Сердце меча

Глава 11 Страшное слово

«Паломник» сидел во льду по самую маковку. Дик нашел на планах корабля место, где не проходили коммуникации и куда можно было потом без особых проблем поставить заплатку — и тэка плазменным резаком сделали там выход. С собой брали только самое необходимое — и у Дика снова вышел маленькой конфликт с лордом Гусом, который ни за что не хотел оставлять свой сантор.

— Чтобы заставить меня бросить его, юноша, вам придется в меня стрелять! — заявил ученый.

Дик не стал длить ссору, только сказал, что если лорд Августин устанет, ему все-таки придется бросить сантор, потому что он запретит кому бы то ни было его брать. Но это маленькое послабление послужило сигналом для других: леди Констанс взяла несколько дорогих ей книг и рисовальный планшет Джека, Бет — мультивокс, да и самому Дику было трудно с ними спорить, потому что у него в поясной сумке лежали несколько патронов с любимыми песнями, а за пазуху он положил какэмоно из часовенки. Ему больно было думать, что самое большее через несколько часов поисковая партия вломится в корабль и вопрется сюда, в молельню. Может быть, они разобьют распятие и иконки… «Римское безумие». Нет, этого не должно случиться. Дик сорвал какэмоно с деревянной планки, сложил его и сунул под одежду, туда же — снимок Райана Маэды, потом снял со стены крест. Прижался на мгновение лбом к коленям Распятого и почти без звука шепнул:

— Только не дай мне струсить.

Положил в карманы фигурки Девы Марии, Святого Брайана и Святого Ааррина, заткнул за пояс печатную Библию и спустился на нижнюю палубу. Там открыл корзину для чистого белья и осторожно уложил все на простыни, забросав сверху наволочками и полотенцами. Основную часть груза сложили на волокушу, вырезанную из куска переборки. Легкий и прочный пластик хорошо скользил по льду даже после того, как на него увязали несколько ящиков с консервами и кофр с медицинским оборудованием для Джека.

Поверх термокостюма и одежды Дик надел полуброню, взятую из сейфа. Даже с затянутыми до предела ремнями кираса и наплечники болтались на нем — капитан Хару при том же росте был много шире в плечах и груди. Пулевик юный капитан пристегнул на правое бедро, орриу — на левое. Плазменник и боезапас к нему он отдал Рэю, импульсный пистолет — леди Констанс.

Колонна двинулась на запад, к горной цепи, протянувшейся с севера на юг. Это был лишний крюк, но Дик принял такое решение из-за неизбежной погони. Здесь, на белой равнине, их непременно заметят с воздуха. Нужно было добраться до гор в течение одного дня.

Морлок возглавлял группу, так как он один что-то знал о нравах этой планеты и ее природы. Поскольку термокостюма ему не нашлось, леди Констанс и Бет сшили ему накидку из двух одеял, а на ноги он натянул три пары самых просторных штанов Вальдера. На середине голени эти штаны заканчивались, а огромная ступня Рэя была совершенно нестандартных пропорций — поэтому обувью ему служили бахилы от скафандра, надетые поверх обмоток, вырезанных из одеяла. Довершали картину тент-накидка, доходящая морлоку только до средины бедра, и вязаный ветрозащитный шлем, сейчас поднятый на лоб.

Следом за Рэем шли тэка — Бат и Актеон тащили волокушу, Том и Остин были на подмене. Бет и леди Констанс шагали за гемами, и Бет изумлялась — как маме удается сохранить изящество даже в таком уродливом балахоне? Лорд Августин плелся позади них, горюя о своей потере — он уронил в глубокий снег свои запасные очки и не смог их найти. Последним шел Дик, нелепый в своей полуброне.

Бет ненавидела его сейчас всеми фибрами души. Она понимала, что он не виноват — Морита был сильным противником. Но ничего не могла с собой поделать: эта белая равнина, этот холод, сырой снег под ногами, непонятного оттенка небо, где два солнца просвечивают сквозь тучи — все внушало страх. Чем больше она уставала, чем больше одолевала ее боль в утомленных ногах — тем сильней хотелось выплеснуть всю свою злость на понурую голову в дурацком шлеме. Ну почему, почему этот балбес дважды попался на одну и ту же удочку? И почему из-за его тупости должны страдать все они, а самое главное — Джек?

А впрочем, пока что Джек не унывал. Перенесенный во время падения ужас почти забылся, и мальчик смотрел на все происходящее как на увлекательное приключение. Он никогда раньше не видел снега, так что возможность носиться по нему, падать и барахтаться, играя с Динго, или, устав, взбираться на волокушу и ехать «на санках» повергала его в восторг.

Но с закатом и Джек устал, продрог и захныкал. Рэй взял его на закорки под свою накидку, и, согретый теплом огромного тела, малыш уснул.

Равнина казалась гладкой только с высоты — на самом деле под слоями наметенного за долгую зиму снега была бугристая ледяная поверхность. Море замерзало неровно, долго не хотело покоряться власти мороза, крошило льды, сбивало их в кучи у берегов, сталкивало торосы друг с другом. Оно и сейчас жило и боролось там, на западе, под толщей льда — выгибая могучую спину, взламывало панцирь, отрывало от него километровые поля и несло их через океанскую полынью, чтобы там, на другой стороне, со всей силы хрястнуть по броне ледяным тараном. Здесь следы этой борьбы почти стерлись, лишь изредка ледяной мыс поднимался над снежной поверхностью — как нос тонущего корабля прощальным салютом вздымается над водой — но под снегом не было ровного места, на которое можно поставить ногу. А снег кое-где доходил Рэю до пояса — и ему приходилось поворачивать, чтобы пробивать новую тропу там, где его не так много. Из-за всего этого отряд двигался медленно, как в кошмарном сне, где ты бежишь от кого-то или за кем-то — но неминуемо вязнешь в пространстве. Горная гряда, к которой Дик направлял свой маленький отряд, находилась не более чем в пятнадцати километрах. Маршрут, который на Мауи, погожим днем даже в горку Бет преодолевала шутя. Здесь ей сразу вспомнился Данте — последний, девятый круг ада, Джудекка, где мучаются предатели. Только все получилось наоборот: предатель благополучно удрал и теперь смотрел, небось, с орбиты, как они мучаются.

Горы начинались долгим подъемом, утомившим путников до хрипа в горле, и обрывались к равнине почти отвесной пятисотметровой стеной, у подножия которой были раскиданы причудливой формы валуны. Издалека они казались небольшими, но, когда путники приблизились, оказалось, что за самым маленьким из них мог бы без проблем укрыться Рэй, стоя в полный рост. Полоса булыжников тянулась на полкилометра. К этому моменту все так устали, что Дик объявил ночевку, как только обнаружил скальное укрытие, под которым поместился бы тент.

Ночь и в самом деле выдалась светлой. Под такими звездами, да еще и на белом снегу, просто удивительно, как их не обнаружили до сих пор. Удивительно, как еще не слышно катеров-разведчиков…

Без Рэя он бы не справился с установкой бивака — оборудование для экстренной посадки за все время его пребывания на «Паломнике» никто не потревожил ни разу. Вариант, при котором корабль погибнет, а экипаж выживет, всеми рассматривался как фантастический, и Дика не учили ни разворачивать тент, ни пользоваться походной печкой со сменными термостержнями, ни перестраивать тент-накидки в спальные мешки. Дик сомневался, что на «Паломнике» кто-то вообще это умел, так что полностью положился на Рэя.

— Мама, а можно я буду спать в одной сумочке с Динго? — радостно запищал Джек, увидев, как аляповатые плащи превращаются в трубы спальников.

— Нет, малыш, ты будешь спать в одной сумочке с Бет.

— Она толкается! Я лучше с Рэем.

— Ничего не получится, милорд. Я такой большой, что не помещаюсь в сумочку. Спите с сестренкой, а мы с Динго согреем друг друга.

— Рэй, — сказал Дик. — Нам нужно пойти набрать снега для питья. Мастер Аквилас, сломайте один стержень и вставьте его в гнездо печи. Пусть палатка прогреется немного.

— С вами схожу, — поднялся Актеон.

— Нет, — покачал головой Дик. — Мне нужен мастер Порше.

— Осторожнее там, снаружи, — подал голос лорд Гус. — Вряд ли здесь есть крупные хищники, но если они есть — это звери наподобие белых медведей Старой Земли.

— Спасибо, лорд Августин.

Дик и Рэй отошли от лагеря в сторону, достаточно далеко, чтобы их не могли услышать.

— Тут и в самом деле есть какое-нибудь зверье?

— Нет, сэнтио-сама. Снежные тролли всегда держатся ближе к воде, они рыболовы. Они кочуют там, — гем показал на восток. — Вдоль кромки льда. Чего нам нужно по-настоящему бояться — так это бури.

— Снежной бури?

— Да, сэр. Когда Анат начинает садиться раньше, чем Акхат, — Рэй показал на одно солнце, от которого виднелась над застывшим океаном лишь верхняя кромка, потом на другое, катящееся вслед за первым вниз, — такие бури здесь случаются часто.

— Лучше бы это был снежный тролль, — вздохнул юноша. Рэй понимающе кивнул: всегда проще иметь дело с тем, кого можно ранить или убить.

— Ночью я все скажу миледи, — прошептал Дик, нагребая горстями снег в котелок и утаптывая кулаком. — Она должна знать. Я не могу больше.

— А тэка? И девочка? И лорд Гус?

— Нет, они пока пусть ничего не знают. Начнется паника, а я не хочу. Пусть миледи объявит их своими рабами без их ведома. Черт, это же Вавилон, их никто ни о чем не спросит.

— Допустим, она это сделает. А дальше? Что будет с ней?

— Ты у меня спрашиваешь, Рэй? Ты ведь лучше меня знаешь эту планету.

— Главное — уйти от рук Мориты, — убежденно сказал морлок. — Если мы скроемся от него, нас ему уже не выдадут. Рейдеров здесь только терпят, а не любят. Если леди Констанс не скажет, кто она — ее могут даже отпустить. Доставить на какую-нибудь нейтральную планету.

— А если скажет?

Рэй пожал плечами.

— Доминион Ван-Вальденов невелик. Но миледи — императорского рода. Ее могут держать заложницей, чтобы получить выкуп, а могут использовать, чтобы завербовать лорда Якоба.

— Это у них не выйдет, — уверенно сказал Дик. — Но ты прав, нужно скрывать, кто она такая.

— А вы, сэнтио-сама? Что будет с вами?

