Сердце меча

Глава 10 Джориан

Это был среднего роста человек, на вид лет сорока, но уже с сединой в волосах и в усах. Волосы с годами отступили от лба к самой макушке, зато усы, подстриженные на англосаксонский манер, спустились почти к самому подбородку.

— Джориан, — представился он, протягивая леди Констанс руку для пожатия. — Владимир Джориан. Разведчик сквата Рамиресов.

Дик пожал протянутую ему руку Джориана с двойственным чувством. С одной стороны, появление Джориана сильно обнадеживало — в сквате, конечно, нельзя было приготовить необходимый препарат — но можно было очищать кровь мальчика, пока приступ не пройдет.

А с другой стороны, скваттеров в Империи недолюбливали — как цыган на Старой Земле. Скваттеры не хотели подчиняться имперским властям и болтались по всей Периферии и за ее пределами, жилищем им были их корабли, а домом — Пространство. Они жили нелицензированной разработкой ничейных планет — а впрочем, не брезговали и теми планетами, которые уже кому-то принадлежали: главное вовремя удрать. Скваттеры существовали на грани закона, а иногда — и за ней, если подторговывали оружием, наркотиками и стратегическими ресурсами, которые им удавалось раздобыть. Кроме того, скваты нередко становились очагом и рассадником всяческих сект и ересей. Это приводило к частым столкновениям с армиями доминионов, Имперским Легионом, Синдэном и просто населением, что взаимной любви и дружелюбию не способствовало.

Впрочем, Джориан был дружелюбен. Это как раз и настораживало Дика — дружелюбный скваттер? Но — в конце концов, отчего бы скваттеру не быть дружелюбным?

Джориан с ходу взял манеру называть его «сынком», чего Дик на дух не переносил и не позволял никому — а тут пришлось, сжав сердце и печенки в кулак, терпеть.

— Ну, сынок, рассказывай, как вас сюда занесло с такой-то бедой, — сказал Джориан, садясь за стол (его пригласили к обеду, и по случаю радостной встречи на столе даже было вино).

Дик сжато, но со всеми существенными деталями изложил всю их мрачную одиссею, умолчав только о титуле и ранге леди Констанс — чтобы не ввергать скваттера в лишний соблазн. В его рассказе леди Ван-Вальден превратилась в жену главы торгово-промышленной компании.

— …И когда мы прилетели сюда, этот человек, Морита, сбежал, — закончил он. — На вельботе, — добавил Дик после паузы. — На нашем единственном вельботе. Понимаете, нам все-таки хотелось бы его найти. «Паломник» не предназначен для посадки на планету. Мы можем выдержать одну аварийную посадку. А вот взлететь — уже нет. Если вы встречали вельбот — скажите нам.

— Вельбот со скачковым двигателем? — спросил Джориан.

— Нет.

— Ну, тогда вашему бортмеху крышка, — махнул рукой скваттер. — На вельботе он не дотянет. А найти машину вслепую, только по гравитационным колебаниям, в этой мешанине…

Дик молча кивнул. В каком-то смысле этот сектор был похож на Пыльный Мешок — здесь болталось довольно большое количество твердых тел разного калибра. Хуже всего были те, которые размерами не превосходили вельбот и не порождали гравитационных возмущений: они появлялись в пределах видимости словно бы ниоткуда. Одно хорошо: здесь, по крайней мере, была отличная видимость. Ао и По заливали пространство ярким зеленоватым светом, потому что одна звезда была белой в голубизну, а другая — в золото. Да и другие звезды Скопления Парнелла так плотно завесили пространство, что небо трудно было назвать черным.

— Мастер Джориан, а вы не знаете, почему не работает сигнальный маяк? — спросил Дик.

— Ах, да, маяк, — пожал плечами Джориан. — С ним что-то случилось. Я как раз и летел его чинить. Нам, видишь ли, тут вовсе не нужна ремонтная служба Легиона. Но, раз у вас такие дела, маяк подождет, а я вас довезу до сквата.

— Может быть, вы все-таки сделаете свое дело, — несмело предложила леди Констанс. — А Дику оставите указания о том, как попасть в скват?

— Указания Дику не помогут, — усмехнулся Джориан краем рта. — Скват находится на планете.

— До нее же пять месяцев лету, — простодушно изумилась Бет, глядя то на Дика, то на скваттера с одинаковым недоверием.

— Да, если отсюда по прямой, — добродушно подтвердил скваттер. — Но можно срезать путь: через дискрет. Тут хитро, эта дискретная зона, она не сразу видна. Надобно знать, куда нырять, сынок. Славный у вас пацанчик, мадам. Как говорите, его зовут — Джек? Дай лапку, Джек. Ну, чего ты? Разве я страшный?

— Джек — очень стеснительный мальчик, — сказала леди Констанс.

— Это большая жертва для вас, — сказал Дик, глядя на скваттера как-то испытующе. — Инициировать меня до самой планеты…

— Инициировать, малый? Ты будешь настаивать?

— Капитан, — спокойно сказал Дик.

— Чего? — не понял Джориан.

— Капитан, сэр. Я на этом корабле исполняю обязанности капитана, и я прошу вас относиться ко мне как к равному, иначе я не буду иметь с вами дела. Я уважаю ваш возраст и ваше звание, мастер Джориан, и не зову вас «дядя» или «мужик» или «браток». Требовать от вас уважения к своему возрасту я не могу, но ответственность на мне взрослая, и на борту «Паломника» командую я.

Эта отповедь так изумила Джориана, что он откинулся на спинку кресла и покачал головой. Потом засмеялся, показывая большой палец.

— Да ты не так прост, капитан, — сказал он, отхохотавшись. — Молодец! Уел. Волчонка смолоду не перепутаешь с собакой.

— Мы остановились на проблеме инициации, мастер Джориан. Я настаиваю на том, чтобы вы инициировали меня до планеты. Я даю вам честное слово, что не выдам ваш скват — но мне не хотелось бы, чтобы моя госпожа оказалась заложницей вашего главы.

— Ну, с главой просто, сы… капитан. Глава сквата — это я. Не хотелось бухать этого вам сразу — думаю, мало ли кто вы такие. Но я уже вижу, что люди порядочные. Я так сразу не могу вам сказать, готов я вас инициировать или нет. Надо подумать. Но… ты же понимаешь, капитан… Раз уж у нас пошли дела, так давай обсудим…

— Пять тысяч имперских драхм, — сказала леди Констанс.

Джориан прищурился.

— Неплохие деньги, сударыня. Вот только на кону для вас не что-нибудь стоит, а жизнь сына. Что ежели я скажу: неплохих денег мало? Что, ежели я запрошу хорошие деньги?

— Пять тысяч — это все, что у нас есть наличными, — сказала леди Констанс. — Остальное, если вы захотите большего, вам придется получать по чеку ансибль-трансфертом, но для этого вам придется поверить мне на слово. Никакого залога я вам оставить не могу, хотя и обещаю, что честно выплачу все деньги по чеку, который выпишу.

— Отставить, сударыня, — Джориан выставил ладонь перед собой. — Ни единого сикля я с вас не возьму. Все-таки между христианами заведено помогать друг другу, да и мальчишечка у вас — сущий ангелочек. Я вас просто испытывал, и вижу, что вы женщина с сердцем. Считайте, что мы договорились. Четверо суток на маневры — и мы, считай, на планете.

— Сэр, а к какой конфессии вы принадлежите? — спросил Дик.

— Мы баптисты, мастер Суна, — пожал плечами, поднимаясь, скваттер. — Но я не фанатик. Мне все равно, есть у вас иконы или нет. Спасать надо всех, а Господь разберет, где свои.

— Аминь, мастер Джориан, — кивнул Дик. — Думайте побыстрее. Но учтите — мое решение не изменится. Если вы будете колебаться, я расстыкую корабли и попробую счастья в одиночку.

Бет смотрела на юношу и видела, что что-то не так, однако не могла спросить об этом при Джориане.

Они закончили ужин, и Дик предложил помолиться — чуть ли не приказным тоном. Прочитали короткую благодарственную молитву и — чего раньше никогда не водилось — «Радуйся, Мария». Потом Дик и Рэй отправились на корабль скваттера, что-то вроде ответного визита, и вернулись только тогда, когда женщины и гемы давно вымыли и убрали посуду, и собрались в кают-компании.

Джориан обещал объявить свое решение в 6 утра 1 апреля по корабельному времени «Паломника». До этого момента Дик велел всем отдыхать.

— Послушай, — Бет наконец улучила минутку, чтобы расспросить Дика наедине. — Что такое с этим Джорианом, что ты посматривал на него волком?

— Он цитировал «Синхагакурэ» и читал «Радуйся, Мария», — сказал Дик.

— Ну и что? Это уже преступление?

— Он сказал, что он баптист, а баптисты не молятся Деве Марии, — разъяснил Дик. — И он при том назвался главой сквата. Бет, в баптистском сквате главой может быть только пресвитер.

— Ну так и что?

— Как это может быть, что пресвитер сам нарушает законы своей веры?

— Может, он просто хотел сделать тебе приятное?

Дик нахмурился.

— Ты можешь себе представить, чтобы миледи целовала этот… линкум… лингам… чтобы сделать приятное язычнику?

— Мама — случай нетипичный, — наморщила нос девушка. — И ты, кстати, тоже. Таких принципиальных, чтобы не сказать твердолобых, поискать.

— Я не стану доверять человеку, который так легко идет против своей веры.

Бет вспыхнула и Дик запоздало понял, что она отнесла эти слова на своей счет.

