Сэр Невпопад из Ниоткуда

27

Мы все четверо окаменели от ужаса.

– Приветствую вас. Я – король Меандр, известный также как Безудельный король и король-скиталец. Но, впрочем, обойдёмся без церемоний. Можете обращаться ко мне просто – Меандр. С меня этого будет вполне довольно.

Он всех нас по очереди оглядел и стал на каждого направлять остриё своего меча. Замечу, кстати, что тяжёлый и длинный двуручный меч он держал в одной руке легко, как пушинку.

«Ну и силища у этого короля Безумца», – мелькнуло у меня в голове.

– Итак, – сказал он. – Кто из вас настоящий шут? – Остриё меча качнулось в сторону Одклея.

– Верно, сир. Это я, Одклей. Придворный шут. К вашим услугам.

Бедняга так и трясся от страха. Ещё бы, он не сомневался, что Безумец сейчас всех нас прикончит, начиная с него. Я, признаться, тоже сперва так подумал.

Но Меандр лишь небрежно ему кивнул, и остриё указало на Энтипи.

– А это... принцесса?

Она ничего ему не ответила. Смерила презрительным взглядом и надменно вскинула голову. Но тут, к немалому её удивлению, король-отец с мягким укором произнёс:

– К тебе обратился его величество Меандр, дитя моё. Пусть он властитель враждебной нам державы, ты тем не менее должна ответить ему подобающим образом.

Тогда принцесса смачно плюнула в Меандра. Плевок угодил на голенище его сапога.

«Вот и всё, теперь мы уж точно покойники», – подумал я и зажмурился от ужаса.

Но Меандр, представьте себе, в ответ на эту выходку девчонки громко расхохотался.

– Многие, – весело произнёс он, – позволили бы себе усомниться в том, что данный ответ её высочества является подобающим. И ещё чего доброго обиделись бы. Я же могу только одно на это сказать: молодец, принцесса. – Помолчав, он с едва сдерживаемым гневом прибавил: – Но попробуйте ещё разок это повторить, и ваша шея затоскует по хорошенькой головке.

Энтипи, не раздумывая, вытянула губы, чтобы снова в него плюнуть, и я поспешно зажал ей рот ладонью, по которой тотчас же потекла струйка слюны. Не помню, чтобы я когда-нибудь так порадовался тому, что не позабыл надеть перчатки.

– А ты, выходит, всё же Невпопад? – И Безудельный король так и прыснул со смеху. – Увы, бедняга Кореолис! Умереть, не отомстив своему обидчику... и вдобавок зная, что ты прав, а все, кто против тебя ополчился, заблуждаются... печальная участь. Тебе же, юноша, здорово повезло, что всё так обернулось. Ведь в подтверждение твоего вранья была дана даже страшная колдовская клятва. Просто уму непостижимо, как ты сумел этого добиться? Чем ты её так пронял, если не секрет?

– Не знаю, – честно ответил я.

– Её? – Энтипи сердито покосилась на меня, надув губы.

– Что бы это ни было, извлеки из происшедшего урок, юноша, умей и в дальнейшем пользоваться своей властью над этой особой и ей подобными. А если снова встретишь ту плетельщицу, нашу с тобой общую знакомую, в этой ли жизни или, быть может, в следующей, передай ей от меня поклон и наилучшие пожелания.

– Ей? – снова забеспокоилась Энтипи.

– Молчите, – прошипел я сквозь зубы.

Но Меандр уже переключил внимание на Рунсибела. Направив меч в сторону нашего монарха, он с небрежным кивком констатировал:

– А вы – Рунсибел Сильный.

– К вашим услугам, Меандр Безумный, – любезно произнёс наш король, ответив на поклон. На меч он даже не взглянул, а смотрел не отрываясь прямо в глаза Меандру. Интересно, что он там такое увидел?

– Большая честь для меня.

– Я польщён.

– Так это была ваша идея?

– Мой ответ будет зависеть от того, как вы намерены поступить с автором нашего плана, – глубокомысленно изрёк Рунсибел. – Если его ждёт смерть, то я отвечу: да, это я всё придумал.