— Откуда мне знать…

Этот вопрос не давал ему покоя с той минуты, когда он догадался обо всем. Он не сможет — и не попытается — скрыть, что он пилот. Инициированного до Картаго пилота не отпустят, это ясно. «Тех, кто не ломался по их воле, они казнили. Мы, боевые морлоки, должны были разрывать их когтями заживо…», — эти слова Рэя не шли из головы. Дик не надеялся, что ему сделают скидку на возраст — ведь в Сунасаки такой скидки не делали даже для младенцев. Ну что ж, останется только молиться, чтобы умереть, не опозорив Христа, Синдэн и убитых вавилонянами крестоносцев.

Рэй пытался поймать его взгляд, а он смотрел на небо.

— Что вы там видите, сэнтио-сама?

— Я думаю, Рэй. Мориту задержали или нет? «Саламандра» не могла оторваться так быстро, как «Паломник».

— Задержали, конечно.

— А нас ведь очень легко могли уничтожить. Нас сажали, потому что получили приказ. Чей?

— В мое время планетарной обороной командовал Бастиан Кордо, а флотом — Неро Мардукас, — сказал Рэй. — С тех пор, наверное, многое изменилось.

— Но почему нас пропустили, Рэй? Нас ведь пропустили. Не может же быть, что мы так просто обошли систему планетарной обороны.

— Вы хотите сказать, Морита властен отдавать приказы флоту?

— Тут я могу только догадываться. Ты знаешь что-нибудь?

— Разведкой в доме Рива ведает клан синоби. Экхарт Бон, в прежнее время глава Дома, был из них. Иногда, очень редко, синоби получает сэтто, который даёт ему право приказывать даже командирам флотов. Это называется «карт руж», красная карта. Синоби с таким сэтто может убивать кого хочет — если сумеет отчитаться за его смерть перед тем, кто дал сэтто… Но бывает так, что давший сэтто не требует отчета.

— А кто может дать такой сэтто?

— Солнце. Император Вавилона.

— Тогда давай подумаем, Рэй: если Морита — синоби… И если у него есть сэтто… то он получил его не просто так. Его послали за чем-то важным. Это могла быть простая разведка?

— Не знаю, сэнтио-сама…

— Я не думаю, что обычному шпиону нужны были бы такие полномочия. Тут пахнет куда более важным заданием. Он рискнул открыть мне Картаго. Этот риск может оправдать только очень большой выигрыш.

Дик смотрел на Рэя, ожидая его реакции. Морлок внимательно слушал.

— Больше, чем доминатрикс малого Доминиона, — продолжал юноша. — Больше, чем один ученый, даже такой умный, как лорд Гус…

— Такой умный, что порой не может сам за свой ум взяться, — хмыкнул морлок.

— Я думал было, что дело в нем. Но потом решил — нет. Чтобы получить из него какие-то сведения по его науке, не нужно его похищать — достаточно вызвать на ученый спор и он сам все расскажет.

— Но тогда кто?

Дик сказал. Рэй молча выслушал, подумал немного и решительно мотнул головой.

— Нет, капитан. Звучит похоже на правду, но нет. Она уже стала человеком. По законам Вавилона у нее нельзя отнять жизнь.

— По законам Империи тоже нельзя отнимать жизни, — кивнул Дик. — Но даже в Империи есть гады, которые считают себя выше законов — и человеческих, и Божьих. Такие, которые подпольно заказывали себе тела в Вавилоне.

— Верно. Так что, потеряв клона на Тайросе, его заказали бы здесь, и все дела. Оно не стоит того, чтобы гонять синоби с красной картой по всей Галактике.

— Тогда клон сейчас был бы десятилетним ребенком! Это еще маленькое и слабое тело! А вдруг время торопит этого… эту суку? Вдруг она не может ждать, пока ее клон вырастет? Рэй, мы должны что-то придумать, чтобы не дать ее сожрать!

— Чтобы что-то придумать, нужно что-то знать наверняка, — остудил его Рэй. — Да положите на это дело хвост, сэнтио-сама. Пойдемте обратно, нас уже ждут и беспокоятся, наверное.

Дик встал с котелком в руке.

— Нет у меня хвоста, Рэй, — сказал он.

— Ну значит, положите то, что есть.

С закатом температура воздуха упала и снег, еще недавно мокрый, теперь похрустывал под ногами. Он шагал позади Рэя и на душе у него было скверно как никогда. По лицу Рэя он видел, что морлока не очень-то убедила его версия. Она и самому Дику казалась притянутой за уши — но это была единственная версия, которая объясняла все. Бет не должна знать. Она не выдержит, у нее будет истерика — а это самое последнее, что ему сейчас нужно.

Дик вырос с мыслью о том, что ему придется расстаться с жизнью скорее рано, чем поздно. Мало кто из сохэев умирает от старости. Но только сейчас он понял, как тяжел крест офицера: жертвовать не только собой, но и другими. Рэй — солдат, он понимает. Леди Констанс — доминатрикс, она поймет. Но он рискует не только теми, кто способен пойти на жертву. Он рискует в первую очередь теми, кто неспособен и не должен.

«Боже, пусть я погибну один. Или хотя бы мы двое… А больше никто. Особенно Бет. То есть, миледи и Джек и милорд — тоже, это самое главное… Но Бет — пусть она спасется… Потому что она… Потому что я… я согласен, если так надо. Это же моя война. Не ее. Она-то тут при чем? Все они…»

Дик нырнул под тент и отдал котелок гемам. В крохотной палатке все теснились бок о бок, и нельзя было встать в полный рост — только на колени. Тесное пространство освещали термостержень, исходящий тускло-желтым сиянием в зажиме походной печки и терминал сантора, который включил лорд Гус. Его длинные кисти с растопыренными, быстро перебирающими пальцами, походили на пауков, ткущих тенета какого-то очередного хитроумного графика — и Дик жгуче позавидовал его способности уходить в призрачный мир формул. Лорд Гус был голоден, как и все, но его пришлось слегка толкнуть в бок, чтобы он услышал приглашение к ужину. Джек, утомленный переходом, не смог дождаться ужина — съел плиточку шоколада и уснул. Леди Констанс разбудила его, когда закипела вода, чтобы он поел — но малыш, осовело моргая глазенками, крутил лицом и не желал разжимать губ, чтобы проглотить немного варева.

Вообще-то, консервы из легионерского рациона (как и многие шкиперы, капитан Хару, не мудрствуя лукаво, закупил в качестве НЗ списанное армейское барахло) можно было есть и так — сорвав защитный слой с термопятна, которое разогревало банку примерно до тридцати градусов. Но все очень устали и замерзли — давиться сухой жирной кашей никто не хотел, и ее превратили во вполне приемлемый суп. В конце концов в Джека впихнули три ложки и снова позволили мальчику уснуть. Примерно с полчаса леди Констанс тревожно следила за сыном — не начнет ли его рвать? Но нет. Приступа не было.

От супа не оставили ничего, и вторым приемом закипятили в котле воду для кофе — леди Констанс сказала, что хорошо бы всю ночь иметь теплый кофе для вахтенных, и Дик ее поддержал. Сам себя он назначил первым вахтенным и велел Тому заступать через полтора часа. Ночь была разбита на шесть коротких вахт — чтобы у всех имелась возможность выспаться перед очередным дневным переходом.

Когда налили по второй кружке, он сунул в ухо «ракушку», вышел наружу, отцепил от пояса терминал и сел, как лорд Гус — только над картой, снятой во время облета планеты.

Южнее в горах было что-то, очень похожее на деревню. Во всяком случае, несколько объектов мало походили на фигуры выветривания, и термосканер показывал там наличие отопления. Конечно, оставалась еще крохотная вероятность того, что это какой-нибудь скрытый гейзер затейливой формы — но Дик все-таки думал, что судьба не настолько от него отвернулась.

Они достигли гор, и теперь следовало держать прямо на юг. Юный капитан, прокладывая этот маршрут, первоначально думал подняться в горы и следовать вдоль чего-то, очень похожего сверху на русло реки. Но сейчас, увидев отвесную стену скальной гряды, он понял — об этом нечего и думать.

Он ощупал и осмотрел камень, под которым укрылся тент — сомнений не было: над этим камнем поработала вода. Место, по которому они шли — полоса прибоя, и, судя по отметкам, которые Дик видел днем на скалах впереди — длинные горизонтальные полосы, словно по камню кто-то провел гигантским гребнем — вода в этом месте поднималась метров на сто. Оставалось лишь радоваться, что они упали сюда зимой, а не во время этого бешеного прилива. Надо же хоть чему-то радоваться…

Жилище, найденное на карте, было именно в горах, и Дик боялся, что весь этот жуткий путь, семьдесят километров по прямой и Бог знает сколько со скидкой на рельеф местности, они проделают зря: поселение окажется недоступным, они не смогут взобраться на клифф… В том месте, куда он вел отряд, ровная полоса гор была рассечена все тем же «руслом». Во всяком случае, Дик надеялся, что это русло реки…

Завтрашний путь пролегал вдоль клиффа, среди камней. Так у группы оставалась какая-то возможность быстро укрыться, если их начнут искать с воздуха. Это — еще пятьдесят километров. Еще два дня пути — Дик не обольщался насчет того, какие здесь ходоки все, кроме Рэя. Сам он, к примеру, подозревал, что стер себе ноги, и имел все основания опасаться за свое завтрашнее состояние.

Кроме того, их неизбежно затормозит приступ Джека. Их затормозит, а малыша убьет. Дик отключил терминал и сел, упершись локтями в колени и уронив голову. Он никогда раньше не клянчил у Бога, очень и очень буквально понимая то место в Евангелии, где сказано, что Отец знает твои нужды прежде, чем ты у Него попросишь. Дик вырос среди солдат Господних, и себя считал таким. Солдат не клянчит у генерала, хороший генерал сам снабжает солдата тем, что тому нужно. Дик всегда просил лишь о поддержке и помощи — но не о чуде. И лишь совсем недавно оказалось, что о поддержке просить бесполезно, потому что он не может сделать НИЧЕГО. Он не врач, не нанотехнолог. Он даже не настолько хороший пилот, чтобы привести корабль куда надо. Он вынужден просто сидеть и смотреть, как ребенок угасает и как терзается его мать.

Дик ни секунды не сомневался в том, что смерть — рождение к вечной жизни, не сомневался и в том, что такой ангелочек, как Джек, будет в раю быстрее, чем над ним дочитают «Ныне отпущаеши», и все-таки в качестве утешения эта мысль никуда не годилась. Потому что они оставались в этом тускнеющем мире, из которого со смертью каждого ребенка уходил свет, и где торжествовала такая сволочь как Брюс, Морита и Джориан. И тут можно было только впадать в отчаяние — или просить.

