Сезон летающих деревьев

Глава 17. Сад безобразных скульптур

Небо заволокло плотными тучами, и солнце совсем пропало из виду. Без него заблудиться в лесу было легче лёгкого.

— Что ты высматриваешь? — спросила Фэйми у Инто.

Она наступила на поваленный ствол и ойкнула, провалившись в труху. Останки клёна разлагались от сырости. Их облепил мох и грибы. Кора, изъеденная жуками, облезала, как обгоревшая кожа.

— Ищу ориентир, — сказал Инто.

— А зачем? — тут же поинтересовалась Эрри, сидевшая на плече Макао.

— Не болтай своими лапами перед моим носом, не то я их откушу! — прогнусавил Лури, которого орангутанг бережно нёс на руках.

— Ой, лисик, я забыла! — спохватилась выхухоль и смущённо захихикала.

— Что за ориентир ты ищешь? — присоединился к вопросу Аргус. — Табличку или указатель?

— Да нет же. Какие указатели в лесу? Охотник, который меня силки делать учил, всегда говорил, что если не видишь солнца — заблудишься и начнёшь ходить кругами. Покажется, что идёшь прямо, а на самом деле с каждым шагом будешь немножко в сторону заворачивать и вернёшься на прежнее место. Не знаю, почему так, но в лесах много людей плутало, а зимой и насмерть замерзали. Поэтому я ориентир ищу — высокое дерево или куст, а лучше горы, если их видно. Если мы будем двигаться к чему-то конкретному — получится идти прямо.

— Всюду проклятые ловушки! — возмутился Аргус.

— М-м-м, я не понял, — расстроенно прогудел Макао.

— Тебе и не надо, — Эрри заботливо погладила его по рыжим вихрам.

Проделки духов не потревожили ребят, и к вечеру они вышли к опушке леса. Вдалеке виднелись холмы с редкими родинками деревьев на вершинах. Казалось, огромные великаны улеглись в болото, оставив на поверхности только надутые щёки и выпирающие носы, да так и застыли, покрывшись травой от времени. Тучи ушли к морю, горизонт расчистился, и светил месяц, нагой и робкий, словно девушка, затеявшая купанье в тёмных водах сумеречного неба.

Справа темнела дорога. Она змеилась по холмам и уходила вверх — к чёрному на фоне заката силуэту особняка. Издали трёхэтажный фасад напоминал шахматную доску: тёмные пятна чередовались с квадратами оконного света. Похоже, хозяева не экономили на лампах и зажгли их почти в каждой комнате.

— Проситься переночевать опасно, да? — тихо заметила Фэйми, озвучив мысли остальных.

— Как знать, — Аргус почесал затылок. — Местечко на вид уединённое. Вроде моего замка. Мне кажется, люди из таких поместий не часто в город выбираются. Может, и не знают ещё про нас.

— Лисика нужно хорошенько перевязать и ранки зашить, — сказала Эрри, сложив лапки на груди и обеспокоенно поглядывая на спящего Лури.

— Давайте сначала понаблюдаем за хозяевами, — предложил Инто. — Если люди хорошие, скажем, что мы артисты, а это наши дрессированные животные.

— И что нас ограбили, — кивнул Аргус. — Во второй раз я сыграю слепого убедительней.

— Только не вздумайте разговаривать, — напомнила Фэйми Эрри и Макао. — И Лури придётся разбудить.

Лис спросонья плохо соображал, но суть дела уловил быстро.

— Там мы хотя бы узнаем, куда идём, — сказал он. — У нас же ни карты, ни представления о том, где эта скала. В случае чего господин припугнёт хозяев магией. Возьмём всё, что нужно, и сбежим.

— Так нельзя!

— Не упорствуй, девочка, ты нас в могилу загонишь своей правильностью!

— Не умерли ещё! Надо всё делать по совести!

— А ты желаешь нашей праведной смерти?

В спорах и сомнениях они добрались до подножия холма и дальше двигались уже в полной тишине.

За высокими коваными воротами виднелись аллеи, стриженные деревья и формованные кустарники. От высаженных вдоль забора роз исходил тонкий сладкий аромат.

— Тут прекрасный садовник! — заметил Аргус, знающий толк в уходе за усадьбой.

— А что это там такое белое? — спросила Фэйми, показав пальцем.

