Остаток поездки прошел без особенных приключений. Можно сказать даже скучно прошел. Амелия возилась с птенцом, которого нарекла гордым именем «Бублик». Птенец честно говоря был против. Он бегал по ее записям, тыкая клювиком в слова типа «Опасный», «Дикий» или «Дерзкий». Разодрал какие-то там важные документ у графини в знак протеста, но Амелия лишь умилилась порхающему по каюте конфетти.
Вот сразу понятно — самец! Девочка бы никогда себе такие имена выбирать не стала. Впрочем, тут графине можно позавидовать — самец в один прекрасный день не осчастливит тебя кладкой веселых непослушных яиц, так и норовящих устроить бардак в твоем жилище.
Единственным случаем, который действительно мог стать фатальным для нашей компании, был тот, когда мышезавр попалась Амелии на глаза.
Сидела я у себя в каюте, наслаждалась последними днями тишины и спокойствия, как вдруг в дверь мне забарабанили с таким усердием, что я ждала минимум пожар.
Но з дверью стояла Амелия с совершенно ошалевшими глазами и Бубликом в кармане. Бублик пищал и пытался эвакуироваться разведывать новые горизонты, но графиня ловко (сказывались долгие часы тренировки, видимо) запихивала непоседу обратно.
— Саяра! Это кошмар! — с порога начала графиня.
Я посторонилась, пропуская возбужденную девушку.
— Это ужас! Это совершенно никуда не годится!
Мне оставалось лишь многозначительно приподнять брови, ожидая сути. Девушка вздохнула, словно собиралась признаться в чем-то неприличном, и выдала:
— У меня в каюте МЫШЬ!
— Живая? — обеспокоенно спросила я.
— ЕЩЕ КАК!
— Уф… — выдохнула облегченно.
— Что значит «Уф!»? Что значит «Уф!»?! — стремительно переходя на писк заверещала девушка.
— Ну, представь, если бы она была ну… неживая, — выкрутилась я.
— Неживая? — не поняла графиня. — Некромантская?
— Дохлая, Амелия. Представь, если бы мышь была дохлая.
Графиня побледнела, позеленела, и тут уже мне было в пору обеспокоиться за собственное жилище. Сунув ей в нос нюхательную соль, я все-таки рискнула уточнить:
— А где ты эту мышь заметила?
— Ну, я бегала за бубликом по каюте, — смущенно проговорила Амелия, — а он бегал от меня. А эта мышь, она… — девушка обернулась, словно бы в закрытой комнате кто-то мог бы ее подслушать, и громким шепотом произнесла: — она каталась по полу!
Бедная мышезавр! Не представляю, как ее не разорвало от хохота на тысячу маленьких мышезавриков, но, если наш верный разведчик потерял всякую бдительность и катался по полу, происходило что-то действительно эпическое.
— Может, ей было плохо? — спросила я.
— Плохо было мне! — возмутилась Амелия. — А не этой корабельной проказе!
За мышку прям обидно стало, пришлось вступаться с риском для всей операции.
— А ты уверена, что это обычная мышь? Вдруг какая-нибудь редкая декоративная? Тоже сбежала, как наш Бублик, и решила прибиться к тебе, такой доброй и отзывчивой.
Амелия крепко задумалась, и пока она пыталась вспомнить обычная ли мышь умирала от хохота на полу ее каюты, а этой разведчице делала страшные глаза.
Мышезавр, которая, видимо, пыталась успеть перед Амелии, теперь стояла у ножки стола и, оперевшись в него одной лапкой, а второй держась за живот, тяжело дышала.
Бедняжка, кто ж знал, что слежка за графиней с птенцом аристели такая опасная работа.
— А знаешь, может быть ты и права. У этой мышки был какой-то ну очень необычный хвостик…
Мышезавр мгновенно выпрямилась, надулась от гордости, как хомяк, оттопырила свой необычный хвостик. А Амелия продолжила:
— Знаешь, как будто облезлый. Больной такой.
Только чудом спикировавшая под стол аристель удержала мышезавра от рассекречивания. Мышь сопротивлялась и требовала сатисфакции, но аристель держала крепко. Сразу видно — опыт жонглированием целой кладки у птички имеется.
— Вот! — аккуратно подталкивая непрошенную гостью на выход. — Так что если ты вдруг ее увидишь еще раз — не кидай тапками и не визжи. Дай лучше что-нибудь вкусненького.
— Мда? — с сомнением спросила Амелия. — Чего, например?
— Ну, не знаю… кусочек сырокопченой колбасы, например.
А лучше — палку!