Сэр Невпопад из Ниоткуда

21

Лошадки, которых приобрела для нас Мари, да благословят её боги, оказались на диво выносливыми и быстроногими. Они резво и неутомимо несли нас с Энтипи по дорогам Приграничного царства Произвола к форту Терракота. Единственным, что вызывало у меня неизменную досаду, оставалась погода. Вот уж никогда бы не подумал, что зима может оказаться такой долгой и такой свирепой. Ведь мы были не на Холодном Севере, где других сезонов просто не существует. Пора бы и весне наступить. Но с этим я ничего не мог поделать. Оставалось только смириться и терпеть морозы и ледяные ветры. В остальном путешествие наше проходило спокойно, без приключений и неприятных неожиданностей.

Мы с принцессой, как и прежде, старались по возможности не привлекать к себе ничьего внимания. Она даже волосы подстригла и стала, во всяком случае издали, похожа на мальчишку. Мы ни с кем из путников, лавочников, зевак старались не встречаться взглядами, а если к нам обращались с вопросами, отвечали невнятным бормотанием, чтобы у собеседников сложилось впечатление, будто мы не владеем цивилизованной речью, а говорим на каком-то неведомом диком языке. От нас в таких случаях сразу же отставали.

Для ночлега мы стали теперь выбирать самые шумные и многолюдные постоялые дворы. Благодаря вынужденной щедрости Астел мы могли себе позволить нанимать вполне приличные комнаты, более того, принцесса и я проводили ночи в разных помещениях. На этом я настоял, уверив Энтипи, что нам такая роскошь вполне по карману. Дело в том, что в последнее время я стал замечать, что её высочество всё больше ко мне привязывается. Меня это не радовало, а напротив, тревожило. Я уже вам объяснял почему.

Мне, в свою очередь, стали доставлять всё большее удовольствие долгие беседы с ней. Во-первых, она давно перестала то и дело поминать своего героя Тэсита. Одно это сделало наше общение куда более приятным. А с тех пор, как мы покинули амбар Чудачки, устремившись в Терракоту, она вообще ни одного раза не произнесла это имя. Принцесса, думаю, полностью утратила веру в него. И в этом не было ничего удивительного. Очутившись на таком высоком пьедестале, на какой она мысленно вознесла Тэсита, любой почувствует головокружение и рано или поздно сверзится на грешную землю.

И ещё Энтипи с большим интересом слушала меня, когда я говорил о своём детстве и отрочестве. Ей ужасно нравилось узнавать подробности моей прежней жизни. Всё, о чём я говорил, было ей в новинку, и, требуя всё новых рассказов, она поясняла, что никогда прежде ей не доводилось беседовать с таким необычным человеком. Дескать, я здорово отличался от всех тех рыцарей и оруженосцев, кого её высочеству довелось встречать в истерийской крепости. Вот уж что правда, то правда. Я и сам знал, как мало на них похожу.

По вполне понятным причинам я был далёк от того, чтобы пересказать ей все до единого события своей жизни без утайки. Кое что держал про себя. К примеру, скрыл от принцессы обстоятельства моего зачатия. Только упомянул мимоходом, что, дескать, мать настойчиво твердила о моей великой судьбе, о том, что меня ждёт славное будущее. Я не счёл нужным скрывать от неё и то, что Маделайн незадолго до того, как мной забеременеть, видела феникса. Услыхав об этом, Энтипи вытаращила на меня глаза.

– Так, выходит, она стала свидетельницей возрождения феникса ещё до того, как вы родились! Получается, у вас куда больше оснований считать себя избранником судьбы, чем у... – Тут она запнулась. Хотела сказать: «Тэсита», но язык не повернулся. Тряхнула головой и потребовала: – Продолжайте.

Что ж, я без утайки поведал ей о злодейском умерщвлении моей матери каким-то скитальцем и об обстоятельствах, которые привели меня в замок короля Рунсибела.

Я подметил, что ей нравилось заглазно обсуждать тех, с кем она общалась в родительском доме. Вернее, подвергать их нещадной критике. В этом мы с ней были очень похожи. Но если ей, по сути ещё ребёнку, доводилось видеть всех этих людей лишь из окон своих комнат да жадно ловить сплетни, пересказываемые друг другу фрейлинами и слугами, то я за время моей службы оруженосцем со многими из обсуждаемых лиц свёл достаточно короткое знакомство, чтобы стать для принцессы источником ценной информации. Не могу не отметить, что наши суждения о многих из этих людей оказались практически одинаковыми. Так, её высочество терпеть не могла сэра Юстуса, пренебрежительно отзывалась о Кореолисе (»Он ненадёжен, такому нельзя доверять!» – повторила она несколько раз) и глубоко презирала почти всех оруженосцев. В особенности самовлюблённого болвана Булата Морнингстара.

К родителям принцесса была снисходительно-равнодушна. Но если мать считала особой вполне терпимой, то об отце придерживалась весьма невысокого мнения.

– Дурак он, и больше ничего. Дурак набитый. – Так она высказалась о его величестве, презрительно фыркнув.

Энтипи не стала пояснять, почему она так считает. Возможно, по её мнению, детали и подробности, ход рассуждений, приведших её к такому выводу, не представляли для меня интереса. Сказала, и всё. Как припечатала. Я этим удовольствовался и расспросами её не донимал.

Ночь сменялась днём, следом за которым снова наступала ночь, а после рассветало, и мы встречали новый день... Шли четвёртые сутки нашего путешествия. Энтипи на что-то пожаловалась, чем-то ей опять не угодили, и тут я решился спросить её напрямую:

– Есть ли что-нибудь на свете, что вас не раздражало бы? Что доставляло бы вам радость?

«Сейчас, – подумал я, – она снова заведёт старую свою песню о Тэсите».

Но принцесса к полной моей неожиданности с улыбкой ответила:

– Я люблю солнечные восходы. Когда видишь, как над землёй поднимается солнце, кажется, что на свете нет ничего невозможного.

Я захлопал глазами от изумления:

– Мне тоже так всегда казалось...

– Вот видите, – с апломбом произнесла она. – Даже вы, простой оруженосец, можете иногда высказывать верные суждения. – Это было произнесено в точности таким же тоном, каким она со мной говорила, когда мы только познакомились. Я, несколько опешив, искоса взглянул на неё... А она, расхохотавшись, подмигнула мне.

Я облегчённо улыбнулся. Но этот эпизод в который уже раз напомнил мне, что с ней надо постоянно быть начеку. Она может в любую минуту вернуться к прежней манере обращения со мной. Только уже не в шутку, а всерьёз.

Я почувствовал в свой душе опасную раздвоенность. Мне так хотелось обрести ясность, какая же из двух Энтипи, которых мне довелось узнать, настоящая? Я очень хорошо помнил, что являла собой принцесса, которую мы – отряд рыцарей Рунсибела и их оруженосцев – встретили в монастыре благочестивых жён и эскортировали на пути в крепость короля. Какая это была надменная, высокомерная и капризная особа, какой небезопасной спутницей она мне казалась. И ведь не без оснований!

В её способности причинять ближнему зло убедился, кстати говоря, и красавчик Морнингстар. Которому здорово от неё досталось за дерзостное любопытство. Но теперь передо мной была очаровательная юная особа – кокетливая, весёлая, участливая, к тому же обладавшая острым, проницательным умом и незаурядной интуицией. А какую отвагу она выказала, когда мы попадали в тяжёлые и опасные ситуации, как сильно в ней было развито чувство товарищества... И вот, если хоть на миг допустить мысль, что мы с ней могли бы... быть вместе... Я невольно поёжился... Вдруг опасная сумасшедшая, которую я освободил из рук гарпов при помощи феникса и которая чуть не угробила меня в лесу, швырнув с дерева меч остриём вниз, займёт своё место в телесной оболочке принцессы? Быть связанным пожизненными узами с таким созданием – это худшая из бед, какие могут приключиться с человеком. И вряд ли в подобном случае жизнь моя окажется долгой... Разве что...

Разве что мои опасения напрасны. Как знать, вдруг именно та капризная, вздорная и злобная Энтипи была лишь выдуманным образом, в который девчонка вжилась, чтобы досадить родителям и придворным? И только теперь, проникнувшись ко мне приязнью, она наконец сбросила эту дурацкую маску? Что, если она и впрямь весёлая, нежная и добродушная юная особа, приятная собеседница, славный товарищ? Что, если...

Господи. Что, если именно она и есть тот счастливый билет, который обеспечит мне все мыслимые и немыслимые жизненные блага, богатство, почести... и власть. Власть над ближними?