— Похоже на какую-то скульптуру. У меня в саду тоже куча скульптур. Правда, их давно никто не чистит, так что блеск они утратили раньше, чем я заполучил седину.

— Седину? — не понял Инто.

— Я имел в виду щетину.

— Но у тебя же нет щетины.

— Вот в том-то и штука. Щетины ещё нет, а блеска уже нет. Ладно, давайте мне что-нибудь на глаза повязать. Хотя не надо, я их просто закрою.

— Я думала, у ворот должен кто-то охранять, — сказала Фэйми.

— У меня никто ничего сроду не охранял.

— Хозяин, у вас же там барьер.

— А может, и тут барьер? Тогда мы идём прямиком в лапы волшебников.

— Нету тут барьера. Тут закрыто! — сообщила выхухоль, обследовав ворота. — На замок!

Будочка сторожа неподалёку пустовала.

— М-м-м, давай сломаю, — предложил Макао.

— Ты должен ломать только те двери, где нет ни замков, ни щёлочек! — наставительно сказала Эрри. — А тут я сама разберусь.

И она принялась орудовать скрепкой, пока Инто держал её на руках.

— Мне это совсем не нравится, — вздохнула Фэйми. — Как-то нехорошо врываться непрошенными гостями.

— Выживать вообще неприятно, — заметил Лури.

— Мы же артисты. Артисты должны быть наглыми и изобретательными, — наставительно сказал Аргус. — Иначе они не найдут себе зрителей и даже копейку не получат за свой труд.

Фэйми пожала плечами и потёрла нос, но спорить не стала.

— Если собрать тут все садовые скульптуры — наберётся целый отряд, — заметил Лури, пока они шагали по центральной аллее.

— Наверное, я слишком поздно вышел в свет, чтобы понимать нынешнее искусство, — Аргус поморщился. — Сейчас в моде криворотые, косоглазые и бесформенные страшилища?

Изваяния и вправду были жуткими. Большинство изображало людей, но искажённых, асимметричных и попросту уродливых. Особенно страдали лица. Казалось, кто-то снял с натурщиков восковые маски, а потом оплавил их свечой. Веки сползли вниз, а щёки и губы обвисли.

— Кто поймёт эту моду! Может, скульптор хотел показать уродливость, скрытую за внешностью? — задумался Лури.

— Даже если так, я бы не хотел любоваться на подобное в собственном саду. Здешние владельцы уже вызывают у меня неприятные ощущения.

— У меня мурашки по коже, — шепнула Фэйми. — Я думала, что после Тишины ничего страшнее не увижу. Неужели кому-то может такое нравиться? Это какими же ужасными должны быть сами хозяева!

— О, не обязательно всё так плохо, — возразил Лури. — Тут есть куча вариантов. Например, дитятко этих богачей решило заняться искусством, имея при этом руки, растущие из понятия «как попало». Вот, чтобы его не огорчать и не пресекать творческие позывы, родители и выставляют творения чада в своём дворе.

За тенистыми аллеями и кружевом подвижных теней вскоре стал виден дом. Это было совершенно удивительное здание. Обыкновенное и даже скучное в своей прямоугольной простоте, но с разноцветным фасадом, похожим на один сплошной витраж. В полутьме, при желтоватом оконном свете, оттенки искажались, и мелкие детали становились едва различимы, но роспись заметили все.

— Человеческий разум поражает, — покачал головой Аргус. — Я ещё не встречал такого разительного контраста в предпочтениях. Такой чудный дом, и такие ужасные садовые страшилища.

Тут он вспомнил о своей роли слепого и закрыл глаза, поэтому, подойдя ко входу, ахнули все, кроме Аргуса. Дверь была двустворчатой, и каждая половинка представляла собой крыло бабочки, крепившееся к срединной балке, вырезанной в форме тельца. Инто осторожно приблизился ко входу и потряс проволочные усики, на конце которых висело множество колокольчиков.

Аргус дождался, когда хозяева выглянут наружу, и запричитал, воздев руки к небу:

— Ой, — всплеснула руками женщина в оранжевом платье и косынке, из-под которой выбилось несколько рыжих кудряшек. — Дети!

Она была поистине необъятной. Когда пухлые губы округлились от удивления, рот стал похож на розовый бублик. Женщина закрыла створку двери, потом ещё раз приоткрыла и снова закрыла. Выглядело так, будто бабочка попыталась взлететь.

— Мне одному показалось, что она просто не пролезет наружу? — шепнул Инто. — Никогда не видел таких больших людей.