Меандр, помолчав, повернулся ко мне:

– Затея недурна. Очень даже умно, Невпопад. Поздравляю.

Он так убеждённо это произнёс, что у меня просто язык не повернулся отрицать своё авторство. И я сказал, мысленно прощаясь с жизнью:

– Благодарю вас, сир. Лично мне эта схема с самого начала казалась почти невыполнимой. Вы мне льстите.

– О нет! – Меандр покачал головой. – Ты умеешь мыслить нетрадиционно, оригинально, твоё воображение не знает границ, Невпопад. Это может тебя далеко завести...

– Но только в том случае, – с робкой надеждой произнёс я, – если вы меня не собираетесь сию минуту убить.

Меандр протяжно вздохнул:

– Похоже, все просто помешались на убийствах. Только о них и говорят. Неужто нет других тем для бесед? Или, по-вашему, мир только этим и живёт? Убийствами?

– Хотелось бы надеяться, что это не так, – поспешно проговорил Рунсибел. – Я полагаю, что в душах людских должны преобладать иные, более достойные побуждения и светлые, утончённые чувства. И что красота, любовь и нежность – главные основы нашей жизни.

Я переводил взгляд с одного монарха на другого. Просто ушам своим не верил – так мирно они беседовали. Но где же скрывались скитальцы Меандра? Ведь наверняка они вернулись вместе с ним и хоронятся поблизости. Оглядевшись, я, к величайшему своему изумлению, не увидел на снегу следов множества ног. Только одна цепочка – отпечатки подошв сапог Безумного короля – вела от леса к форту. Я не знал, что и подумать...

– Утончённые чувства? – задумчиво переспросил между тем Меандр и вперил в меня свой тяжёлый, потухший взор. – Любовь и нежность? Наверняка что-то подобное питала к тебе колдунья-плетельщица. Что скажешь, Невпопад? Ведь она из любви к тебе произнесла ложную клятву?

Энтипи всё заметней нервничала, слыша из уст короля-скитальца новые намёки на некую молодую особу, которая была ко мне неравнодушна. Надо было как-то выкручиваться из неловкого положения, в которое его величество меня поставил. Пожав плечами, я предположил:

– Скорей, она просто чувствовала себя обязанной мне. Я ведь когда-то спас ей жизнь. Крестьяне хотели сжечь её на костре.

Меандр покачал головой:

– Плетельщики никогда и никому не воздают добром за добро. Кроме своих собратьев по ремеслу. Считают, что простые смертные вроде нас с вами, – тут он мрачно усмехнулся, – и так все поголовно им обязаны. Таким образом, этим колдунам, выходит, свойственно себя переоценивать, как и всем прочим. Не исключая и тебя, юный оруженосец. Я не имею в виду данную ситуацию. Плетельщица явно от тебя без ума, что уж тут говорить... Представь, я тоже был когда-то молод...

– Ваше величество, при всём моём к вам...

Но Безумный король меня не слушал. Судя по выражению, которое появилось на его обезображенном шрамами лице, он мысленно перенёсся в далёкое-далёкое время, в места, отстоявшие от форта Терракота на многие тысячи миль.

– Хотите, я вас попотчую одной историей? Которая... которую я слыхал во времена моей молодости.

Энтипи, повернувшись ко мне, сердито приказала:

– Оруженосец! Немедленно подайте мне ваш меч! Я брошусь грудью на его остриё, чтобы быстрей покончить с этой пыткой!

– Помолчи, Энтипи, – сердито произнёс Рунсибел.

– Однажды давным-давно...

– Милосердные боги! – простонала Энтипи, но суровый взгляд отца заставил её умолкнуть.

– ... жил-был король, – продолжил Меандр. – Не самый мудрый из всех земных властителей и не самый храбрый из них. Зато самый хладнокровный, ведь он владел самым холодным королевством на планете. В его земли, скованные снегом и льдом, никогда не заглядывало солнце, оно попросту не знало туда дороги.

