красота сохранилась и до третьего тысячелетия? Должна, просто обязана сохраниться! Ну да, ведь теперь сэр Томас узнает о ней и примет все меры, чтобы с жемчужиной волшебного зодчества ничего не случилось. Правда, тогда неясно, почему сам Джон, как и его отец, никогда не знали о горном городе. «Стоп, это опять посторонние мысли!» — резко осадил себя молодой граф, когда ему стали представляться восхищенные репортеры, по великой милости допущенные в отреставрированный зал, где только члены Королевского Археологического Общества будут постоянными — но отнюдь не вечными! — гостями.

— Боже мой, какая красотища! — прошептала Изабелла.

Джон передал факел Гарри и с видом делового хладнокровия достал карту. Он помнил и это место, но решил удостовериться, ибо на бумаге залу не соответствовали никакие пометки. Изабелла же, не удержавшись, принялась ходить от стены к стене.

— Смотрите! — приглушенным голосом позвала она. — Теперь все ясно. Коблинаи строили парадные входы для эльфов и людей, а здесь, наверное, и проходили торжественные встречи и пиры… А вот швергины — смотрите, они ростом с обычных людей. Вот они, пришли с севера. Они учились у коблинаев… А вон там — уже после войны — в горе поселились эльфы. Какое чудо…

— Солнышко мое, не увлекайся. Из этого зала мы выйдем на винтовую лестницу, ведущую вверх и вниз. Коблинаи жили у самых корней горы, а эльфы хранили свои сокровища выше.

Двери обнаружились неподалеку от трона, в одной из ниш между барельефами, изображавшими царственного коблиная не то вершащим суд, не то принимающим гостей и какую-то батальную сцену. Короткий и довольно низкий переход привел змееборцев к небольшой площадке с выточенными из камня резными перилами. За ней вилась крутая лестница.

— Теперь надо подняться на пять пролетов вверх, — сказал Джон и первым шагнул на древние ступени.

Поднимались долго. Первые два пролета миновали почти сразу, зато третьего достигли только через тысячу шагов. Замыкавший шествие Гарри все еще выглядел бодро, но Джон с Изабеллой уже пошатывались.

— Поднимемся еще ступеней на двести, — мужественно решила Изабелла в ответ на красноречивый взгляд молодого графа. — Там и отдохнем.

Со счета они сбились, но Джона это уже не интересовало, он объявил привал.

— Нам только не хватало вывалиться на Горыныча выжатыми, как виноградины. Надо отдышаться.

Подстелив плащи, путники уселись на каменные плиты ступеней и погасили два факела.

— Еду кто-нибудь взял? — спросил Джон без особой надежды. Еще на последнем привале он сам призывал оставить все лишнее: мол, внутри понадобятся только свет и оружие. Вода была с собой у каждого, без нужды ни один путник с флягой не расстанется.

— У меня сухари с собой, — откликнулся Гарри. — И верно, можно подкрепиться. А то даже скучно просто так идти.

Они разделили запас, и лестница услышала звуки, никогда доселе на ней, вероятнее всего, не раздававшиеся. Голодными змееборцы еще не были, но скромная закуска и не претендовала на звание трапезы, просто дала необходимую передышку и прибавила сил.

— Позвольте поинтересоваться, сэр Джон, — стряхнув крошки с колен, спросил Гарри, — который теперь час?

— Без четверти одиннадцать. Мы неплохо продвигаемся, — ответил Джон и на всякий случай вновь достал карту.

— Ну что, Гарри, сытому вояке уже не так скучно? — с улыбкой спросила Изабелла.

— Да это я так сказал, по старой привычке, — улыбнулся гигант. — На войне почти всегда так бывает: мысли только о еде. А здесь-то, конечно, нет, здесь другое. Я вот коблинайский зал забыть не могу. Вот ведь время было! Эх, иногда я думаю: опоздал я родиться, сильно опоздал. Жить бы мне тогда… А что, силой, слава Богу, не обделен, был бы от меня толк в ратном деле. Глядишь, служил бы какому королю, а он, скажем, поехал бы к этим самым коблинаям. Ну или еще как-то, да лишь бы посмотреть на Хрустальный зал, каким он был, на эльфов… Ведь если даже Аннагаир не совсем эльф, то какие же они на самом-то деле были? И вообще, представь себе, как все тут было красиво!