Лури хрюкнул, сдерживая смешок. Через несколько минут на пороге появился мужчина. Он бесцеремонно толкнул крыло тростью и вышел на крыльцо. Это был ещё нестарый худой господин с кривым носом и большой родинкой на щеке. Он был одет в серый фрак, почти сливавшийся с волосами мышиного цвета. Пустые глаза, оттенок которых в свете уличного фонаря разглядеть было невозможно, смотрели куда-то поверх ребят.

— Кто здесь? — спросил он, степенно поворачивая голову.

— Это дети, — сказала позвавшая его женщина. — Два мальчика, девочка, а ещё животные. Обезьяна, лиса и зверушка какая-то. То ли ёж, то ли крыса такая здоровенная.

— Это выхухоль, — скромно пояснила Фэйми.

На лице господина мелькнуло удивление.

— Впервые слышу, — сказал он. — Так что вам нужно, дети? До Благой недели ещё далеко, а вы уже пришли за подаянием? Или хотите продать мне макаку и эту… вы-ху-холь.

— Мы актёры, почтенный господин! — не открывая глаз, сказал Аргус. — Путешествуем по миру и развлекаем людей пением и музыкой, а наши зверюшки показывают разные фокусы.

— Ах, мальчик, неужели ты слепой? — с жалостью спросила женщина.

— Не посмотрите, что слепой, прекрасная дама, я чувствую ваш запах, а такой запах может исходить только от прекраснейшей женщины!

Фэйми пихнула его в бок.

— Это неприлично, — шепнула она.

— Я хотел сказать, что отлично умею петь и рассказывать истории. Не позволите ли вы остановиться у вас на ночь в обмен на выступление? Мы — простые сироты. Ехали в город, чтобы заработать в денег. Нас ограбили и хотели продать рабство, но мы сбежали, а охотничьи собаки изорвали моего лиса, пока мы скитались по лесам в поисках еды. Нам надо бы зашить его раны.

— Бедняжки! — охнула женщина.

Она покачала головой, и гармошка тройного подбородка пришла в движение. Сальные складки почти закрывали белый воротничок. Пуговицы на животе так натянулись, что готовы были отлететь в любое мгновение.

— Пусть ночуют здесь, но не беспокоят меня, — холодно сказал мужчина и скрылся в доме, постукивая тростью.

— Идёмте-идёмте! — засуетилась женщина, так и не пролезшая в проём. — Я велю Сидриху разогреть купальню и накрою на стол. Ах, как же быть с вашим лисом? У нас нет лекаря.

— Я сам его зашью, — сказал Инто, — Мне бы только иголку, нить, воду кипячёную и что-нибудь от боли.

— Это я мигом найду. Меня зовут Маргари, а как ваши имена?

Фэйми поблагодарила за помощь и представила ребят кухарке. Маргари могла быть кем угодно, даже женой господина, но пышность её форм толкала все мысли в сторону продуктовых складов, жаровен и прочих атрибутов сытой жизни.

— А ваши звери не запачкают дом?

— Нет, что вы. Они всему обучены.

Зайдя внутрь, все, кроме изнемогающего от любопытства Аргуса, ахнули во второй раз. Стены со множеством ниш были заполнены прекрасными пейзажами, каждая — как дверь в другой мир. Потолок пестрел изображениями птиц и вьющихся растений с цветами изумительной красоты. Напротив входа белела мраморная лестница, ведущая на второй этаж. Она расходилась в две стороны, но прежде упиралась в стену, на которой висела огромная картина, состоявшая из мазков, штрихов и пятен. Множество цветных клякс и полос перемежались на ней с грязными разводами, как будто художник долго возил кистью в одном месте. Это полотно первым приковало внимание гостей, переступивших порог, и на фоне великолепной живописи выглядело абсурдно. Оно уродовало пространство, как шрам, портящий лицо хорошенькой девушки.

— Какая странная, — только и смогла выдохнуть Фэйми.

Хозяин поместья, поднимавшийся по лестнице, обернулся и произнёс:

— Вы про эту картину, не так ли?

— Да, я никак не пойму, что тут изображено.

— Это всего лишь точка. Конец моего искусства. Первая и последняя вещь, которую я написал, уже будучи слепым. Теперь я могу видеть только руками и поэтому леплю скульптуры, но пальцы — не глаза, и они обманывают меня. Должно быть, вы уже успели ужаснуться, когда проходили через сад.

