Из зеркала на него смотрело чужое отражение. Облик не то чтобы отталкивал — он всякий раз напоминал о расчетах перевоплощения. Свое новое лицо Сейвен пристально изучал только теперь, запершись в уборной купе. Он превратился в белокурого красавца, взаправдашнего аристократа с тонкими, как игла, чертами. Только скулы, наполненные изнутри ватой, выделялись особливо и рельефно. Решили, что Сейвен разыграет роль молодого наследника, которому достался отель в порту Бредби. Разрешив все документальные тонкости, он отправился на солнечный остров лично ознакомиться со свалившимся счастьем. Диз же в этом спектакле отводилась скромная роль спутницы жизни новоиспеченного владельца райского уголка.
Шикарное купе поезда, в котором они начали свое путешествие, отличалось размерами и удобством. «И кто бы посмел возразить». Его одежда — броская и зовущая, по последнему слову моды, — быть может, и не вязалась с холодным достоинством купе, но кому до этого было дело? «Теперь я богат. А кому не нравится, тот волен сопеть в тряпочку». Веским доводом служила тугая пачка фондов, томившаяся в кармане его новенькой белой куртки.
Он вернулся в купе и украдкой взглянул на Диз, читающую возле окна книжку. Ее красота поистине восхищала. Даже мастер Валли, пока колдовал над ее новым обликом, неоднократно вслух отмечал это. Очки он забраковал и выбросил, а взамен предложил контактные линзы истинно гелионского стального цвета. Кожа лица, рук, декольте стала светлее обычного. Линия губ сузилась, будто она их постоянно поджимала. Впрочем, бесчувственнее они от этого не сделались. Макияж сводил акценты к глазам и скулам, отчего лицо казалось совершенно другим, но в то же время неуловимо знакомым. Черные ресницы, брови, черные, как смола, волосы, ниспадающие по плечам… Весь ее облик, включая платье, балансировал на контрасте черного и белого.
Сейвен немного побродил по купе, в очередной раз рассеянно исследуя обстановку, и сел напротив Диз у окна за столиком.
— Что читаешь? — спросил он, глядя в окно. Голос — его голос — бряцал чужими интонациями.
— Да так, ничего особенного, — отозвалась она и тоже посмотрела в окно, за которым пробегал лес. — Где мы?
— Думаю, что до гор еще далеко. Цикла два-три. А может и больше. К ночи, пожалуй, до станции доберемся. Не раньше.
— А дальше что?
— Ну что… С фондами, что у нас есть, труда не составит попасть на Бредби к утру…
— Это понятно, а дальше-то что? Ох, — она вздохнула и посмотрела на Сейвена. — Я больше не могу. Всякий раз, когда я представляю купол и то, как мы там появимся, — мне страшно становится. Не знаю… Я не знаю, что будет со мной. Когда я увижу купол.
— Чего ты боишься, Диз? — Сейвен поймал себя на желании взять ее руку в свою, поймал — и все его нутро затрепетало. — В куполе все будут только рады новым переменам. Ты ведь сама это знаешь. Кто такие визитаторы? А инвесторы? Предметы общей ненависти, и только.
— Я знаю, но… Как-то это все неправильно… Ты так себе представлял начало? Еще вчера ничего этого не было. Ни масок, ни заговоров. А вот теперь на нас свалили ответственность, от которой мне дышать становится трудно. А ведь… Я всегда так хотела оказаться в гуще событий, испытать себя. И вот. Теперь я здесь. И мне страшно.
— Ты преувеличиваешь.
— Да? А может, это ты не осознаешь всей полноты ответственности?! Ох, прости… Я уже на пределе.
— Перестань накручивать, Диз. Чем больше ты об этом будешь думать, тем образы в твоей голове будут страшнее. По себе знаю.
— А ты считаешь меня такой же, как сам? — грустно усмехнулась она. — Мне даже во сне это видится. А когда я просыпаюсь, то все вокруг еще долго остается каким-то смешанным, будто части сна приходят вместе со мной в реальность. И… Я не понимаю, чему верить.
— Сны?