Стоит только представить себе, какие сделаются рожи у всех этих гордых и надменных сэров рыцарей, у Морнингстара и прочих оруженосцев, у всех придворных, когда его величество объявит, что её высочество избрала себе в супруги Невпопада. Юстус с Кореолисом, опомнившись от изумления, заставят себя кисло улыбнуться, Морнингстар и его клика оцепенеют от ужаса, представив себе, какую высокую цену я нынче способен с них взыскать за те унижения, которым они меня подвергали прежде. Боже, какое наслаждение может доставить человеку возможность повелевать другими, принимать знаки их почтительного внимания, поклонения. Я мог бы приказать Морнингстару вскочить в седло в чём мать родила и одному отправиться на битву с диктатором Шенком. И ему ничего не останется, кроме как подчиниться!

– Невпопад, чему это вы улыбаетесь с таким ошалелым видом? – весело спросила меня Энтипи.

Пришлось срочно возвращаться к реальности.

Мы тряслись в сёдлах под порывами ледяного ветра. Лошадки наши трусили по дороге бодрой рысцой. Я уже и считать перестал, сколько дней длилось наше путешествие. Пожалуй, с неделю. Погасив улыбку, которую её высочеству угодно было именовать «ошалелой», я хмуро взглянул на неё и ответил:

– Да вот, представил себе, как обрадуются ваши отец и мать, когда наконец вас увидят, принцесса.

– Они меня никогда не любили, – процедила она сквозь зубы. – И вам это известно. В противном случае я не очутилась бы в монастыре.

– Все родители стараются делать то, что, по их мнению, пойдёт ребёнку на пользу. И ваши отец и мать, полагаю, не исключение. Вы к ним слишком строги.

– А вы бы так поступили со своей дочерью? – неожиданно спросила она. В голосе её слышались любопытство и некоторый вызов.

Проще всего было ответить отрицательно, присовокупив, что такое дитя, как её высочество, – само очарование, и у меня, окажись я на месте её родителей, не хватило бы душевных сил с ней разлучиться. Но принцесса не так проста. Она мигом уловит фальшь в моём голосе, в выражении лица. Значит, придётся подробно ей объяснить, каковы мои взгляды на этот счёт. А если беседа покажется мне скучной, представлю ещё разок голого Морнингстара верхом на лошади, отправляющегося биться с Шенком, и настроение мигом улучшится.

– Вы не по адресу обратились со своим вопросом, – негромко и нарочито медленно произнёс я. – У меня ведь никогда не было нормальной семьи. Отец умер ещё до моего рождения, – (я не хотел, повторюсь, чтобы она знала, при каких обстоятельствах я был зачат), – а мать, чтобы прокормить себя и меня, денно и нощно трудилась. Времени на моё воспитание у неё совсем не оставалось. А потом её у меня отняли. Поэтому, полагаю, мне вряд ли захочется разлучаться со своими детьми. Если они у меня будут. Я постараюсь проводить с ними как можно больше времени, дать им то, чего сам был лишён. Так что мой ответ на ваш вопрос будет отрицательным. Нет, лично я не отправил бы вас прочь из дома. Боюсь, это так эгоистично с моей стороны...

– Ничего подобного! – пылко возразила принцесса. – Просто вы стали бы хорошим отцом для своих детей. В отличие от некоторых...

– Да нет же, мои суждения – результат личного опыта, только и всего. Между прочим, это в значительной степени относится и к вашим родителям. Когда речь заходит о воспитании детей, ваше высочество, люди в большинстве случаев следуют примеру своих собственных родителей. Ваши отец и мать, насколько мне известно, провели долгие годы вдали от родного дома, в разлуке со своими отцами и матерями. И оба просто представить себе не могли, что их единственное дитя не получит надлежащего воспитания и образования в прославленном монастыре. То, как они с вами поступили, является для них всего лишь нормой, выполнением родительских обязанностей, если хотите. Упрекать их в этом – всё равно что обвинять в лености медведя за то, что тот спит целую зиму напролёт. Но для него это совершенно естественно, он не может иначе...

Принцесса задумчиво кивнула. Похоже, подобное объяснение поступка родителей, который так её злил и огорчал, просто не приходило ей в голову. Я же то и дело искоса на неё посматривал. Меня не оставляли мысли о двойственности её характера, и я по-прежнему плохо себе представлял, чего в дальнейшем ждать от её высочества и как станут развиваться наши с ней отношения.

– Невпопад... – Она взяла меня за руку и остановила свою кобылку. – Спасибо. Быть может, вы правы. Возможно... благодаря вам я перестану ненавидеть своих родителей. И буду впредь относиться к ним с приязнью.

Я ответил на её рукопожатие... и она перегнулась через седло, не сомневаясь, что сейчас я её поцелую.

Такого она ещё никогда не делала. Я впервые столкнулся с подобным проявлением её неравнодушия ко мне. И инстинктивно отстранился, отшатнулся назад. В голове у меня развернулась картина самого ближайшего будущего. Верней, того, каким оно могло бы стать, ответь я на её порыв.

Принцесса смотрела на меня в упор. Недоумение сменилось на её лице разочарованием и наконец уступило место досаде. Даже злости.

Проблема состояла в том, что я очень хорошо себе представлял, к чему это приведёт. За первым поцелуем последует второй, третий, а там и оглянуться не успеешь, как окажется, что моя и её одежда валяется повсюду в полнейшем беспорядке, а сам я угодил... угодил туда, где наверняка уже побывал Тэсит.

Говоря по правде, во многом мои сомнения и колебания проистекали из данного обстоятельства. Я не сразу смог себе в этом признаться, но дело было именно в этом. Стоит событиям принять желательный для Энтипи оборот, стоит нам заключить помолвку, брак... Рано или поздно мне тогда придётся заняться с ней любовью. И она неизбежно станет сравнивать меня с Тэситом. Иначе просто быть не может. А уж в том, что он окажется куда более искусным, умелым, неутомимым и страстным любовником, чем я, у меня не было ни малейших сомнений. И тогда она перестанет меня уважать. Ещё чего доброго на смех поднимет. Тэсит всегда и во всём меня превосходил. Только однажды, застав его врасплох, я смог одержать над ним верх. И другого случая не предвидится.

Но ни о чём подобном я, безусловно, не мог с ней теперь говорить. А объясниться было необходимо. Я её обидел, а в гневе она могла бог знает что натворить, совершить глупый, безрассудный поступок, который поставил бы под угрозу наши жизни. Мы подъезжали к гористой и довольно безлюдной местности царства Произвола. Мне меньше всего на свете хотелось в неё углубиться, имея на руках проблему в виде обозлённой Энтипи.

– Ваше высочество... я весьма польщён... Ваше внимание... мне бесконечно дорого, но... Это было бы слишком опрометчиво с нашей стороны, поверьте.

– Почему вы так считаете? – ледяным тоном осведомилась она.

– Потому, – произнёс я со спокойной уверенностью, – что ваши чувства ко мне, принцесса, которые, повторяю, я глубоко ценю... могут иметь своим источником всего лишь... остроту данного момента. – Видя, как сердито она нахмурилась, я с мольбой произнёс: – Не обижайтесь, выслушайте меня без гнева и предубеждения! В ситуации, в какую угодили мы с вами, среди опасностей и риска, лишений и всевозможных проблем, эмоции неизбежно делаются ярче, сильней, чем они были бы, окажись мы оба в привычных, обыденных условиях. И с моей стороны было бы верхом легкомыслия и непорядочности воспользоваться вашим ко мне нынешним расположением, злоупотребить вашим доверием. Импульсивность ваших поступков... легко объясняется той сложной обстановкой, в которой вам не посчастливилось очутиться. Но когда мы с вами благополучно вернёмся в крепость, когда минуют трудности и невзгоды, когда наши жизни будут, в безопасности и к нам обоим возвратится способность мыслить рационально... тогда посмотрим, что и как. Я не из тех, кто готов склонить девушку к необдуманному шагу, воспользовавшись её растерянностью и одиночеством, тем, что мы с ней подолгу остаёмся наедине... – Набрав в грудь воздуха, я с торжеством в душе прибавил: – Не то что некоторые.