Он некоторое время постоял у стены, затем поднялся по одной из лестниц и скрылся за аркой.

— Как это ужасно, — шепнула Фэйми.

— Ты про картину? — спросил Аргус, борясь с желанием подсмотреть.

— Да нет же! Слепой художник — вот что ужасно! Он же лишился самого дорогого! Он никогда уже не сможет рисовать. Это так неправильно…

Маргари, внимательно слушавшая её, вздохнула.

— Господин и дня не может прожить без творчества. Он говорит, что мы должны ценить своё зрение, поэтому велит зажигать лампы повсюду.

Маргари принесла горячую воду, и Фэйми ушла с ней, чтобы помочь на кухне. Эрри и Макао побежали следом, надеясь чем-нибудь поживиться, и тихонько сидели в уголке, сглатывая слюну.

— Ох, не для этого тут лампы зажигают, — сказал Лури, когда они с Инто и Аргусом остались одни в гостевой комнате. — Пусть чёрные духи откусят мне язык, если я совру. Этот художник далеко не слепец.

— Что ты имеешь ввиду? — Инто отвлёкся от промывания ран.

— Мне от него тоже не по себе, — признался Аргус. — Но я его не видел, так что судить сложно. Ты думаешь, нас заманили, как мотыльков на свет?

— Не знаю, но надо быть готовыми бежать в любое время. Не ешьте еду, пока я её не понюхаю.

В бело-голубой столовой накрыли большой стол. Пока никто не видел, Инто с лисом прошёлся над блюдами, но запаха яда Лури не обнаружил. Животных усадили у окна, дали им по большой чашке густого горячего супа и перловой каши на свином жиру. Макао ел руками, облизывал пальцы и причмокивал. Эрри пихала за щёки всё подряд, давилась и лакала бульон из мисочки, попискивая от удовольствия, когда встречались кусочки мяса.

Ребята тоже набросились на еду. Фэйми была так голодна, что съела даже нелюбимую рыбу. Аргус умудрялся вслепую орудовать ножом и вилкой, а Инто ел с жадностью, не задумываясь о культуре поведения за столом. Маргари смотрела на них с материнским умилением и подливала добавки. Она удивилась, когда к ужину спустился и сам хозяин. Руки у него до локтей были в глине, наполовину высохшей и побелевшей. Он вымыл их и позволил Маргари начисто вытереть. Затем сел за стол. Глаза, совершенно серые и пустые, не отражали бликов.

— Так какие новости в мире? — спросил он, принимаясь за еду. — Ко мне редко заглядывают гости. В последние лет пять даже в Благую неделю никто не приходил.

— Ничего нового, — сказал Аргус, расправляясь с картошкой. — Люди всё так же любят песни, и это главное. А уж что там мелется на жерновах верхов, нам неведомо. А отчего же к вам никто не заходит? Мои друзья так восхищались вашим домом. Будь я зрячим, пришёл бы сюда хоть из любопытства.

— Видите ли, я проклят, — хмыкнул господин.

Все, кроме Аргуса, перестали жевать.

— И что за проклятие на вас лежит? — бесцеремонно поинтересовался он.

— Проклятие грязных языков. Мы с женой заболели, и она ушла в мир иной, а я выжил, но ослеп. Теперь все вокруг думают, что это порча. Бездарные врачи предпочитают считать проделками колдунов любую неизвестную болезнь.

Все замолчали. Слышался только стук вилок и ножей по тарелкам.

После ужина была готова купальня. Фэйми отправили туда первой, и Эрри поскакала за ней. Следом мылись мальчики, и Инто рассказал Аргусу о странном цвете глаз хозяина.

— Надо спросить Лури, — сказал Аргус, намыливая голову. — Эй, обезьяна, потри мне спинку!

— М-м-м! — радостно закивал Макао.

Лис дремал в одной из гостевых, но проснулся, услышав скрип двери.

— Лично я поначалу грешил на порчу, — зевая, сказал он. — Такое раньше часто бывало. Тёмные волшебники подселяли в глаза врагам мелких духов, которые пожирали свет и не давали ничего увидеть. Но тьму я бы учуял сразу. А ещё он ничем не пахнет. Это настораживает. У человека много запахов. Пот воняет страхом, слюна и дыхание — болезнями. От него веет только глиной, воском и прогорклым маслом.