— Да, — ее пальцы сплелись и конвульсивно сжались. — В них Крайтер. Он… Живой. Он… Будто гость в моих снах. Нет. Не просто гость. Ты умеешь контролировать свои сны? Осознавать их и поворачивать их ход так, как тебе того хочется? Я не умею. Да и никто, наверное, не может. А он — может. Он управляет моим сном, как полноправный хозяин. Он говорит. И то, что он говорит, меня пугает.
— И что это? — голос Сейвена донесся до него же, будто из глубокого колодца. По спине пробежал холодок.
— Я вижу купол. Блестящий, как зеркало в лучах солнца. Все как… Ты помнишь наше последнее возращение туда? Из Крисалии?
Сейвен кивнул.
— Все было точно так же, вплоть до грязи на дороге. За исключением одного — во сне я стою одна. Совершенно одна. Я четко знаю, я уверена, что купол пуст. Мне страшно от этого одиночества. Но ни проснуться, ни повернуть назад я не могу. Я бегу к куполу, вхожу внутрь и вижу, что опасения мои верны. Кругом густая трава, нагроможденья то ли камней, то ли развалин… Все настолько древнее и запущенное, что разобрать невозможно. Какое-то время я просто стою. Смотрю на грязный свод, на всю эту дикую заброшенность, но неожиданно приходит воспоминание о… — здесь она запнулась на квик и подняла глаза на Сейвена. — Я вспоминаю о ком-то важном для меня. А с этим воспоминанием приходит новый страх. Страх безвозвратной утраты, от которой сердце то прыгает, то сжимается в холодный комок. Я бегу по траве, она больно хлещет по ногам и становится все выше. Вдалеке, на самой высокой груде камней, я вдруг замечаю чью-то фигуру. Надежда толкает меня сквозь эту проклятую траву туда, и когда я наконец взбираюсь на вершину, то вижу там Крайтера. На любой мой вопрос он отвечает смехом, а когда я в ярости пытаюсь достать его, он вдруг оказывается за стенами купола. Там, откуда я пришла. Но это уже другой Крайтер. Он силен и огромен настолько, что без труда вырывает купол из земли, поднимает и куда-то несет. По дороге он меня успокаивает, говорит, что я ни в чем не виновата и что беда все равно пришла бы. Так или иначе. Голос его грустен, даже скорбен. Сколько вот так вот он несет меня, я не знаю. Во сне все как-то неопределенно, относительно. Но он все же останавливается и передает сферу купола со мной внутри кому-то еще, в чем-то виня его. По крайней мере мне так кажется. А потом… Потом я вдруг оказываюсь в другом месте с тем, — она вновь запнулась, как бы не решаясь продолжать, — с тем, кого я так искала.
Сейвен вскочил, его стул грохнулся на пол. Перед глазами все плыло. Мысли как будто вырезали скальпелем, искромсали. Он ринулся к первой попавшейся двери, оказался в уборной, возвратился и, наконец, вырвался в коридор вагона, а оттуда — в тамбур. Там он уперся лбом в холодное стекло двери и замер, успокаивая взбесившееся сердце. «Что это со мной? С нами? Кто прячет все? Зачем?»
— Это невозможно. Этого не может быть, — скрипел он ладонью о холод стекла.
«Но это так». То, что он отрицал в силу непостижимости, появилось вновь, но на этот раз с тыла, откуда он не смел и ждать. «Рассказать? О сне из Франдии? Рассказать или?..» От отчаяния он застонал.
Вошел проводник и поинтересовался, все ли у моншера в порядке. С кислой гримасой Сейвен кое-как ответил, что это приступ — больной желудок и такое иногда случается. Проводник настоял, чтобы он немедленно выпил лекарство, и повел его за собой.
Сейвен и в самом деле проглотил какой-то горький порошок, запил стаканом воды, но, отвлекшись тем самым от сумятицы в голове, немного успокоился и решил ни о чем не рассказывать Диз.