Чья-то мягкая, но сильная рука легла сзади на плечо. Дик, не оглядываясь, узнал это деликатное, почти робкое пожатие.

— Миледи… — прошептал он.

— Бедный мой мальчик, — она села рядом и провела рукой по волосам Дика. — Я все знаю.

У Дика словно кровь закипела в легких.

— Рэй сказал вам?

— Я догадалась, когда ты поссорился с Гусом.

— Простите меня… Мне… очень жаль.

— Ты ни в чем не виноват. Боже мой, Дик, как же мне тебя утешить…

— Не надо меня утешать. Сделайте для тэка все, что сможете. И для Бет. Не дайте ее убить.

— Никогда. Она же мое дитя. Я буду драться и за нее, и за Джека, и за тебя.

— За меня не надо… Только если ее найдут… понимаете, они ведь ее ищут, не кого-то другого… Вы лучше ее сами убейте, чем отдавать им.

— Ты сам не понимаешь, что говоришь. Ты устал.

— Нет, миледи, это вы не понимаете… Есть вещи и похуже смерти. — Он вскочил, сжав кулаки, потом вцепился себе в волосы и прокричал шепотом: — Боже, Боже, ну почему это с вами случилось? Со мной-то ладно, я сюда хотел. Не так — но хотел! А вы за что? Почему вы должны зря погибать?

— Ни за что, Дик. И никто не погибает зря. Если мы оказались здесь — значит, здесь мы нужны; мы все. В конечном счете, все мы умрем, здесь или где-то еще. Мне суждено потерять Джека или Бет или тебя — или вам суждено потерять меня: никто из нас не бессмертен. Кому-то достанется этот горький дар — оплакать того, кого он любит. Я тоже порой злюсь — на судьбу, на себя… на тебя. Но что толку злиться? Мы здесь потому, что призваны сюда. Мы должны дать все, что можем — друг другу и тем, кого встретим.

— Не хочу я им ничего давать, — процедил Дик. — Кроме пули.

Леди Констанс вздохнула, ее плечи опустились.

— Но ведь есть еще мы, Дик. Неужели мы — просто балласт для твоей совести, и ничего больше? По-моему, ты рано готовишься к жертве. Мы вместе, и будем друг за друга стоять.

Юноша вздохнул. Леди Констанс мудрая и сильная женщина, но есть одна вещь, которой она не понимала. Уже целый день Дик чувствовал себя преследуемым, и это возвращало его в детство, в один сплошной безрадостный день, наполненный блужданиями по бетонным кишкам разрушенного города. Он выбирался на поверхность ночами, чтобы найти где-нибудь съестное — и, схватив первое, что попадало под руку, снова уходил в подземелье. Время от времени за ним охотились — скорее потехи ради, чем всерьез: когда десантники Синдэна задались целью поймать тощего одичавшего пацаненка, они его таки выследили.

Дети могут забывать события, но гораздо труднее забываются ощущения. И вот сейчас он снова чувствовал себя объектом охоты, дичью в чужой лютой потехе. Маленьким ребенком, загнанным в мокрые вонючие норы. Он в любую секунду ждал, что воздух разорвет от рева двигателей. А его все не было и не было, и ожидание делалось все тоскливей и тоскливей.

Тент вдруг зашевелился и Дик вскинулся, перехватывая орриу в правую руку — но оказалось, что это всего лишь Джек.

— Я писать хочу, — сказал малыш, ежась от холода.

Их было девятеро, включая Джориана и Моро. Джориан подбирал команду сам, стараясь брать таких кандидатов, в которых должное количество боевых навыков сочеталось бы с исполнительностью и некоторой туповатостью. Моро предупредил, что инициатива может вредна — ха, как будто Джориан сам не знал, что с умниками одна морока.

Заместителем на время своего отсутствия он назначил Дэлву — в ней он был уверен как в хорошей цепной суке: и сама на место капитана не позарится, и другому не даст. Дэлва, высокая сэмбо с Хай-Бразил, была влюблена в него как кошка. Их союз длился уже три с половиной года, и Джориан был доволен всем, кроме одного — ее манерой звать его в постели «Влади». Он ненавидел свое имя и попробовал объяснить это Дэлве, но той было как об стенку горох — «не могу я человека в койке по фамилии называть», вот и весь сказ. А Владимир, мол, прекрасное имя. Ну, прекрасное так прекрасное, хрен с тобой. Джориана из-за имени часто принимали за рутена, и он ничего против этого не имел, как и против рутенов — но имя слишком напоминало ему о золотом, мать его так, детстве и о папаше. Джориан искренне надеялся, что его родитель сдох от мутировавшей чумы или чего-то похуже, вроде новобалийской проказы. А его посох, которым он ломал сыновьям ребра, ему засунули в задницу перед кремацией. А еще лучше — перед смертью.

В одном он не соврал щенку Суне — когда описывал «свой» скват. Он и вправду вырос в сквате — на борту корабля дзэн-коммунистической общины. Папуля назвал сына в честь какого-то деятеля со Старой Земли, такого же пришмаленного на всю голову — но это было хотя бы нормальное рутенское имя, с которым можно жить; младшим братьям повезло меньше — если этот горе-корабль не разбился, то по задворкам Вселенной шастают Ильич и Ленин Джорианы.

Впрочем, хватит воспоминаний. Джориан снова обратился мыслями к подобранной команде.

Ребята были хоть куда — Сканк, незаменимый в рукопашной со своим тяжелым кидо и пристрастием к коллекционированию ушей, Шин со своим рабом Нео, боевым морлоком класса «Ахилл» — когда-то оба знали лучшие времена, но и сейчас могли дать жару; Джаргал из дома Кенан — по слухам, его изгнали за жестокость; двое братьев Мело с Паллады — они вели счет, кто больше убил, да оба сбились и теперь все время ссорились; Джунэ Коюга — киллерша, в розыске на четырех планетах Империи — и Рио Эспада, парнишка лет восемнадцати, ее любовник — хотя, конечно, взяли его не за это, а за то, что он первый флордсман в Братстве.

У всех были кидо — боевые костюмы класса на ниже третьего. То есть, средняя, полутяжелая и тяжелая броня. Вооружение Моро велел взять среднее, импульсники и плазменники, а также стандартный абордажный набор: резак для взламывания дверей, инфразвуковые и газовые гранаты, холодное оружие.

Дэлва немного поскандалила с Джорианом из-за испорченной «Саламандры» и ни в какую не соглашалась дать свой прыжковый катер, «Медузу». Но Моро уговорил ее, наобещав золотые горы.

— Что это за хрен? — спросил у Джориана старший Мело, когда они перебирались на борт «Медузы» в то время как Моро через ансибль связывался с Рива. — Откуда ты его знаешь?

— Крутой перец, — пожал плечами Джориан. — Во время войны дал две хороших наводки. Называется все время разными именами, но каждый раз так, чтобы можно было сокращать до Моро. Сейчас зовите его Сандро Морита.

— И куда мы летим?

— На Картаго.

— Ничего себе! — присвистнула Джунэ.

Ни Картаго рейдеров не пускали. Если кому-то хотелось в каких-то целях прошвырнуться до планеты — например, побегать во время краткой тамошней весны по зеленому лишайнику и макнуться в море — он должен был лететь транспортом Рива с их орбитальной станции. Любой корабль, без спросу пересекавший третий рубеж обороны Анат и Акхат, уничтожали без предупреждения. Здесь же, на дальних подступах к Картаго, каждый рейдер должен был по первому запросу отвечать на сигнал ДИВ — «друг или враг», и горе тем, кто не успевал.

Исключение сделали лишь для «Паломника». По свистку Моро все патрульные корабли Рива убирались с его пути — лишь один не успел слинять быстро, из-за чего Джориан и имел неприятную разборку с капитаном-молокососом.

Когда все необходимое погрузили, а ребята заняли свои койки в кубрике, Моро собрал всю компанию для инструктажа. Боевая задача в его изложении выглядела очень привлекательно: высадиться на глухом побережье, выследить небольшую группу штатских и аккуратно взять, не повредив ни единого волоска на их головах. Моро особенно упирал на этот пункт: взять целыми и невредимыми всех, кроме боевого морлока и коса.

— Вот, почему я настаивал на том, чтобы у всех вас была как минимум средняя броня. Они попытаются не даться нам так просто, а мы не можем причинить им никаких повреждений. Это значит, что нам придется подставляться под высрелы, пока мы не подойдем на контактное расстояние. После этого я разрешаю пользоваться шокерами. И ничем другим.

Моро стоял, опираясь задом о дверной косяк, в слегка расслабленной позе. Говорил он медленно и серьезно.

— Много там бойцов? — поднял руку Эспада.

— Двое, — сказал Моро. — Морлок, о котором я говорил, и Ричард Суна. Прошу также принять всерьез коса.

— Суна — мальчишка пятнадцати лет, — добавил Джориан.

— И хороший флордсман, — перебил его Моро. — Я прошу всех вас не недооценивать его.

— Это будет интересно? — как бы сам себя спросил Эспада. Он был задира и недели не мог прожить без поединка на флордах.

— Совсем неинтересно, уверяю вас, сеу Эспада. Потому что если мальчик будет ранен или убит, я снесу вам голову. Поймите, господа: никакой лихости. Просто работа, которую нужно выполнить быстро, тихо и чисто. Я также попрошу вас не недооценивать леди, которую мы должны также взять живой и невредимой. Она будет думать, что сражается за жизнь своих детей — а значит, будет сражаться серьезно.

Он обвел взглядом присутствующих, как бы убеждаясь, что все поняли, затем продолжил:

— Возможно, нам придется штурмовать корабль. В этом случае я прошу вас щадить людей, а не технику. Корабль был брошен на планету и, скорее всего, не годится как приз. Не думайте о нем. Все, что найдете там — ваше, но особенных ценностей там нет. Если людей в корабле не будет — мы отыщем их при помощи сканеров. Задерживаться для разграбления корабля я вам не позволю, первым делом мы должны настичь беглецов. С ними две женщины и маленький ребенок, так что двигаться они будут медленно. Группа состоит из четырех рабочих гемов, одного боевого морлока класса «Геркулес», молоденькой фемы, имперской женщины с ребенком, ее брата — он кабинетный ученый и совсем не боец, — и юного капитана «Паломника». Ах да, еще кос. Рабочие гемы — ваш приз. За головы коса и боевого морлока я выплачу премиальные из своего кармана, по тысяче драхм за каждого. Все остальные должны быть доставлены в катер целыми и невредимыми. Прошу обратить внимание на юношу и девушку, фему. Я хочу, чтобы их обоих вырубили как можно быстрее и как можно деликатнее. Они должны содержаться после этого в полной изоляции друг от друга. Девушку-фему разместить в моей каюте, содержать под шлемом.