— А может, это правда порча, но какая-то другая? Маргари сказала — он ослеп, когда работал королевским художником. Ему наверняка многие завидовали, — предположила Фэйми, усевшись на край чёрного сундука с потрясающей золотой росписью.

Помимо него здесь имелся пыльный старый ковёр, мутная масляная лампа и кровать, на которой без труда могли разместиться все шестеро. Комната не отличалась роскошью и размерами, да и картин здесь не было, но мрачноватую обстановку рассеивали окна во всю стену, украшенные узорчатой решёткой. За стёклами белел месяц, кутавшийся в блёстки звёзд. Он походил на бледное пёрышко, случайно выпавшее из подушки ночи. Тёмные холмы — застывшие волны необъятного моря, а одинокий дуб вдалеке — маяк.

Фэйми задумчиво разглядывала пейзаж, пока остальные негромко беседовали, и заметила движение в саду. Она пригляделась и увидела призрачный силуэт, скрывшийся за деревьями. Всё бы ничего, но это шагала скульптура с огромными ножницами в руках. Девочка спрыгнула с сундука и прильнула к решётке. Изваяния оживали одно за другим. Неуклюжая сова слетела с акации и тяжело плюхнулась в самшитовый куст. Одно крыло у неё было короче другого, поэтому, когда птица поднималась в воздух во второй раз, ей пришлось махать обрубком гораздо чаще.

— Смотрите! — сказала Фэйми, отвлекая остальных.

Все припали к окнам.

— А мы точно ели правильные грибы? — на всякий случай уточнил Лури.

— В блюдах не было грибов, — отрезал Аргус.

— Они нас убить не захотят, если увидят? — со страхом спросил Инто.

— После тех оскорблений, которыми мы их потчевали, пока шли через сад — вполне могут, — подумав, сообщил Аргус. — Давайте-ка не будем на них пялиться.

Все уселись обратно на кровать. Лури поморщился от боли и начал рассуждать вслух:

— Эти скульптуры либо живые, либо их кто-то оживил. Насколько я знаю, такое могут сотворить только волшебники.

— Это плохая новость, — вставил Аргус.

— Но белые маги не способны приводить в движение то, что изначально мертво, а мрамор и глина к живому не относятся, — закончил Лури.

— Так нам уже надо отсюда сбегать или нет? — пропищала Эрри, пристраиваясь к лису.

Тот отодвигал её хвостом, но выхухоль упорно лезла обратно, плывя через волны синих одеял и минуя айсберги белых подушек.

— Я ничего не понимаю! Ты бы почуял магию, Лури. Да и остальные тоже. В чём тогда дело? Они знают обо мне или нет? Что это вообще за дом такой? Вдруг по нашу душу уже волшебников отправили?

— Гонцу надо дня три, чтобы о нас сообщить.

— Это если он человек. Чего эта сова там кружит? Подслушивает? Или она почтовая? Наверняка отнесёт послание и выдаст нас.

Аргус взъерошил волосы. После мытья они блестели, как мёд на солнце. Фэйми на миг залюбовалась.

Наутро Маргари обнаружила всех шестерых спящих вповалку на кровати в гостевой. Выхухоль подлезла под лапу лиса и довольно улыбалась. Из раскрытой пасти Лури стекала слюна. Макао посасывал большой палец, согнувшись в позе младенца. Аргус сопел в плечо Инто, спящего на животе. Фэйми дремала, обнимая подушку. Слышалось похрапывание, попискивание, чмоканье, но никому это не мешало. Маргари постучала половником по бронзовой маске, висевшей на стене.

— Живым не дамся! — закричал Аргус, вскакивая и отмахиваясь от невидимого врага.

Его вопль разбудил остальных. Спросонья Эрри чуть не заговорила, но Лури закрыл её мордочку лапой.

— М-м-м, — гудел Макао, потирая заспанные глаза.

— Вы так сладко спали, но уже обед, — как бы извиняясь, сказала кухарка. — Сразу понятно, что артисты. Наверное, привыкли спать в одном фургоне все вместе. А я вас обыскалась с утра. Сюда зайду — нету. Там посмотрю — тоже пусто. Думала, вы уже убежали спозаранку.

Ребята не сразу сообразили, где оказались. Вчера они так ничего и не решили. Сытный ужин и горячая купальня после тяжёлой дороги разморили и детей, и зверей. Даже страх оказаться в плену у белых магов не смог столкнуть с глаз телегу сновидений.