Мне блестяще удалось её убедить. Точный, верный, великолепно рассчитанный ход. Она смотрела на меня широко раскрытыми глазами и кивала, соглашаясь. Я знал, о чём она думает. Читал, можно сказать, её мысли как по писаному. Потому что это не кто иной, как я, Невпопад, мастер убеждения, только что умело внедрил их в её сознание. Принцесса сейчас пребывала во власти сомнений – в самом ли деле её связь с Тэситом была романтическим союзом не только тел, но прежде всего душ, как ей представлялось прежде, или же он склонил её к близости, воспользовавшись её одиночеством, неопытностью и беззащитностью. И тотчас же она сравнит его со мной, отказавшимся от подобного шага... вопреки своему желанию. «До чего ж благороден Невпопад, – подумает принцесса. – И как низок этот Тэсит. Невпопад, который так геройски себя ведёт, так мужественно противостоит невзгодам, защищая её... И Тэсит, не соизволивший выполнить своё обещание и так и не явившийся её спасти». Представляете, какое ликование разлилось в моей душе?

И тут меня словно кипятком ошпарили.

Нет, ничего худого не случилось, просто это было так неожиданно, что я остановил коня и несколько мгновений провёл в полной неподвижности, словно оцепенев и соображая, уж не померещилось ли мне это. Резкий порыв тёплого воздуха, почти горячее дуновение...

Мне это показалось тем более удивительным, что там, где мы с принцессой находились, было холодней, чем в местности, по которой мы проезжали прежде. Возможным объяснением похолодания могло служить то, что дорога шла в гору и мы с каждым шагом всё выше поднимались над поверхностью земли. В горах всегда бывает свежее, чем на равнинах. Повсюду вокруг нас виднелись крутые вершины, покрытые снегом. Так откуда же здесь взяться тёплому дуновению, которое я отчётливо ощутил несколько секунд назад?

Я вытащил из кармана карту, которой нас снабдила Чудачка. Форт Терракота был уже совсем близко... В нескольких днях пути. Но дорога, по которой нам предстояло ехать, то взбегала на холмы, то петляла меж высоких гор. Нашим лошадкам придётся нелегко. Как, впрочем, и нам с Энтипи. С тяжёлым вздохом я свернул карту и сунул её обратно в карман, совсем позабыв о тёплом ветерке, прилетевшем невесть откуда.

Но тут он снова о себе напомнил – его лёгкое дуновение ощутила и принцесса.

– Это весной повеяло, как вы думаете? – с радостной улыбкой спросила она. – Или теплом тянет из бездонных глубин какой-нибудь пещеры?

– Насколько я могу судить, кто-то позабыл захлопнуть врата ада, – пошутил я. – В любом случае, нам недосуг раздумывать о природе этого явления.

Но, произнося эти слова, я снова почувствовал, как лицо моё обдало потоком тёплого воздуха. Теперь в нём даже ощущался запах цветущей сирени! Я не знал, что и подумать.

Между тем наши лошади повели себя как-то странно. Обе начали испуганно ржать. Мой конь вдобавок ещё и попятился.

Энтипи упрямо заявила:

– Я непременно хочу выяснить, откуда так заманчиво веет теплом. Если там, где гуляет этот ветерок, есть другая тропа, то давайте по ней и поедем.

Я покосился на заросли деревьев у края дороги. Листьев на них не было, но густые ветви оказались унизаны шипами. Разглядеть что-либо сквозь эти колючки было невозможно.

– Да нет там никакой тропы, – сказал я с уверенностью, которой на самом деле не ощущал.

Энтипи не ответила. Молча пришпорила свою кобылу и съехала с тропы.

– Принцесса! – крикнул я, но она даже не оглянулась.

Её лошадка выразила свой протест возмущённым ржанием, но подчинилась воле всадницы, послушно поскакав в ту сторону, куда та её направила.

Мой жеребец изогнул шею и вопросительно, с надеждой заглянул мне в лицо. В глазах его читалось: «Ведь ты даже не помышляешь о том, чтобы тоже туда повернуть. Правда?» Ну что я мог ему на это ответить? Ведь у меня не было выбора. Я не мог оставить эту идиотку одну. Мало ли что с ней может приключиться. Поэтому, шумно вздохнув, я заставил беднягу жеребца свернуть с тропы, чтобы нагнать принцессу.

К счастью, наши косматые лошадки, принадлежавшие к породе, выведенной в этих краях, с необыкновенной уверенностью передвигались по заснеженным и обледенелым дорогам. И по бездорожью. Поэтому я без особой тревоги съехал с тропы верхом на своём жеребчике. Впрочем, пустить его в галоп, чтобы скорее нагнать Энтипи, я всё же не решался. Это могло закончиться для нас обоих падением и увечьями.

Нам хватило нескольких минут, чтобы поравняться с принцессой. Сперва копыта лошадей с хрустом разбивали корку льда, покрывавшего землю, потом я вдруг поймал себя на том, что хруста больше не слышу, и посмотрел вниз. Льда как не бывало. Что за чудеса? Более того, чем дальше мы продвигались вперёд, тем теплее делался воздух. Ещё несколько минут назад наше дыхание превращалось в пар, теперь же этого не было и в помине. И запах цветущей сирени усилился настолько, что казалось, всё вокруг им пропитано...

Энтипи молча поглядывала на меня, вероятно, надеясь получить объяснение происходящего.

Но я лишь головой помотал, признавая, что озадачен не меньше неё.

Деревья постепенно начали редеть, и лошади прибавили шагу, им больше не приходилось пробираться между толстых стволов. Казалось, мы и впрямь перемещаемся из одного времени года в другое, из зимы в весну, а там впереди нас поджидает лето. Но лошадей это почему-то совсем не радовало, и вскоре они снова начали упрямиться, перешли с резвой рыси на медленный шаг. Мы с Энтипи, как ни бились, не могли их заставить двигаться быстрей.

– Да что же это такое! – рассердилась принцесса. – Глупые животные! Ведь впереди, похоже, ещё теплей! Неужели они этого не чувствуют? Разве им не хочется погреться? – И она пришпорила свою кобылу, но та и не подумала ускорить шаг, переставляла ноги так же неторопливо и неохотно, как прежде.

– Боюсь, вы правы, – сказал я. – Не хочется им греться. Возможно, они знают что-то такое, чего не ведаем мы.

– Откуда? Это ведь всего лишь бессловесные твари.

– Животные очень многое чувствуют и понимают лучше нас, людей. Похоже, нам придётся повернуть назад.

– Почему это?

– Потому что мой конь отказывается ехать вперёд.

Я правду сказал: конь встал как вкопанный. Никакими на свете силами невозможно было заставить его сделать хоть шаг вперёд. Вдобавок он ещё и пятиться пытался. То же самое проделывала и кобыла принцессы. Но Энтипи не собиралась сдаваться: быстро спешившись, она сделала пару шагов вперёд и потянула упрямую лошадь за поводья. При этом она истошно вопила на строптивую кобылку, объяснив ей, кто она такая и что её ждёт в наказание за неподчинение приказам августейшей особы.

Усилия Энтипи привели к результату, прямо противоположному тому, какого она добивалась: кобыла оскалила зубы и, издав пронзительное ржание, взвилась на дыбы. Её передние копыта резко взметнулись вверх и забарабанили по воздуху. Не успел я и глазом моргнуть, как мой жеребец проделал то же самое. Разница состояла лишь в том, что в отличие от Энтипи я в этот момент находился в седле. И попытался в нём удержаться, но где там! Кубарем скатился на землю. При этом я инстинктивно ухватился за седельную сумку, но кожаный ремешок порвался, и она осталась у меня в руках.

– Заставьте их прекратить это безобразие! – распорядилась Энтипи.

Интересно, как, по её мнению, я мог это сделать, пребольно ударившись спиной о землю и оглушённый падением? Тут вдруг я с ужасом увидел два лошадиных копыта с тяжёлыми подковами, нависшие над моей головой и стремительно опускавшиеся вниз. Я лишь чудом успел перекатиться на бок. Копыта опустились на землю в том самом месте, где мгновение назад находились моя голова и грудь. Жеребец с торжествующим ржанием унёсся прочь, к тропе, его подруга бодрым галопом последовала за ним. Вслед сбежавшим животным неслись вопли и проклятия принцессы.

– Что это на них нашло, в самом деле! – воскликнула она.

Я, перевернувшись на спину, хватал ртом воздух. При мысли, что я мгновение назад был на волосок от ужасной смерти, меня прошиб холодный пот.

Энтипи, наконец-то соизволив обратить на меня внимание, спросила:

– Сильно ушиблись? Помочь?

– О-о-ох, благодарю вас, – выдохнул я и не без труда сел. Спину ломило, в голове стоял звон. Лошадей, разумеется, поблизости не оказалось. В хорошенькое же положение мы попали! – Я прекрасно себя чувствую, учитывая обстоятельства.

