43

Остаток поездки прошел без особенных приключений. Можно сказать даже скучно прошел. Амелия возилась с птенцом, которого нарекла гордым именем «Бублик». Птенец честно говоря был против. Он бегал по ее записям, тыкая клювиком в слова типа «Опасный», «Дикий» или «Дерзкий». Разодрал какие-то там важные документ у графини в знак протеста, но Амелия лишь умилилась порхающему по каюте конфетти.

Вот сразу понятно — самец! Девочка бы никогда себе такие имена выбирать не стала. Впрочем, тут графине можно позавидовать — самец в один прекрасный день не осчастливит тебя кладкой веселых непослушных яиц, так и норовящих устроить бардак в твоем жилище.

Единственным случаем, который действительно мог стать фатальным для нашей компании, был тот, когда мышезавр попалась Амелии на глаза.

Сидела я у себя в каюте, наслаждалась последними днями тишины и спокойствия, как вдруг в дверь мне забарабанили с таким усердием, что я ждала минимум пожар.

Но з дверью стояла Амелия с совершенно ошалевшими глазами и Бубликом в кармане. Бублик пищал и пытался эвакуироваться разведывать новые горизонты, но графиня ловко (сказывались долгие часы тренировки, видимо) запихивала непоседу обратно.

— Саяра! Это кошмар! — с порога начала графиня.

Я посторонилась, пропуская возбужденную девушку.

— Это ужас! Это совершенно никуда не годится!

Мне оставалось лишь многозначительно приподнять брови, ожидая сути. Девушка вздохнула, словно собиралась признаться в чем-то неприличном, и выдала:

— У меня в каюте МЫШЬ!

— Живая? — обеспокоенно спросила я.

— ЕЩЕ КАК!

— Уф… — выдохнула облегченно.

— Что значит «Уф!»? Что значит «Уф!»?! — стремительно переходя на писк заверещала девушка.

— Ну, представь, если бы она была ну… неживая, — выкрутилась я.

— Неживая? — не поняла графиня. — Некромантская?

— Дохлая, Амелия. Представь, если бы мышь была дохлая.

Графиня побледнела, позеленела, и тут уже мне было в пору обеспокоиться за собственное жилище. Сунув ей в нос нюхательную соль, я все-таки рискнула уточнить:

— А где ты эту мышь заметила?

— Ну, я бегала за бубликом по каюте, — смущенно проговорила Амелия, — а он бегал от меня. А эта мышь, она… — девушка обернулась, словно бы в закрытой комнате кто-то мог бы ее подслушать, и громким шепотом произнесла: — она каталась по полу!

Бедная мышезавр! Не представляю, как ее не разорвало от хохота на тысячу маленьких мышезавриков, но, если наш верный разведчик потерял всякую бдительность и катался по полу, происходило что-то действительно эпическое.

— Может, ей было плохо? — спросила я.

— Плохо было мне! — возмутилась Амелия. — А не этой корабельной проказе!

За мышку прям обидно стало, пришлось вступаться с риском для всей операции.

— А ты уверена, что это обычная мышь? Вдруг какая-нибудь редкая декоративная? Тоже сбежала, как наш Бублик, и решила прибиться к тебе, такой доброй и отзывчивой.

Амелия крепко задумалась, и пока она пыталась вспомнить обычная ли мышь умирала от хохота на полу ее каюты, а этой разведчице делала страшные глаза.

Мышезавр, которая, видимо, пыталась успеть перед Амелии, теперь стояла у ножки стола и, оперевшись в него одной лапкой, а второй держась за живот, тяжело дышала.

Бедняжка, кто ж знал, что слежка за графиней с птенцом аристели такая опасная работа.

— А знаешь, может быть ты и права. У этой мышки был какой-то ну очень необычный хвостик…

Мышезавр мгновенно выпрямилась, надулась от гордости, как хомяк, оттопырила свой необычный хвостик. А Амелия продолжила:

— Знаешь, как будто облезлый. Больной такой.

Только чудом спикировавшая под стол аристель удержала мышезавра от рассекречивания. Мышь сопротивлялась и требовала сатисфакции, но аристель держала крепко. Сразу видно — опыт жонглированием целой кладки у птички имеется.

— Вот! — аккуратно подталкивая непрошенную гостью на выход. — Так что если ты вдруг ее увидишь еще раз — не кидай тапками и не визжи. Дай лучше что-нибудь вкусненького.

— Мда? — с сомнением спросила Амелия. — Чего, например?

— Ну, не знаю… кусочек сырокопченой колбасы, например.

А лучше — палку!

Загрузка...