«О чем я могу рассказать ей? О кошмаре, что привиделся мне раньше? А где связь? И почему она должна быть? Что я сам понимаю? Нет. Хватит с нее своих собственных страшилок. По крайней мере не теперь». Уже у двери в свое купе Сейвен точно опомнился. Помимо очевидных, но игнорируемых общих линий, их сны твердо сходились в одном. «Крайтер». И даже не то, какой самостоятельностью он обладал, а то, что смыслы произнесенного им сходились с мистической точностью. «Он обвиняет меня в чем-то». В чем именно — Сейвен не понимал. Он сам мог обвинить Крайтера в тысяче проступков, но в чем он смел винить его? «Теряться в догадках самое бесполезное занятие. Толку ломать голову себе, а тем более Диз. Разъясним позже. Если все не прояснится само».
Она сидела у окна и продолжала чтение. Так, словно не было ни давешнего разговора, ни скверного побега Сейвена, за который ему было крайне стыдно. Она доверилась и рассказала о сокровенном, а он сбежал как конченый трус. В ее молчании, ровной позе и сосредоточении на книге, в том, как она не обращала на него теперь внимания, чувствовалась досада, утрата сокровенного момента. Безвозвратно, как вырвавшееся слово. Острое желание заговорить, увидеть ее улыбку или хотя бы взгляд уничтожало его. «О, хранители, что ж я за ничтожество».
Сейвен сел напротив и, теряясь в поступках, нерешительно, накрыл своей ладонью ее:
— Диз. Прости.
Она подняла на него взгляд, в котором не было ни улыбки, ни прощения, ни злости. Ничего. Как будто она смотрела на глухую стену. Внутри у Сейвена похолодел каждый нерв. Все утратило смысл, поблекло и отодвинулось на десятый план. В голове какой-то сумятицей, наперегонки мчались образы и упущенные жесты, сравнение былого взгляда и настоящего — пустого. «Решись я раньше, как бы все обернулось теперь?»
— Вот ты сказал, — наконец произнесла она сухо, все так же не спуская с него пустого взгляда, — сказал, что мы с тобой похожи. Я бы согласилась. Я согласилась. Но теперь мне не верится. Что ты скрываешь?
— Ничего. Просто мне…
— Я и говорю. Вранье. Сплошное вранье. Зачем? — Сейвен почувствовал, как ее пальцы вздрогнули. — Я, может быть, дура, но я не слепая. И что бы ты ни сказал мне, Сейвен, я все пойму, будь уверен. Ну? Почему ты убежал?
И он рассказал ей все. О сне по дороге из Франдии и о том, который привиделся ему накануне тайного бегства из купола. Рассказал с пристрастием, стараясь не упустить ни единой мелочи. Слова лились плавно. Сейвен говорил с таким красноречием, о каком и не подозревал. Его переполняло новое ощущение, чувство общности с другим человеком, благодарность за то, что его слушали и хотели выслушать. И осознание того, что этим человеком была Диз, окрыляло его еще больше. «Ведь это Диз? А это ведь я?»
За время рассказа она не проронила ни слова, но глаза ее сказали больше. Взгляд Диз таял. Теплые искорки, влажный блеск… Когда Сейвен окончил свой рассказ, она тихо попросила вернуться еще раз к эпизоду с фонтаном. Сейвен смутился, но повторил случай, а пока он говорил, она медленно выбралась из-за столика и отошла к противоположной стороне купе — к другому окну, за которым сверкала рябью Хофери.
Сейвен уже давно закончил, но Диз продолжала стоять у окна, не оборачиваясь, не шевелясь и ни о чем не заговаривая. В конце концов он не выдержал, поднялся и подошел к ней сам. Замер рядом, близко, но не настолько, насколько его толкало сердце.
— Сейв, ты из-за этого не хотел мне ничего рассказывать?
Он молчал, не находя что ответить. Мимолетное красноречие обернулось прежним скудословием.
— Не знаю… Наверное, мне не хотелось вешать на тебя еще одну тяжесть. Ведь эти сны они, даже если и значат что-то, то не теперь. Мы не должны сомневаться. А связь… Она есть, я вижу, но смысл понять не могу.
— Молчи, дурак, — выпалила она и обняла Сейвена так стремительно, что он едва удержал равновесие. — Молчи. Не говори больше ничего. И если ничего не понимаешь, то лучше просто молчи, пока не испортил все опять.