Энтипи, ни слова не прибавив, зашагала в направлении, противоположном тому, куда унеслись наши обезумевшие лошади.

– Вы что, спятили? – крикнул я ей вслед. – Куда это вас понесло, скажите на милость?!

– Хочу увидеть то, из-за чего они взбесились, – невозмутимо ответила она. – Если нам суждено потерять лошадей...

– Ничего подобного нам не суждено... – перебил её я и с величайшими усилиями поднялся на ноги. Подхватил с земли седельную сумку и едва не пустился в пляс от радости, что случайно оторвал её от седла: в ней находились почти все деньги и драгоценности, полученные мной от Астел. Я приторочил её к своему поясу, обернув кожаные тесёмки вокруг талии и крепко их завязав. Сумка была достаточно увесистой, тащить на себе её и меч в ножнах, который, как всегда, был у меня за спиной, показалось мне делом нелёгким. – Пойдёмте назад, к тропе. Лошади уже наверняка пришли в себя и спокойно нас там дожидаются.

– Они и убежать могли, – возразила Энтипи. – Знаете, я не успокоюсь, пока своими глазами не увижу, что их так напугало.

– Этого ещё не хватало! Я, во всяком случае, возвращаюсь назад, к лошадям.

– Как знаете. – Энтипи пожала плечами и, не прибавив больше ни слова, направилась туда, откуда тянуло теплом.

Я пробормотал сквозь зубы несколько крепких ругательств в её адрес и побрёл в сторону дороги. Но, преодолев всего каких-нибудь два десятка футов пути, остановился и призадумался. Воочию себе представил, как его величество Рунсибел встретит меня в форте – одного, без принцессы, – и что он сделает, узнав, сколь легкомысленно я покинул его дочурку, которая пожелала прогуляться по незнакомому лесу. В самом непродолжительном времени после этого доклада королю я наверняка буду по всей форме представлен палачу с его острым топором... Застонав от досады, я повернулся и бросился нагонять беглянку.

Мне была хорошо видна цепочка следов на примятой траве, её и слепой бы разглядел. Воздух был всё такой же тёплый, и я, нежась в его струях, порадовался в душе, что с каждым моим шагом он не делается горячее – иначе я бы просто испёкся живьём.

– Энтипи! – крикнул я в надежде, что принцесса замедлит шаги. При моей хромоте и с довольно увесистым грузом за плечами и на поясе поспевать за ней было нелегко. – Энтипи! Вернитесь! Что за безумная выходка, в самом деле!

Наконец, совсем выбившись из сил, я её увидел. Она взошла на небольшой пригорок и не отрываясь смотрела куда-то вниз. Вероятно, там впереди была неглубокая ложбина.

– Энтипи! – сердито окликнул я. – Хватит дурачиться наконец! Не время теперь шалить и резвиться, точно дитя малое! Как вам не...

Она обернулась, и я замер на месте – такое необыкновенное, взволнованно-нежное выражение появилось в тот миг на её лице. Разумеется, это не на моё приближение она так отреагировала. Там, в долине, её взору представилось нечто удивительное и прекрасное. Теперь уже и меня не на шутку разобрало любопытство. Осторожно, стараясь не шуметь, я преодолел расстояние, которое ещё отделяло меня от пригорка, взобрался на него и, очутившись рядом с Энтипи, заглянул вниз. Запах сирени сделался таким густым, что у меня даже дыхание перехватило. Но в следующий миг оно и вовсе остановилось. И вы бы на моём месте дышать перестали. Потому что там, внизу, были... единороги.

Не два. И не десяток. А целое стадо.

Чуть поодаль возвышались горные пики, укрытые шапками снега. Но здесь, в долине, стояла весна, которой конца не будет, пока единороги здесь пасутся. Пищи для них тут имелось вдоволь – трава, которую они щипали, вырастала вновь с невероятной скоростью. Поэтому определить, сколько времени они здесь находились – день, век, – было невозможно. А для самих этих существ время и вовсе не имело значения.

Единороги несколько отличались от моего прежнего представления о них. И на гобеленах их принято было изображать иными, чем они были в действительности. Во-первых, они оказались меньше, чем я привык считать. Ни один не превосходил размерами среднего пони. Именно такой величины были почти все особи, которых мы с принцессой разглядывали расширившимися от изумления глазами. Некоторые из них и впрямь были белого цвета, но далеко не все – попадались и коричневые и даже, представьте себе, зелёные! Цвета древесной листвы. Мне припомнилось, как, ещё живя в Элдервуде, я порой замечал краем глаза какое-то движение сбоку от себя и тотчас же поворачивал туда голову, но никого ни разу так и не смог увидать. Вероятно, то были единороги зелёного цвета, которые умело от меня прятались, сливаясь с зеленью кустарников или травы.

Их прославленные в легендах и мифах рога оказались в действительности короче, чем я себе представлял, вдобавок они были загнуты назад, что придавало им сходство со слоновьими бивнями. Моё внимание привлекли также хвосты единорогов – длинные и узкие, как змеи, с небольшими пушистыми кисточками на концах. И до чего же косматыми были эти создания! С длинными спутанными гривами, которые, разумеется, никто никогда не расчёсывал, и мохнатыми щётками над копытами. Но солнце так и играло на этих неухоженных гривах и щётках, лучи рассыпались по спутанной шерсти, образуя каскады радужных искр, и казалось, животные сами излучают свет, волшебное многоцветное сияние. А глаза... Глаза у всех единорогов были необыкновенно яркого голубого цвета. Такого нежного и вместе с тем интенсивного, что в них хотелось вглядываться, не отрываясь ни на мгновение.

Одним словом, в реальности единороги выглядели куда более невзрачными и даже неряшливыми, чем можно было ожидать, и всё же... вокруг каждого из них разливалось сияние, они светились, светились изнутри. Я только теперь понял, почему на гобеленах их всегда изображали в ореоле разноцветных лучей – свет источали благородные, чистые бессмертные души этих животных. Я знал, что стоит мне потерять их из виду, и слёзы сами собой польются у меня из глаз. И, возможно, не иссякнут во всю мою жизнь. Но разве дано мне навсегда здесь остаться, чтобы жить среди них? Я горестно покачал головой.

– Боже мой! – шёпотом сказал я. И к этому невозможно было что-либо прибавить.

Энтипи, взглянув на меня с восхищением и благодарностью, отозвалась:

– Это всё благодаря вам...

– Мне? – Я недоуменно пожал плечами. Признаться, смысл её слов поначалу почти от меня ускользнул. Да и сам факт присутствия здесь принцессы я воспринимал как-то отстраненно, меня интересовали только фантастические существа, стоявшие в долине. С огромным усилием я переключил внимание на её высочество. – Что именно?

– За всю свою жизнь, – мечтательно произнесла Энтипи, – я ни разу не встретила ни одного из сказочных существ. Ни единого. Я о них много раз слыхала, я читала о них в книгах. Но своими глазами не видела ни одного. И вот является Невпопад, мать которого ещё до его рождения видела появление на свет из пепла легендарного феникса. Он является верхом на фениксе, возможно, том самом. Он как две капли воды похож на героя, изображённого на гобелене в нашем замке. И вот теперь я, находясь в вашем обществе, своими глазами вижу ещё более редких фантастических существ. Что-то в вашей судьбе есть такое... Их всех к вам словно магнитом притягивает.

Я не стал ей возражать, не напомнил, что всеми силами пытался уговорить её вернуться на тропу и продолжать наш путь. Ей сейчас невозможно было хоть что-то втолковать. Она была вся во власти впечатления от встречи с единорогами. Ну и пускай, если ей так нравится, полагает, что смогла их увидать только благодаря мне. Я-то что от этого потеряю? Ровным счётом ничего. Только выиграю. Пусть считает меня лучше, чем я есть на самом деле.

– На свете нет ничего невозможного, – сказал я вслух.

И тут же вспомнил про наших лошадей и оглянулся, надеясь с пригорка их увидеть. Но нигде поблизости их не оказалось. Как ни хотелось мне подольше полюбоваться необыкновенным стадом в долине, но время нас подгоняло. Надо было пускаться в дальнейший путь. Скорей всего, лошадки поджидают нас на тропе. Я повернулся к Энтипи, чтобы ей об этом сказать.

Но она исчезла.

У меня сердце в пятки ушло, когда я её увидел: девчонка спускалась с откоса вниз, цепляясь руками за траву. Она не колеблясь отправилась туда, где паслись единороги.

