Сезон летающих деревьев

Глава 2. Нарушенная клятва

Инто жил в горной деревне, от которой было рукой подать до снежных вершин. Здесь почти не встречалось полей и пастбищ, а местные жители зарабатывали тем, что добывали кристаллы на Хрустальном пике и обменивали их на муку и одежду. Иногда походы оканчивались смертями. Горы таили в себе немало опасностей, но большинство людей погибло из-за огромных существ, обитавших под самыми облаками. Их называли Стражами, и среди местных существовало негласное правило — никогда не говорить о них в деревне.

Смельчаки, приносившие с охоты кристаллы, пользовались большим уважением и считались кормильцами общины. Инто мечтал стать одним из них и получить гордое звание Добывателя. Его не пугали ни пропасти, ни таинственные чудовища, но страшил отказ старейшины, уже не раз звучавший, как приговор.

До обряда посвящения оставалось совсем немного времени. Инто ждал этого события два года и в ночь перед ним почти не спал. Ему уже исполнилось четырнадцать. Подходила к концу последняя осень, когда он ещё мог ступить на путь храбрецов.

Приближался рассвет, но в комнате без окон было темно. Мальчик приподнял уголок тряпицы, накрывавшей светильник, и улыбнулся: цветок закрывал светящийся венчик. Значит, скоро встанет солнце.

Инто свесил ноги с лавки и обулся в сапоги, тщательно застегнув их на все застёжки. Гонг, возвещавший о начале дня, ещё не звенел, и остальные ребята спали. Мальчик на цыпочках прошёл между скамеек, отодвинул тяжёлую ткань, защищавшую спальню от сквозняков, и вышел в коридор. От утреннего холода по телу пробежали мурашки. Цветы в стеклянных колпаках тускнели, и Инто несколько раз споткнулся в полутьме, прежде чем добрался до выхода.

Скрипнули петли, деревянная дверь открылась, впуская внутрь напитавшийся прохладой ветер. Прямо перед Инто простиралось каменное плато. Слева оно поднималось вверх и переходило в скальную дорогу, поворачивавшую за гребень горы, а справа вела вниз крутая обрывистая тропка.

На фоне предрассветного неба вилась струйка дыма от костра. Темнели валуны, отгораживавшие общинников от пропасти. Старейшина Амерцо говорил, что даже сброшенная в такую бездну скала, долетев до земли, покажется маленькой точкой. Инто никогда не видел падающих скал, но рассказам самого древнего и уважаемого жителя деревни верил беззаветно.

Солнце медленно поднималось из-за гряды туч на горизонте. Его колыбель — далёкая гора Лоа, тонула в розоватом тумане. Он походил на пену, какую обыкновенно взбивают для обряда Очищения. Инто вдруг вспомнил, что сегодня как раз пятый день недели, и осторожно провёл ладонью по только-только начавшему отрастать ёжику бритой головы. С губ невольно слетел расстроенный вздох. Волосы у Инто были темнее, чем у остальных ребят, из-за этого над ним частенько посмеивались.

Среди горного народа издавна жило поверье, что волосы — ничто иное, как пробивающиеся наружу дурные и грешные мысли, потому жители общины постоянно их сбривали. Отращивать считалось позором. Инто старался думать о плохом как можно меньше, но толку от этого было мало, и он уверился, что такая участь досталась ему от отца, которого сбросили в пропасть, чтобы умилостивить богов. В деревне о нём почти не говорили. Инто знал только, что отец пришёл из нижнего мира и несколько лет жил в общине, но горы не приняли его. Местные женщины редко не переносили роды, а мать Инто, третья дочь старика Амерцо, умерла, едва мальчик появился на свет. Старейшина счёл это дурным знаком и повелел вернуть проклятого чужака обратно в нижний мир.

— Эй, что это ты не спишь? — Инто окликнула высокая смуглая женщина в шерстяном платье.

Её звали Памеа. Сегодня была её очередь проводить обряд Очищения, вот она и встала пораньше, чтобы подготовиться.

— Не спится, — сообщил Инто, улыбаясь.

Памеа он любил. Может, потому, что у неё самой никогда не было детей, она относилась ко всем одинаково и даже Инто не обделяла вниманием.