В самом сердце Холодных земель, принадлежавших нашему королю, стоял огромный Ледяной дворец. Король жил в нём со своими приближёнными. Он был безучастен ко всему, что его окружало, никогда не улыбался, никогда не хмурился, никогда не проявлял интереса ни к чему на свете. По целым дням сидел он на своём ледяном троне, застыв в неподвижности, как статуя, высеченная из льда, и глядел в пустоту остановившимся взором. Придворные, проходя мимо, ускоряли шаги и поглядывали на него с испугом, не зная, жив ли он ещё или уже умер, замёрзнув насмерть. Даже дыхание короля не превращалось в пар в студёном воздухе дворца, вот какими холодными были его могучее сердце и всё его тело. Лишь изредка, если ему случалось моргнуть, приближённые осторожно кивали друг другу, заметив движение его заиндевелых ресниц, единственное свидетельство того, что земное существование короля продолжалось. В некоторых кругах его иначе и не называли, кроме как Старый Дедушка Холод или просто Дедушка Хол, хотя король был вовсе не стар. Вперив свой взгляд в пустоту, Старый Дедушка Хол тщетно пытался хоть что-нибудь там увидеть. Он понимал, что в жизни ему чего-то недостаёт, но никак не мог решить, чего именно.

Но однажды, в холодный и ветреный день – а иных в его королевстве не случалось, – он наконец отыскал именно то, что давно уже жаждал обрести.

Её звали Тия. Она была звездой северного края, но, если Старого Дедушку Хола можно было уподобить ледяной глыбе, то Тия являла собой бриллиант чистейшей воды, в гранях которого искрится и переливается сказочный свет, жар тысячи солнц взамен одного, которое никогда не появлялось в холодном королевстве. И король холода наслаждался этим жаром своей избранницы, вбирал в себя лучи, которые лились во все стороны с каждой из бесчисленных граней этого алмаза, – без всякой боязни растаять.

И подданные короля горячо полюбили его супругу, ставшую самой яркой звездой их угрюмого северного неба. Им по душе было то, как благотворно повлияла юная Тия на характер и манеры их Старого Дедушки Хола. Теперь с его замёрзшего лица не сходила весёлая улыбка. И хотя в королевстве по-прежнему царила стужа, на душе у короля сделалось тепло. Он наконец нашёл то, что так долго искал. Он одарил супругу своей самой горячей любовью. Он сделал её полновластной хозяйкой своих владений. А ещё он преподнёс ей удивительно красивый, изящный кинжал, который передавался в его семье из поколения в поколение. Сделанный из тончайшей стали, лёгкий и почти прозрачный, он был также необыкновенно острым. Кинжал даже название имел – Льдинка. Королева Тия приняла его с благодарностью и всегда держала при себе.

Однажды Старый Дедушка Хол вышел на галерею своего Ледяного дворца и сказал своим подданным:

– У меня теперь есть всё, о чём только может мечтать смертный! Я всемогущ! Я владею огромным северным краем! Я силён как никто, непобедим и неуязвим!

Произнеся это, король совершил страшную, непоправимую ошибку. Никому нельзя хвалиться своим могуществом, превозносить себя в присутствии злобных и мстительных северных божеств, которые слышат любое слово, произносимое под угрюмым северным небом. Боги эти обозлились на короля и решили с ним разделаться. Поставить его на место. Чтобы он раз и навсегда узнал, кто настоящие хозяева Холодного Севера.

Вскоре после этого Старый Дедушка Хол и его супруга Тия отправились в путешествие. Небо было ясное, вокруг царила тишина. Ни ветерка, ни облачка. Самоуверенный король понадеялся, что со стороны природных стихий ему и его спутникам ничто не грозит. Но северные божества избрали именно тот день и час для того, чтобы ему отомстить.

Король с супругой и их эскорт, проехав по снежной дороге всего каких-нибудь несколько десятков миль, были застигнуты в пути жесточайшей бурей, какой не помнили даже старожилы этих мест.