– Принцес-с-с-с-са, – прошипел я. – Вернитесь немедленно!

Она или не расслышала меня, или решила сделать вид, что не слышит. В любом случае, макушка её вскоре исчезла из виду. Я осторожно приблизился к самому краю откоса и заглянул вниз. Она уже успела спуститься в ложбину – откос был невысокий, всего футов десять, и не слишком крутой. Ей без труда удалось его одолеть.

– Энтипи! – снова воззвал я к этой дуре, понизив голос, чтобы не привлечь к себе внимания стада.

На сей раз она удостоила меня взгляда. Недоуменного и недовольного. Девчонка, видно, решила, что я хочу занять её беседой, и считала, что обстоятельства к этому вовсе не располагают. Вот ведь паршивка!

– Вернитесь назад! – потребовал я.

Принцесса подбоченилась и нетерпеливо возразила:

– С какой стати? Если я вернусь к вам, как по-вашему, мне удастся оседлать единорога?!

Кровь бешено запульсировала у меня в висках. Ощущение это стало уже для меня привычным с тех самых пор, как я имел несчастье познакомиться с принцессой Энтипи.

– Вы что, с ума сошли? – крикнул я в отчаянии, хотя и без того знал ответ на этот вопрос.

Она молча передёрнула плечами и направилась прямиком к стаду, давая мне понять, что не желает тратить своё драгоценное время на бесполезные пререкания со мной.

Девчонка не оставила мне никакого выбора. Я перебросил ноги через край земляного гребня и скользнул вниз. Негодную правую ногу я использовал в качестве тормоза, чтобы не свалиться в ложбину камнем и не расшибиться, а левую берёг: не приведи боже, если с ней что случится. Тогда моя песенка уж точно будет спета. Достигнув дна ложбины, я поднялся на ноги при помощи посоха и поплёлся следом за Энтипи. Она энергичным шагом приближалась к единорогам. Величественная осанка, высоко поднятая голова, взгляд, полный решимости.

– Принцесса, – воскликнул я с мольбой и отчаянием, – оставьте, пока ещё не поздно, эту безумную затею. Ведь они, при всём их сказочном, легендарном происхождении, остаются дикими животными, зверьми, для которых нет ничего более святого, чем территория, которую они считают своей. Любой чужак, который покушается на...

– А я им не чужая, – с апломбом возразила Энтипи. – Мне, как принцессе крови, по праву рождения гарантировано место в мире единорогов и других мифических животных. Неужто вы этого сами не знаете? – Она немного замедлила шаги, и я быстро её нагнал. – Мы с вами сейчас совершим поступок, который также войдёт в легенды, оруженосец.

– Мы? – Мне всё меньше и меньше нравилась её затея.

– Разумеется, мы. Мы с вами. Я вот только подыщу себе подходящего единорога. А после сяду на него верхом и поскачу прямо в форт Терракоту. Он меня понесёт на своей белоснежной спине. Слышите, Невпопад, мой единорог непременно должен быть белоснежным. Никаких коричневых и зелёных!

– Понятно. Принял к сведению. Послушайте, Энтипи...

– Он высоко поднимет свою прекрасную голову, и его рог будет излучать сияние, – продолжала она, мечтая вслух. – И все выбегут из форта мне навстречу, а мой отец устыдится, что отправил меня в монастырь.

– Заманчивая перспектива, – мрачно отозвался я. – А теперь послушайте, чем эта глупость в реальности для вас обернётся: как только вы приблизитесь к одному из этих зверей, он разозлится, нагнёт голову и проткнёт вас насквозь своим светящимся рогом.

– Ничего подобного не может произойти, – холодно ответила она. – Их рога обладают целебной силой. Понимаете? Они лечат, а не убивают.

– Я тоже об этом слыхал. Но прежде их надо тщательно измельчить. В порошок смолоть. Да и употреблять следует по правилам, а не как придётся. Но поскольку у нас под рукой нет ступки и пестика, нет ручной мельницы, и правил приёма этого лекарства ни вы, ни я не знаем, боюсь, от вашей идеи лучше отказаться. К чему зря рисковать?

– Вы всего лишь оруженосец, Невпопад, – надменно произнесла Энтипи. – И если хотите когда-нибудь стать сэром Невпопадом, вам не раз придётся рисковать.

– Только не жизнью августейшей особы, – запальчиво возразил я.

Во мне всё кипело от возмущения. Эта идиотка собралась угробить нас обоих ни за грош да вдобавок ещё смеет меня поучать, какой риск оправдан, а какой нет. Я протянул руку, чтобы схватить её, притянуть к себе, перебросить через плечо и унести из проклятой ложбины, но она разгадала мои намерения и прибавила шагу. Мне было не угнаться за ней. Маленькая идиотка даже издала торжествующий смешок, как если бы всё происходящее было весёлой игрой.

– Дикие животные непредсказуемы, Энтипи, – задыхаясь, предостерёг её я. – Они способны вас убить, поверьте!..

– Умереть... – с пафосом воскликнула она. – Под копытами этих изумительных животных, будучи пронзённой их рогами... – Её глаза расширились и заблестели. – Как по-вашему, это будет достаточно величественно?

Мне от этих её слов, как вы понимаете, легче не стало. Ничего величественного в самоубийстве, на мой взгляд, не было и быть не могло. А именно к нему-то дело и продвигалось. Стремительно и неуклонно.

– Гораздо величественнее будет жить себе дальше да поживать, рассказывая другим о том, что мы здесь видели. Ведь не каждому такое выпадает. Идёмте же отсюда, принцесса. Заклинаю вас, послу...

– Невпопад, – перебила она меня. – Я всё равно это сделаю!

– Но ведь для этого надо быть по крайней мере... – Я запнулся.

Она взглянула на меня с кокетливым любопытством.

– Продолжайте. Надо быть – кем?

Я облизнул пересохшие губы и хриплым голосом произнёс:

– Ну-у... надо быть... Да вы сами знаете, кем...

– Нет, не знаю. – Девчонка прекрасно понимала, что я имел в виду. Просто издевалась надо мной, хотела поставить в неловкое положение, смутить меня.

Набрав полную грудь воздуха, я пробормотал:

– Надо... быть... де... дев...

– Девственницей? – с сарказмом спросила она. – Так зарубите себе на носу, что, во-первых, это всё досужие вымыслы, а во-вторых... как вы смеете возводить на меня клевету?!

– Я ничего не возвожу. Никакой клеветы. Ни на кого. Тем более – на вас. – Она меня совершенно сбила с толку.

– Нет, вы форменным образом меня оклеветали. Сказали, что я не девственница.

– Неправда! Ничего подобного я не говорил! Просто... напомнил вам лишний раз, что вы должны быть невинной девицей, чтобы... чтобы рискнуть...

– Но с чего вам в голову могло прийти напоминать мне об этом? Зная, что я целомудренна, вы не усомнились бы, что единороги не причинят мне вреда. А раз вы заговорили на эту тему, стали меня предостерегать, выходит, подозреваете, что я свою невинность успела утратить. Честно говоря, мне оскорбительно слышать такое из ваших уст.

– Но я просто беспокоюсь за вас, только и всего. Я...

– Вы считаете, что у меня ничего не выйдет, да? – В голосе принцессы зазвучали нотки обиды и упрямства. У меня возникло чувство, что сейчас эта благодатная земля, покрытая ковром зелёной сочной травы, разверзнется под моими ногами и поглотит меня, затянет в свои недра. – Вы считаете, что я не девственница и что у меня смелости не хватит взобраться на единорога! Ну так я вам сейчас докажу...

– Не надо, умоляю, ничего мне доказывать! – в ужасе взревел я. – Я вам верю! Верю! Всему, что бы вы ни говорили!

Но принцесса, не слушая меня, стремительным шагом направилась к стаду. Она держала курс на одного из единорогов, выбрав для себя поистине великолепный экземпляр – белоснежный, восхитительно сложённый зверь излучал сияние, казалось, ещё более яркое, чем остальные его сородичи, лохматая грива так и переливалась в лучах весеннего солнца. Искры, струящиеся из недр бессмертной души, плясали вокруг гордо поднятой головы разноцветным хороводом. Он с невозмутимым видом посматривал на приближавшуюся принцессу своими лучистыми ярко-синими глазами.

«Интересно, – подумал я, – много ли этот красавец повидал на своём веку? Много ли непорочных девиц пытались его объездить?»