— Стало быть, уже рассвело, прекрасная дама? — спросил Аргус, опять притворяясь слепым.

— Так уж полдень! Второй завтрак на столе остывает. Давайте-ка, умывайтесь, а то я столько всего наготовила! Вдруг и юная госпожа сегодня спустится. Я ей вчера много про вас рассказывала.

— А тут ещё кто-то есть кроме вас с господином и дворецкого? — спросила Фэйми.

— Ой, ну какой из моего муженька дворецкий? Дрова колет, да мусор носит. Вся работа на мне, сама справляюсь, — Она гордо подбоченилась.

— А юная госпожа, это кто? — напомнил Аргус.

— Дочка господина. Она незнакомых людей сторонится. Тут редко кто бывает, а она такая скромница. Что же вы сидите до сих пор? — Маргари всплеснула пухлыми руками.

Все отправились умываться. Соблазн позавтракать перед дорогой был слишком велик, поэтому побег прямо из купальни планировать не стали. Хозяин спустился в столовую, ведя за руку девочку лет десяти в накрахмаленном платье цвета охры. Юная госпожа была тихая и бледная. Она совсем не улыбалась и села в самый конец стола, аккуратно расправив складки одежды, повязав салфетку и выпрямившись в ожидании своей порции каши. Волосы — золотисто-коричневые, как гречишный мёд, спадали на плечи ровными мелкими локонами. Чёлку зачесали набок и закрепили заколкой-бабочкой. Глаза у девочки были серо-синие и холодные, словно горные озёра в тумане. Инто пялился на неё до тех пор, пока Фэйми не пихнула его, шепнув, что это неприлично. Он смутился.

При виде юной госпожи Лури в углу заёрзал, и ребята невольно напряглись. Юнону назвали в честь любимого цветка матери. Это была разновидность жёлтых ирисов, цветущих в середине весны, когда родилась девочка.

Лури подошёл к столу, запрыгнул на свободный табурет напротив Юноны и стал пристально смотреть на неё. Маргари как раз подошла с супницей и застыла, зачерпнув половником кашу. Девочка посмотрела на лиса. Она сидела очень прямо, сложив руки на коленях, как послушный школяр.

— Кажется, у вас не такие уж воспитанные животные, — холодно заметил художник.

— А у вас, как я погляжу, дочь — тёмная магиня, — ехидно сказал Лури.

Маргари выронила супницу. Художник не донёс ложку до рта. Все уставились на лиса.

— Лури! Бестолковый негодник! Ты что, не мог промолчать? — вспылил Аргус, открывая глаза.

Ещё не оправившаяся от потрясения Маргари охнула, увидев их насыщенный фиолетовый цвет, и рухнула без памяти. Пол дрогнул, подскочили столовые приборы, Фэйми выронила хлебец.

— Ох! — воскликнула она, поспешно выбираясь из-за стола.

— Не стоит. Она не живая, — остановил её Лури.

— Я не тёмная магиня!

Юнона встала, ровная, как стрела, и одарила присутствующих холодным взглядом.

— А какая же тогда? — спросил лис.

— Моя мама была белой волшебницей. Я не тёмная магиня, и я не позволю называть себя так. Следите за словами, раз уж оказались за моим столом, уважаемый лис.

Она снова села, расправив складки, отпила немного какао, изящно держа чашку двумя пальцами, и поставила обратно на блюдечко.

— Лури, марш в угол! — скомандовал Аргус. — Что за невоспитанное животное! Простите его дерзость, юная леди, но позвольте всё же узнать. Это ваш талант заставляет фигуры бродить по ночам?

— Как вы смеете задавать подобные вопросы моей дочери?! — вспылил художник.

— Восковых кукол не спрашивали, — забрехал Лури, грызя кость.

— Он не кукла, — Юнона поджала губы. — Это мой отец. И он настоящий.

— Какая его часть? — поинтересовался бесцеремонный лис.

— Голова, — без тени сомнения сказала девочка и принялась за фруктовое парфе с черникой и малиной.

Все недоумённо перевели взгляд с юной госпожи на художника. Тот преспокойно жевал хлебец с абрикосовым вареньем.

— О, муки предков, — сказал Аргус, еле подобравший челюсть. — Как это понимать?