— У нас что, есть выбор?

Она развернулась, чтобы идти, но Дик схватил ее за руку.

— Бет, послушай! Это все очень серьезно! Пойми, сейчас совсем не время расслабляться — мы здесь в чужой земле, и сами чужие, и здесь нет капитана Террао, чтобы прийти на помощь. Мы все время должны быть начеку.

— Хорошо, — вздохнула Бет. — Но если даже мы будем начеку — у нас появится выбор, идти за Джорианом или нет?

— Не появится, — со вздохом признал Дик. — Мы должны за ним идти.

Джориан дал согласие на инициацию и перестыковку кораблей. Корабли были состыкованы по схеме «брат-брат», а по-новой перестыковались по схеме «дочка-мать», причем «Паломник» был «матерью», а яхточка Джориана «Саламандра» — «дочкой». Такая схема не давала «Саламандре» возможности диктовать «Паломнику» направление и скорость полета. Фактически, «Паломник» нес ее. Из рубки «Саламандры» нельзя было подключиться к сантору «Паломника» и взять на себя командование бригом, а вот «Паломник» управлять яхтой мог. Инициатива расстыковки также принадлежала «Паломнику» — разве что «Саламандра» решит отстрелиться, разрывая по живому переходники и калечась об анкерные захваты левиафаннера.

Несмотря на все эти предосторожности, Дик отпустил Джека и Бет на «Саламандру» только в сопровождении Рэя и Динго, и когда сам пошел на борт яхты — тоже захватил с собой коса.

На борту он не заметил ничего подозрительного — если не считать странного случая, произошедшего в центральном (и единственном) коридоре корабля: Динго ни с того ни с сего прижал уши, припал к полу и грозно зарычал, вертя головой во все стороны, точно чувствуя незримую угрозу. Так он рычал только на Мориту. Джориан не интересовал коса совершенно. Не найдя своего заклятого врага, Динго начал сквозь рык недоуменно подвывать — и Дик успокоил его поглаживаниями. Но до конца животное так и не успокоилось: держа руку на ошейнике, юноша периодически чувствовал, как густая шерсть коса встает дыбом.

Джориан дал указания курса и Дик направил корабль к одной из ближайших дискретных зон. О будущей инициации он думал с беспокойством — ведь это означало сближение более тесное, чем сближение двоих в постели. Впрочем, Дик тут не мог судить компетентно — однако старшие пилоты постоянно прибегали к этому сравнению, и он в общем понимал, почему. В межпространстве пилот еще более обнажен, чем любой голый человек, и близость сознаний такова, что словами ее не передать, ибо слова — уже одежда мыслей и чувств. Дик знал, что испытать эту близость с Джорианом он не хочет, и знал, что даже у опытных пилотов сильная взаимная неприязнь порой очень мешала инициации. Это уже вопрос воли — а в своей воле Дик сомневался.

«Скользкий тип. Не откусить — хоть вари его, хоть жарь», — сказал о Джориане Рэй, и Дик согласился. Блаженная Садако в «Синхагакурэ» приводила совет, читанный ею в одной детской книжке: если хочешь составить о человеке суждение, не смотри, каков он с высшими и равными, а смотри, каков он с подчиненными. Дик осторожно расспрашивал о сквате — имеют же они право знать, куда летят? — и Джориан охотно рассказывал, а по его словам выходило, что все его подчиненные — идиоты, лентяи и рвачи. Кроме того, описываемое им мало напоминало баптистскую колонию, скорее уж дзен-коммунистов, и Дику, если честно, было на это плевать, лишь бы там нашелся фармацевт. Он хотел было даже сказать Джориану, чтобы тот не напрягался и перестал врать — но передумал. Никому не нравится, когда его ловят на лжи, а тем паче не нравится взрослым, когда их ловит на лжи кто-то младше них.

Еще подозрительно было то, что у Джориана не оказалось в корабле карт. Даже конфигурационной карты сектора Ао-По. Юноша не настолько хорошо знал скваттеров, чтобы судить, типично для них такое раздолбайство или нет — но сам факт говорил о том, что они имеют дело с человеком крайне необязательным либо недоверчивым.

Если бы Джориан меньше старался понравиться, он понравился бы Дику гораздо больше. Юноша не раз в своей жизни имел дело с людьми грубыми, неуживчивыми, колючими, даже спесивыми и злыми. Если сиротское детство его и научило чему-то — так это терпению. Он даже испытывал молчаливое уважение к тем, кому хватало отваги быть собой и платить за это одиночеством. Этим его почти подкупил Морита. Поэтому Дик не расставался с оружием. Он носил при себе пулевик Эрнандеса и орриу, леди Констанс попросил все время держать в подрукавной кобуре импульсник, а на случай, если их будут ждать в локальном пространстве, Дик приготовил один сюрприз.

Однажды за обедом Джориан сорвался и показал то, что Дик по размышлении решил считать его настоящим лицом. Вышло это из-за лорда Августина, который один из всей компании был счастлив, как викинг, после многих недель корабельной качки увидавший зеленый берег и на нем чистенькую, никем не грабленную деревеньку. Он открыл в скоплении Парнелла бурные энергетические потоки, указывающие на близкое псевдоядро. Он открыл, что звезды Ао и По намного тяжелее, чем указано в справочниках — а значит, на обращающейся вокруг них планете должно быть полно тяжелых элементов. Об этом у них и вышел спор со скваттером. Джориан ни черта не понимал в планетарной физике, раз заявлял, что они дышат на планете в системе Ао-По открытым воздухом.

— Простите, сударь, но как это возможно, если единственная планета системы обращается вокруг солнц по дальней орбите?

— Я что-то не пойму, сэр, кто из нас на той планете живет, я или вы? — с раздражением сказал Джориан. — Я ж вам человеческим языком сказал: там воздух, которым можно дышать. Да, холодно, это есть. До железа долбиться и долбиться сквозь лед. Зато железо — самородная аморфная сталь. Что я вам, врать стану?

— Сударь, — лорд Августин аж подобрался весь. — Я не знаю, из каких соображений вы вводите в заблуждение мою сестру, ее дочь и этих джентльменов — лорд Августин обвел рукой сидящих за столом гемов. — Но вы совершенно напрасно пытаетесь это сделать. Планета, которая обращается по дальней орбите вокруг звезд такой массы, никак не может иметь землеподобную атмосферу. Сейчас я вам это докажу! Дик, ты не против? — и, не дожидаясь ответа, он вынул из кармана стило, расчистил себе место на столе и принялся рисовать прямо на пластиковой поверхности. — Исходя из масс звезд, расстояния между ними и минимальной массы планеты, которая может иметь атмосферу, радиус обращения планеты вокруг обеих звезд по дальней орбите никак не может быть меньше пятидесяти астрономических единиц.

Лорд Августин нарисовал какой-то столбик цифр и букв и ради вящей убедительности заключил его в неаккуратную круглую рамочку.

— Период ее обращения должен составлять не менее восьмисот земных лет, — продолжал он, сверкая очками. — И по климату это что-то похожее на Плутон из системы Старой Земли. Собственно, именно такая планета описана в отчетах экспедиции на Ао-По. Нет, ну как эти ослы умудрились забыть написать о таком радиоизлучении? Впрочем, сейчас это неважно. Если же радиус орбиты меньше, то звезды неизбежно притянут ее и мы будем иметь вот что, — лорд Августин обвел обе звезды «восьмеркой», потом заключил «восьмерку» в вытянутое кольцо. — На планете, которая движется по такой орбите, вполне возможна землеподобная атмосфера. Совершенно бешеный климат при этом. Сначала она обходит обе звезды по малому кругу. В это время на планете «большое лето» и она действительно похожа на землеподобную планету. Хотя она намного жарче, чем самые жаркие из областей Земли. Сначала наступает «великая сушь», пересыхают реки и даже моря. Но все это накапливается в атмосфере — а потом начинают таять шапки полюсов… В точке прохода между обеими звездами там творится сущий ад: постоянные грозы и ураганы. Потом — снова сушь и нечто вроде осени. Сделав малый круг, планета уходит на большой, — глаза лорда Августина слегка затуманились под стеклами очков. — Зимой — антарктический холод. Планета промерзает чуть ли не до экватора, и приэкваториальный климат — тундра. Период обращения этой планеты должен составлять примерно четыре стандартных года. Но о такой планете в отчете ничего не сказано.

— В таком разе подотритесь вашим отчетом! — рыкнул Джориан. — Вот ведь народ: букве паршивой верит больше, чем человеку! Сказано же вам: есть такая планета, и есть на ней воздух. Туда мы и летим. Что вы меня дураком выставляете? Думаете я вам дырку в небе предъявлю вместо планеты? Да идите вы все к такой-то матери! У дам прошу прощения.

Он встал и вышел из-за стола.

— Э-э-э… пробормотал лорд Августин, огорошенный таким взрывом. — Послушайте, Дик, а вы не могли бы объяснить ему… что я ничего дурного не хотел. Мне, право, трудно понять это стремление скваттеров к изоляции. Ведь они открыли землеподобную планету. Они могли бы продать ее и очень, очень обогатиться! Скажите ему пожалуйста, что мы ни в коем случае не стали бы на нее претендовать…

— Скажу, — пообещал Дик. Он встал, свистнул Динго и отправился искать Джориана.

На «Саламандре» кос опять забеспокоился, но не так сильно, как прежде. Джориан сидел в рубке и играл с корабельным сантором в «блэк джек» — занятие, так же мало подходящее дзэн-коммунисту, как и баптисту.