Вот он слегка наклонил голову, глядя на Энтипи как на помешанную... Кем она, в сущности, и являлась.

Приблизившись к нему, принцесса немного замедлила шаг. Единорог подался назад, поднял голову и издал протяжное, мелодичное ржание, которое должно было послужить не чем иным, как предостережением этой дуре. Он не наклонил голову, чтобы пронзить ей грудь своим рогом, но тем не менее вид у него был сердитый и недовольный. Энтипи, бормоча «чак-чак», подбиралась всё ближе к нервничавшему животному. Остальные единороги в стаде также не остались равнодушны к вторжению этой идиотки на их территорию. Все как один повернули головы в её сторону. Энтипи была полна решимости претворить в жизнь свой безумный план. Оставалось выяснить, совпадал ли он с тем, что на сей счёт думали единороги.

– Приве-е-ет, – нежным голоском проворковала принцесса. Она вытянула вперёд руки ладонями вверх, демонстрируя животным, что не вооружена. – Невпопад, как думаете, кто это? Мальчик или девочка?

– Ни тот, ни другая. Это чёртова лошадь. Причём, заметьте, дикая, необъезженная. И вообще, мне здесь здорово не по себе. Колдовством так в нос и шибает! Не люблю я все эти магические штуки и магических животных в том числе. Предпочёл бы очутиться где угодно, только не здесь.

– Так ведь мы надолго тут не задержимся. Поскачем сейчас на единорогах до самой Терракоты.

Теперь, подойдя к единорогам поближе (честно говоря, куда ближе, чем мне бы хотелось), я заметил, что их рога также были покрыты шерстью. Вернее, лёгким пушком, совершенно бесцветным, из-за чего с расстояния в несколько шагов его было не различить.

С каждой секундой я себя чувствовал всё более неуютно. Дело в том, что некоторые животные в упор уставились не на принцессу, а на меня. Во всяком случае, мне так казалось. Я в который уже раз вспомнил слова Тэсита о том, что его вырастили единороги. Что, если он говорил правду? Что, если это те самые единороги? Если один из них кормил его своей грудью? А вдруг они каким-то образом узнали, как я обошёлся с их воспитанником, моим бывшим другом?

Я чувствовал на себе пристальные взгляды множества голубых проницательных глаз и пытался выбросить из головы мысли о Тэсите, о моём нападении на него... Но картины той расправы, что я над ним учинил, назойливо всплывали перед глазами одна за другой... Могут ли единороги читать мысли? Способны ли они уловить страх и вражду, испытываемые другими? Я мало что знал об этих легендарных существах. И не мог исключать, что они вполне способны на это и на многое другое.

– Энтипи, – негромко произнёс я, не сводя глаз с насторожившихся животных, – опомнитесь! Это вам не представление передвижного цирка, перед нами дикие животные, живущие на лоне природы. Мы нарушили границы их территории, мы не контролируем ситуацию, а она может принять неожиданный оборот, и это повлечёт самые неприятные последствия для нашего с вами здоровья.

Но принцесса осталась глуха к моим мольбам. Я в сердцах подумал, что меня бы вполне устроило, если б один из единорогов сию же минуту проткнул её своим рогом и на этом завершилась бы вся дурацкая история.

Потому как худшей пытки, чем это ожидание чего-то ужасного, предчувствие беды, трудно было и придумать. Но вот она очутилась совсем близко от белоснежного красавца, которому намеревалась оказать сомнительную честь – превратить его в свою верховую лошадь и доскакать на нём до форта Терракота. Рогатый конёк даже ухом не повёл. Да и с чего бы ему беспокоиться? Вокруг него тесными рядами стояли товарищи, готовые в случае чего прийти на помощь... Для расправы с единственной безоружной девицей сил у стада более чем достаточно. Белый единорог прекрасно это понимал. Энтипи продолжала произносить своё дурацкое «чак-чак», что уподобляло её какой-то нелепой гигантской курице. А ещё она сладким голосом бормотала: «Хороший ты мой, красавец, ну до чего же у нас рог замечательный», – и прочие подобные глупости.

И вдруг, умолкнув на полуслове, она вцепилась в гриву рогатого пони и с необыкновенной ловкостью подбросила вверх своё стройное тело. Секунда – и она уже сидела верхом на единороге. Сжав его бока коленями, она с торжеством взглянула на меня и успела крикнуть: «Ну что, видали?» – прежде чем он стремительным и резким движением подбросил её высоко в воздух.

Мне не стоило торопиться ей на помощь. Право же, надо было предоставить ей грохнуться на землю со всего размаху. Может, это хоть чему-то её научило бы. Например, прежде чем совершать поступки, взвешивать их последствия. Но я как последний идиот рванулся к ней и попытался поймать на лету. В результате мы оба рухнули на землю, и принцесса в падении здорово зашибла мне грудь, уж и не знаю, какой именно частью своего тела. Я ощупал рёбра, убедился, что ни одно не сломано, и облегчённо вздохнул. Всё могло закончиться и хуже.

– Я невредима! Цела и невредима, – сообщила Энтипи, поднимаясь на ноги.

– А мне что за дело? – сердито засопел я, с трудом оторвав от земли голову и усаживаясь на корточки. – Вы себя повели просто по-идиотски! А я ведь предупреждал, что этим всё и кончится!

– Я – принцесса! – высокомерно заявила она. – И делать могу всё, что пожелаю.

– Если желания ваши сводятся к тому, чтобы шею себе сломать, то вы близки к их осуществлению, как никогда прежде. Возможно, вам бы это уже удалось, если б я не ринулся вас ловить.

Энтипи, взглянув на меня с нежной задумчивостью, быстро опустилась на колени. Лицо её осветила улыбка.

– Да, всё так и было. Вы снова меня спасли. До чего же здорово!

От запаха сирени у меня снова началось лёгкое головокружение. Я подумал, интересно, Энтипи он тоже кажется слишком густым и терпким или она его вовсе не замечает? Но тут она вдруг обняла меня за шею и, притянув к себе, поцеловала в губы. Я не мог противиться искушению и ответил на её поцелуй со всей страстью, на какую был способен. Я её крепко обнял, и меня буквально захлестнуло чувство восторга, счастья, какого я прежде не испытывал. В этот миг я позабыл, что она непредсказуема, что с ней надо постоянно быть начеку, что сближение с принцессой крови может закончиться для меня плачевно... Словом, доводы рассудка были мной отброшены... Их полностью вытеснили новые ощущения. Где-то в глубине души у меня росло и крепло убеждение, что в этом жестоком и циничном мире я встретил свою судьбу, прелестную девушку, в которой воплощено всё то, чего мне так недоставало. Обрёл то необходимое дополнение к себе самому, без которого моя жизнь была бы пустой и тоскливой, тягостной и беспросветной... И всё это сотворил со мной один-единственный поцелуй...

Единорог снова заржал, но теперь звуки, вырвавшиеся из его глотки, уже не показались мне мелодичными. В голосе зверя звучала угроза. Более того, этому звуку принялось вторить всё стадо.

Мы с Энтипи, отпрянув друг от друга, с недоумением воззрились на животных. Теперь я затруднился бы узнать того из единорогов, которого принцесса сдуру пыталась приручить: сомкнув ряды, все они надвигались на нас единым фронтом. Со всех сторон в шеренгу вливались всё новые и новые особи. Хвосты их больше не покачивались из стороны в сторону, как было прежде, теперь животные напряжённо вытянули их параллельно спинам или опустили вниз. Кисточки на кончиках подрагивали, что могло свидетельствовать лишь об одном – единороги распалились лютой злобой, все до одного.

«О господи, – с ужасом подумал я. – Они знают! Знают, что я сделал с их Тэситом! Знают, что я не должен тут находиться!»

Ведь единороги – животные волшебные. Кому как не им ведать о том, что назначено судьбой нам, простым смертным. Кому как не им служить исполнителями повелений фортуны? И вот перед ними я, Невпопад, нахально занявший место их приёмного сына, подлинного героя повествования, и явившийся нагло похвастаться своим краденым триумфом. Неудивительно, что они встретили моё появление без всякого восторга.

Но Энтипи ничего этого не знала.

– Это всего лишь поцелуй, слышите, вы, рогатые ханжи! – напустилась она на единорогов, вставая с земли и отряхивая колени. – Он меня спас! Он... – Воодушевлённая собственными словами, она порывисто схватила меня за руку. – Он – мой герой!