— Я бы показал, но, боюсь, это будет не к столу, — сообщил хозяин. — Я немного слукавил, когда сказал, что болезнь лишила меня зрения. Она лишила меня всего тела.

— Это была не болезнь, — Лури сощурился.

Теперь даже Юнона перестала есть.

— Не лезь не в своё дело, — рассердился Аргус. — Иначе я зашью тебе рот. Здесь точно найдётся иголка.

— Что ж, я вижу, все наши карты раскрыты, — сказал художник, вытерев рот салфеткой. — Я прошу вас помалкивать об этом.

— Обоюдно, — кивнул Аргус. — Мы не лезем в ваши дела, а вы не сдаёте нас волшебникам. И всё же, как вы умудряетесь оживлять глину?

— Вот если бы кто-то меня спросил, — загадочно протянул Лури.

— Они сказали, что я никогда больше не смогу рисовать, а моя жена не сможет стать матерью во второй раз, — сказал художник. — И они сдержали обещание, но не так, как мы думали. Я ослеп и лишился почти всего тела, а мою жену болезнь сожгла дотла.

— Тёмные духи, — сказал Лури. — Вы пошли на сделку с ними.

— Мы хотели спасти дочь от чумы. Никто из лекарей не мог ей помочь. Ни один волшебник не решился даже близко подойти к нашей малышке.

Все взгляды переметнулись к Юноне.

— Что ж, духи всегда умели строить в Договорах второе дно, — мрачно подытожил лис. — Они влили часть тьмы в её тело, чтобы она пожрала болезнь и вернула ей силу. Это ведь дочь заставляет вас жить до сих пор? Какая жестокость.

— Не смейте! — вскрикнула девочка, вставая. — Не смейте меня попрекать! Вы не знаете, каково это — быть одному!

— Знаем, — вздохнул Аргус. — Я понимаю тебя, дитя. Выходит, твоя мать была волшебницей, но в твоём теле тьма, поэтому ты можешь вдыхать жизнь даже в неживые предметы?

— Она оживила статую, которую я слепил до того, как случилась беда. Теперь это моя подставка. Пришлось, правда, отпилить ей голову.

— Вот почему у вас такие белые руки, — шепнула Фэйми.

Они с Инто были совершенно поражены открывшейся тайной.

— Я могу помочь вам, — сказал Лури, снова подходя к столу. — Не бесплатно, разумеется. Нам нужна карта и рассказ о том, как добраться до скалы Проклятых Душ. Вы там уже бывали, я в этом не сомневаюсь.

— О какой помощи вы говорите?

— Я могу сожрать тьму внутри вашей дочери. Она станет обычной девочкой. Сможет без опаски уехать в город или к вашей родне, отучиться, выйти замуж и завести нормальных друзей вместо кучи уродливых страшилищ, которые вы тут наваяли.

— Мне это не нужно! — возразила Юнона. — Не слушайте их, отец.

— Я не тёмный дух, и скрывать не стану. Она потеряет способность оживлять статуи, а ещё вы умрёте. Но зато белые волшебники её не убьют.

— Мне это не надо! Не надо! Убирайтесь прочь! — девочка заплакала и выбежала в другую комнату.

Художник вздохнул.

— Она ещё не готова, — сказал он. — Я нужен ей. Вот если бы вы пришли лет эдак через семь-восемь, я бы с радостью согласился. Но пока я нужен ей. Можем ли мы расплатиться сейчас, а плату получить потом?

— Я крайне сомневаюсь, что мы сможем ещё раз добраться до этого места.

— Вы уже смогли однажды. Сможете и снова. А если и нет — моя дочь, возможно, сама вас найдёт. Пойдёмте наверх. Я найду то, что вас интересует, а потом уходите. Ваше присутствие огорчает Юлону.

Странный дом покидали в спешке. Никому не хотелось задерживаться в нём.

За пределами поместья дышалось легче. Впервые ребятам по-настоящему повезло. Они получили не только деньги и сумки с припасами, но и карту, которую художник всю ночь перерисовывал с оригинала, найденного в библиотеке. Он отдал бы и настоящую, вот только она занимала целую комнату.

Теперь дорога к горам Вестела лежала, как на ладони. Путь предстоял неблизкий, но карта показывала все леса и реки в округе. По ней можно было добраться до капища, ни разу не попав в селения. Восторг омрачало только одно: белые волшебники наверняка будут ждать беглецов у храма, и если не добраться туда раньше — всё будет кончено.