С небес посыпался снег. Он падал, и падал, и падал огромными хлопьями, и свет померк, и вокруг ничего не стало видно, кроме снега. Он был всюду – вверху, внизу, спереди и сзади, и в этой мгле спутники Старого Дедушки Хола и его супруги потеряли королевскую чету из виду. А король, хотя он прежде исходил и изъездил свои владения вдоль и поперёк и знал, казалось, каждую пядь своей укрытой льдом и снегом земли, в тот ужасный день сбился с пути и перестал понимать, где находилось небо, а где объятая холодом тундра, где восток, а где запад.

И тогда Старый Дедушка Хол и Тия, обнаружив на своём пути просторную и сухую пещеру, решили укрыться в ней от непогоды. Но северные божества, ещё пуще разозлившись на короля, которого вознамерились уничтожить, устроили так, что вход в пещеру тотчас же завалило снегом, который всё продолжал падать с небес, и вскоре у отверстия вырос целый обледенелый сугроб. Старый Дедушка Хол и Тия оказались замурованы в пещере. Сквозь трещины в верхних её сводах внутрь проникал воздух и узкие лучи тусклого света, которые тонули во мраке этой каменной гробницы.

Час проходил за часом, день за днём. Пленники не знали, сколько времени длилось их заточение в полутёмной холодной пещере. Никакой пищи у них не было. Жажду они утоляли, жуя снег и лёд. Но снежная буря не стихала, и вскоре король и Тия так ослабели, что едва могли подняться на ноги. Никто не знал, где они, и надежда на спасение их покинула.

Поначалу они о многом говорили друг с другом. Мечтали, как вырвутся из своего заточения, как будут жить дальше. Они говорили о своей вечной любви друг к другу, о будущих детях – красивых и сильных сыновьях, наследниках трона, которых Тия родит супругу. И оба час от часа продолжали терять силы. Не раз Старый Дедушка Хол подумывал о том, не попытаться ли им пробить корку смёрзшегося снега у входа в пещеру, чтобы выбраться наружу. Но что их там ждало? Метель не стихала, и найти дорогу домой было невозможно. Они оба замёрзли бы насмерть на ледяном ветру.

Прошло ещё несколько дней, и наконец король сказал супруге:

– У нас нет иного выхода. Чем погибать здесь от голода, не лучше ли выбраться наружу, не разумней ли будет попытаться отыскать наш дворец, пройти сквозь бурю назло стихиям?

– Я слишком слаба, чтобы идти, – вздохнула Тия. Она говорила правду: от голода она стала почти невесомой, и очертания её тела едва угадывались под тяжёлыми одеждами из пушистого меха. – Мне не вынести тягот этого долгого пути под колючим ветром со снегом. И тебе тоже его не одолеть. Ты должен остаться здесь, пока не кончится ураган.

– Не могу я ждать! – возразил ей король. – Мы с тобой вконец истощены. Ещё немного, и нам обоим будет не миновать голодной смерти.

– Это не совсем так, любовь моя, – слабым голосом отвечала ему Тия. – Я могу в самое ближайшее время умереть от истощения, это правда. Но моя смерть мало что в мире изменит. – Глаза королевы сверкнули и заискрились, почти как прежде. – Вот если ты погибнешь без пищи, то всё твоё королевство останется без правителя, а все подданные осиротеют. Это будет огромной потерей для множества людей, для всего бескрайнего севера. Тебя ждёт великое будущее, супруг мой! Ради него я готова на любые жертвы...

– Но не я! – воскликнул король. – Не говори так, Тия. Даже не помышляй о том, чтобы жертвовать собой ради меня и моих подданных. Я не смогу жить без тебя!

Слова Старого Дедушки Хола придали сил его угасавшей супруге. Она приподнялась со своего каменного ложа и сказала ему:

– Ах, оставь, любимый! Ведь всё это только красивые слова, и ничего более. Ты будешь жить дальше, даже если меня не будет рядом. Ты станешь великим королём великой страны. Той земли, которую глупцы зовут Ледяной пустыней. Но что они о ней знают? И много ли им известно о нас с тобой? Ведь они даже не представляют себе, какой ослепительной белизны бывает снег в глубоких каньонах, сколь совершенна форма любой из снежинок, какая благословенная тишина царит над суровой тундрой. Ни о чём подобном они и понятия не имеют. И о нас с тобой не ведают. Но ты, мой король, обо всём этом им расскажешь. Чтобы они узнали и поняли нас.