— Мастер Джориан! — окликнул его Дик. Джориан уничтожил виртуального партнера и повернулся к юноше.

— Чего надо, мастер Суна? — спросил он. — И вы пришли доставать?

— Нет, сэр… Я только хотел сказать, что лорд Гус не желал ничего плохого. Если вы открыли планету, вы имеете на нее все права. Необязательно скрывать…

— Спасибо за такую милость, — фыркнул Джориан. — Давай-ка, сынок, мы сами разберемся, что обязательно, а что необязательно. Вам до этого дела нет.

— Хорошо, — сказал Дик.

— Что ж тут хорошего! — не выдержал Джориан; видно, ему позарез требовалось выговориться. — Ты идешь на сигнал о помощи, вызываешься людям подсобить, а они же тебя идиотом выставляют. Нечего сказать!

— Мне очень жаль, мастер Джориан.

— Все вы так говорите… — проворчал скваттер, но сменил гнев на милость.

На следующий день лорда Августина постигло нечто вроде кары Господней. По дороге из рубки в столовую Дик услышал его крики:

— Мои очки! Какой идиот положил туда мои очки!?

Дик ускорил шаг и застал в столовой такую картину: лорд Августин потрясал расколотыми и треснувшими по седельной дуге очками, Рэй с убийственным выражением лица держал во рту мизинец, Бет, Джек, Актеон и Том покатывались со смеху, леди Констанс методично обыскивала кухонную аптечку и при этом боролась с неумолимо наступающей улыбкой и проигрывала, а Джориан сидел с видом оскорбленной невинности.

— Да вы же сами их туда и положили, мастер Августин, — повторял он. — Что это за привычка — за едой читать?

Привычка, что и говорить, вредная. Лорд Августин сам с ней боролся — но не тогда, когда на него сами собой сваливались интересные научные задачи. Сейчас он скрупулезно перетряхивал всю свою мнемокристаллическую библиотеку, чтобы убедиться: до него об энергетических бурях в Скоплении Парнелла не писал еще никто. Дело это было трудоемкое, и он не прекращал его даже за едой. А поскольку зрение у него изрядно было попорчено из-за злоупотребления визором-считывателем, на контактные линзы он имел аллергию, а операцию сделать все никак не собрался, то пользовался старыми добрыми очками. И вот теперь, за обедом, он снял их, чтобы надеть визор, и по привычке положил справа от себя — угадав как раз на платформу кофеварки. Именно в этот момент Джориан наливал себе кофе и пододвинул кофеварку вместе с платформой, ничего не подозревая о скверных привычках лорда Гуса. Пододвинул, налил себе кофе и поставил кофеварку обратно — прямо на очки! Хрясь! Рэй протянул было руку, чтобы успеть выхватить драгоценный оптический прибор, но не успел — Джориан еще и припечатал ему мизинец горячим сосудом о раскаленную платформу.

Скандал унялся, леди Констанс смазала Рэю палец заживляющим бальзамом, лорд Августин сходил за запасными очками. Вопреки здравому смыслу он был убежден, что Джориан сделал это нарочно.

«Паломник» тащился со скоростью улитки с больным сердцем. Пространство было битком набито мелкими астероидами, такие места назывались «лоцманским пространством», и Дик, при всей своей неприязни к Джориану, ужасался мысли о том, что здесь было бы без скваттера. Он изо всех сил не давал лоцману почувствовать свою слабину, но возможностей для распускания хвоста было не так уж и много: Джориан отлично понимал, как мало способен экипаж «Паломника» выпутаться без него.

В последний расчетный день перед прыжком снова случился скандал, зачинателем которого на сей раз, всех удивив, выступил Дик. Он находился на вахте, когда среди разнообразных возмущений гравиполя по ходу корабля увидел возмущения, характерные для другого судна. Устоять перед соблазном Дик не смог, изменил курс и пошел на дистанцию визуального контакта. На какой-то миг он даже увидел этот корабль — поворотливое судно, похожее на фрегат. По прямому лучу пришел сигнал NA — очнеь нечеткий, смазанный. Фактически — одно А. Дик собрался было передавать ответ, но тут корабль форсировал двигатели и исчез — Дик едва не закричал от отчаяния; а из своей рубки прибежал Джориан и крайне обеспокоенно спросил — не случилось ли чего, что «Паломник» отклонился от курса.

— Корабль? — изумился он, услышав ответ Дика. — Да Бога побойся, капитан: какие тут еще могут быть корабли?

— Это было что-то вроде фрегата, — упорствовал юноша. — Я хотел послать ему запрос по лучу… Он просигналил нам!

— Ну и где этот сигнал? — спросил Джориан. — Вот это вот сигнал? Да это же просо всплеск гравитации, и все тут!

—Если бы я не видел корабля, я бы тоже решил, что это всплеск гравитации, — гнул свою линию Дик. — Но я видел корабль.

— А может, ты устал, сынок? Может, у тебя мурашки в глазах бегают? Кто еще, кроме тебя, видел этот корабль? Я все время торчу в рубке, я только что оттуда, все глаза проглядел — и ничего не видел. А ты увидел и поменял курс. Теперь мне прокладывать его заново — большое спасибо!

— Остин! — воззвал Дик к подвахтенному гему. — Остин, ты видел корабль?!

— Я ничего не понимаю в космическом деле, сэнтио-сама, — все четверо гемов тушевались в присутствии Джориана, и Остин был не исключением. — Я видел, как что-то промелькнуло… вроде звездочки. Простите.

— Что он сказал? — Джориан нетерпеливо дернул юношу за рукав.

— Ничего интересного, сэр. Он не видел корабля отчетливо. Я его видел.

— Ох ты ж Боже ты мой… — закатил глаза к небу Джориан. — И откуда ты взялся на мою голову? Никто не видит корабля — один капитан видит. Ну, сколько ты его видел?

— Не меньше трех секунд.

— А потом куда он делся?

— Ушел из зоны видимости.

— Это что ж получается: вошел, три секунды покрутился, тебе показался — и снова ушел? Ну что за бред?

Дик и сам понимал, что это звучит как бред, но ничего не мог поделать с собой.

— Я не брежу, — сказал он сквозь зубы. — Мне кажется, это вы поддаетесь обману и хотите, чтобы я поддался ему — уж не знаю, отчего. Это был ваш корабль? Или рейдер? Почему он ушел, едва послав сигнал? Может, кто-то приказал ему уйти? Может, кто-то раньше связался с ним по лучу?

— Слушай, мальчишка, — Джориан тоже с трудом подавлял гнев. — Я сейчас расстыкуюсь к такой-то матери, и выпутывайтесь сами как знаете!

— Идите, — сказал Дик. — Я вас не держу.

— Сэнтио-сама! — выдохнул в ужасе Остин.

— Ну и хрен с тобой, — сказал Джориан, поворачиваясь и выходя из рубку. Дик стоял, сжав кулаки, пока не услышал, как взвыл лифт — а потом сел за консоль, ожидая запроса на расстыковку.

Запроса не последовало. Через десять минут вошел, сопя, Джориан. Он помолчал какое-то время, ожидая от Дика вопроса, но, так и не дождавшись, сказал:

— Тебя, дурака, жалко. И пацаненка с его мамой. А то бы не вернулся.

— Я прошу прощения, мастер Джориан, — сказал Дик. — Мне очень стыдно за себя.

— Проехали, — миролюбиво хлопнул его по плечу Джориан.

Когда этот эпизод через Остина дошел до Рэя, тот поймал Дика в душевой перед вахтой.

— Сэнтио-сама, не нравится мне все это, — сказал он. — Этот ваш корабль, этот Джориан… И главное знаете что мне не нравится? Та планета, которую нам описал лорд Гус и куда мы вроде как летим.

— А что с ней? — спросил Дик.

— А то, что описал он ее — а я себе в точности представил ту планету, где родился. Картаго. Там все так и есть: два солнышка на небе, и зимой они ходят вместе, а летом — врозь, и посреди лета бывает сущее пекло, а потом — холодная долгая зима и холодное лето, а потом — снова…

— Таких планет много, Рэй, — сказал Дик. — Сдвоенные звезды — это не редкость во Вселенной. А есть одна обитаемая планета даже в строенной системе — Алкмена. Понимаешь, если планета ходит по восьмерке с петлей, на ней никакого другого климата быть не может…

— Угу, — кивнул Рэй. — Ученому человеку виднее, сэнтио-сама. Ох, да что это с вами? Живот прихватило?

— Да, Рэй, — Дик слабо улыбнулся. — Пойду выпью лекарство.

На самом деле он знал, что от язвящего, неотступного отчаяния никакое лекарство не поможет. Даже молитва не помогала, и Дик совсем упал духом. За несколько часов до прыжка он постучался в каюту к леди Констанс.

— Кто там? — раздался голос из-за двери.

— Я, миледи.

— Входи, Дик. Мы так рады тебя видеть!

Дик немного виновато улыбнулся. Он давно — не помнил уже сколько — не заходил просто так, без повода.

Джек сидел прямо на столе и что-то рисовал. Леди Констанс читала, Бет за терминалом играла в какой-то фантазийный квест.

— Я хотел поговорить с Элисабет, — сказал Дик.

— Ну вот, — расстроился малыш. — А я думал, со мной. А у тебя все дела. Ты стал совсем как папа.

— Покажи Дику, что ты рисуешь, — сказала Бет.

— Не покажу, — малыш отключил планшет и для верности сел на него. — Это сюрприз.

— Он рисует мангу, — предательским голосом сказала Бет.