— Представляю.

— И речи такие величавые, и дела великие… Прекрасное было время!

— Прекрасное, да. Но и страшное.

— О чем это ты? — удивился Гарри.

— А ты подумай, вояка, сколько зла тогда было, если даже нам теперь расхлебывать приходится. Или вот будущее возьми, как о нем сэр Джон рассказывает. Ведь тоже прекрасное? А он сам говорит, что у них на фунт красоты сто фунтов безобразия. Я ему верю. И вообще, знаешь, Гарри, мне кажется, оно всегда так — одно время другого стоит.

— Наверное, ты права, — пожал плечами великан.

Разумеется, он и сам задумывался об этом и, поскольку глупым человеком не был никогда, с легкостью признал правоту собеседницы. Не признал даже, а просто услышал подтверждением собственным мыслям. Но уж очень красивыми были грезы о великой древности, и так не хотелось отказываться от их сказочной притягательности!

— А все же, согласись, есть в старине что-то такое, от чего хочется петь, — закончил он.

Изабелла не успела ответить. Джон спрятал карту и велел зажигать факелы.

— Нам сейчас от старины больше проблем, — сказал он. — Значит, так. Остались последние шаги. Здесь трудно определиться с расстоянием, поэтому, когда достигнем пятого пролета, будьте настороже. Ничем не греметь, лишний раз рта не открывать, если нужно — говорить шепотом. Идем.

Оказалось, что до четвертого пролета они не дошли всего грех витков лестницы.

Начиная отсюда движение воздуха в лестничной шахте стали возмущать легкие порывы. Ярдов восемьдесят от места привала — и путники вышли к пятому пролету и шагнули в узкий коридор, по которому струился свежий воздух. Джон подумал, что любой архитектор позавидовал бы мастерству волшебного народа — трудно было даже вообразить настолько совершенную систему вентиляции. Судя по карте, это место находилось точно в середине горы.

Коридор дважды пересекался поперечными ходами, решительно запущенными на вид, короткие спуски перемежались с подъемами. То тут, то там попадались отколовшиеся валуны по стенам змеились трещины. Минут через пять путники уперлись в тупик.

— Завал, — шепнул Джон. — Придется идти обратно, хотя… погодите-ка здесь.

Он вернулся шагов на двадцать и вдруг растворился в скале — там, оказывается, был достаточно широкий пролом, не бросавшийся в глаза, потому что сливался с обрушенной частью стены, из-за чего обнажилось одно из помещений. Гарри, уже натренировавшийся чувствовать время, определил, что Рэдхэнд отсутствовал около десяти минут.

Вернулся тот весь покрытый пылью, слегка припадая на левую ногу, но с лицом довольным. Вручив Гарри свой факел, он присел, растер лодыжку и сообщил:

— Здесь параллельный ход, вполне можно добраться, только ступайте осторожнее. И потише. За этим коридором и лежит тронный зал эльфов.

— А дракона не видно? — спросила Изабелла.

— Так далеко я не зашел, просто убедился, что ход верно помечен на карте.

Разлом потрепал им нервы, пройти по нему бесшумно оказалось невозможно. Но вот и он остался позади, путники очутились у большого, просторного туннеля, кольцом опоясывавшего центральный зал. На внешней стороне туннеля располагались полустертые арки, ведущие к другим помещениям или вдаль, к склонам горы, на внутренней же были четыре входа в сокровищницу, два побольше, напротив них от кольцевого туннеля отделялись два широких парадных хода и два поменьше. Следовало ожидать, что драконьи головы окажутся направлены на один из больших входов.

Поманив друзей, Джон прошептал:

— Мы у бокового, западного входа. Заглянем сначала туда. Я первый.

Он вновь передал факел Гарри и, пройдя вперед дюжину шагов, махнул рукой, чтобы спутники следовали за ним. До бокового входа было еще шагов двадцать. Преодолев их, Джон задержал дыхание и заглянул в него одним глазом, но ничего не увидел. Только по мере приближения Гарри свет проникал внутрь, и вот сполохи огня осветили… спящую драконью башку.

Джону так и не удавалось раньше вообразить, какими будут его чувства при этой встрече. Оказалось — никакими. Он быстро, но без суеты махнул спутникам, чтобы отступили, и медленно, беззвучно отошел, объятый решительно слоновьим спокойствием. Только вот задержанное дыхание почему-то не спешило возобновляться.