– Мы вместе это сделаем! – решительно заявил король. – Поднимайся и давай уйдём отсюда. Я тебе помогу. – Он говорил с ней тоном, не допускающим возражений, а между тем им обоим было ясно, что ему не под силу не только помочь ей подняться, но даже привстать самому. Ещё несколько часов без пищи, и с ним будет покончено.

Но королева не желала с этим мириться. И она сказала, вложив в свои слова всю любовь и нежность, какую к нему питала:

– Ты совсем ослабел, ненаглядный мой. Ещё немного, и тебя уже ничто не спасёт от голодной смерти. И жизнь покинет твоё тело. А я... возможно, и переживу тебя, но совсем ненадолго. Это несправедливо! Слишком многим людям ты нужен живым! – Она улыбнулась. Это была последняя её улыбка, адресованная Старому Дедушке Холу. – Говорила ли я тебе когда-нибудь, как сильна моя любовь к тебе?

– Сотню, тысячу раз.

– Значит, это будет тысяча первый. Женское тело создано для дарования жизни детям, но моё послужит той же цели на иной лад: оно подарит жизнь тебе, любимый. Оно её сохранит.

Старый Дедушка Хол вскрикнул от ужаса, но не успел остановить руку своей любимой супруги – та быстрым и изящным движением полоснула себя по горлу кинжалом Льдинка. Король не верил своим глазам. На миг к нему вернулись силы, и он принялся трясти безжизненное тело и ругать свою умирающую жену последними словами (о чём он потом горько пожалел) и называть её ласковыми прозвищами, какие дал ей при жизни (и которые никогда больше не повторил). Из рассечённого горла королевы поднимался пар. И, видя, как угасает свет в её глазах, как тускнеет их бриллиантовый блеск, он сказал ей:

– Я знаю, ради чего ты это сделала. Ты хочешь, чтобы я такой ценой сохранил свою жизнь. Но этого не будет! Не бывать этому!

– Если любишь меня, живи... – коснеющим языком произнесла Тия. И её не стало.

Король любил её больше жизни. И вот она, не раздумывая, лишила себя жизни ради него. Она умертвила себя, чтобы он мог насытиться её плотью и остаться в живых.

Король не мигая смотрел на её мёртвое тело, распростёртое на каменном полу пещеры. Он провёл так целый день, не сдвинувшись с места. А после... А после почувствовал такой лютый, такой страшный голод, какого не испытывал ещё никогда. И слабость... Даже рукой шевельнуть ему теперь удавалось с трудом. Кинжал с полупрозрачным лезвием был на полу, между ним и мёртвым телом королевы. Кинжал, которым можно было убивать и ранить...

И резать мясо...

И кромсать плоть той, которую любил больше жизни...

– Нет! – вскричал король в безумном порыве. – Никогда! Ни за что на свете! Пусть лучше я умру!

Но всё закончилось тем... тем... что он не умер.

Отрезая ломти её плоти, насыщаясь ими, он говорил себе, что делает это, лишь выполняя её последнюю волю, лишь ради того, чтобы жертва её не оказалась напрасной. Поедая сырое человеческое мясо, он убеждал себя, что пошёл на это, только чтобы почтить её память. Но в глубине души он знал, что просто пытается спастись, стремится любой ценой избежать смерти, боясь оказаться за той чертой, которую с лёгкостью переступила его любимая, страшась очутиться там же, где отныне обитала она. Жажда жизни взяла в нём верх над всеми другими чувствами, и ради того, чтобы остаться в живых, он готов был пойти – и пошёл – на всё...