— Замолчи! — крикнул ее братишка.

— Знаешь, какую?

— Ма-амааа!

— Бет, не дразни его!

— Ладно, молчу. Это страшный секрет. Так что ты хотел?

— Будь завтра со мной.

— Что? Ты же собирался прыгать с Джорианом… — Бет удивленно посмотрела на мать.

— Леди Констанс, — Дик словно испрашивал разрешения. — Я хочу, чтобы завтра была инициирована и Бет. Это… на всякий случай. Если я буду один и если со мной в межпространстве что-то случится… Короче, лучше, если нас будет двое.

— Хорошо, — сказала Бет. — Только давай, знаешь, без этих разговоров: если со мно-ой… что-то случи-ится… Просто скажи, что я тебе нужна — и я буду.

— Да, — кивнул Дик. — Давай без разговоров. Ты… очень нужна мне.

В этом секторе пространства творилась ужасающая какофония; если бы Дик не держал свою партию так чисто и так сильно, она бы просто пропала. Чего ей стоило выйти в пространство второй раз — не знает никто и не узнает никогда. Покинув это полное грома и воя место между мирами, она долго еще дрожала как студень, как жирная задница, по которой как следует хлопнули. И если бы не хорошая злость на себя и свою трусость — может быть, она продолжала бы трусить и дальше. Потому что вне этого междумирья она видела того, на кого полностью полагается и того, кто несет сквозь ничто самых ее близких — и ей хотелось встряхнуть головой и проснуться: это был всего лишь нескладный подросток, ее ровесник. Там, среди разнотонных воплей, громов и звонов, издаваемых небесными силами, она слышала голос, воина и мага, эльфийского короля-заклинателя вроде тех, о которых писал Иоанн Оксонский. Словно сам Решан Аланор пел партию Нуаду. А потом она возвращалась в реальность — и видела просто Дика Суну, который говорит и пишет с ошибками, по которому можно изучать анатомию — и шпангоут, и рангоут на виду. И вот на ком все они держатся. Вот, на кого она должна полагаться, ныряя в темноту. Потому что там он, оказывается, — сид или один из тех самых нихонских богов, белый дракон-оборотень, здесь почему-то прикидывающийся закомплексованным мальчиком. Но даже для дракона там — слишком страшно, слишком громко и нечем дышать. А она — маленькая девочка, которая во время бешеного полета изо всех сил прижимается к драконовой спине. И не дай Бог ей во время полета вспомнить о том, кто он такой на самом деле. Потому что чары рухнут и она погибнет. Боже, Боже, как трудно было, ложась в кресло и надевая шлем, заставить себя поверить в то, что там снова произойдет чудо и мальчик сделается белым драконом! Будь он взрослым — было бы легче.

— Минутная готовность, — предупредил Дик.

— Есть, — сказал Рэй.

— «Медетаси сэйтё митимирэру Мария…»

— Сынок, ты всегда так делаешь? — спросил Джориан.

— Извините, мастер Джориан, всегда. «Радуйся, Мария…»

Медленное угасание красок и запахов…

«Благодати полная…»

Смерть света.

«Господь с Тобою…»

Уход звука.

«Благословенна ты между женами…»

Потеря чувства прикосновения кожи кресла к коже тела…

«И благословен плод лона твоего Иисус…»

Исчезновение тепла и холода.

«Святая Мария, Матерь Божья…»

Утрата ощущения веса.

«Молись за нас грешных, ныне и в час смерти нашей…»

Пилоты считаются сорвиголовами потому что много раз переходят от жизни к смерти и обратно. Чем в принципе будет отличаться уход в мир иной от этого углубления в молчание сознательного бесчувствия? Точно так же откажут глаза и уши, нервы и плоть… Останется на какое-то время голое сознание, терзаемое острой нехваткой привычных ощущений — а потом и оно погаснет — пилотам и к этому не привыкать: они умеют затихать, замолкать, замирать и погружаться все глубже, глубже в вязкую тишину «нигде и никогда» — до того момента, когда она взорвется звуками.

Это-то и было самым страшным — сначала это медленное само-исчезновение, а потом — неожиданный взрыв галлюцинаций, переход от смерти к жизни — упоительной и жуткой.

Вселенная ворвалась в свою крошечную, неосознавемо малую частицу яростным диссонансным аккордом — и Бет присоединила свой голос к сверкающему альту, к песне белого дракона.

А ведущим в их маленьком трио оказался… бархатный баритон.

Тот самый.

Бет не испугалась. Она тряслась от ужаса только потом, потому что там, в межпространстве, никакого ужаса и вообще никаких чувств быть не может — только одно сознание того, что ты — часть потока, только движение в русле, но по своей траектории, только песня. Ее задавал баритон, он инициировал обоих, учил этой новой, незнакомой прежде мелодии, но Бет, повторяя за ним, чувствовала гнев белого дракона. И едва только альт уловил суть гармонии, как тут же начал навязывать баритону свою тему, свою вариацию, в которой тому просто не оставалось места — альт заглушал его, забивал…

Проще говоря, Дик нападал. Бет не вмешивалась в поединок, чувствуя, что будет только мешать. А впрочем, баритону и без нее приходилось несладко. Голос белого дракона пульсировал гневом, который, казалось, передается всему потоку. Он загонял своего противника, черного кота, в темную комнату, в которой тот вскорости должен был исчезнуть, раствориться в темноте. Бет старалась не подавать признаков жизни — было где-то на заднем плане опасение, что в ярости белый дракон не будет различать своих и чужих.

Наконец, она не выдержала призрачной реальности и выпала в настоящее. И смогла ощутить произошедшее как ощущает человек: там, в безвидном, намертво сцепились Дик и его противник. И «намертво» тут не красивое словцо — после таких поединков нередко в одном из пилотских кресел остается труп…

— Дик! — крикнула она. Точнее, пискнула сухим ртом.

— Я здесь, — отозвался юноша. — Сиди, не вставай…

— Капитан! — одновременно с ним выкрикнул Рэй. — Корабль!

— Не начинай торможения! — заплетающим языком проговорил Дик. — Силовые на полную.

— Что?

— Силовые экраны на полную мощность! Мы оторвемся, но он может открыть огонь…

Ни у кого, кроме Бет, похоже, не возникло вопроса — зачем отрываться? Это же вроде как скваттерский корабль, идущий к ним на помощь…

С каким-то жутковатым рыком сквозь зубы Дик выбарахтался из своего кресла, прошатался к месту субнавигатора, упал на колено, поднялся, срывая с себя обруч связи, и скомандовал Рэю:

— Иди туда. Убей Мориту. Убей их обоих. Я поведу корабль.

Рэй — выучка десантника — без единого вопроса вскочил из-за консоли и, сграбастав своего капитана за плечи, почти бросил его на субнавигаторское место, а сам кинулся прочь из рубки.

Бет наконец увидела корабль, от которого они уходили — вытянутый, как акула, с четырьмя силовыми мачтами, разнесенными по четырем граням прямоугольного в сечении корпуса, и с двумя оружейными башнями. Два шлейфа белого пламени тянулись за ним, два кавитационных двигателя несли эту хищную посудину. «Паломник» выскочил из межпространства перпендикулярно ее курсу по горизонтальной оси и, не уменьшая хода, взял круче к зениту, чтобы проложить еще и вертикальный перпендикуляр, заставить противника потерять время на маневре.

А в зените горели две звезды, два мощных софита освещали эту сцену погони и в их свете меркли огни рампы — далекие обильные звезды скопления Парнелла. Бет невольно восхитилась величием картины, но тут же вспомнила о Рэе и о том, что приказал ему Дик.

— Почему ты велел убить Мориту? — спросила она.

Дик повернул к ней страшно перекошенное лицо и крикнул:

— Бака!

Смысл этого японского ругательства был ей неизвестен — но вполне понятен. Дура. Идиотка. Ты же забыла отключить микрофон и Джориан там, у себя все слышал!

Коротко взвыла какая-то сирена, мигнула одна из надписей на экране, показывавшем состояние корабля.

— Да знаю, — буркнул Дик. «Паломник» содрогнулся всем корпусом и через несколько секунд Бет увидела на экране заднего обзора еще один объект: стремительно удаляющуюся «Саламандру». Корабль-преследователь еще раньше превратился в точку и исчез. Дик откинулся на спинку кресла, уронил руки и закрыл глаза. Снова вспискнул какой-то сигнальчик, замигали окошки на экране — Дик не шевелился.

Еще минута — и раскрылась дверь. В рубку вошел Рэй. Следом за ним бесшумно прыгнул Динго и, словно извиняясь, ткнулся в висящую безвольную руку юноши.

— Не успел, сэнтио-сама, — просто доложил Рэй. — Он закрыл шлюз прямо перед моим носом, а потом переходник лопнул и сработала автоматика.

— Понятно, — сказал Дик. На Бет он не посмотрел, но она почувствовала горечь. Неизвестно, чем провинился Джориан, но возмездие сорвалось из-за нее… И причем здесь Морита?

— Джориан — предатель, — сказал Дик, опережая ее вопрос. — И он никакой не скваттер — он рейдер, пират. Морита все время был у него на корабле. Вот почему Динго так беспокоился, когда мы входили на борт «Саламандры». Он был умнее нас всех. Он чуял Моро. И там, в межпространстве — это был не Джориан, Бет. Это Моро — и я узнал его, я на него напал. Я хотел его убить. Он ушел. Пидзэцу!