— Голова. Одна. Спит, — обрисовал он ситуацию, когда все вернулись в коридор, из которого вышли к кольцевому туннелю.

— Большая? — спросил Гарри, старательно изображая профессиональный интерес.

— Не очень. Так, с полбочонка.

— Страшная? — поддержала Изабелла профессиональную беседу.

— Так, — покрутил пальцами Джон, вдруг понявший, что очертания Горынычевой морды как-то не закрепились в памяти. — Вот что, отойдем еще чуть-чуть и пошуршим бумагой.

Теперь все трое склонили головы над картой.

— Мы раньше не задумывались над размерами помещения, а оно, судя по всему, не так уж и велико. Тварь занимает его почти целиком. Жаль, я ничего толком не рассмотрел, но, боюсь, в тронном зале просто негде повернуться. Значит, на пороге западного входа одна голова. Которая из трех, мы не знаем. А хорошо бы найти хвост… Вот что, я думаю, имеет смысл воспользоваться верхним уровнем. Смотрите, схема коридоров на нем повторяется, и оттуда ведут четыре спуска к каждому из входов в сокровищницу. Западный — в десяти шагах от нас по кольцевому туннелю. Давайте поднимемся.

Возражений не последовало, как и дельных задумок. Уровнем выше люди действительно нашли ту же схему ходов, только кольцевой коридор был ниже и шире, а вместо сокровищницы были три-четыре комнаты неясного назначения.

— Можно всем сразу обходить вход за входом, — сказал Джон. — Но, по-моему, это пустая и опасная трата времени. Срубим одну голову и даже знать не будем, что делают другие. Предлагаю разделиться. Я возьму на себя северный вход, Гарри берет восточный, а Изабелла — южный. Сейчас каждый спускается вниз и движется направо. Двое, по всей вероятности, находят головы, а третий наткнется на хвост. Кому достанется голова — затаитесь и ждите, а если найдете хвост — действуйте. Ваша задача — привлечь внимание чудовища и заставить его зашевелиться. Думаю, он решит выбраться из сокровищницы. Значит, рубанете по хвосту — и бегом возвращаетесь на этот уровень. Двое других проникают в сокровищницу.

— Прекрасный замысел, — сказал Гарри.

— А потом? — спросила Изабелла.

— А потом — действуем по обстановке. Если хвост достанется мне, я сразу пойду внутрь и попробую убить гада одним ударом. У меня нет желания возиться с каждой головой в отдельности, уж лучше поищу, где у него сердце. Не геройствуйте, ребята, помните, что только у меня меч, которым можно сразить Змея, и вам нет смысла лезть ему поперек пасти. Обещаете? Главное, чтобы у двоих появилась возможность проникнуть в сокровищницу, один займется кладом, а я попытаюсь убить дракона. Но в принципе достаточно, чтобы внутрь попал я один. Все все поняли? Вопросов нет?

Еще раз добившись обещания, что на рожон лезть никто, кроме него самого, не будет, Джон велел спутникам встать к каждому из оставшихся спусков. Идти вниз договорились через сорок ударов сердца.

Может быть, придуманный Джоном план был нелепым, даже если не принимать во внимание то, что центральным звеном его было дерганье Горыныча за хвост. Но Джон раньше никогда не охотился на драконов, и лично ему план понравился. Главное — он гарантировал, что ни Гарри, ни Изабелла не будут маячить в поле зрения чудовища.

Впрочем, план все равно не сработал. Или, точнее, сработал не совсем так, как было задумано.

Сердечко Изабеллы билось быстрее, чем кузнечный молот в широкой груди Гарри, однако из всех троих со счета не сбился только Джон, так что по чистой случайности спустились они одновременно. Одновременно же преодолели расстояние от спусков до входов в тронный зал. Но перед решительным шагом дети Средневековья задержались для краткой молитвы, и Джон свою голову встретил первым.

Да, хвост ему не попался. А голова — впоследствии выяснилось, что она была средней, — оказалась бодрствующая.