— Губа не дура, — побормотал себе под нос Майрон Мело, младший. Моро, полностью игнорируя его реплику, продолжал:

— Юношу можно отправить в трюм, к гемам, а можно содержать отдельно. Нет, лучше все-таки вместе с ними. Под шлемом. Хотя, если вы будете проводить промывку мозгов на стации — то можно шлем с него на это время снять. Я хочу, чтобы он был напуган, но не пострадал.

Моро снова сделал паузу, и каждый, на ком остановился его взгляд, почувствовал себя неуютно.

— Оба не должны ничего знать о судьбе женщины, ее ребенка и брата, — продолжил Моро, когда решил, что впечатление произвел достаточное. — Этих троих мы будем содержать в капитанской каюте. Возможно, малыш будет нуждаться в медицинской помощи — я доставил сюда необходимое оборудование. Максимум деликатности в обращении с этими тремя. Ни единого удара, ни единого крика, ни единого грубого слова.

— Они что, хрустальные? — фыркнула Джунэ.

— Они алмазные, — спокойно ответил Морита. — Из их выкупа будут оплачены ваши услуги. И последнее. Я не хочу, чтобы вы болтали о них. Говорите о гемах, говорите о фем-девице и о юноше, но об этих троих на все вопросы отвечайте: они мертвы. Это в ваших интересах. Если информация о них просочится, вы не получите ни сикля из того, что будет за них заплачено, и я тоже. Мне придется безвозмездно передать их дому Рива.

— Насчет доли в выкупе. Хотелось бы все детали обточить заранее, — подал голос Джаргал.

— Да, лучше сразу расставить все точки над i, — согласился Моро. — Сейчас я получил ансибль-трансфертом по 500 дрейков на каждого, вы сможете обналичить их на станции, когда мы вернемся. После того как я вернусь на планету, все вы получите еще по 500 дрейков. Когда операция будет завершена, вы получите свою долю в выкупе за женщину, ее брата и ребенка. Выкуп я думаю назначить в 500 тысяч имперских драхм. В ходе переговоров его, возможно, доведут до 250 тысяч; ниже я не опущусь. Вам принадлежит пятая доля; как вы будете делить ее — не мое дело. Насколько я знаю, в Братстве Рейдеров принято отдавать 10% в общую кассу и столько же командиру сверх той доли, что останется от дележки остальных 80%. Поскольку я не хочу выпускать пленников из рук, сеу Джориан в Пещерах Диса получит от меня залог в размере половинной суммы от того, что вам причитается по минимальной сумме выкупа — то есть, 25 тысяч. Остальное — после того, как выкуп будет у меня на руках — то, что причитается вам в счет залога, если ставка будет выше минимальной плюс вторая половина пятой доли выкупа. В тексте контракта будет оговорена только минимальная ставка. В остальном вам придется положиться на джентльменское соглашение — с моей стороны аккуратность выплаты будет обеспечена вашим молчанием. Вопросы есть? Или вы уже готовы подписать контракт с домом Рива?

— Покажите текст документа, — протянул Джаргал.

Моро вставил патрон в гнездо и включил терминал. Кенанец пробежал глазами текст:

— Здесь говорится только о парне и фем-девице. Но за них не назначается выкупа.

— Да. Они поступают в собственность дом Рива. Это не обсуждается.

Через несколько минут дело скрепили официальным соглашением — и охота началась.

Буря, о которой говорил Рэй, разразилась на третий день, когда они достигли устья ледника и начали подъем. С утра тянуло по ногам поземкой, к полудню все небо заволокло тучами и мокрый снег повалил сплошной пеленой, а когда Анат закатилось, ударил шквальный ветер, сделавший подъем по леднику просто невозможным. Обидно было почти до слез — тем более, что за день они продвинулись не больше, чем на пять километров. Путь по леднику, в обход трещин и сераков, был еще более извилист, чем путь по замерзшей полосе прибоя, вырубание ступеней неприспособленным для этого инструментом шло медленно, и Дик уже давно плюнул бы на все и велел устраивать бивак — но располагаться на открытом месте он не хотел, а подходящего укрытия в этой белой свистопляске разглядеть не мог. Кроме того, он плохо себя чувствовал. Похоже, простудился. Во всяком случае, горло болело.

Тут-то лорд Августин и выбрал самый подходящий момент, чтобы поделиться своим сенсационным открытием.

— Боже, какой я идиот! — крикнул он, стараясь переорать шум ветра.

— Что случилось, Гус? — крикнула в ответ леди Констанс.

— Я наконец-то все понял! Вчера свел воедино все данные, а сейчас только понял! Я был невозможным кретином, Дик! Я не знаю, сможешь ли ты меня простить!!!

— Это неважно сейчас, милорд! — Дик лихорадочно соображал, как заткнуть лорду Августину глотку, и даже сложил руки над головой крестом, чтобы смысл его слов наверняка дошел до астрофизика. — Пожалуйста, не надо об этом! Нужно найти укрытие!!!

— Это всего два слова! — отмахнулся лорд Августин. — Мальчик мой, это не неизвестная планета скваттеров! И если бы я мыслил хотя бы вполовину так же независимо, как я хвастался, я бы сразу сообразил…

— ДА ЗАТКНИТЕСЬ ЖЕ ВЫ! — Дик даже закашлялся от крика, сорвав голос в хрип, и оскорбление, призванное заставить лорда Гуса умолкнуть не мытьем, так катаньем, прозвучало невнятно, поэтому он закончил:

— Что мы на Картаго! Колонии вавилонского дома Рива!

Страшное слово было произнесено.

— Умолкните, Христом-Богом вас прошу! — рявкнул Рэй, одним прыжком оказываясь возле лорда Гуса и встряхивая того за шиворот.

И все это происходило на глазах у Бет.

— Дик!? — пискнула она, ожидая поддержки. Какого-то успокоения: нет, этого не может быть, мы не в сердце ада, мы в локальном пространстве Империи — но, схватив юношу за плечи и заглянув ему в лицо, она поняла: то, что сказал дядя Гус, для него не секрет. Как давно? Сколько он уже обманывает их всех? Ее… Боже… ее же здесь убьют… Он привел ее сюда на смерть… «какая-то старая оперистая певица…»

Бет завопила от отчаяния, швырнула Дику в лицо свой небольшой вещевой мешок (он даже не попытался уклониться — так криво она бросила, так плохо слушались от волнения руки), а потом побежала, напрочь забыв про трещины и сераки, про то, что если она заблудится в буране, то кости найдут только после схода льдов — если вообще найдут…

— Стой! Бака-яро! Кусотаре! — Дик побежал за ней, за ним кинулся Рэй, Джек, не понимая, почему все кричат и бегут, заревел в голос, гемы остались на месте, Динго заметался… и тут несчастье помогло там, где счастье изменило.

Бет провалилась в трещину, ступив на снежный мост в тот самый миг, когда Дик уже вцепился ей в плечо обеими руками. Хватки он так и не разжал — но Бет была тяжелее, и утянула его за собой. На пол-секунды опоздавший Рэй схватил пустоту.

По счастью, пролетев что-то около метра и не очень сильно ударившись головами, они упали на довольно круто уходящий вниз ледяной желоб. Несколько недель подряд снег здесь проваливался и оседал, подтаивая и падая в трещину днем, замерзая ночью — пока не образовал эту гладкую, сбегающую наплывами вниз поверхность. Падение было жутким — стены трещины словно сомкнулись, отрезав их от солнечного света; они скользили в полной тьме: Дик на животе, Бет на спине; она вопила на одной ноте, он молчал, изо всех сил пытаясь зацепиться хоть за что-нибудь растопыренными ногами — тщетно: стены тоже были гладкими и скользкими, а спуск — слишком крутым. Наконец, слегка подбросив на ледяном надолбе, их вынесло в какую-то большую, гулкую полость. Отдалившиеся стены вернули Бет ее вопль усиленным в три раза — и она замолчала.

Дик слез с девушки — инерция бросила его сверху — включил налобный фонарик и встал на колени, обводя лучом то место, куда они попали.

— Оро! — выдохнул он, когда увидел, что они на дне пещеры, по форме похожей на колбу, и нигде нет ни предательской пропасти, ни сосулек, которые могли бы их пронзить, как колья. Пол был чистым, гладким и мокрым. Юный капитан помог Бет подняться на ноги.

— Дик! Бет! — донесся сверху крик леди Констанс, гулко отраженный стенами. — Что с вами, где вы!

— Сэнтио-сама! — сиреной прогудел Рэй.

— Все в порядке, ма! — крикнула в ответ Бет.

— Мы живы и целы! — одновременно крикнул Дик.

Эхо подхватили и исковеркало их слова, так что наверху ничего не расслышали.

— Что? — уже не таким тревожным голосом переспросила леди Констанс.

— Давай не будем кричать одновременно, — сказал Дик. — Я первый.

Бет кивнула.

— У нас все хорошо, здесь гладкий спуск до самого дна! — прокричал юноша как можно отчетливее.

— Сейчас я спущу вам веревку! — пообещал Рэй.

— Не надо! Лучше спускайтесь сюда сами! Здесь хорошее укрытие! Рэй, закрепи веревку, чтобы завтра мы могли выбраться — и съезжай! — голос его снова сорвался, он закашлялся.

— По-моему, ты простыл, — прошептала Бет. — Дай потрогаю лоб…

— Потом, — отмахнулся он.

— Мама, я хочу съехать с горки! — донесся сверху Джеков писк.

— Мама, бери Джека и съезжай! — крикнула Бет. — Это здорово!!

Наступила тишина, а через несколько секунд — восторженный визг малыша, приближающийся с каждым мгновением. Леди Констанс, прижимая к себе Джека, въехала по ледяному желобу в луч света от налобного фонарика. Дик помог им затормозить, не доезжая до лужи, в которой остановились они с Бет, и подняться на ноги. Леди Констанс улыбалась.

— Твой мешок, Бет! — сказала она дочери, протягивая ей брошенный девочкой рюкзачок. — Если бы не эта пещера — ох и всыпала бы я тебе!

— Бет, леди Констанс, достаньте люминофоры. Нам нужно больше света.

Люминофоры загорелись нездоровым голубоватым огнем, а тем временем с горки спустились четверо тэка. За ними съехал лорд Гус, прижимая к груди мешок с драгоценным сантором. Дик, еще десять минут назад готовый расколотить эту электронику, теперь не только смирился с ней, но и придумал лорду Гусу занятие, которое может послужить к общей пользе, и даже больше…

За ним съехал Динго — задом вперед, растопырив разъезжающиеся лапы и скребя когтями по льду с видом оскорбленной гордости. Бет оттащила его в сторону за ошейник.