Рэй спросил что-то на нихонском. Дик ответил короткой фразой. Она уже слышала это выражение: «сиката га най», вот так же выдавливаемое сквозь зубы, как вздох боли: сй-ката… Это значило: «способа нет». То есть, ничего не поделаешь.

— Бет, — Дик повернулся к ней. — Большое тебе спасибо, ты иди. Скажи маме, что Джориан нас предал — и что я бросаю корабль на планету, чтобы мы могли в ближайшем людском поселении купить то, что нужно Джеку.

— Но ведь это… скват, о котором говорил Джориан. — не поняла Бет. — Он бы все равно привел нас туда, и…

— Нет, — вздохнул Дик. — Джориан лгал, нет никакого сквата. Эта планета обитаема, а он вел нас на рейдерскую базу. Успокой маму, скажи, что все будет хорошо.

— Но в системе Ао-По нет никакой обитаемой планеты, — покачала головой Бет.

— Есть. Я вспомнил. Есть.

— Дик, перестань врать. Все равно не умеешь.

— Умею, — упрямо сказал юноша. — То есть нет, не умею, потому и не вру. Там есть обитаемая планета и мы туда летим.

Бет скрестила руки на груди.

— Вот что, — сказала она. — Я с места не сдвинусь, пока вы мне не объясните все до конца.

— Мне отнести леди Элисабет? — спросил Рэй.

— Нет, — ответил Дик. — Будем разговаривать при ней.

И перешел на нихонский:

— Леди Констанс не должна знать, куда мы попали. Это ее убьет.

— Ах ты! — Бет возмущенно вскочила, но тут же от слабости у нее закружилась голова и пол ринулся навстречу. Рэй подхватил ее. Теперь морлоку ничего не оставалось, кроме как отнести девочку в каюту. Дик остался в рубке один. Пространство было чисто, грависканеры того корабля уже не могли засечь «Паломника» — он входил в поле объектов куда большей массы, двух звезд, танцующих свой вечный танец. В этом поле можно было различить объект только планетарных масштабов — и Дик различал его. До планеты оставались еще двое суток, если идти с той же скоростью, что и сейчас, не ускоряясь и не тормозясь, но Дик решил поднажать — потому что ему понадобится еще время на облет планеты, на поиск городов и поселений. Эта планета должна быть обитаемой, еще как обитаемой — Дик удивлялся, почему, кроме того патрульного корабля, они до сих пор никого не встретили. По идее, где-то недалеко находится орбитальная станция. Корабль уже, должно быть, связался с ней по лучу, и сейчас там полным ходом идет тревога, и экипажи малых крейсеров пространственной охраны бегут по коридорам и занимают свои места на мостике, в ходовой части и у орудий, чтобы преследовать дерзкого левиафаннера, вторгшегося в локальное пространство. Что ж, можно будет оставить им кое-что в подарок. Дик мрачно улыбнулся, сделал расчет курса — и, закончив его, направил корабль в точку Лагранжа между солнцами.

Он вел «Паломника», превозмогая слабость — не только телесную; с той можно было справиться, глотая энерджист, и она была знакомой, привычной. Юного капитана точила изнутри другая слабость — страх, разъедающий сердце страх близкой и неминуемой смерти.

Потому что солнца, между которыми он намеревался пройти, гонясь за планетой, звались не Ао и По. Потому что планета, к которой он стремился, была не той неизвестной обитаемой планетой, о которой врал Джориан, а теперь начал врать он сам. Солнца эти звались Анат и Акхат, а планета называлась Картаго. Убежище дома Рива, которое он мечтал найти. Логово врага, куда он всей душой желал попасть и молился об этом. Правда, он никогда не мог бы подумать, что выйдет так. Он воображал себе вторжение сюда в рядах Синдэн, на боевом корабле — дестроере или крейсере — или на десантном корабле-матке. Лихую высадку и победу. Белый флаг Синдэна в здешнем небе.

А теперь он летел сюда на двухмачтовом бриге-левиафаннере, с экипажем из пяти гемов и одной девушки. «Похоже, Дик Суна, твой Бог услышал твои молитвы. Только что-то ты не рад этому». Голос, который сказал это внутри юноши, был до того похож на голос Мориты, что Дик на мгновение утратил чувство реальности: ему показалось, будто он все еще сражается с темной тварью в туннелях пульсирующего света. Как он ее гнал! Как он бил и рвал, настигая! Что это была за песня! И лишь теперь Дик понял, каким был дураком — терпя и отражая его атаки, Моро уводил его туда, куда ему, Моро, было нужно. Расчет оказался безупречен: Дик мог бы усомниться в Джориане и тогда инициация бы провалилась — но погони он, узнав Мориту, не мог прекратить. «Не ляжет, пока не съест добычи и не напьется крови убитых[36]».

Дик видел свою судьбу, как дорогу, спускающуюся вниз по бортам воронки — сужающейся спиралью она вела в черную точку, где обрывалась — и назад пути не было.

Динго положил голову и лапы к нему на колени и издал печальный горловой звук.

— А может, тебя надо было назначить капитаном, инэко-сама? — Дик горько улыбнулся и потрепал коса под подбородком. — Ты бы, кажется, справился лучше.

— Мать его через колено! Он же чуть не убил меня — о чем ты думал? Почему нельзя было спокойно закрыть люк с пульта? — Джориан орал и брызгал слюной, видимо, избавляясь таким образом от пережитого ужаса.

— Потому что это мог быть и не морлок, — спокойно ответил Моро. — И хватит орать. Я должен подумать.

— Ты помешан на этом поганом мальчишке. Ты ни в грош не ставишь ни мою жизнь, ни свою! Твои дружки распылят нас сейчас, и фамилии не спросят! Сделай же что-нибудь!

— Не волнуйся. Спросят. И не дергайся. Если мы попытаемся уйти, нас точно расстреляют, а если мы будем лежать в дрейфе, с нами вступят в переговоры. И не мельтеши: я устал, а твоя суета утомляет меня еще больше.

— Он устал! — Джориан, тем не менее, рухнул в кресло. — Между прочим, это мой корабль! И тебе повезло, что я нашел тебя — потому что ты бы сдох через семьдесят часов от нехватки воздуха!

— Нет, Джориан, это тебе повезло, что ты нашел меня. Потому что я добрался бы до станции меньше чем за трое суток, и тебе не досталось бы доли в моей добыче, которую ты упустил. Не смотри на меня так: именно ты все облажал! Баптист… Да в Дика не войдет столько водки, чтобы он мог принять тебя за баптиста. Он тебя сразу выкупил, на корню. Я нашел тебе роскошную добычу — быстроходный и маневренный корабль в отличном состоянии. А ты ее проморгал. Так что теперь сиди и не дергайся, а я подумаю, как поправить наши дела.

«Он сказал — наши дела» — подумал Джориан. — «Значит, все не так уж плохо. Значит, я пока что в деле…»

Он прекрасно понимал, насколько шатко его положение. Моро здесь свой, это его планета и он там большой человек. А рейдеров Рива всего лишь терпели в своем локальном пространстве.

Прозвучал зуммер сигнала.

NA — передали с неумолимо надвигающегося патрульного крейсера Картагоы. Моро повернулся к пульту и набрал ответ: CRT RG. Джориан не знал, что это означало.

— Наши стыковочные узлы раскурочены, — спокойно продолжал Моро. — Им придется пробивать наш борт, чтобы нас забрать. Не волнуйся, все будет хорошо.

— «Не волнуйся»? А во сколько мне обойдется починка корабля?

— Все окупится.

— Да уж хотелось бы.

Моро облизнул сухие губы. Джориан явно раздражал его — и рейдеру не хотелось испытывать судьбу, выясняя, что такое раздраженный Моро. Вавилонянин был сейчас измотан ментальной схваткой и слаб — но черт знает, какие резервы он мог мобилизовать.

Патрульный крейсер приближался, раскрыв жвала анкерных захватов. Моро, чуть прищурившись, точными движениями направлял «Саламандру» под брюхо кораблю. Шесть секунд… три… одна! Шлюп задрожал, гулкий звон раскатился от переборки к переборке, один из экранов замигал и погас: захват сокрушил обзорную камеру. Послышалось шипение вырывающегося в пространство воздуха, затем — грохот опускающихся заслонок. Джориан ощутил головокружение и привкус крови в носоглотке. Страх пронизал его — а вдруг корабль просто вскроют как консервную банку и они сдохнут тут от декомпрессии? Но тут автоматика нормализовала давление, а в дверь заскреблись.

— Тук-тук, — нервно хихикнул Джориан. — Моро, открывай! Твои дружки пришли.

Никто не отозвался. Джориан оглянулся и увидел, что вавилонянин лежит в кресле без сознания, бледный, как полотно — и две алых капли тянутся из носа к подбородку, словно из каждой ноздри ползет карминовый червячок.

Когда сэнтио-сама и лорд Августин поссорились, Актеон понял, что дела совсем плохи.

Он был самым младшим в ячейке, некомпетентным почти во всем, и что он мог сказать капитану, о чем он мог судить? Это было нехорошо, что младший кричал на старшего, и человек низкий — на человека высокого. Но что на корабле в последнее время было хорошо? Сначала предателем оказался Моро, потом Джориан. Потом сэнтио-сама сказал, что они должны садиться на планету — но разве не туда их вел Джориан? Какой был смысл прогонять его, если они все равно двигались туда, куда он их вел? Лорд Августин сказал это, и Дик возразил ему, что они пойдут не в то место, куда вел Джориан, а отыщут другое поселение. Но ведь по словам Джориана, на планете был единственный скват, — так сказал лорд Августин — какого же еще поселения будет искать капитан? И тут сэнтио-сама сорвался. Он сказал, что лорд Августин ничего не понимает, и пусть не лезет больше в рубку. Он кричал это! Как ужасно.