Конечно, он все прекрасно понимал, но боялся, боялся даже теперь принять удивительную истину. Как погруженный во мрак, на дно одиночества, он бежал от луча света, наблюдая за блеском из густых теней. Когда луч уходил, то он лелеял память о нем, а при новой встрече опять боязливо торопился исчезнуть.
— Диз… — он обнял ее в ответ, прижал к себе настолько тепло, насколько мог. Ее мягкое дыхание согревало душу, а торопливое биение сердца находило отклик там, где когда-то жила лишь тишина.
— Тяжесть, говоришь, — легкий, короткий смешок затронул слух, и Диз посмотрела ему в глаза так близко, как никогда еще не смотрела. — Мне никогда не было легче, чем теперь. И я больше ничего не боюсь, Сейв. Ничего. Спасибо тебе.
Железная дорога ошеломляла размахом, а в особенности ее горные рубежи, где мостам и тоннелям не было конца. Многие годы строительство велось с одержимым упорством, но война изломала роль былых стремлений, да так, что после ее окончания стройка не была окончена. Незавершенная железная дорога считалась эмблемой, перечеркнувшей бессмыслицей когда-то глубоко сакральное.
На конечной станции их встретила ночь. Но даже столь запоздалых путников поджидали те, кто были не прочь заработать на вынужденном положении.
Едва Сейвен и Диз спустились на знакомую платформу, как рядом оказался молодой человек в потасканном комбинезоне. Он, без единого слова, попытался выхватить из рук Сейвена чемодан, но получил только пинок и крепкое словцо вдогонку. Перед отъездом Дейт научил их вести себя нагло и презрительно со всеми: «Ваш статус и ваша юность предполагают отсутствие манер. Как ни печально осознавать, но, за редким исключением, это именно так». Следующий, кто рискнул предложить свои услуги, оказался на порядок учтивее. Да и одет он был куда приличней. Выслушав, что им предлагают не многоместный, а персональный автоскор, супружеская чета благосклонно согласилась, даже не поинтересовавшись стоимостью.
Водитель дорогой помалкивал, Диз спала, а Сейвен лишь делал вид, что спит. Только в Лонции извозчик поинтересовался, не угодно ли особам остановиться на ночь в одном из лучших постоялых дворов города, на что получил категоричный отказ, предваривший желание отплыть на Бредби сейцикл. Водитель был отучен задавать лишние вопросы и только пообещал все устроить.
Они остановились на набережной, и водитель повел неутомимых путников в конторку, занимающуюся морским извозом. Внутри все спало, однако нужный человек был разбужен и представлен ночным гостям. Договорились о цене, и через десять нарнов восхитительная яхта отплыла в ночь.
Незадолго до восхода судно пришвартовалось в порту Бредби. Не покидая причала, удалось договориться за транспорт до купола. Все складывалось уж больно гладко. Впрочем, Диз быстро развеяла его беспокойства, напомнив о высоте их статуса.
— Перестань теребить свое воображение, милый, — прошептала она ему на ухо, когда автоскор отсчитывал последние километры до купола. — Чего плохого в том, что у нас нет проблем?
Он соглашался, отчасти даже успокаивался, но… «Останется ли все как прежде, когда маски будут сорваны?»
Казалось, что прошла целая вечность с тех пор, как они бежали из купола. Но свод высился на своем прежнем месте, величественный и непоколебимый. Сейвен почувствовал, как Диз взяла его под руку и легонько потянула к главному входу. «Храбрится. А сама вся дрожит». На ее лице застыла едва заметная улыбка недосягаемого превосходства. Вся фигура, осанка, манера шага — все выражало царственное спокойствие. И только Сейвен чувствовал, как она трепетала.
Встретивший их визитатор учтиво осведомился, чего угодно гостям, и, получив ответ, объяснил, как пройти к главному. Проходившие мимо ларги и доларги не обращали на них внимания. «Нас никто не узнает. Это славно».
В лифте Диз отпустила Сейвена, несколько раз глубоко вздохнула, пробормотала что-то вроде «соберись, соберись, соберись» и лицо ее стало решительным и непреклонным.