Ответом ей был душераздирающий злобный вопль, исторгшийся из глоток всех единорогов, которые находились в ложбине. Такого жуткого звука я отродясь не слышал и надеюсь не услыхать никогда впредь. Звери начали надвигаться на нас подобно гигантской белоснежной волне. Я в отчаянии взглянул в ту сторону, откуда мы с Энтипи пришли, но путь назад был отрезан – всё бесчисленное стадо двигалось на нас именно оттуда. Мы с принцессой сделались центром недоброжелательного внимания нескольких сотен легендарных животных.

Спиной я ощутил порыв холодного ветра и оглянулся в надежде на спасение. За долиной простиралась гористая местность, земля, лишённая растительности. Для единорогов она, разумеется, не представляла интереса, и тропа, которая туда вела, осталась, к счастью, свободной для прохода. Окажись мы с Энтипи со всех сторон окружены этими разъярёнными рогатыми пони, и нам оставалось бы только молиться. Хотя и теперь я не стал бы переоценивать наши шансы на спасение.

Однако попробовать улизнуть от злобной стаи всё же стоило. Даже Энтипи вполне осознала степень угрозы, нависшей над нами. Голубые глаза единорогов, казавшиеся такими безмятежно-прекрасными, пока они мирно паслись на поляне, теперь буквально прожигали нас насквозь, столько в них было ненависти, такой жаждой мести они горели. Принцесса перепугалась не на шутку. Я с трудом удержался, чтобы не напомнить ей слова, которые она произнесла несколько минут назад, – о том, какой величественной представлялась ей смерть под копытами этих сказочных существ. Побьюсь об заклад, теперь она больше так не думала...

– Похоже... нам пора удалиться. – Эти слова она прошептала побелевшими от страха губами.

Я как раз начал осторожно пятиться назад, не сводя глаз с единорогов.

– Полностью разделяю ваше мнение. Итак, на счёт три...

– Нет! – уверенно возразила она. – Бежать ни в коем случае нельзя!

Она обхватила меня рукой за талию. Это движение не ускользнуло от взглядов передней шеренги единорогов и ещё пуще их разозлило. Они даже начали рыть землю копытами.

– По-моему, они требуют, чтобы мы поскорей отсюда убрались, – предположил я.

– Я в одной книжке читала, что нельзя спасаться бегством от бессмертных существ. Этим их можно разозлить настолько, что они пустятся в погоню. И наверняка настигнут...

– Вот уж не знаю, что у них на уме и удастся ли нам, с какой бы скоростью мы ни удалялись, избежать погони.

– Всё же попробуем... уйти с достоинством. – Набрав полную грудь воздуха, Энтипи медленно повернулась спиной к стаду и направилась к горной тропе неторопливым, размеренным шагом. Лично для меня куда предпочтительней было припустить во все лопатки, но не мог же я обогнать принцессу и умчаться восвояси, бросив её одну. К тому же не знаю, далеко ли я смог бы продвинуться при своей хромоте.

Поэтому я в точности повторил её манёвр, и вскоре мы неспешно зашагали рядом, бок о бок. Единороги остались позади. Впереди виднелась горная тропа, путь к которой был свободен. Стадо по-прежнему не делало попыток перекрыть его. Вместо этого оно лишило нас возможности вернуться к дороге, по которой мы ехали, прежде чем очутиться здесь, к лошадям, к нехитрым нашим пожиткам, притороченным к сёдлам. Горная тропа, к которой мы направлялись, казалась довольно крутой и опасной. Кто знает, куда она нас приведёт? Но проклятые мифические недомерки-пони не оставили нам никакого выбора.

«Лишь бы от них уйти живыми и невредимыми, – думал я. – А там можно и выбраться на прежнюю дорогу, сделав крюк, обогнув единорожье пастбище».

Карта, к счастью, осталась при мне, так что мы в любом случае не заблудимся.

Мы с Энтипи уходили всё дальше от негостеприимных лошадок, спиной чувствуя их свирепые взгляды. Нас бесконечно радовало, что они по крайней мере не пытались пуститься за нами вдогонку. Я в душе даже упрекнул себя в том, что дал волю своему не в меру разыгравшемуся воображению и допустил, что эти бессловесные твари умеют читать мысли и улавливать настроения людей. Что за абсурдная идея, в самом деле! Животные, мифические они или нет, – всего лишь безмозглые, примитивные существа!

– Слава богу, – облегчённо вздохнул я, когда мы очутились на вполне безопасном расстоянии от единорогов. – Кажется, пронесло. Спасибо, что посоветовали не бежать, а идти спокойным шагом. Видимо, это нас и спасло.

– Спасибо, что поверили мне, – отозвалась Энтипи. – Кому как не мне знать, что вы никому на свете не верите. С полным на то основанием. Я польщена, что для меня было сделано исключение.

– Рад был вам хоть чем-то угодить.

– Между прочим... мне понравилось с вами целоваться.

Принцесса фамильярно похлопала меня по спине, потом рука её скользнула ниже и так чувствительно сдавила мою ягодицу, что я едва не подпрыгнул от неожиданности.

Единорогов, которые всё это время за нами наблюдали, столь откровенный жест принцессы привёл буквально в исступление.

Из их многочисленных глоток вырвался пронзительный вопль негодования. Казалось, это жители ада вопят от ужаса и отчаяния. Мы с Энтипи оглянулись, и глазам нашим представилось жуткое зрелище: опустив головы и выставив вперёд свои загнутые, покрытые лёгким пушком рога, животные шли на нас в атаку. Вот и верь после этого написанному в книгах! Мы ведь не делали ни малейшей попытки от них бежать.

– Вперёд! – крикнул я и рванул к тропе что было сил, увлекая за собой принцессу и совершенно позабыв о своей хромоте.

Единороги остались далеко позади, но даже это немалое расстояние было им нипочём. Они передвигались куда быстрее нас. Каменистая и довольно широкая тропа шла в гору. Бежать по ней нам было тяжело, мы оба прерывисто дышали, судорожно хватая воздух раскрытыми ртами, и то и дело спотыкались, однако неслись вперёд и вверх со скоростью ветра. Чтобы не потерять друг друга, мы держались за руки. В свободной руке я нёс посох, который почти заменил мне бесполезную правую ногу.

Под копытами единорогов дрожала земля. Мы мчались прочь во весь дух, понимая, что если стадо нас догонит, мы и нескольких секунд не проживём, эти взбесившиеся легендарные твари безжалостно растопчут нас, копыта их превратят наши тела в месиво из крови, раздавленной плоти и раскрошенных костей.

В какой-то миг во время этого сумасшедшего бегства я вдруг почувствовал, что дух мой словно бы покинул тело: глядя себе под ноги, чтобы не расшибиться о какой-нибудь из валунов, что встречались на пути, я в то же время словно бы видел несущееся вслед за нами стадо, и более того, оказался вполне способен оценить всю его красоту.

О, на них и вправду стоило взглянуть, на этих красавцев. Представьте себе белоснежное облако с единичными зелёными и коричневыми мазками, стремительно несущееся по горной тропе. Сильные, великолепно сложённые, со светящимися гривами и сверкающими копытами, двигающиеся синхронно, словно единый организм, эти персонажи мифов и легенд являли собой поистине пленительное зрелище, от которого трудно было отвести взор. В особенности если наслаждаться им с вершины холма, пребывая в безопасности. В подобном случае я бы даже расплакался от умиления и восторга.

Теперь же я без слёз рыдал от ужаса, от сознания надвигавшегося конца. Я уже почти чувствовал, как эти переливающиеся всеми цветами радуги загнутые рога-бивни вспарывают мне живот, а сверкающие копыта крушат мои кости. Земля всё ощутимей тряслась под нашими ногами, и мы с Энтипи попеременно обгоняли друг друга, тащили друг друга за руку, спотыкались, выравнивали шаги и неслись дальше.

– Быстрей! Быстрей! – то и дело бормотал я, хотя мы оба и без того развили невероятную скорость.

Вдруг принцесса споткнулась и упала. Я рывком поднял её на ноги, словно она была невесомой, и мы помчались дальше.