— Разойдитесь все! — крикнул сверху Рэй, оставшийся последним. — Спускаю волокушу!

Волокуша спускалась рывками — Рэй одной рукой держал ее, а другой протравливал веревку, закрепленную вверху за вбитый в лед шлямбур.

Все спустились, все собрались, все молча уставились на своего капитана.

— Осмотрим пещеру, — усталым голосом сказал Дик. — Потом приготовим поесть. И за ужином поговорим обо всем.

Пещера, как выяснилось после осмотра, походила не просто на колбу — а на перегонный куб с четырьмя отводами. Один из них заканчивался тупиком, пещеркой поменьше с подземным озерцом, в котором плескалась какая-то мелкота.

— Рыбки, мама, рыбки! — закричал Джек, и попробовал поймать хотя бы одну — но все они оказались слишком проворными, а ручонки малыша скоро онемели в ледяной воде. Лорду Гусу удалось выловить одно из этих созданий и при ближайшем рассмотрении она оказалась не рыбкой, а чем-то средним между рачком и головастиком.

Дик решил перетащить вещи сюда — в «колбу» все-таки сильно задувало. Второй отвод вел в узкий коридор, где со стен постоянно текла вода — и сбегала в глубокую узкую щель, рассекающую пол. Это решало проблему туалета. Со стен повсюду — и в «колбе», и в коридорах — свисало что-то, похожее на упаковочную пузырьковую ленту. Дик оторвал кусок, чтобы показать Рэю, затем мельком глянул, что там, за трещиной — там был очередной узкий коридор, в который он прошел бы, задевая обоими плечами за стены, а Рэй, наверное, протиснулся бы только боком. Дик прошел по нему шагов двадцать, увидел, что он не кончается — и вернулся. Из третьего отвода вернулись Бат и Актеон и доложили, что извилистый ход ведет довольно далеко и разветвляется, так что они не решились уходить вперед и терять из поля зрения вход. Четвертый лаз, исследованный Рэем, оказался опять же, тупиком.

— Здесь полно таких пещер, — сказал морлок, когда все вернулись в «колбу». — Они тянутся по всему побережью. Во время большой воды их заливает, и каппы мечут здесь икру.

— Такую? — спросил Дик, показывая свою находку.

— Да, только это уже пустая, вышелушенная. Личинки капп растут в этих пещерах до весны, когда их заливает снова. Едят они икру рыбы и мелкие водоросли. А когда вырастут — отбрасывают хвосты и превращаются в таких тварей с длинными ногами и панцирем.

— Вот они, твои «рыбки», — сказала Бет Джеку. — А этих капп едят?

— Здесь всё едят, — сказал Рэй.

— Биосфера Картаго, скорее всего, искусственная, — сказал лорд Гус. — Она создана с тем расчетом, чтобы человек мог потреблять любое звено пищевой цепочки. Все животные здесь — биоконструкты.

Сказанное им немедленно вернуло всех в скверное расположение духа. Только что они радовались тому, что счастливо избегли смерти в буране, что там, снаружи, шквальный ветер бьется в скалы, а здесь сравнительно тепло… Но название планеты словно окатило всех холодным душем: Картаго, гнездо Дома Рива, самого страшного и опасного из домов Вавилона. Сердце демона. Насколько они отдалили смерть — на сутки? На двое? Все равно шансов уцелеть здесь у них не больше, чем у слепого мышонка в мешке с котами.

— Сначала поедим, — решительно сказал Дик. — Голодному все кажется хуже, чем оно есть.

— Хуже, по-моему, некуда, — пробормотала Бет.

— Поверьте, фрей — еще как есть, — то ли улыбнулся, то ли саркастически оскалился Рэй.

Они разогрели консервы, заварили кофе.

— Я все-таки не понимаю, — сказал лорд Августин, когда ужин подходил к концу. — Зачем нужно было делать из меня идиота? Зачем от меня скрывали то, что знали все?

— Не все, — огрызнулась Бет. — Только посвященные.

— Элизабет, оставь этот тон, — сказала леди Констанс.

— Я знаю, мама, что Дик ни в чем не виноват, — губы у Бет дрожали и было видно, что она вот-вот расплачется. — И что он вообще такой замечательный… Но он привел нас на планету, где его и тебя посчитают людьми, а со мной, с ними, — она обвела рукой тэка, — и с Рэем можно сделать что угодно!

— Нет, — твердо сказал Дик. — На этой планете есть законы и их соблюдают. Никто не может посягнуть на чужую собственность. Если леди Констанс объявит вас своими рабами — это вас защитит. Если мы не попадем в руки Моро.

Дик шмыгнул носом, отпил кофе и продолжал.

— Моро с самой Мауи охотился за чем-то… Или за кем-то. Он не случайно оказался на борту «Паломника» вместе с вами. Он убил Дрю, чтобы наняться к нам. Он, скорее всего, шпион и убийца дома Рива, синоби. И он искал что-то, потерянное домом Рива много лет назад, когда крестоносцы взяли Тайрос, первый оплот Рива. Я думаю, Бет, что он искал тебя. Это значит, что ты клон не оперной певицы, как Моро мне сказал. Кого-то поважнее. Вдовствующей императрицы-матери, например.

— Мама, — Бет закрыла лицо руками. Зачем он все это говорит теперь? Она-то думала, что оказалась втянута в дурацкую цепь случайностей — а выходит, именно за ней охотятся. Против нее — армии и космические флоты, и убийцы с ласковыми глазами — а за нее только беглый морлок, кос да мальчик в полуброне не по размеру… За что, Боже, за что???

— Но все не так плохо, как мне казалось поначалу, — уверенным голосом сказал Дик. — Все три дня я ждал, что войска сейчас будут подняты по тревоге, район падения «Паломника» прочешут и нас найдут. Но нет, нас никто не искал. Один раз вдали прошел какой-то транспортник — и все. Что это значит?

Дик сделал паузу, но не для того, чтобы эффектно обвести слушателей взглядом, а для того, чтобы опять высморкаться и глотнуть кофе.

— Это значит, что он не доверяет ни армейцам, ни космофлоту, — продолжал он, передавая Бату кружку, чтобы тот снова ее наполнил. — Корабль, который я видел, когда поссорился с Джорианом — наверняка патрульный фрегат Рива, и убрался он потому что из рубки Джориана Моро ему скомандовал. Он достаточно большой человек, чтобы отдавать такие команды — но он не доверяет тем, кому их отдает. Я ничего не знаю о внутренней политике Рива, но думаю, что есть люди, которым совсем не нужно, чтобы та су… женщина, которая заказала сделать Бет, продлила себе жизнь…

— Значит, одни ищут меня, чтобы забрать мое тело, — проговорила девочка. — А другие — чтобы прикончить просто так. Спасибо, утешил.

— Утешительно здесь другое, — сказала леди Констанс. — Дело это настолько секретно, что Моро не может перепоручить искать нас властным структурам. Он не может поднять по тревоге армию, флот, полицию — потому что в любой из этих структур могут оказаться политические противники его хозяев. Он облечен властными полномочиями — но скован по рукам и ногам тем, что обязан хранить строжайший секрет. И слава Богу. Иначе у нас просто не было бы шансов.

— Да, миледи, — кивнул Дик. — Поэтому мы можем обратиться за помощью к простым людям, которые стоят от всякой политики в стороне.

— И уважают право собственности, — поднял палец Рэй. — Хотя шансов и так негусто.

— Бет, вы с миледи, скорее всего, попадете в заложницы, — сказал Дик. — Если мы сдадимся кому-то из здешних владетелей, он потребует за вас выкуп. И он сам будет держать вас в тайне, потому что это его частное дело. Том, Остин, Бат, Актеон… — называя имена, Дик касался руки каждого по очереди. — Вам придется говорить, что вы — семья и рабы миледи. Мы немножко испортим ей репутацию, но она не обидится, — Дик улыбнулся, а у Бет от этой печальной шутки заныло в груди.

— А как же ты? — спросила она. — И Рэй?

Морлок дотронулся до клейма на своем лбу.

— Любой считыватель покажет, что я — боевой морлок Рива, — сказал он. — Врать смысла нет, я беглец. Да я и не хочу врать. Так что вы молитесь за меня, а больше ничего не надо.

Том вдруг взял его громадную когтистую лапу и коснулся тыльной стороной своего лба, опустив голову в поклоне.

— Да ладно тебе, — Рэй выдернул у него ладонь. — Тоже нашел мученика. Может, меня сканировать еще и не будет никто.

— А ты? — тихо спросила Бет у Дика. — Почему ты молчишь.

— Я тоже надеюсь, что никто не спросит, кто из нас пилот, — улыбнулся юноша. — В конце концов, если я скажу, что я только ученик пилота, а пилот Майлз Кристи погиб — то я ведь не совру, правда?

— А если тебя спросят, инициирован ты до планеты или нет?

Дик пожал плечами.

— Серьезные люди будут спрашивать под наркотиком или под шлемом, — сказал он. — Я не смогу соврать, даже если захочу. Давайте забудем сейчас об этом. Лорд Гус, я хочу попросить вас об одной вещи.

— Да, Ричард?

— Пока там буря… она продлится неизвестно сколько, но давайте думать только про эту ночь… у вас есть время, и вы взяли с собой сантор… Вы можете точно определить координаты Анат и Акхат?

— Молодой человек, именно этим я занимался последние два вечера. Сегодня я назову их с точностью до секунды.

— Хорошо. Тогда пусть каждый из нас с точностью до секунды их запомнит. Запишет себе и повторяет каждый день. Потому что если кому-то повезет выбраться — то Легион будет знать, где искать это гадючье гнедо. Может, для этого Бог нас сюда и направил. Потому что миледи права — ничто не бывает зря!

— Как сказал сенатор Марк Порций Катон, Carthago delenda est, — грустно улыбнулся лорд Августин.

— Да, мастер Катон прав! — горячо согласился Дик. — А он от какой планеты сенатор?

Несмотря на дневные треволнения, ночами Дик спал крепко. А может, благодаря им — потому усталость тела отягощалась усталостью ума и души, и только в черной палате сна было спасение. Растолкать его оказалось для Рэя задачей непростой.

— Что, уже смена? — простонал он, продирая глаза. По голосу Рэй понял, что капитан простужен окончательно.

— Тихо, сэнтио-сама, — прошептал он. — Смена пока еще моя. Только я начет той пещеры, что вы придумали использовать как гальюн…

— Ну? — спросил Дик.