Лежала она не у порога, а чуть дальше в глубь пещеры. Джон увидел ее, уже когда вошел внутрь и свет его факела отразился от множества блестящих предметов, тут и там сваленных кучами вдоль стен или разбросанных по полу. Тут были кубки, амфоры и другие сосуды, браслеты, гривны, перстни и прочие украшения, части доспехов, оружие. Вероятно, все это были изделия древнейших времен, во всяком случае, их не потускневший блеск наводил на мысль о канувших в бездну эпох секретах кузнецов-чародеев.

То, за чем он пришел сюда, Джон увидел намного позже. А сейчас, скользнув по сияющим россыпям, взгляд его остановился на внимательных немигающих глазах Змея.

Зал оказался несколько просторнее, чем ожидал молодой граф, однако света факелов хватило, чтобы разглядеть чудовище. В длину Горыныч достигал десяти — двенадцати метров, из которых львиная доля доставалась хвосту. Аккуратно сложенные крылья были крепко прижаты к бокам, шеи вытягивались метра на два — два с половиной. Головы, сантиметров по пятьдесят — шестьдесят длиной, по форме представляли собой нечто среднее между мордами лягушки и дога. Хотя большую часть их занимали мощные челюсти с клыками, похожими на турецкие кинжалы, желтые глаза с угольно-черными круглыми зрачками казались несоразмерно большими.

Голова неспешно поднималась вверх, пока не ткнулась в низковатый для такой громадины потолок, шумно раздувая ноздри, — будто собиралась приветить гостя отборной бранью. Но Джон сообразил, что запросто может получить порцию огня в лицо, пока стоит на фоне входного проема, и быстро шагнул вправо, к стене.

— Ах-х-ха!.. — прошипел Змей и вдруг сравнительно ясно произнес: — Вор-р!

По-русски, кстати, сказал. Тут же добавил это слово по-английски и еще на каком-то языке. Почему призрак не предупредил, что дракон будет говорящим? Хотя разве это что-нибудь меняет? Может, как раз потому и не сказал, что это не имеет никакого значения?

Так или иначе, но Джона не застала врасплох атака, предпринятая Змеем, едва молодой граф успел открыть рот и выкрикнуть: «Чудище поганое!..»

Тяжелая туша рванулась вперед. Еще не проснувшиеся головы проехали по полу, взметнулись вверх, ошарашенно оглядываясь. Челюсти средней головы оглушительно щелкнули в том месте, где только что стоял Джон, но граф отскочил, и Меч Света, словно сам собой покинувший ножны, рубанул ее по лбу. Наверное, славный клинок и мог разрубить кость, но сталь скользнула плашмя, только ослепив голову вспышкой боли.

Левая голова, тоже метнувшаяся было вперед, отшатнулась отделавшись легко царапиной на подбородке. Но, видимо, спросонья она еще не слишком хорошо соображала. Разглядев, с каким мечом стоит перед ней воин, она в первую очередь глянула себе под бок — именно там лежали небольшой сундучок, Меч Правосудия и Корона Зрячих. Убедившись, что вещи на месте, Змей левой задней ногой отодвинул их за себя, и левая голова прошипела:

— Не дам!

Правая пока ни во что не вмешивалась, наблюдала.

— Вор-р! — орала средняя.

— Не дам!

— Убью! — что есть мочи крикнул Джон, бросаясь вперед.

Краем глаза он успел заметить, как врывается в пещеру Гарри, потом ему стало не до того. Несмотря на кажущуюся несообразительность, головы умели действовать слаженно. Левая дернулась навстречу, привлекая к себе внимание, вновь отступила, а средняя напала сбоку. Все происходило быстро, и Джон даже не успел поразиться той ловкости, которую проявил, когда поднырнул под среднюю голову и одним взмахом почти начисто отсек ее. Разом ослабевшая шея рухнула вниз, задев Рэдхэнда за плечо, но он успел увернуться. И тут же к нему устремилась правая голова — Джон встретил ее уколом в нос, едва удержался на ногах, отпрыгнул.

Змей, недолго думая, рванул к нему, безразлично подмяв под себя мертвую шею. Обе оставшиеся изогнулись как вопросительные знаки, готовые атаковать с двух сторон, мощная грудная клетка надвигалась, чтобы распластать Джона по стене; а может, чудовище ударит его лапой — с ней тоже трудно тягаться…

Горыныч двигался с удивительным проворством. Отступление молодого графа едва заняло одну секунду, что там стена, огромная туша вот-вот должна была вмять его в пол, но тут Гарри, широко размахнувшись, нанес рубящий удар под колено правой задней лапы чудовища. Лапа дернулась, едва не вывернув храброму великану кисть, меч отлетел в сторону. Режущий удар ребром крыла отшвырнул Гарри далеко за порог восточного входа.