— Ну, что ж. — Памеа вытерла руки о фартук и поправила спадающий со лба скрученный платок. — Пойдём тогда. Поможешь мне воды принести. Вас-то двадцать голов, а я одна. Пока на всех воды натаскаешь, руки так трястись будут, что ненароком и порезать кого-нибудь могу.

Инто кивнул и резво соскочил с валуна, на который успел усесться.

— Ай-яй-яй, — покачала головой Памеа, когда он подошёл совсем близко. — И о чём же таком дурном ты всё время думаешь? Посмотри-ка. Ведь макушка уже почти чёрная.

Инто насупился и промолчал: ему надоело каждый раз объяснять одно и то же.

— Ну, ничего, я с тебя всю черноту сниму, — кивнула Памеа и улыбнулась.

В её глазах отражалось восходящее солнце. Цвет у них был дымчато-серый, как гора Лоа в дождливый день, а ресницы светлые. Инто это казалось высшей степенью красоты. Красивее была только Нека — двенадцатилетняя дочь одного из Добывателей.

— Я тебе много воды принесу, — пообещал Инто, хватая вёдра в обе руки. — Только ты побрей меня получше. Я сегодня собираюсь пойти к Амерцо.

— Вот оно как, — удилась Памеа. — И зачем же ты к нему пойдёшь?

Они неторопливо направились к тому месту, где плато переходило в узкую тропку, ведущую вниз по краю обрыва.

— Я попрошу его позволить мне пойти с остальными к верхним горам. Я тоже хочу стать Добывателем. Это последний год, когда я ещё могу стать мужчиной. Старейшина не откажет мне, правда?

Инто посмотрел на Памеа с надеждой. Он ждал, что она улыбнётся и кивнёт, но та только грустно вздохнула. У переносицы и возле уголков губ появились неглубокие морщинки.

— Не думаю, что он позволит тебе. Это ведь изначально тебе запрещено. Да и потом, ты не проходил обучения и ничего не знаешь о верхних горах и их законах.

— Но я могу помогать остальным! — воскликнул Инто. — Ты ведь знаешь, я быстро учусь! Стоит мне только посмотреть разок, и я смогу сделать не хуже!

— Ты должен оставаться в деревне и помогать нам, — спокойно сказала Памеа. — Не всем же ходить за кристаллами, кому-то нужно и воду носить, и дрова заготавливать.

— Но если я не стану Добывателем, Нека и не посмотрит на меня! — выпалил Инто и тут же смутился.

— Вот оно что, — хитро прищурилась Памеа. — К женщинам есть много путей, не только этот. Лучше нарви ей цветов, когда будем у реки. Она обрадуется.

Инто немного приободрился и припустил вперёд, чтобы успеть собрать букет. Слева от него раскинулась пропасть, вдалеке тонули в тумане горы, позолоченные солнечными лучами. Дорога раздвоилась. По одной тропке Добыватели спускались из деревни в нижний мир, чтобы продать добытые кристаллы. Другая вела вглубь огромной расщелины и выныривала к реке — туда и направлялся Инто.

Внизу зеленели долины и каскады плато. На полях зрели ячмень и кукуруза. В узкой лощине белели крохотные точки — это старый Марл выгнал пастись коз. Его внучки каждое утро приносили в вёдрах жирное молоко, из которого женщины общины пекли лепёшки и готовили вкусную кашу.

Скала над головой то смыкалась неровными арками, то расходилась. Мелкие и крупные камни были заботливо убраны с дороги, и Инто нёсся со всех ног, ничуть не боясь споткнуться. Холодный ветер хлестал по щекам, сердце в груди от бега и волнения забилось быстрее.

Наконец, скала впереди расступилась, и Инто оказался на полянке у горной реки, выбивавшейся откуда-то сверху и петлявшей далеко внизу бурным пенящимся потоком. Пахнуло сыростью, травой и цветами, которые можно было найти только здесь, у воды. Над головой шелестело высокое дерево. Кора у него была серо-синяя, покрытая липкой смолой. Насекомые, которым не посчастливилось сесть на ствол или ветви, прилеплялись намертво, и через какое-то время дерево их съедало. Инто обошёл его с опаской, остановился, раздумывая, какие цветы выбрать и, так и не решившись, нарвал поочерёдно всех.

Скоро из ущелья появилась Памеа.