— Где здесь главный? — с ходу вонзила она вопрос в секретаря приемной и, не дожидаясь ответа, устремилась к верной двери.
— Но фрейлейн, кто вы? — попытался остановить ее визитатор, но она даже не обернулась.
Сейвен, нагло ухмыляясь, прошел вслед за ней в кабинет протектора и закрыл за собой дверь. Он не сильно удивился, когда вместо знакомой фигуры Олафа увидел в кресле очередного визитатора. Несколько квиков они молча смотрели друг на друга. Тот, кто сидел на месте протектора, вовсе не ждал такого стремительного визита.
— Кто вы такие?! — разбил молчание секретарь, поспешивший на выручку наместнику протектора. — Не сочтите за труд объясниться!
Диз обернулась к нему и презрительно промолчала. Затем подошла к столу и без приглашения уселась в стоявшее рядом свободное кресло.
— Меня зовут Немиза Доли. Это мой супруг — Фрезрих. Мы владеем крупнейшими в Сотлехте концертными холлами и хотим купить ваших доларгов для монументального представления. Где протектор? Я намерена разговаривать только с ним.
— Но фрейлейн Доли, зачем вам наши доларги, — растерянно пробормотал главный визитатор. — В Гелионии ведь есть свой купол…
— Я это знаю! — хлопнула она ладонью по столу. — Там я уже купила, сколько мне надо, теперь нужны ваши. Ну, где протектор?!
— Он под стражей, фрейлейн, и не ведет больше дел. Если хотите…
— Где-где протектор? — переспросила она, хохотнула и оглянулась на Сейвена. — Ты слышал, тютик, они своего протектора в плен взяли. Ха-ха-ха!
— Он диссидент и отступник, которому самое место за решеткой.
— А может, вы его еще и казните? Ха-ха-ха!
— Ничего смешного здесь нет, — хмуро ответил визитатор. — Может быть, и казним. Все решат инвесторы, когда прибудут сюда.
— О! А может, нам их подождать, чтобы о цене поговорить, а, тютик?
— Можно, — благосклонно кивнул Сейвен. — Все лучше, чем с прихлебальщиками толковать.
— Но позвольте! — от возмущения визитатор привстал. — Инвесторы прибудут еще не скоро! Да и как вы смеете подвергать сомнениям мою компетенцию?!
— Еще как смею! — уравняла интонации Диз и навела на визитатора указательный палец. — Ты! Сколько ты потребуешь за пять десятков доларгов, арендуемых на восемь дней?
Визитатор сник и суетливо начал искать арифмометр, отыскал, вооружился карандашом и что-то стал писать на листе бумаги. То ли от возбуждения, то ли от сложности задачи, но подсчетами он занимался долго.
— Вот! — наконец триумфально провозгласил он. — Восемнадцать тысяч. Транспортные издержки не включены.
— Что-о?! Тютик, ты его слышал? Восемнадцать тысяч! И мы еще должны ломать голову, как их переправить на континент и обратно! Вы в своем уме, моншер? Как вы можете вести подсчеты, если даже не осведомились, чем они у нас будут заниматься? О небеса, о небеса… Так. Отведите нас к своему протектору, пускай теперь подсчитает он. Вы ведь, надеюсь, не заключили под стражу его благоразумие?
— Но так нельзя…
— Милейший, вы отдаете себе отчет в том, что восемнадцать тысяч это огромная сумма? Я намерена заплатить ее только в том случае, если протектор выйдет на нее же. Нет! Я заплачу столько, сколько подсчитает он. И ни фондом больше! Иначе сделки не будет! А у вас будут большие проблемы!
«Откуда она все это берет?» Сейвену улыбнулся. Диз огорошила главного визитатора так, что он нарн с лишним просто молчал, уставившись на нее.
— Отлично, будь по-вашему, — наконец рыкнул он, сгреб арифмометр, карандаш, бумагу и поднялся из-за стола. — Но если результат получится больше моего, вы заплатите все до последнего фонда. Договорились?
— Хорошо, — презрительно скривилась Диз. — Пойдемте.