— Кто-то ее использует. Как раз по этому делу.

Дик сразу понял, что речь идет о ком-то чужом, потому что по пустякам Рэй не стал бы беспокоить его. И действительно — все остальные мирно спали в своих мешках, даже Динго не открывал глаз.

Люминофоры почти выдохлись. Дик протянул руку к одному из них, но Рэй остановил его жестом.

— Он видит в темноте, свет его спугнет, — прошептал морлок. — Идите осторожно в большую комнату и ждите меня там. Я сам его возьму.

Морлок исчез в темноте, а Дик пополз к выходу из пещерки на четвереньках, потому что боялся споткнуться, упасть и нашуметь при падении.

Доспехи и ботинки он снял на ночь, потому что они ему кое-где уже натерли пузыри и терпеть их сил больше не было. Сейчас это было подспорьем — иначе он непременно за что-то зацепился бы и громыхнул. По пути он прихватил неактивированный люминофор — чтобы сломать его, как только Рэй даст добро.

Он выбрался из пещеры и сел на корточках, держа люминофор в руках и ожидая развития событий. Сначала стояла тишина, нарушаемая только журчанием воды, глухим воем ветра наверху да чьим-то тихим сопением и кряхтением. Потом послышалась шумная возня, приглушенный взвизг и ругань шепотом: Рэй зажал кому-то рот ладонью, а этот кто-то кусался.

— Сэнтио-сама, я его взял! — отрапортовал морлок, и Дик, поднявшись, сломал люминофор. В еще дрожащем, неверном свете он увидел Рэя — тот топал теперь, уже не скрываясь и нес в руках… неужели ребенка? Или какое-то диковинное животное вроде обезьяны? Было слишком темно, чтобы сказать что-то о барахтающейся в руках морлока темной массе — как вдруг под определенным углом света вспыхнули два огромных зеленых, как у кошки, глаза.

Если оно и было ребенком — то не человеческим. Но оно понимало речь, потому что Рэй прикрикнул на него:

— Тихо! Да тихо, ты! — прикрикнул на тиби, наречии вавилонских рабов.

Оно, как видно, испугалось — съежилось, перестало вырываться. Ростом это создание было примерно с десятилетнего ребенка, и личико казалось бы вполне человеческим — лицо пожилого карлика — но вот глаза были нелюдские: почти без белков, с вертикальным зрачком и золотистой радужкой. Волосы начинались низко надо лбом, а подбородок, насколько Дик мог разглядеть из-под руки Рэя, покрывала борода, переходящая на щеках в бакенбарды… Нет, то были не борода, не бакенбарды и не волосы — а шерсть, плотная, рыжеватая с проседью шерсть. Существо было покрыто ею всё, кроме лица, груди и ладоней. Как и у всех гемов, кожа на открытых участках у него была оливково-золотистой, а в иссиня-бледном свете люминофора казалась совсем зеленой.

— Это лемур, — сказал Рэй, даже не пытаясь скрыть брезгливости. — Мусорщик. Сам удивляюсь, откуда он взялся. С-симатта, я таки вляпался в его дела…

— Послушай, — сказал Дик на нихонском, стараясь подбирать самые простые слова. — Мы не сделаем тебе плохо. Хочешь есть?

Он дал знак Рэю отпустить зажатый рот лемура, и тот с неохотой подчинился.

— Муроку га варуй, — тут же пожаловался лемур. — Морлок плохой. Большой и плохой. Больно сделал Киянке. Киянка плохо не делал, он какать ходил, куда все ходили. Зачем морлок его хватал?

Рэй фыркнул.

— С ними разговаривать — все равно что гвозди в тофу заколачивать. Бестолковые они, лемуры. Всю жизнь в отбросах ковыряются.

— Отпусти его, Рэй, — приказал Дик.

— Убежит, — с сомнением качнул головой морлок.

— Если он такой бестолковый, как ты говоришь — то что тебе? Пусть убегает.

— Как хотите, сэнтио-сама. Вы здесь главный. — Рэй немного обиженно пожал плечами, выпустил лемура, отошел в сторону и принялся отчищать ногу о наметенный за ночь снег.

— Морлок хороший на самом деле, — Дик присел, чтобы лемур со странным именем Киянка не чувствовал себя подавленным еще больше. — Сядь, Киянка. Давай говорить.

— Хито[37]-сама хороший, морлок плохой, — лемур присел на корточки и Дик увидел, что руки у него не по-человечески длинные, а ноги непропорционально короткие. Обезьяньи пропорции тела. — Хито-сама вместо Касси-сама пришел? Киянка думал — морлок надзиратель. Надзиратели плохие. Били Киянку.

Дик призадумался над ответом.

— Наверху буря, — сказал он наконец. — Касси-сама еще не скоро, может, придет. Зато есть я. Я Ричард. Я сэнтио, главный над всеми нами. Нас вот сколько. Один раз пять, — Дик для наглядности растопырил пятерню. — И еще раз пять, — он показал другую руку, поджав на ней большой палец. — Четверо — люди-господа, четверо — тэка, один — фем, девушка-госпожа. У нас еда есть, тепло и свет есть. Мы дадим, если Киянка покажет, где поселок.

— Хито-сама в поселке убьют, — покачал головой Киянка. — Киянку убьют. Старый, старых убивают. Будут бить искристой палкой, чтобы сказал, где убежище, убьют потом. Не покажет поселок.

— Спросите его, один ли он здесь, — краем рта проговорил Рэй на астролате.

— Сам спроси.

— Он меня боится. Он, наверное, сбежал из поселка, где в надзирателях были геркулесы. Списанных вояк часто переводят в надзиратели. Мне он ничего не скажет, а вам он поверил.

— Киянка здесь один? — спросил Дик.

— Киянка человеку-господину только скажет. Морлок уйдет пусть.

— Да пожалуйста, — Рэй снова пожал плечами и удалился в пещеру-спальню, откуда уже слышался голос леди Констанс — «Дик, Рэй, что случилось?»

— Один раз три, — сказал лемур, показывая свою растопыренную ладонь — темную и морщинистую. — Второй раз три. Лемуров второй раз три. Тэка один раз три. Еще дзё есть. Одна, старая совсем. Умирает. Мы все умираем. Она первая.

…Колония старых гемов находилась по ту сторону трещины, где они справляли нужду — нужно было пройти коротким, но извилистым коридором, ведущим вверх, чтобы попасть в ту пещеру. Гемы знали об их присутствии здесь — приход маленькой группы был достаточно шумным. Гемы затаились. Как понял Дик из их рассказов — они были беглецами, никому не нужными стариками. Их не особенно искали, потому что никакой материальной ценности они собой уже не представляли, да и смерть в снежной пустыне сама по себе была более чем достаточным наказанием по мнению хозяев. Действительно, если бы не какая-то таинственная Касси, которая приносила сюда еду, матрасы и термоэлементы для походной печки — их ждала бы мучительная смерть от холода и голода. Теперь же они умирали просто от старости.

Дик, отправляясь за Киянкой, взял с собой Бет, леди Констанс и Тома — рассудив, что оливково-золотые лица девочки и тэка не напугают беглецов, а леди Констанс все-таки не выглядит угрожающе. И вправду, их не испугались. Они прихватили с собой еды и термоэлементов — но оказалось, в пещере-убежище есть и то, и другое. Не это было самым страшным, а зрелище неумолимого, ускоренного по сравнению с человеческим, распада. Запах старческого тела, которого Бет терпеть не могла, стоял в воздухе, приправленный запахами мочи и дерьма: большая, прямо-таки невероятно толстая женщина-гем уже не могла двигаться, а с горшком лемуры и тэка не всегда успевали. Впрочем, ей осталось недолго — она умирала от пневмонии, неизбежной в таком холоде для лежачего больного.

При виде всего этого растерялся даже Дик. Киянка притащил их сюда, говоря, что «Хито-сама нужен, Ричард нужен!» — но еды, как оказалось, им хватало еще на день-другой, медицинская помощь, конечно, была нужна, чтобы облегчить страдания — во-первых, умирающей толстухе, во-вторых, одному из тэка, у которого была безнадежная гангрена ноги — но в целом от нее проку было мало, и все, кто был в убежище, готовились к смерти и ни к чему другому. И тем не менее — «Ричард нужен!» Леди Констанс уже приготовила таблетку анапиретика, распечатала и заправила инъектор, чтобы ввести толстухе антибиотик и анальгетик — но тэка, в том числе и тот, который умирал, тут же кинулись к толстухе и закрыли ее собой, мешая Констанс сделать инъекцию, а лемуры, все трое, так и вцепились в Дика, дергая его за одежду, украдкой глядя волосы и что-то быстро чирикая на своем наречии, часто повторяя два слова…

— Дик, — не выдержала наконец Бет. — Что это означает: «намаэ кудасай»?

— «Имя, пожалуйста», — перевел юноша. — Бет, я сам ничего не понимаю, у них очень плохой язык. Они хотят, чтобы я назвал им свое имя? Или чтобы я их как-то назвал?

— Они хотят, чтобы вы их крестили, сэнтио-сама, — сказал Том. — Они верят, что если получат имена — то, когда умрут, не станут землей, а обретут душу.

При этих его словах лемуры прекратили чирикать, и в тишине Дик озадаченно спросил:

— Но почему я?

— Потому что ты причёсан как сохэй, балда! — сказала Бет. — Выключай тормозной двигатель, включай маршевый! Они приняли тебя за синдэн-сэнси!

Толстуха, которой она держала голову, чтобы леди Констанс могла дать ей таблетку, от этого крика пришла в себя.

— Сохэй-сама где? — спросила она.

Дик словно внутренне встряхнулся — собрался и перестал подтормаживать.

— Бет, — сказал он. — Давай поменяемся местами.

Он принял из рук Бет тяжеленную, сальную голову старухи — осторожно, как драгоценную вазу — и, склонившись к ее сморщенному лбу, осторожно коснулся его губами и прошептал:

— Я здесь, матушка. Пейте, пожалуйста.

Старая Макура, в крещении Бланка, умерла через шесть часов. Перед тем, как крестить ее, Дик помог ее обмыть и накормить, он работал наравне со всеми — и все это время кошмарно волновался, составляя в уме краткий, беспрецедентно краткий курс катехизации на полудетском ломаном нихонском, чтобы было понятно даже лемурам, которые тоже хотели себе имена. Он советовался по этому поводу с Томом и с Рэем.