— Это для тебя, — улыбнулся Инто, протягивая ей букет.

Памеа охнула и, приняв подарок, бережно заткнула его за пояс передника, пообещав поставить в воду сразу же по приходу домой.

Вскоре Инто сидел в общей зале вместе с остальным ребятами. Он был здесь самым взрослым. Все старше двенадцати в это время собирались на площади в ожидании наставительной речи старейшины. Белый свет лился из вырубленных в скальной комнате окон. Памеа взбивала в большой деревянной чашке ароматную пену из мыльных трав, собранных у реки. Обривала она умело и быстро и никого никогда ещё не порезала. Пришёл черёд Инто. Памеа возилась с ним особенно долго и даже дважды протёрла лысину специальным маслом, от которого, по её словам, волосы должны расти медленнее.

Выйдя наружу, Инто отыскал глазами Неку. Она стояла в окружении других девочек у костра и что-то оживлённо рассказывала. На ней было праздничное синее платье, принесённое отцом из нижнего мира, и голубой платок на плечах. Всё это очень шло к её небесного цвета глазам. Инто залюбовался тонкой фигуркой, залитой солнцем. Казалось, приделай ей крылышки, и она взлетит, точно стрекоза над рекой, такая она была лёгкая и светлая.

Мальчик достал припрятанный букет и поспешил к гомонящей толпе. Он чувствовал в себе небывалую уверенность. Отросшие волосы больше не портили чернотой, и Инто считал себя ничуть не хуже остальных ребят. Он подошёл к Неке вплотную и протянул цветы. Букет немного помялся, пока лежал у него за пазухой, стебли внизу стали влажными от взмокших ладоней, но выглядел он вполне ничего, а главное, запах сохранил прежний. Нека фыркнула и отскочила в сторону.

— Что это ты мне суёшь? — спросила она, смерив воздыхателя недобрым взглядом.

— Цветы, — смущённо сообщил Инто.

— Зачем мне твои цветы? — Нека поморщилась и нарочно задрала свой остренький подбородок, чтобы казаться важнее. — Вот Манр обещал мне принести настоящий кристалл с сегодняшней добычи!

На её лице тут же вспыхнул румянец, и она принялась что-то восхищённо тараторить, не обращая на мальчика ровным счётом никакого внимания. Инто отошёл от хохочущей кучки девчонок и с досады растоптал цветы. Оставалось только одно — отправиться к старику Амерцо. Мальчик ещё раз провёл ладонью по гладкой макушке и, шумно вздохнув, побежал вверх по дороге, ведущей на площадь.

Инто давно мечтал побывать на границе, где каменные горы переходили в снежные. Там жили Стражи, охранявшие кристаллы. Одни говорили, будто Стражи эти рождаются из кристаллов, другие — что они превращаются в них, когда умирают. Немало Добывателей погибло в холодных землях, но, во что бы то ни стало, Инто хотел стать одним из них и принести Неке самый огромный кусок хрусталя, чтобы она и не посмотрела больше на этого Манра.

Опытнейшим Добывателем считался старик Амерцо, но он давно уже не покидал деревни из-за слабости в ногах и мог только обучать молодёжь. Новички заучивали целые своды правил, а для Инто правило было одно — помогать в деревне и не покидать её, чтобы не повторить участь отца. Но он всё ещё не оставлял надежду и верил, что в последний год Амерцо пойдёт ему навстречу.

На площади царило необыкновенное оживление. Здесь собрались все от мала до велика, и протиснуться через толпу удалось с трудом. Плоский каменный валун, на котором старик обыкновенно ораторствовал, пустовал. Об этом несложно было догадаться по гомону и шуточкам. При Амерцо всегда торжествовала тишина. Инто стоял как раз напротив пьедестала. С боков подтрунивали друг над другом только что обритые вместе с ним мальчишки, доносились смешки и шёпот девочек откуда-то сзади, чуть дрожали взволнованные голоса матерей, чьи сыновья сегодня должны были ступить на путь Добывателей. Сами герои торжества уже выстроились с обеих сторон от валуна в две шеренги. Все были одеты в новенькие жилеты из белого меха и такого же цвета сапоги, в руках красовались вязаные шапки.