Лорд Августин обиделся, и капитан ни слова не сказал, чтобы примириться с ним. Он велел гемам готовиться к высадке, к расстыковке с платформой-носителем — и на них кричал тоже.

Актеон не смущался тем, что на него кричат. Ему было не привыкать — рожденные люди всегда кричали на сотворенных, когда теряли терпение. Обидно было только то, что раньше с капитаном никогда такого не было. Он не терял терпения даже тогда, когда его теряли взрослые. Он вел себя как никто из вавилонян. Как мало кто из имперцев. И прежде на его языке никогда не было лжи — ни лживого слова, ни лживого молчания. А теперь он лгал — и Актеон не понимал, отчего он вдруг перестал им доверять.

Тэка почти не умели обманывать, и поэтому чувствовали обман. Ложь рождала в них безусловное осуждение только когда исходила от собрата по расе: какое право ни имели осуждать владык? Поэтому тэка недолюбливали дзёро — дзёро были лживы. А тэка чувствовали неправду как дисгармонию, несоответствие в поведении. Их приучали замечать такие несоответствия друг в друге и рассказывать об этом этологу; когда они получили свободу, это не изменилось — только рассказывать они должны были пастору. Но неожиданно для себя Актеон обнаружил, что те же законы управляют и поведением рожденных. Если человек был лжив и жил ложью, как Морита — они чувствовали это меньше, но сэнтио-сама был как открытая книга. Когда он жил в состоянии той раздвоенности, которую порождает ложь, это было видно по его поведению.

Например, он переставал молиться.

Вот и сейчас — он прекратил отдыхать в часовне после работы и ходить читать псалмы вместе с леди Констанс. Почти все время он проводил с морлоком и делился с ним, наверное, какими-то своими тайнами, но морлок никогда и ничего не рассказывал. Том попробовал было объяснить ему, что его поведение деструктивно и мешает решению тех задач, которые поставил капитан. Прежде он сказал, что в команде нет привилегированных и нет изгоев, а теперь получалось, что есть.

Морлок сначала отмалчивался и вяло огрызался. А потом сказал:

— Ребята, не берите на себя слишком много. Капитан думает, как спасти наши головы. Он еще ни разу не садился на планету и проводит за тренажером вдвое больше времени, чем мы работаем. И нервы у него уже все истерты. Не давите. Никого из нас он не предаст. Это главное, и сейчас нам нужно сделать свое дело.

Работы было много. «Паломник» готовился к посадке, гнался за близкой планетой, выходя ей наперерез. Это уже нельзя было доверить автопилоту — и на вахту приходилось становиться дважды в сутки, с четырехчасовыми перерывами на прием пищи и на сон, а еще были учения — Дик хотел, чтобы выполнение операций при посадке было доведено если не до автоматизма, то хотя бы до уровня сознательно и хорошо выполняемой работы. Аквиласы плохо себя чувствовали: «биологические часы» гемов-тэка настроены на непрерывный восьмичасовой сон и перестраиваются трудно.

Том пожаловался на это Дику и тот ответил: «Теперь уже недолго осталось терпеть».

— Он смотрит так, будто за ним есть какая-то вина перед нами, — сказал Актеону Остин в перерыве между вахтами.

Актеон согласился.

— Он не смог доставить «Паломник» туда, куда был должен. Но все-таки он последний, кто остался из экипажа. А они спасли нас.

Ему не было нужды доводить свою мысль до конца. Вместе с кораблем и добычей Дик унаследовал всю благодарность спасенных.

— Мы мало умеем, мы некомпетентны, — горько сказал он. — Но мы будем стараться.

Второй субкомандор Левого Крыла боевого флота Рива Дюф Дайан не любил устраивать подчиненным нахлобучку при посторонних, особенно при синоби, но что поделать — синоби, у которого в кармане «красная карта» так просто не выпрешь из тактического центра.

— Гражданский корабль, которым управляют пятнадцатилетний мальчик и боевой морлок, едва не уничтожил малый дестроер класса «титан». Куда я дену глаза, когда буду докладывать Мардукасу?

Первый хоган малого дестроера «Иллуянка» Окита Ран ничего не ответил, поскольку вопрос был риторическим.

— Раз все обошлось, — подал голос синоби, — то не стоит докладывать Мардукасу. Главное — корабль цел, а его командир заслуживает не порицания, а поощрения: он не имел дела с левиафанами в свободном состоянии и сделал все возможное, чтобы спасти корабль, когда обнаружил, что не может справиться с этой проблемой.

Окита вздернул подбородок. Снисхождение синоби было ему куда горше, чем вздрючка от командира, поэтому Дайан ехидно улыбнулся и сказал:

— Ну что ж, так тому и быть. Окита, я вас отпускаю без порицания. Мне, честно говоря, совсем неохота докладывать, что моих патрульных обманывают дети.

— Это не ребенок, — тихо сказал синоби, когда Окита вышел. — По возрасту — да, а по уму и отваге — нет.

— Вы были на этом корабле. Там в трюмах есть еще левиафаны?

— Нет, этот был единственным.

— Хвала богам. Тогда он от нас уйдет.

— Он будет садиться на планету. На борту есть маленький мальчик, которому нужна медицинская помощь. Он будет садиться на планету, где-то недалеко от поселений. Так что мне нужна связь с Пещерами Диса. Ансибль-пакет.

Дайан поморщился. Теперь этому синоби нужен ансибль-пакет. А что потом? Командование эскадрой? Черт, красная карта есть красная карта. Он должен подчиняться.

Дайан, как и многие военные, терпеть не мог синоби. Человек чести, он всей душой ненавидел драугу, мерзкую Ложь, а синоби слишком часто приходилось в шпионских делах жить обманом. Впрочем, неприязнь между военными и спецслужбами имеет начало в тех временах, когда зародились спецслужбы как особая, отдельная каста военных. Каста, которая нарушает все военные правила и законы, при том обладая привилегиями и свободой действий, о которых обычному вояке остается только мечтать. Вот, цепляешь ты в локальном пространстве кораблик неопознанной природы, берешь на абордаж, а там оказывается этакий сюрпризец, сует тебе в нос сэтто «карт-руж» и начинает у тебя на борту распоряжаться. З-зараза…

Дайан вызвал младшего оператора инфосистемы и велел ему передать зашифрованный ансибль-пакет в Пещеры Диса. А что ему еще оставалось делать?

Рэй не знал, какая на Картаго система планетарной обороны. Он слышал о штуке под названием «Солнечный ветер», которую монтировали в его время, но не знал, как она действует — знал только, что ее мощности хватит на уничтожение целого флота. Подумав, Дик решил не принимать «Солнечный ветер» во внимание — эта система явно не предназначалась для стрельбы по таким воробьям, как «Паломник», а от флота они уже ушли.

Сильные помехи, идущие от Анат и Акхат, а также от Ядра Галактики, которое лорд Гус счел псевдоядром, исключали возможность радиолокации. Гравилокация вблизи планеты тоже исключалась — массу, несравнимую с планетарной, засечь было нельзя. Значит, первый ярус обороны Картаго строился на системе «Солнечный ветер», вторым кругом был флот, а третьим… Третий должен был ждать под ионосферой планеты.

Услышав это соображение, Рэй кивнул и рассказал о дрейфующих станциях космической обороны, которые он видел во время учения. Они носили имена четырех богов-хранителей четырех сторон света: Судзаку, Сэйрю, Биакко и Гэнбу. Каждая имела на борту шестьдесят паратмосферных истребителей и несла мощный гравигенератор, одновременно двигатель и оружие — при его помощи можно было аккумулировать гравитационный канал, чтобы аккуратно посадить вражеский корабль-разведчик, а можно было ударить по нему мощнейшим импульсом, чтобы разрушить его на орбите или в атмосфере. Дику оставалось только надеяться, что «Паломник» не будет обнаружен на входе в атмосферу.

Эта надежда оставалась тем более зыбкой, что станции не были локализованы в каком-то одном месте, они дрейфовали, патрулируя каждая свой сектор планеты, и могли оказаться где угодно: над горами, в облаках, подо льдом в океане.

Времени терять было нельзя. У «Паломника» был лишь один облет планеты в запасе, чтобы снять карты и выбрать место для посадки — на большее Дик не мог рассчитывать. Их наверняка засекут. Картаго была поделена между наблюдателями как яблоко, на четыре дольки, и Дик направил корабль вдоль терминатора — таким образом ему оставалось проскочить всего две зоны патрулирования. Это, соответственно, вдвое уменьшало вероятность обнаружения — которая в представлении юноши равнялась плюс бесконечности. Он порой ловил себя на том, что почти желает, чтобы их засекли — и закончили дело одним ударом: напряжение было невыносимо.

Дик не спал больше суток и покидал интерфейс-модуль только чтобы пойти в туалет. Скованные льдом горы и равнины Картаго проносились перед его глазами далеко внизу, и термосканер упорно искал признаки жизни.

Наконец, Дик сделал выбор — небольшой поселок в горах, в каких-то шести-семи километрах от белой равнины, с одной стороны охваченной океаном, а с другой — цепью гор. Еще один оборот (семьдесят шесть минут) — и можно будет заходить на посадку. Сантор рассчитал траекторию. Можно было начинать расстыковку через сорок минут.