Бет, конечно, ничего не поняла из его примерно получасовой проповеди-рассказа, но кто-то больно стиснул ей горло, когда Дик трижды поливал голову каждого из гемов водой — «Я крещу тебя, Николай, во имя Отца, и Сына, и Святого Духа… Я крещу тебя, Стефан, во имя Отца… И Сына… И Святого Духа… Я крещу тебя, Бланка…»

Пустые сантименты, — выругала себя она. Добрый Бог, для начала, не позволил бы людям сделать из гемов скотов. Не позволил бы им подыхать здесь, брошенными…

Том рассказал, что поверья, берущие свои корни в христианстве, были неистребимы среди рабочих гемов. Христианство считалось в Вавилоне самой скверной ложью (и в этом Бет отчасти понимала вавилонян), но все равно находились люди, которые пытались проповедовать гемам. Это было строжайше запрещено, за такое изгоняли или казнили, но остановить брошенное слово было не проще, чем выловить из сусла все дрожжевые грибки. Евангелие от пересказов все больше превращалось в легенду, сказку, и даже имя Христа забывалось — но помнилось, что Распятый, над которым смеялись хозяева, Своей властью волен давать рабам имена.

Смех хозяев в этом контексте воспринимался как нечто естественное — что мог дать им Распятый, если имена, а значит, — и бессмертные души, у них и так есть? Поэтому рабы просто не принимали их насмешек в расчет. Поверья ползли от дома к дому, видоизменяясь и мутируя. Здесь, у Рива, помешанных на отваге, они вылились в культ тяжелой смерти. Тяжелую смерть предпочитали сами Рива, если попадали в руки врагов. Тяжелую смерть измене предпочитали сохэи, если попадали в руки Рива. Тяжелой смертью умер Распятый, о котором они говорили перед смертью — если успевали сказать. И рабы Рива верили, что тот, кто отвергнет милосердную иголку со смертельной дозой наркотика, и умрет на свободе — после смерти обретет свободу и имя. Они так в это верили, что даже медицинскую помощь себе позволили оказать только после того, как Дик крестил их.

В детстве Бет любила слушать о чудесах святых. Святой Франциск обмывал прокаженного — и тот исцелялся, тяжелобольной язычник крестился — и выздоравливал… Здесь, как и следовало ожидать, никакого чуда не произошло. Гемы не исцелились ни от старости, ни от гангрены. Наверное, Дику не хватало святости. Боженька опять обмишурился и не того прислал… От этой мысли Бет почувствовала гадливость к самой себе. Здесь, в присутствии тех, для кого этот ритуал был единственным утешением и надеждой — даже внутренняя насмешка была отвратительной, глупой, неуместной…

Бет не выдержала — и сбежала из этого смрада. Забралась в спальную пещеру, прижала к себе Джека, поплакала и уснула.

А когда она проснулась, оказалось, что Бланка уже умерла, и Дик с Рэем ее похоронили в какой-то ледовой пещере.

— Если бы не мы, они бы потащили ее туда за ноги, — сказал Рики совсем уж измученным голосом. — Она была такая большая…

Бет заставила его выпить лекарство.

— Их там много, — продолжал он, глотнув таблетку. — Человек десять…Вмерзли в лед… Они всю зиму приходили туда… Лежат… как попало… Понимаешь, живые тоже ослаблены…

— А теперь, значит, они выпроводили вас? Вы больше не нужны?

— Они боятся, — вступился за собратьев Том. — Они не знают, как к нам отнесется Касси.

— Что еще за Касси?

— Судя по всему — вавилонянка, которая подкармливает их, приносит термостержни и медикаменты, — сказала леди Констанс.

— Я бы сказал, что и за нее эти несчастные боятся тоже, — добавил лорд Гус. — А нам как раз с ней и нужно встретиться. Похоже, она — именно тот человек, который нам требуется. Подумать только — здесь кто-то еще помнит, что значит быть милосердным…

Рэй принес воды для Дика, и юноша попросил Бет согреть ее. Сам он сел, обхватив колени руками и глядя куда-то в себя.

— Зачем тебе? — спросила Бет, и тут же догадалась. — Бриться?

— Угу, — ответил юноша, погрузившись в свои мысли. При этом умиротворенным его лицо назвать было трудно — губы время от времени кривились и вздрагивали, а ноздри расширялись.

Бет погладила паренька по волосам, пропустила сквозь кулак его роскошный «хвост»… Жаль будет волос, ой, как жаль… Но ничего не поделаешь. В конце концов, постригаясь в монахи, он все равно бы их снял… Да, это, конечно, была очень счастливая случайность, что Дик своей сохэйской причёсочкой возбудил в гемах доверие — но на порядочных вавилонян, что и говорить, такая прическа подействует как красная тряпка на быка.

— Может, ты мне их отдашь? — в шутку спросила она. — Для шиньона.

— Для кого?

— Мастер Шиньон — племянник сенатора Катона, — Бет вздохнула. Дик, похоже, шутки не оценил. И только тут девочка разглядела, что Дик одну за другой медленно перебирает бусины своего браслета-четок. Он молился. Но с таким лицом…

— Да что с тобой, наконец? — не выдержала она.

— Я злой, — тихо сказал Дик. — Ты не представляешь себе, какой я сейчас злой. Гемы… они работали всю жизнь, без платы, без почета, как скот… И все, что нашлось для них теперь — это игла с ядом. Вавилон — он в сто раз хуже, чем я знал. Я пробую себя уговаривать, что гневаться нельзя. Что они не жестокие — они просто не знают Бога. Я молюсь — а ничего не получается. Я злой. Я бы их убивал, если увидел… Кроме этой, Касси…

Вода закипела — Дик вытащил из мешка свой затрепанный несессер с туалетными принадлежностями, забрал котелок и ушел в залу-«колбу». К Бет подсела леди Констанс.

— Джек поел? — спросила она.

— Да, — сказала Бет.

Джек, здоровенький и веселенький, снова «ловил рыбок» возле озерца. Признаков очередного приступа пока не было видно — хотя срок подошел еще двое суток назад.

Ну что ж, бывают и такие счастливые задержки. Все бывает.

Кроме чудес.

— Ну, и кого сеу Моро рассчитывает найти в такой буран? — спросила Джунэ.

Обнаружить корабль, получив координаты от «Гэнбу», оказалось нетрудно: хотя снега намело уже изрядно, десятикилометровая траншея, пропаханная кораблем во льдах при падении, была видна с воздуха отчетливо. То, что слегка возвышалось над уровнем льда в конце траншеи, уже вполне тянуло на обычный сугроб. «Паломник» был пуст, и вода, залившая его по третью палубу, схватилась толстой коркой льда. Впрочем, увидев взрезанный борт, Моро понял, что они никого здесь не найдут.

Он забеспокоился. На «Гэнбу» сказали, что буран начался двое суток назад — а перед этим было ясно. Дик имел два дня на то, чтобы уйти. Куда бы он ни пришел сейчас — он там заперт метелью. Но где это «там»? Ведь Джеку нужна срочная помощь. Того лекарства, что при них, хватит максимум на сутки — а приступ у мальчика может длиться и неделю…

Джориан места себе не находил. Моро смотрел на него с возрастающей неприязнью — и как это рейдеры позволяют такой срани командовать собой? «А если они погибли»? — спрашивал он поминутно. — «А если свалились в трещину? А если их перехватили армейцы?» Заткнуть его было невозможно — разве что врезать по башке.

— Умолкни, наконец, и дай мне подумать, — не выдержал Моро.

Что он сделал бы на месте Дика? Других вариантов нет — только отправляться в ближайшее селение. Ближайшим селением был шахтерский городок Аратта.

— Летим в Аратту, — сказал он.

— Вы думаете, они там? — спросил Джаргал.

— Львиное Сердечко — целеустремленный паренек, — усмехнулся Моро.

Они долго кружили над Араттой, ища место для посадки — и нашли его только возле шахт, на грузовой площадке. До собственно поселка было два километра ходу, и, двигаясь вдоль штормовых лееров, все успели изрядно промерзнуть.

Сам поселок представлял собой четырехъярусное строение, основательное, как Ноев Ковчег. Глубокие арки защищали от ветра каждое окно и дверь, выходящие наружу. Пологие переходы, предназначенные для доставки грузов на верхние ярусы, также представляли собой туннели с толстыми стенами. Моро повел их на четвертый, верхний ярус, под толстый купол, приплюснутый и прорезанный желобами для стока воды — и от того похожий на прямоугольный черепаший панцирь.

— Ну и куда мы теперь? — спросил Джориан брюзгливо. — В магистрат?

— Зачем? В местный инфоцентр.

Моро уверенно определил нужную дверь — даже в буран был виден красный фонарик над входом.

— Это инфоцентр? — изумился Джориан, входя и получая мощный одорический удар: за дверью разило чем-то жареным с обилием специй и пивным перегаром.

Джаргал заржал.

— Это лучше.

— Ведите себя скромно, — попросил Моро.

Он тут же стал выглядеть здесь каким-то свойским. Пивная почти пустовала, и наемники безо всяких сложностей расселись по свободным местам. Никто не спросил их, кто они и откуда, не поинтересовался, есть ли у них оружие — приглядевшись, Джориан увидел, что и у местных топорщатся расстегнутые плащи в районе подмышек. Здесь, за тремя кольцами планетарной обороны, чужаков не боялись, и каждый походил на человека, готового за себя постоять.

Моро заказал на всех темного бобового пива и сушеной икры капп. Бесшумно появились гем-сервы и принялись шустро выполнять заказ. Синоби возле стойки разговорился с хозяином. Вид у его был теперь озабоченный, он выглядел как человек, терзаемый искренним беспокойством.

— Мы ищем людей, — донесся до Джориана его голос. — Недавно в этом районе разбился маленький транспортник.

— Мы видели, — кивнул хозяин. — По правде говоря, я думал, что, когда транспортник разбивается, то живых не остается.

— Я был на том месте, — сказал Моро. — Этот транспортник сумели посадить, несмотря на повреждения. Люди и гемы уцелели, на борту мы не нашли ни одного трупа. Все ушли, и я боюсь, как бы они не погибли в буране…

— Нужно быть сумасшедшим, чтобы в это время года не дождаться спасательной партии в корабле, — покачал головой кабатчик.

— На корабле есть ребенок, которому необходима экстренная медицинская помощь. Пилот — мой ученик, совсем молоденький. Ему всего пятнадцать лет, а он сумел посадить поврежденный корабль. Мальчик всю жизнь провел там, наверху — о каверзах погоды он знает мало. Да и корабль ушел под лед — семьдесят несчастий сразу, неудивительно, что парнишка растерялся. Я подумал, что ему больше некуда пойти, кроме как сюда, и если он не погиб в буране — он здесь появится.