Сердце своей жены он съел в последнюю очередь. Король не ожидал, что оно окажется таким жёстким, что разгрызть упругую плоть этого средоточия любви и нежности будет так непросто. Но ему это в конце концов удалось. И тогда он ощутил в своём истощённом теле небывалый прилив сил. Их стало у него даже больше, чем было прежде. Шторм начал стихать, но снегопад всё ещё продолжался. Старому Дедушке Холоду однако не было до этого дела. Он пробился сквозь толщу снега и льда, заваливших вход в пещеру, и впервые за долгие дни очутился под открытым небом. Он выпрямился и подставил лицо ветру и снегу. И сквозь завывания урагана до него донеслись слова северных божеств, которые сказали ему:

– Ты посмел в гордыне своей сравнить себя с нами, король Севера! Ты осмелился назвать себя всемогущим, неуязвимым, чего не должен позволять себе ни один из смертных! Ты отринул все сомнения, ты возомнил, что власть твоя безгранична. И мы тебя за это наказали. Призрак того страха, который ты испытал в пещере, страха смерти, навсегда сохранится в недрах твоей души, а частица сердца твоей возлюбленной навсегда останется в теле твоём.

Король сумел отыскать дорогу к своему Ледяному дворцу и вернулся к подданным, которые, не осмеливаясь задавать ему вопросы, решили, что королева Тия погибла во время бурана. Страна погрузилась в траур. Что же до самого короля...

С тех самых пор он не переставал ни днём ни ночью ощущать в себе, в своём теле частицу её сердца. Призрак королевы витал над ним, тревожа сон и превращая явь в кошмар.

И тогда он решил бежать. Но разве можно скрыться от самого себя? Однако Старый Дедушка Хол решил попытаться сделать именно это. Поскольку наш король, видите ли, ради сохранения собственной жизни перешёл некую черту, за которую мало кто отваживается ступить. И после этого любые границы перестали для него что-либо значить. Он стал их попросту игнорировать. И однажды он объявил своим людям, что отныне нарекает себя королём, не признающим никаких территориальных ограничений, никаких государственных суверенитетов. Королём, который отправится странствовать – куда пожелает, когда пожелает и как пожелает. Он пригласил всех, кому это по душе, примкнуть к нему. Многие сделали это с охотой.

Опустевший дворец он разрушил. Это пристанище было ему теперь ни к чему.

Он без сожалений покинул свой Холодный Север и злых божеств, обитающих там. Он в них больше не нуждался.

Он утратил свой здравый рассудок. Тот мешал ему жить, как он хотел.

Единственным, от чего ему было не под силу избавиться, остался голос его Тии, его сверкающего алмаза. Она всегда оставалась с ним... и в нём. Он ощущал тепло её тела, он ловил на себе лучи света, изливаемые её нежной душой... и безумно страдал. Страдал от чувства вины перед ней, которое не покидало его ни на миг, как ни пытался он скрыться от него в своих бесконечных скитаниях. Вот всё, что у него осталось... И ещё...

Король Меандр вынул из складок плаща кинжал с тонким, почти прозрачным лезвием и богато изукрашенной рукояткой.

– И ещё кинжал. Льдинка. Который, король был в этом уверен, он рано или поздно, собравшись с духом, вонзит в своё сердце... Когда сумеет преодолеть в себе жажду жизни, как это однажды удалось его супруге. Именно так он покончит со своим жалким существованием, чтобы воссоединиться с любимой в вечной жизни. Со своей ненаглядной Тией. Бедная королева! Несчастный Старый Дедушка Хол... С душой, объятой мраком и ужасом...

Король Меандр закончил свой рассказ. Мы молчали, потрясённые услышанным. Я взглянул сперва на Рунсибела, потом на шута и Энтипи. Лица у всех троих были белее полотна, в глазах читались сочувствие и страх. Тишину нарушила принцесса.

– Так вы... вы сейчас собираетесь себя убить? – спросила она.

– Я?! – Меандр очнулся от глубокой задумчивости и с недоумением пожал плечами. – А-а-а, понимаю. – Он усмехнулся и погрозил принцессе пальцем. – Вы, поди, решили, что я говорил о себе. Ничуть не бывало! Приняли эту историю за чистую правду. Что ж, это делает мне честь как рассказчику. Спасибо за комплимент, юная леди. Нет, поверьте, это... это всего лишь вымысел. А если бы подобное случилось на самом деле, то несчастный ублюдок, с которым такое произошло, был бы вовеки проклят. Верно? И заслужил бы смерть. – Он не мигая уставился на лезвие своего кинжала. – Согласны? Смерти бы заслуживал.