Эта мгновенная заминка и выручила Джона.

В начале короткой яростной схватки Изабелла, трепеща, пробиралась через южный вход, не отрывая глаз от хлещущего чешуйчатого хвоста. Она готова была взяться за меч, но если и не поняла, то почувствовала, что дела идут не по-задуманному. Поэтому она предпочла, проникнув в пещеру, затаиться у стены.

Кошмарное чудище не замечало ее, съежившуюся, преклонившую факел к самому полу. Поэтому так спокойно отодвинуло сундучок, проехавший по полу — точно к девушке! Корона, звеня, прокатилась несколько шагов, Меч же просто упал рукоятью к Изабелле. И та, забыв обо всем, кинулась к уже знакомому ей клинку.

Меч Света! Девушка обнажила его — сталь искрилась и упруго подрагивала, изнывая от жажды боя.

Вскрик Гарри заставил Изабеллу вздрогнуть. Она не вспомнила, кто из ее спутников где должен сейчас находиться, но по движениям Змея поняла, что туго приходится обоим. Четырехметровый хвост нервно щелкнул в двух шагах от нее, и девушка, не размышляя, нанесла удар.

Змей, хоть и не ожидал атаки с трех сторон, мог бы справиться и с куда большим количеством противников. Но страх объял дракона: сначала он увидел охраняемый клинок в руках врага, хотя он оставался на месте, и вдруг тот же клинок ранит его сзади! Уж в чем, в чем, а в таких вещах разбираются все драконы. Это было невозможно. Один меч еще куда ни шло, подкрались, подменили… но два!

Змей прянул вбок, проскрежетав чешуей по стене, так чтобы правая голова смотрела на Джона, а левая — на Изабеллу. Крыло со свистом устремилось к девушке — она успела присесть, подняв меч над собой. Сталь рассекла крыло как бумагу, однако сам удар был слишком силен, Изабелла опрокинулась на спину. Левая голова Змея не замедлила метнуться к ней.

Должно быть, волшебный Меч спасал людей, подсказывая нужные движения. Еще не успев упасть, Изабелла уже готова была перекатиться в сторону — и ужасные челюсти врезались в камень пола, выщербив глубокие бороздки. А девушка, приподнявшись, взмахнула мечом.

Клинок ударил под ухо, с неожиданной легкостью разрубил чешую и плоть под ней. Голова, безумно воя, взметнулась вверх, ударилась о потолок и слепо рухнула, к счастью не задев Изабеллу.

Между тем Джон, не имевший ни единого шанса прорваться к девушке, свирепо атаковал правую голову. Бог весть как устоял он на ногах, когда его Меч вновь столкнулся с челюстью Змея — и вновь под неудачным углом, но он прыгнул вперед к самой туше, и, полоснув снизу по основанию шеи, высоко подпрыгнул, уперся ногой в выступ, на котором сидела полностью ушедшая под брюхо средняя шея, и следующим прыжком очутился на спине Горыныча. Правая голова, немыслимым образом извернувшись, приблизилась вплотную. Разверстая пасть обдала молодого графа смрадным дыханием, челюсти сомкнулись. Почти сомкнулись. Каким-то чудом Джон, вслепую вскинув меч, сумел прободать клинком нёбо чудовища.

Мощное содрогание огромного тела подбросила Рэдхэнда в воздух. Пальцы будто свело судорогой, а меч застрял в пасти Горыныча, и за две или три секунды Джона успело несколько раз мотнуть из стороны в сторону, потом он больно ударился локтем об пол, пятками об потолок, после чего рукоять все-таки выскользнула из ладони — и Джон, прокатившись по чешуйчатому боку, упал неподалеку от Изабеллы. Перед глазами у него плясали черные пятна, ощущения верха и низа совершенно спутались, как, впрочем, и остальные направления, все нутро мелко дрожало. Как сквозь туман разглядел он взметнувшуюся вверх когтистую лапу, но понять, что его сейчас растопчут, пока что был неспособен. Однако, по счастью, Змея в тот миг больше волновал застрявший меч, его-то он и принялся выковыривать. Вот он подцепил когтем рукоять, резко рванул — и рев облегчения огласил пещеру…