Инто невольно отыскал глазами Манра. Тот едва не лопался от важности. Правда, солнце уже припекало, и было видно, как по распаренному лицу мальчика стекает пот, а сам он тяжело дышит. Инто хохотнул про себя, но змейка зависти засела в нём накрепко. Ему тоже хотелось иметь точно такой же замечательный жилет цвета снега и новые сапоги, да и шапку Памеа наверняка согласилась бы связать. Но главная причина состояла в том, что в этой одежде даже напыщенный Манр, который ко всему был младше Инто на целых полтора года, выглядел как настоящий Добыватель. Инто готов был пойти хоть босиком, только бы старик разрешил.

Скоро появился сам Амерцо. Его вели под руки сыновья — два здоровенных крепких мужичины. Они выглядели настолько одинаково, что если бы не шрамы, наверняка родные жёны не смогли бы их различить. Старейшина, единственный из всей деревни, носил на голове пучок волос, заплетённых в тоненькую косичку. Так он показывал, что помыслы его чисты сродни сединам.

Сыновья водрузили отца на валун и отошли. Несмотря на слабость в ногах, Амерцо никогда позволял себе сидеть на пьедестале, только опирался на палку. Он так и сказал как-то: «Покуда я могу стоять — быть мне над вами головой, а как только не станет сил в моих дряхлых ногах, я передам власть тому, кто её достоин». Амерцо говорил не о своих сыновьях. Хотя они и отличались недюжинной силой и слыли отличными Добывателями, отцовского ума им не досталось. Но и без того желающих набиралось немало, и кое-кто давно мечтал, чтобы как минимум нижняя часть конечностей у старика отсохла.

Инто нервно переминался с ноги на ногу. Он хотел поговорить со старейшиной до того, как тот начнёт церемонию посвящения, но не решился нарушить торжественный момент. Вот уже исчерпались все напутственные речи, смахнули слёзы матери, новички, похватав сумки, собрались в круг со старшими Добывателями, а Инто не мог сдвинуться с места. Наконец, он заставил себя встряхнуться и сделал шаг, за ним ещё один, и ещё. И вот он уже почти бежал к удаляющейся тощей фигуре старика, ковылявшего к нижнему плато, где готовили завтрак.

Амерцо не удосужился даже дослушать внука.

— Тебе не позволено стать Добывателем! — отрезал он.

У Инто задрожали колени, к горлу подступил комок.

— Но старейшина! Я смогу! Я не подведу ни тебя, ни деревню, я могу делать самую тяжёлую работу, могу носить сумки, могу…

— Довольно, — сухо сказал Амерцо и ударил Инто по макушке концом трости. — Будь благодарен, что тебе сохранили жизнь, когда ты родился. Мы и без того сильно рискуем прогневить горных богов. Если ты пойдёшь со всеми, каждая смерть будет на твоём счету, ибо ты навлечёшь на всех беду своими дурными мыслями. Или ты думаешь, что твоё дерзкое желание стоит чужих жизней? Так, ведь, ты думаешь?

— Не думаю, — потупившись, ответил Инто.

— Если я узнаю, что ты нарушил клятву и вышел за пределы деревни, я лично сброшу тебя со скалы, как сбросил твоего отца!

Внутри Инто медленно закипал гнев, и он ненавидел самого себя за то, что не может совладать с обидой. Ему даже показалось, что макушка зудит, и волосы лезут наружу. Инто стоял, глядя в потрескавшуюся землю под ногами и пиная мелкие камни, пока ярость не стала утихать. К тому времени фигура старика Амерцо скрылась за поворотом дороги, а мальчик, пробежав мимо плато, понёсся к реке. Ему не хотелось есть, а больше всего не хотелось видеть чужих взглядов: укоризненных, презрительных, каких угодно. Даже Памеа всегда смотрела на него с жалостью, а Инто не хотел, чтобы его жалели. Он хотел быть равным остальным.

Шум потока и прохлада убаюкивали. Сидя в траве, Инто без конца запускал руки в ледяную воду, чтобы умыть лицо и стереть слёзы. Он всхлипывал и от этого корил себя ещё больше. Колючие слова Амерцо продолжали крутиться в голове. Инто вдруг замер и сказал шёпотом:

— Если я узнаю, что ты нарушил клятву… Если я узнаю… А что, если ты не узнаешь, Амерцо?