Помолчав ещё некоторое время, Безумный король сунул кинжал в ножны, висевшие у него на поясе, и будничным тоном обратился к Рунсибелу:

– Думаю, ваши рыцари и воины гарнизона объявятся здесь в самом скором времени. Это Кореолис обманом заставил их выступить из форта. Ночью поднял своих людей и объявил, что вы приказали им провести учения. И услал их в одну сторону, а солдат гарнизона – в другую, сообщив им то же самое через некоторое время после того, как рыцари покинули крепость. Но они в конце концов раскусят его хитрость и спешно сюда возвратятся. Рыцари эскортируют вас домой.

– Домой? – изумился Рунсибел.

– Конечно. Под родной кров. Вы ведь из тех, для кого это понятие не утратило значения. – И Меандр тяжело вздохнул.

– Но... Я была уверена, что вы... – Энтипи с трудом подбирала слова, так она была взволнована. Ведь каждый из нас за время общения с Меандром не раз уже успел мысленно проститься с жизнью. – Это просто невероятно. – И она всплеснула руками.

Меандр снова усмехнулся.

– В этом, дитя, и состоит одно из восхитительных преимуществ безумия – прослыв умалишённым, ты можешь совершать поступки, которые другие, нормальные люди считают лишёнными смысла, невероятными, нелогичными... Сумасшедшие вольны в своих решениях, они делают что хотят, без оглядки на мнение окружающих. Попробуй как-нибудь сама повести себя подобным образом. Уверен, тебе понравится. – Он прерывисто вздохнул. – Представь себе, на свете так много людей, которые никогда не отваживаются делать то, что им действительно по вкусу... Не бери с них пример. – Кивнув принцессе, его величество соизволил переключить внимание на меня: – Юная, нежная, трепетная любовь. То, что питает к тебе плетельщица... и принцесса... То, что испытываешь ты сам по отношению к самому себе... А возможно, и к одной из них... Или к обеим. Не знаю... Да, скорей всего, мне об этом и не доведётся узнать. Но ведь чем-то всё это должно закончиться. В любом случае мало кому, кроме меня, известно, чего стоит просто выжить в этом мире. Не погибнуть. Не дать своей душе исторгнуться в вечность прежде срока. И ты тоже, юный оруженосец, наделён этим знанием. Я это по глазам твоим вижу. Как и ты – по моим. В любом случае я тебе желаю одного – пусть судьба будет к тебе милосердней, чем к Старому Дедушке Холу. И вообще, если разобраться, сердце у меня не такое уж и холодное, как думают некоторые...

Он повернулся к нам спиной и быстро зашагал прочь. А я, сам не свой от волнения и страха, крикнул ему вслед:

– Откуда эти шрамы у вас на лице?

Он остановился и, оглянувшись, смерил меня холодным, пронизывающим взглядом:

– Не помню.

– Неужели позабыли?

Он помотал головой:

– Всякий день... стирает из памяти то, что случилось накануне. Ни завтра, ни вчера для меня не существуют. Повсюду снег, один только снег, который падает впереди и позади меня огромными хлопьями и заметает всё окрест. И я бреду сквозь этот снег, сам не ведая куда. Я мало что помню о своей жизни с тех пор, как... услыхал историю Старого Дедушки Хола. Она вытеснила из моего сознания память обо всём остальном. И сколько бы я ни пытался забыть эту легенду, слова её звучат в моей душе всё громче, всё отчётливей... Я решил поделиться ею с вами. Надеялся, что она тогда покинет наконец мою память и переселится в ваши воспоминания. Но увы... Похоже, зря на это рассчитывал. Она, эта страшная сказка, пребудет со мной вечно. Есть вещи, которые навсегда остаются с тобой, сколько бы ты ни бродил по белу свету.

И с этими словами человек, который, возможно, был убийцей моей матери, вложил свой длинный меч в ножны и быстрым шагом направился к лесу. Над верхушками деревьев зашумел ветер, и, клянусь вам, его порывы показались мне в тот момент не чем иным, как раскатами хохота злых северных божеств.