— Рэй, — сказал юноша. — Объяви по кораблю часовую готовность. И на всякий случай… Динго надо не только запереть, но и привязать. Попробуй уложить его на мою койку.

— Да, сэнтио-сама.

Рэй вернулся через несколько минут и нашел Дика все в той же позиции — в модуле, только визор он сдвинул на лоб и покусывал соломинку от энерджиста.

— Рэй, ты их знаешь, — сказал он. — Расскажи мне.

— О ком, капитан?

— О Рива. Я же собираюсь идти к ним и просить о милосердии. Они способны…?

Рэй пожал плечами.

— Да, конечно. Когда они увидят милорда Джека, они не смогут отказать в помощи такому маленькому мальчику…

Он встретил колючий взгляд Дика и после паузы добавил:

— Война — совсем другое дело.

— Но с ними война продолжается. Империя не заключала мира.

— Я думаю, сэнтио-сама, что это все же не то… Как вам сказать… Вы сами пока ничем не провинились перед ними. Если бы «Паломник» захватили в бою — это было бы одно, а так — совсем другое. Одно знаю точно: они не откажут в помощи. На Картаго нельзя оставить человека на улице, если он просится к тебе в дом.

— А вы? А ты, Рэй?

Гем сощурился и скулы его на миг затвердели.

— Есть вещь, которую они ненавидят больше всего. Это ложь и предательство. Гемов это, конечно, не касается… Люди не держат ответа перед крысами, крысы не держат ответа перед людьми, — Рэй оскалился, проговорив слова, которые Дик уже слышал от Мориты.

— Но ты не крыса! — сказал юноша.

— Так вот то-то и оно, что я больше не крыса и не хочу снова ею становиться. Откуда я знаю, как поступят со мной, если таких, как я, раз два и обчелся?

— А если мы скажем, что ты… и другие гемы…

— Про других можете говорить что угодно, — Рэй стукнул по полу хвостом. — А я умру свободным человеком, если уж мне суждено умереть.

Дик подумал и кивнул. Рэй подождал каких-то слов, не дождался и сказал:

— Сэнтио-сама… Может, вы скажете им…?

— Нет, — Дик мотнул головой. — Не сейчас, потом.

— Ну, как знаете.

— Может… нам попробовать выдать себя за вавилонян? Откуда-то с Кусанаги…

— Нет, не пытайтесь. Я же сказал — они больше всего ненавидят ложь. А вы врать не умеете — что миледи, что вы, сэнтио-сама.

— Ладно, — вздохнул Дик. — Десятиминутная готовность!

— Да, сэнтио-сама, — отозвались тэка с двигательной палубы. Дик вздохнул и перекрестился.

— Я любил их и до сих пор люблю, — вдруг сказал Рэй тихо.

— Что? — не понял Дик.

— Нас, боевых морлоков, запечатлевают на любовь — но не к одному хозяину, а к целому клану. Ко всему дому Рива. Это не так сильно, как с одним хозяином. Но у меня до сих пор сердце дрожит, когда я напеваю про себя «Песню Бессмертных». Это не помешает мне, если что, драться, капитан. Просто я хотел, чтобы вы знали. Я смотрю туда, вниз — и разрываюсь. Одна моя половина туда не хочет. Ненавидит это место и этих людей. А другая… Нам показывали Картаго с орбиты. Я смотрю сейчас и другая моя половина думает: нет на свете ничего прекраснее…

— Спасибо, Рэй, — шепнул Дик. — Что я могу для тебя сделать?

— Оставайтесь собой, сэр, — подумав, ответил морлок.

Через десять минут гондола «Паломника» отделилась от носителя и, обогнав его, пошла вниз, к планете. Еще через десять минут она врезалась в верхние слои атмосферы. Сторонний наблюдатель увидел бы радужный ореол силовых полей, охвативший гондолу, а потом — алое свечение, становящееся все ярче и ярче — вокруг корабля начинало образовываться облачко плазмы: атмосферное трение под действием силового щита создавало поле высокого давления и температуры. Дик шел очень рискованно, почти не снижая скорости, планируя начать торможение уже у самой земли, под нижней границей облаков, на пределе возможности гравикомпенсаторов. Так он хотел снизить риск обнаружения.

Рэй чувствовал себя лишним. Он находился в рубке «на всякий случай». Дик откровенно объяснил, на какой именно: Рэй, по идее, должен переносить перегрузки лучше, чем человек — а так оно и было, ведь десант есть десант, и драйверам-десантникам приходилось каждый раз делать то же, что сейчас делает Дик — да еще и под огнем. Но Рэй знал, что если этот «всякий случай» все-таки случится — то есть, если Дик от перегрузок потеряет сознание — то он, Рэй, сможет вытянуть «Паломника» только чудом.

По совету Рэя несколько пустых трюмовых отсеков приготовили к экстренному сбросу — если системы наблюдения их засекут, пусть ловят кроме них еще и несколько ложных целей. Их было четыре и Дик решил сбрасывать их по очереди, когда сантор начнет тридцатиминутный отсчет.

— Тридцать минут до цели, — сказал сантор, и Дик отдал команду:

— Отсек 2-Д, сброс.

Легкая дрожь — отсек отделился, вышел за пределы силового поля «Паломника» — и тут же вспыхнул в атмосфере и пошел вниз кометой.

— Сброс завершен. Двадцать девять минут до цели…

Двадцать девять минут… Рэй скривил губы — как знакомо. Десантные катера идут вниз, в султанах атмосферной плазмы, и приборы ведут минутный отсчет. Двадцать девять минут — время, за которое можно двадцать девять раз умереть.

— Двадцать восемь минут до цели…

А драйверы десантных катеров были порой всего тремя-четырьмя годами старше Дика. Прокладка курса, маневры входа и выхода — это мастерство. Десантному драйверу куда больше требуется удаль и безупречная реакция.

Рэй ощутил — пока еще легкое — давление захватов. Гравикомпенсаторы тихонечко загудели — на верхнем пороге своей мощности они будут выть…

— Двадцать пять минут до цели…

— Отсек 3-А, сброс.

Вспышка бросает блик и исчезает где-то позади. «Паломник» ныряет во мглу стратосферных облаков.

— Двадцать три минуты до цели… Отклонение от курса

— Ку-со-о-о! — Дик до упора выжал форсаж на тормозном двигателе. По идее, они должны были остановиться и даже подскочить вверх, но этого не случилось.

«Гравитационный луч», — подумал Рэй.

Их заметили. Их сажают. Что ж, и на том спасибо — могли бы шарахнуть импульсом.

— Отклонение от курса. Корректировка невозможна.

Дик полностью перевел корабль на ручное управление. «Паломник» рванулся сначала в одну сторону, потом в другую — не помогло: незримая нить держала крепко.

— Они где-то там, — Дик показал в надир и на восток. — Сй-йиматта! Они сажают нас! Нет, подожди… Вот вам!

Рэй сначала не понял, что он делает. «Паломник» развернулся по направлению к источнику гравилуча и двигатели заработали на полную мощность. Перегрузка вмяла Рэя в кресло — слишком маленькое для него; казалось, сейчас хрустнет позвоночник. Корабль несся вниз со всем ускорением, какое мог выдать двигатель-антиграв плюс тем, которое проецировал гравилуч. Компенсаторы кричали криком и все равно не справлялись. Цифры на альтиметре мелькали так быстро, что уследить за ними было невозможно.

— Сорок секунд до столкновения с землей… — бесстрастным голосом сказал сантор. — Тридцать шесть… Тридцать пять…

Первым порывом Рэя было как-то выбраться из кресла, пройти те два шага, что разделяют его и Дика и врезать малому по башке, потому что он свихнулся и хочет угробить станцию противокосмической обороны вместе с кораблем. Но несколько секунд спустя он понял, что именно задумал Дик — и только удивлялся, сам он это придумал или научили в Синдэне? Теперь он всерьез боялся, что Дик потеряет сознание и приготовился перехватить управление.

— Девятнадцать… восемнадцать…

— 3-Б, Д-1, сброс!

Две слепящие вспышки справа и слева.

— Ну!!! — закричал Дик; голос его сорвался. Горизонт снова ухнул вниз.

За двадцать-тридцать секунд бешеного падения «Паломник» набрал такую скорость, что инерция вкупе с силой двигателей вынесла его из гравилуча. Перегрузка упала примерно вдвое — теперь Рэй мог шевельнуть головой. «Паломник» был свободен.

Два отсека, сброшенные кораблем, два пылающих болида, врезались в землю где-то там, внизу… Или не в землю? Нет, попасть в станцию — это было бы слишком большой удачей.

— Набор высоты. Отклонение от курса составляет тридцать шесть градусов семнадцать минут…

— Си-йкката га най, — прохрипел юноша. — Торможение!

Без звука, как бабочка в пламени, сгорели батареи. Силовой экран исчез, пламя охватило корпус «Паломника». Корабль ослеп. Дик мог посадить его теперь только по показаниям альтиметра и карте.