Он подскочил и, сломя голову, понёсся обратно в деревню, надеясь нагнать Добывателей. Только вот, как объяснить остальным? Отговорки придумывались на ходу. План созревал быстро. Кусочки мыслей объединялись в последовательность, будто собранный сотню раз до этого паззл. Мальчиком завладела какая-то дикая уверенность, что если сегодня он не отправится к верхним горам — вся его жизнь может считаться прожитой зря.

Он сказал Памеа, будто идёт собирать хворост и задержится, потому что хочет поставить новые ловушки для рыбы и дичи и проверить старые. Соврал без единой запинки, даже глаз не отвёл, и Памеа поверила, а совесть внутри Инто вспыхнула всего на секунду и тут же погасла в лихорадочном желании пойти за кристаллами.

Инто знал, что путь до верхних гор занимает целые сутки, а кристаллы добывают на рассвете. На границе холодно, и белый мех нужен не только для сохранения тепла, но и чтобы легче было прятаться. Ничего белого у Инто не нашлось, поэтому он собрал все шерстяные вещи и запихнул в дорожную сумку. Туда же положил флягу, украденный из общей кладовой хлеб и кусочек сытной смеси из вяленого мяса, орехов и тёртых ягод, которую Добыватели всегда брали с собой. На вопрос, что это у него в сумке, Инто отвечал, будто несёт ловушки, которые недавно смастерил. Никому и в голову не пришло, что он собирается идти за кристаллами.

Добыватели уже отправились в путь по верхней дороге. Она начиналась от площади и терялась где-то за хребтами дальних гор. Здесь кончалась граница деревни. Сердце готово было выпрыгнуть из груди, но Инто сделал решающий шаг и нарушил клятву. Теперь он осторожно перебегал от камня к камню, прячась и следя, чтобы никто его не заметил.

Когда он отошёл достаточно далеко, то стал двигаться быстрее, боясь потерять из виду Добывателей. Пока ещё их белые жилеты выбивались на фоне серо-коричневого пейзажа с редкими куртинами травы, но дорога стала резко заворачивать и теряться, а потом и вовсе пропала. Теперь стоило быть внимательным и ненароком не заблудиться.

Когда подъём стал круче, Инто удалось подобраться к Добывателям поближе. Они останавливались на отдых и еду, а Инто так волновался, что не чувствовал ни голода, ни усталости. Он был счастлив, как никогда.

Постепенно холодало, и становилось труднее дышать. Ледяной ветер остужал разгорячённое тело. Инто натягивал на себя прихваченные из дома тёплые вещи. Сверху сыпались камни. Едва заметная тропка петляла меж валунов, бурых, треснутых, местами покрытых мхом. Пару раз она выходила на небольшие плато, где можно было отдышаться. То тут, то там пробегали ящерицы, слышался крик птиц высоко в небе.

Добыватели неторопливо пересекали ущелья и каменные мосты через пропасти. Инто не слишком боялся высоты, но и ему становилось жутко от темноты под ногами, в которой невозможно было ничего разглядеть. Он верил, что этот и есть самый настоящий путь к злым подземным богам, и подобные пропасти ведут прямиком в адские топи.

Когда наступила ночь, Добыватели разожгли костры, а Инто смотрел на них с завистью и стучал зубами от холода. Он не смыкал глаз, боясь проспать. Ночь тянулась мучительно долго, но Инто грела мысль о том, что уже скоро он окажется у заветной цели и если не добудет себе кристалл, то хотя бы увидит воочию Стражей и границу, где лежат вечные снега.

Светать стало уже часа через три, и Инто обрадовался, что не уснул. Добыватели поднялись и, наскоро позавтракав, отправились выше по обрывистой горной тропе. От быстрой ходьбы стало теплее, окоченевшее тело постепенно оживало. Теперь Инто чувствовал, как гудят и болят уставшие ноги, морщился от мозолей, набитых изношенными сапогами, но упорно продолжал идти вперёд.

Добыватели поднимались к Хрустальной горе. Дальше путь лежал на самую её вершину по винтообразному пути. Макушка терялась в тумане, будто кто-то невидимый срезал с неё острый пик. Инто принялся осторожно взбираться по обрывистой тропке, опоясывавшей гору. До рассвета оставалось совсем немного времени, а значит, путь подходил к концу.