Джон почувствовал руки Изабеллы, кое-как поднялся на ноги. Откуда-то из-за драконьей туши донесся боевой клич Гарри. Правая голова повернулась в ту сторону. Джон с Изабеллой, бессильные что-нибудь сделать, с ужасом увидели, как озарилась сокровищница отсветами гудящего пламени, за которым едва слышен был вопль человеческой боли. Накатила волна жаркого воздуха…

Судьба. Предсказание свершилось. Не с тем человеком и не так, а может быть, именно так — уже не имеет значения. Главное — именно он, Джон Рэдхэнд, граф, пришелец из смертоносного века, стал причиной того, что никак не должно было, никак не могло случиться.

Нет, он не думал в ту секунду — ни этими словами, ни какими-либо другими. И образ Гарри не являлся ему, и не всплывала в памяти цепь событий, приведшая к непоправимому. А просто все это вместе, спрессованное гнетом долгих тревог и сомнений, вдруг взорвалось в его душе потрясением столь сильным, что вмиг не стало ни дурноты, ни жестокой боли во всем теле, ни ясных мыслей и чувств, ни четких стремлений — только осталась перед взором громадная туша ужасного чудовища…

Джон не заметил, как оказался в его руке Меч Правосудия, — видимо, он молча отобрал его у замершей в ужасе Изабеллы. Не заметил, как приблизился к врагу и сколько времени заняли все эти действия. Уже потом, сопоставляя сохранившиеся в памяти обрывки воспоминаний, он сообразил, в чем было дело. С одной погибшей и другой оглушенной головой, Змей сделал то, чего не должен был делать: ударил огнем, а это на время дезориентирует дракона. Происходит что-то вроде перегрева, как объясняли сэры Томасы. Кратковременного, но от того не менее опасного, тем паче в замкнутом пространстве зыбких скальных пород. Слишком уж неожиданной оказалась для Горыныча эта атака, слишком сильными — противники.

Хотя, наверное, не такими уж и сильными…

Крыло с разрубленной перепонкой, судорожно дрогнув, оглушило Изабеллу, но Джона не задело, он шагал к передней части туловища. А туловище боком сдвигалось ему навстречу, отстраняясь от бушующего в кольцевом коридоре пламени. Еще немного — и графа размазало бы по противоположной стене…

Джон, хоть и не отдавал себе отчета в разумности такой попытки, собирался ударить в то место, где должно было располагаться сердце чудовища. Однако между ним и стеной вдруг возникла голова дракона, бессознательно жмущаяся к полу, где воздух был прохладней. Не размышляя, Джон воздел над головой Меч Правосудия и обрушил на череп врага. На сей раз удар получился точным и настолько мощным, насколько способен нанести человек с помутившимся от ярости рассудком. Волшебная сталь со стуком раскроила кость, уйдя в голову почти по рукоять. Хлынул фонтан черной крови. Бронированная туша дернулась и разом, заставив пещеру содрогнуться, рухнула.

Змей Горыныч затих.

Несколько секунд, а может, минут Джон неподвижно стоял перед поверженным врагом, мысли и чувства медленно возвращались к нему. Вот и свершилось то, для чего он был призван. Ах да, еще просьба Аннагаира осталась, еще впереди война с орками… и все-таки не покидало впечатление, что он очнулся от какого-то невероятного сна, казавшегося сейчас дурным и сумбурным.

Укол тревоги заставил его обернуться. Изабелла лежала на спине раскинув руки. Он подбежал к девушке, осторожно снял покосившийся на голове шлем. Тело Изабеллы было неприятно податливым, всегда красивые своей оживленностью черты белого, как мел, лица, поражали безволием. Прядка волос прилипла к вяло растекающемуся по лбу пятнышку крови.

Сердце Джона едва не остановилось. Попытка глубоко вдохнуть обернулась жалким всхлипом. Он сорвал перчатки, сунул пальцы под железный воротник нагрудника Изабеллы. Да что такое? Нет. Видимо, просто трясущиеся пальцы не нащупали пульса…

Перехватив левую руку правой, молодой граф поднес к губам девушки кованое обручье. Затаил дыхание, наклонился, чтобы лучше видеть. Перед глазами уже плясали искры, а сталь обручья оставалась незамутненной.