— Шесть минут до контакта с землей… шесть пятьдесят девять… Пятьдесят восемь…

Дик крикнул что-то — сведенные от перегрузки губы произнесли первое слово невнятно, но второе Рэй расслышал — Иерусалим…

И в рубке ударила музыка. Она была такой, что Рэю показалось поначалу — это транслируется то, что происходит за бортом. Это там рычат басы и воют бешеные скрипки, это там кто-то, срывая глотку, поет: «Восставай из сердца пустыни, восставай к Иерусалиму!» Морлок захохотал в восторге, как в те давние дни, когда точно так же его и его взвод швыряло в креслах и мяло перегрузками при высадке на планеты дома Кенан…

— Три… Две… Одна…

Удар поначалу показался беззвучным — просто потемнело в глазах и умолкла песня. Грохот падения раздавил все звуки внутри корабля, Рэя швырнуло вперед, захваты стиснули его так, что казалось — треснут ребра. Знакомо, знакомо… Старая добрая аварийная посадка. Теперь каждой клеточкой своего тела он чувствовал поверхность, которую «Паломник» пропахивал, мчась вперед. Где-то там, внизу, стонали от напряжения ребра жесткости и рвалась обшивка. Перегрузка отпускала, скольжение замедлялось, замедлялось — и наконец остановилось. Один из экранов замигал и ожил — правда, показывал он только белую муть.

— Сантор, внкутрикорабельную связь, — слабым голосом сказал Дик. — Все живы? Перекличка.

— Со мной и Динго все в порядке, сэр, — отозвался первым Актеон.

— Мы все живы, — сказала леди Констанс. — Но у малыша идет носом кровь, а Бет без сознания.

Где-то рядом с ней действительно тихо хныкал Джек.

— Я в порядке, сэр, — сказал Том. — Остина кости обратно сместились. Сознательности нет.

— Бат цел.

— Хорошо, мы тоже живы оба, — сказал Дик, и тут корабль снова тряхнуло и он пошел куда-то вниз — медленно, плавно, но неуклонно.

— Чертовы зубы! — охнул Рэй. «Паломник» буквально проваливался сквозь землю. Раскаленный корпус корабля протопил под собой лед и погружался теперь все глубже.

Рэй и Дик переглянулись. Обоих занимала одна и та же мысль: насколько толста здесь корка льда и что под ним — земля или вода? Дик посмотрел на карту.

— Мы сильно отклонились к океану, — сказал он. — Но насколько сильно, я не знаю.

«Паломник» погружался в клубах пара — корпус корабля все еще был слишком горяч.

— Долгой зимой у побережья все промерзает на несколько сот метров, — прошептал Рэй.

— Будем надеяться…

Прошло еще несколько секунд — экран наблюдения теперь показывал темную талую воду, в которую опустился борт корабля, и с каждой секундой эта вода делалась все темнее — «Паломник» осел в проплавленную шахту почти до верха. А может, и не почти…

Наконец движение вниз прекратилось. Дик расстегнул захваты, выбрался из кресла и со стоном потянулся. А потом вдруг крикнул во всю глотку и запел.

Рэй так удивился, что забыл, как отстегиваться. Он впервые в жизни видел человека, который орет с нихонским акцентом «Хава-Нагилу» и танцует при этом джигу.

Поединок «Паломника» со службами планетарной обороны шел со счетом 2:0 в пользу «Паломника», и Моро было где-то даже приятно видеть молчаливую ярость надутых вояк. О, конечно, если бы перед ними стояла задача уничтожить корабль, от «Паломника» не осталось бы и атомной пыли. А Моро поставил им слишком жесткое условие — не подвергать жизнь тех, кто находится внутри корабля, ни малейшей опасности. Так что Дику пока было вольно швыряться контейнерами в станции планетарной обороны. Командир «Гэнбу» был потрясен до глубины души, когда по остаткам уничтоженных ракетами «снарядов» увидел, чем именно в него запустили.

А теперь Моро выдал воякам еще одну порцию огорчения.

— Данной мне властью я приказываю вам свернуть преследование, — сказал он. — Задача станции «Гэнбу» — локализовать падение «Паломника». Только локализовать — не делать никаких попыток захватить корабль с экипажем, не выходить на связь.

— До какого времени? — спросил коммандер Дайан

— Пока я не вернусь.

— И как скоро это произойдет?

— В течение ближайших трех суток.

— Что делать с этим вашим рейдером?

— Ничего. Я забираю его с собой. Кстати, вернусь я с рейдерским десантным ботом, поэтому подготовьте мне коридор.

— С рейдерским десантным ботом??? — вояка на миг утратил контроль над собой. — Лесан, вы знаете законы!

— Я знаю их не хуже вас, господин Дайан. Я лично проведу бот через дискретную зону. Его пилот не будет инициирован.

— Вы уже нарушили закон, — поморщился Дайан. — Мальчишка с «Паломника» был инициирован до Картаго.

— Ну и что? Он будет нашим или будет мертвым. Пусть он вас не волнует, господин Дайан.

Субкомандор фыркнул, вызвал адъютанта и велел ему передать ансибль-пакет на «Гэнбу».

— Зачем вам рейдеры? — спросил он, когда адъютант вышел.

— Это вне вашей компетенции, — качнул головой Моро.

Рейдеров не любили — терпели. В прежние времена такую шваль на парсек не подпустили бы на к Картаго, а сейчас, когда не хватало пилотов, приходилось идти и на это. Но пустить рейдеров на планету — это было что-то неслыханное!

Моро сам с удовольствием избавился бы от Джориана, сунув ему что-нибудь в зубы — например, плазменный заряд. Но он не мог рисковать, не мог позволить кланам вмешаться в дела тайсёгуна.

Он не верил в затею Лорел, не верил даже теперь, посвятив шесть лет поиску. И Лорел знала это, и доверила поиск ему. Почему? Да вот именно поэтому, как ни парадоксально. Если бы на «Гэнбу» знали, что за сокровище находится на «Паломнике», по кораблю незамедлительно шваркнули бы гравитационным импульсом на полную мощность, а потом для верности прошлись бы там термозарядами — чтобы с гарантией не осталось образцов ДНК. Потому что командир «Гэнбу» принадлежал к клану Кесу, который поддерживал Кордо обеими руками. Да и Дайану, который был вроде бы из лояльного Шнайдерам клана Гора, и его командиру Мардукасу Моро не мог доверять окончательно. Поэтому ему нужны были рейдеры.

— Не много ли берут на себя синоби? — спросил Дайан.

— Не больше, чем им дают, — улыбнулся Моро. И Дайану оставалось только проглотить эту улыбку. Потому что «карт руж» — это полномочия, выданные даже не Шнайдерами, главами Советов Войны и Мира, а лично Солнцем Керетом, верховным правителем Вавилона. А значит, Моро носился не по делам какого-то клана, пусть даже и самого влиятельного, а по делам того, на кого разбитый и загнанный в глухой угол дом Рива полагал свои надежды.

Ошибкой было открывать шлюзовую камеру, но что уж поделаешь…

— Почему не разбудили меня? — спросил Дик.

— Сэнтио-сама очень устал… — пробормотал Актеон. — Мы не хотели будить.

Дик сказал бы ему, куда благими намерениями вымощена дорога, но тэка и без того выглядел прибитым. Остин и Актеон и в самом деле не хотели ничего плохого — только посмотреть, насколько серьезно заклинило от падения наружный шлюз. Шлюз заклинило достаточно серьезно, и тэка взялись его чинить. Ну, и починили… Открыли, чтобы проверить, как работает — и в корабль тут же хлынула вода.

Те, кто строили «Паломник», никак не предполагали судно в роли подводной лодки. Автоматика была рассчитана и срабатывала на резкое снижение, а не на повышение давления воздуха. Впрочем, может, оно и к лучшему — иначе бедолага Актеон неминуемо захлебнулся бы, запертый в шлюзе. А так он сумел доплыть до аварийной лестницы.

Две нижних палубы и часть третьей оказались полностью залиты водой. Под водой оказались генератор энергии антиграва, батареи силовой защиты, очиститель воздуха, электрогенератор. От воды это все не было защищено никак. Никто не предполагал, что на борту левиафаннера может возникнуть потоп.

Сейчас корабль освещался тусклым аварийным светом от автономных источников питания, находившихся в каждом отсеке. Их хватало на десять часов. За это время экипаж и пассажиры «Паломника» должны были собрать самое необходимое и покинуть борт — жить здесь стало невозможно.

До несчастного случая со шлюзом леди Констанс обсуждала с Рэем, как им быть дальше — разбиваться ли на две части, оставив одних в корабле, а других посылая в ближайший населенный пункт за помощью — или идти всем вместе? Актеон и Остин закрыли этот вопрос. Что ж, по крайней мере, стало меньше одной заботой.

— Нас все равно бы искали и нашли, — сказал Дик, чтобы гем немного утешился. — Так что нам всяко приходится покинуть борт.

В дорогу собрали самое необходимое. За кое-какими продуктами Рэю пришлось нырять в ледяную воду с ключом от склада. Как ни странно, электронный замок под водой вполне работал…

За бортом термометр показывал от 275 днем по Кельвину до 250 ночью. Рэю пришлось нырять еще и за термокостюмами — по счастью, упакованными герметично. Они надевались, как объяснил Дик, прямо на голое тело, под всю остальную одежду — тонкие облегающие комбинезоны, словно высеребренные внутри, они могли и просто хранить тепло тела, и согревать хозяина термоэлементами. На Рэя не налез ни один, даже самый просторный.

Из-за отклонения по курсу «Паломник» упал далеко от первоначально намеченного поселения, теперь было ближе двигаться к другому поселку — но он был меньше и находился в девяноста километрах, если верить карте, снятой с орбиты, компасу и расчетам.

Девяносто километров по ледяному полю и горам.

Было пятое апреля по локальному корабельному времени, примерно четырнадцатое — по имперскому… И черт знает, какой день Долгой Зимы по времени Картаго.

Оставалось два-три дня до приступа Джека и четыре последних ампулы с лекарством.

Надеяться приходилось только на чудо.