Моро развернулся спиной к стойке и говорил теперь для всего зала.

— Подумайте — может, вы встречали или кто-то говорил вам о необычных людях? Может, здесь появлялся, скажем, чужой гем, которого никто не признал? Поймите, они мои родственники, и если они погибнут — я не знаю, с какими глазами покажусь своему господину и отцу. Армейские тоже ищут их — они прочесывают берег от корабля к Аратте, а я со своими людьми решил начать отсюда. Меня зовут Морита, Сандро Морита. Я заплачу за сведения о них.

Теперь он обходил пивную, пристально и доверительно заглядывая каждому в лицо.

— Может, они заперты бурей в каком-то из штормовых укрытий на берегу или в горах? Может, кто-то знает, где тут можно укрыться, если тебя застигает шквал? Их десятеро. Мальчик, мой ученик. Женщина с ребенком, жена моего брата и мой племянник. Ее родной брат — длинный такой мужик, слегка малахольный. Служанка, гем — приметная девчонка, неклейменая. Охранник, списанный боевой морлок. И четверо тэка. Ах да, еще кос, серый хевронский кос.

— Ниже по леднику хренова туча пещер, — сказал наконец посетитель, краснолицый мужчина в одежде инженера-шахтера. — Там иногда прячутся свихнувшиеся гемы, которые бегут с шахт. Кого в устье застигнет буран, будет искать укрытия в первую голову там.

— А может, они добрались до поместья Нейгала, — подал голос другой, тоже инженер с шахты. — Он никогда не сообщает, если к нему кто-то приходит.

— Нейгала? — переспросил Моро. — Случайно не Эктора Нейгала?

— Он самый, — кивнул краснолицый. — А вы его знали?

— Мой отец с ним вместе служил, — кивнул Моро. — Это великий человек. Так значит, он поселился здесь?

— Да, на другом берегу ледника, ниже по течению. Живет бирюком, к нам старается не заглядывать, хотя его старший сын у нас магистратом.

— А чего ему к нам заглядывать, — вставил кабатчик. — Если Касси Кэлхун сама к нему заглядывает?

Все местные засмеялись. Моро вежливо улыбнулся.

— Касси Кэлхун? — переспросил он у хозяина.

— Этолог Аратты, — сказал кабатчик. — Ладная бабенка. Сначала Мосс, его сын, то есть, наш магистрат, уговорил отца поселиться здесь. Потом отец увел у него бабу. Они поссорились, и теперь знать один другого не хотят. Эктор даже кабель обрезал — чтоб не доставали, значит. Если думаете к нему сунуться — то знайте, он не особенно приветлив.

— Мы это учтем, — кивнул Моро. — Последний вопрос: где может остановиться наша поисковая партия? Неохота опять тащиться к катеру и ночевать там.

— Вон в ту дверь, — хозяин показал на выход, что вел внутрь купола Аратты. — И ровно напротив. Магистрат вас как-нибудь разместит.

— Что ж, спасибо на пиве, закуске и добром слове, — Моро вынул из кармана несколько серебристых кругляшей — на планете Рива предпочитали расплачиваться собственной монетой. Тайная торговля, которую они вели с бывшими мирами Вавилона, неприсоединившимися планетами и даже некоторыми мирами Империи, шла в имперских драхмах. — Сдачи не надо.

— Надо, — кабатчик насыпал ему сдачи. — Откуда я знаю, кто ты такой, Сандро Морита? Пока не знаю, не хочу быть тебе обязанным.

Снявши голову, по волосам не плачут — говаривал покойный Вальдер. Дик поставил свою голову на кон в жестокой игре, и глупо было жалеть о волосах.

Глупо — а все-таки жаль было каштановой гривы. Поэтому Дик не торопился. Положив орриу справа от себя, раздевшись сверху до термокостюма, он зачерпывал питьевой кружкой снега из сугроба, который намело у ведущей наверх дыры, размешивал его кипятком, лил на голову и тщательно намыливал волосы, чтобы легче было их снимать.

Вход в пещеру был теперь плотно забит снежной пробкой, но Дика это не беспокоило — от Николая, бывшего Киянки, и Андрея, бывшего Ботинка, он знал о входе, через который они попали сюда; через который сюда приходила Касси. Этот вход вел в горы, и шахтерский городок Аратта был совсем близко. Придется бросить здесь волокушу — но, с другой стороны, не надо будет карабкаться по леднику.

Правда, после всего увиденного здесь Дик понял, что просить помощи у жителей Аратты ему не хочется. Исключение составляла «Касси-госпожа», милосердная к гемам. Дик решил дожидаться ее — по словам Киянки, она должна была прийти вот-вот, как только утихнет буря. Знать бы еще — утихла буря или нет.

Оттягивая неприятное, Дик первым делом выбрил виски — привычными движениями снимая пену и изрядно отросшую шерстку, смахивая все это в лужу перед собой.

Из «спальни» вышел Рэй, сел по другую сторону лужи — она, между прочим, стала шире, и вот-вот должна была потечь в «туалет» — и начал мыть посуду. По его молчанию Дик догадался, что он хочет что-то сказать, но не решился поощрять Рэя.

Динго, пришедший вместе с хозяином, склонился к воде и начал лакать.

Наконец морлок решился.

— Сэнтио-сама, я знаю, что самоубийство грех. А искать смерти в бою — не грех?

Дик опустил бритву и отбросил волосы с лица, чтобы посмотреть Рэю в глаза. В полутьме пещеры, еле рассеиваемой умирающим люминофором, расширенные зрачки морлока отсвечивали бутылочной зеленью.

— Ты боишься умереть как они, Рэй? — спросил юноша, когда морлок, не выдержав его взгляда, опустил глаза.

— Да, — с неохотой признался Рэй. — С-симатта! Я думал, что ничего на свете не боюсь.

Дик опустил голову и сполоснул бритву.

— Наш настоятель в приюте, отец Арима, говорил, что важны намерения. Вопрос в том, чего ты боишься — жить или умереть.

Они снова занялись каждый своим делом. Дик выбрил виски и шею — настал момент переходить к самому неприятному.

Динго дважды тревожно пролаял.

— Зараза! — полным отчаяния голосом сказал морлок. Юноша отнес это на счет продолжения беседы, поднял лицо к Рэю — и увидел, что ошибся. Морлок смотрел не на него, а куда-то ему за спину, и оскал его на сей раз был не улыбкой, а боевой маской, маской ненависти. Только ненависть эта была бессильна: левой рукой Рэй крепко сжимал ошейник Динго, не решаясь послать коса в атаку.

— Зачем портить такую красоту, монашек? — раздался низкий голос за спиной Дика. — Ты и так хорош.

Сказано это было на астролате, но уж с очень странным акцентом. Дик сделал движение — оглянуться, но в свежевыбритый затылок ему уперся холодный ствол какого-то оружия.

Динго глухо зарычал.

— Да, серенький, пусть тебя держат покрепче, — спокойно сказал обладатель оружия. — Иначе может выйти несчастный случай…

— Что у него? — спросил Дик, косясь на орриу.

— Пулевик, — горько оскалился Рэй.

— А хоть бы и импульсник, — почти весело сказал неизвестный. — В упор я развалю тебе голову, и ты дотронуться до своего меча не успеешь — не то что им махнуть.

— Но тогда я тебя убью, — Рэй подобрался, изготовившись к прыжку. — Подумай как следует, туртан: если ты причинишь капитану хоть какой-то вред, мы тебя убьем. Ты знаешь, что пуля меня не остановит.

— Тебя и очередь не остановит, «геркулес». Но я вижу, что мальчик тебе дорог. Так что ситуация у нас патовая, верно? Может, посидим и поговорим спокойно — кто вы, что делаете на моей земле?

— А это ваша земля? — спросил Дик.

— Чья же еще. И я не люблю, когда в мои владения впираются без спросу.

— Мы потерпели крушение… — внутренне Дика просто переворачивало от страха, досады и стыда — сидеть под дулом пулевика, с намыленной башкой, как идиот! — И нам некуда больше было идти…

— Видел я ваше крушение. Вас сажали гравилучом с «Гэнбу», и хотел бы я знать, почему поисковые отряды Дарсеса еще не прочесывают все побережье… А поскольку я хочу это знать, ты сейчас вымоешь голову, монашек, оденешься и все мне расскажешь.

Ловким движением ноги неизвестный подгреб орриу к себе и, поддев стопой, подкинул и поймал на лету. Дик сполоснул голову, вытер ее прихваченными салфетками и снова надел свитер и куртку.

Тем временем в коридоре «туалета» послышалось шевеление — и в «колбу» пролез из-за спины неизвестного Николай, вчерашний Киянка.

— Что ж ты не предупредил, срань, — даже не зло, а как-то печально упрекнул его Рэй.

— Морлок плохой, — Киянка присел перед неизвестным и начал просительно теребить пальцами его штанину. — Рики хороший. Господин-человек Нейгал не убивает пусть Рики. Рики сказал, Киянка — Николай теперь.

— Ты, стало быть, Рики, — в голосе неизвестного послышалась усмешка. — Брысь! — это было сказано Киянке и сопровождалось легким пинком. — И ты даешь крысам имена. А самого-то тебя как величать?

Дик уже не мог больше терпеть этого унижения. Он развернулся — пусть стреляет, черт с ним! — и, глядя противнику прямо в лицо, выпалил:

— Я Ричард Суна, родом с планеты Сунасаки, из сожженного города Курогава! Я не сохэй и не послушник, но я сын десантного корабля «Ричард Львиное Сердце», и если ты ненавидишь сохэев и Синдэн — то я принимаю твою ненависть, Рива, потому что и сам я тебя ненавижу! Ты называешь гемов крысами — но ты хуже, ты шныряешь по пещерам за беззащитными стариками, у которых хочешь отобрать их последние минуты! Стреляй в меня сейчас, или уходи откуда пришел, потому что смотреть на тебя мне противно!

Неизвестный секунду-другую был ошарашен этой речью. Дик не мог рассмотреть его как следует из-за темноты, но различил крючковатый нос и густую, аккуратно подстриженную бороду — черную, с обильной сединой. Остальное скрывал ветрозащитный шлем.

— Надо же, — сказал нежданный гость, и совершенно неожиданно для Дика опустил свой пулевик. — А ты не робкого десятка, хоть и моложе, чем я думал. Я — Эктор Нейгал, хозяин этой земли. Ни за кем я здесь не шнырял, и вообще крысы мне безразличны, Ричард Суна с планеты Сунасаки. Я здесь ради одной женщины, которая, потащилась сюда в буран. Так что давай каждый забудет о том, что другой сказал, и попробуем переиграть сначала.