Единороги нас догоняли. Нам не на что было надеяться. Объятый ужасом, я подумал было, а не попытаться ли нам уклониться в сторону от преследователей, но от этой идеи пришлось тотчас же отказаться. Тропа, по которой мы мчались, шла вдоль узкого ущелья, с обеих сторон её стискивали горы, – о том же, чтобы взобраться наверх по каменистым склонам, нечего было и мечтать. Стадо неумолимо приближалось к нам с принцессой. Даже сами горы, казалось, вздрагивали от ужаса перед этой живой волной ярости. Но хуже всего было то, что легендарные твари принесли с собой и свой проклятый запах – аромат цветущей сирени. Выходит, нам предстояло принять мучительную смерть, вдыхая нежный запах весенних цветов. Я не знал, смеяться мне или плакать, и из горла моего вырвалось нечто среднее между смехом и рыданием – пронзительный визг. Это было неоспоримым признаком такого презренного малодушия с моей стороны, это получилось у меня так по-бабьи, что Энтипи наверняка стала бы меня презирать, услышь она этот звук сквозь оглушительный топот копыт, в котором тонули все прочие шумы.

И тут прямо перед нашими ногами на тропу упал громадный ком снега и льда. Мы обогнули его и припустили дальше, но следом за первым с вершины сорвался ещё один увесистый снежный комок, за ним другой, третий. Мы машинально, не останавливаясь ни на секунду и не задумываясь над тем, что делаем, метались по узкой тропе из стороны в сторону, обегая вокруг неожиданно возникавших препятствий. Грохот сотен копыт слышался всё ближе, и всё новые глыбы снега и льда срывались на тропу сверху, с вершин и склонов гор. И вдруг... Вдруг мне почудилось, что шум погони стал понемногу стихать. Не веря своим ушам, я оглянулся... И оказалось, что слух меня не подвёл: единороги и впрямь прекратили нас преследовать.

– Мы спасены! – воскликнула Энтипи, которая, как и я, повернулась лицом к наступавшему стаду.

Принцесса была права, и я не мог с ней не согласиться, вот только...

Вот только...

Вместо топота копыт единорогов отовсюду слышался не менее грозный шум. Казалось, что вокруг нас трещат и грохочут раскаты грома. Мы с Энтипи очутились словно бы в середине грозового облака. Неистовый гул раздавался отовсюду – сверху, снизу, спереди и сзади. Комья снега, падавшие на тропу, становились всё крупнее. Один из них краем своим задел моё плечо. Я чуть было не полетел вниз, в пропасть, которая разверзлась слева от нас, и лишь чудом сумел сохранить равновесие.

Задрав голову, я с ужасом увидел, как огромная снежная шапка, укрывавшая вершину горы, вдруг съехала набекрень и, набирая скорость, устремилась вниз по склону.

Мне не потребовалось много времени, чтобы понять, что произошло: рассвирепевшие единороги своим оглушительным топотом спровоцировали горный обвал.

– Лавина! – крикнул я принцессе.

Она, как и я, взглянула наверх и в страхе всплеснула руками. Нам некуда было податься, кроме как рвануть вперёд со всех ног. Что мы и сделали. Но, к сожалению, скорость лавины была значительно выше той, которую мы при всём своём желании способны были развить.

Снежная шапка устремилась вниз, в пропасть, это было безбрежное сверкающее море, целый океан снега, цветом своим лавина походила на стадо единорогов, преследовавшее нас ещё пару секунд назад. Обе эти стихии, ополчившиеся против нас с принцессой, были неуправляемы и смертоносны. Избежав столкновения с одной из них, мы тотчас же сделались жертвой другой.

Тропа впереди нас внезапно оказалась погребена под густым снегом. Мы остановились в растерянности. Бежать было некуда. И тотчас же лавина накрыла нас, подхватила и понесла вниз, в пропасть. Я крепко держал Энтипи за руку, кувыркаясь в воздухе, но сила снежной массы превосходила мою – в конце концов пальцы мои разжались. Я слышал, как Энтипи несколько раз выкрикнула моё имя исполненным отчаяния голосом, звуки которого вскоре заглушил рокот лавины.

«Господи, ничего ужасней этого на свете быть не может», – только и успел я подумать, прежде чем моё падение прекратилось.

Я не представлял, насколько глубока пропасть, в которую угодил, увязнув в снегу по пояс. Едва придя в себя после падения, я попытался выбраться наружу из снежной западни. Сверху на меня сыпались куски льда и смёрзшегося снега. Понадеявшись, что смогу выкарабкаться из этой ловушки, придерживаясь за них, я принялся барахтаться в сугробе, налегая на посох, который по счастливой случайности не выпустил из рук во время падения. Но все мои усилия оказались тщетны: с каждым движением, с каждым взмахом посоха я только глубже погружался в снежную западню.

Следующая лавина, обрушившаяся со склона вслед за первой, накрыла меня с головой. Я оказался заживо похоронен под толщей снега. И как ни силился, не мог вспомнить, в каком направлении следовало копать, чтобы выбраться наружу, где, хотя бы предположительно, находилось дно пропасти, а где – путь к свободе, к свету и воздуху. Но невзирая на это, я стал с сумасшедшей скоростью разгребать руками снег. Просто чтобы не задохнуться. Я понимал, что если толща снега над моей головой составляет футов двенадцать, то мне нипочём не выбраться из этой смертельной ловушки: я успею задохнуться, прежде чем пробьюсь наверх. К тому же у меня не было уверенности, что я рою ход в верном направлении. Но не мог же я сдаться на милость стихии и покорно умереть, не предприняв ни малейших усилий для своего спасения.

Между моим телом и снегом оставался небольшой зазор, тонкий воздушный слой, благодаря которому я не задохнулся в первые же секунды моего пленения. И я рыл ладонями снег, чтобы увеличить это пространство, стараясь прежде всего мыслить здраво и логически и не поддаваться панике. Главное – не паниковать. Иначе мне уж точно конец. Начав беспорядочно метаться из стороны в сторону, я мигом и причём без всякого толка израсходую скудный запас воздуха, каким располагаю.

Я глубоко погружал пальцы в холодную белую массу над головой и выкорчёвывал её небольшими кусками, которые утрамбовывал вокруг себя локтями и посохом, пока ладони не упёрлись в твёрдый лёд. Тогда я стал орудовать посохом, выдвинув из жёлоба острый клинок. Он вгрызался в лёд и понемногу его крошил. Ледяные крошки падали мне на лицо, таяли и стекали вниз прозрачными каплями.

Мне стало трудно дышать. Глаза болели от беспрестанно забивавшихся в них острых льдинок, ноги и руки почти онемели от холода. Снег вокруг своего тела я больше не пытался разгребать – просто утрамбовывал его кулаками, потерявшими всякую чувствительность. В голове стоял лёгкий звон, но на сей раз его вызвал не аромат цветущей сирени, а запах моей собственной близкой смерти. Я понимал, что буду заживо похоронен в этих снегах и моё тело никто никогда не найдёт. Люди Рунсибела будут понапрасну дожидаться нас в форте Терракота. Интересно, как скоро они его покинут, утвердившись в мысли, что Невпопад, этот хромоногий шлюхин сын, не оправдал оказанного ему доверия, не сберёг «ценный пакет» и сам сгинул неведомо где. Как скоро имя моё окажется внесено в позорный список истерийских антигероев, неудачников, причинивших урон королевству и его величеству?

Но быть может, Энтипи повезло больше, чем мне? Что, если она не так глубоко провалилась в снег и сумела выбраться наружу? Хотя, возможно, она увязла ещё гораздо глубже, чем я, и находится теперь у самого дна пропасти. Впрочем, даже если она совсем рядом со мной, в нескольких дюймах справа, слева или снизу, я могу так никогда об этом и не узнать. Как не узнаю ещё очень и очень многого. Моя жизнь оборвётся в этой тесной пещере в толще снега, и все вопросы, которые я пытался разрешить, так навеки и останутся без ответов...

Свет в моих глазах начал понемногу тускнеть, удары, которые я наносил посохом по корке льда над головой, становились все менее уверенными. Я говорил себе, что нельзя поддаваться слабости, что я должен продолжать бороться за свою жизнь, должен высвободиться отсюда во что бы то ни стало – ради Энтипи... ради покойной Маделайн... ради...

«Ради себя самого. Единственного, кто тебе по-настоящему дорог. И нечего делать вид, будто это не так».

Голос, который произнёс эти слова, принадлежал Шейри. Молоденькой колдунье, которую я спас от позорной смерти на костре целую жизнь тому назад... и теперь она появилась здесь, возникла из ниоткуда перед моим внутренним взором и глядела на меня с презрительной усмешкой.

«Всё, что имеет для тебя хоть какое-то значение, – это ты сам. Ты. Можешь других водить за нос сколько угодно, а со мной этот номер не пройдёт».

– Ступай прочь, – пробормотал я, едва шевеля распухшими губами, и снова принялся долбить лёд над головой. Только чтобы не слышать её голоса.

«Хочешь, дам тебе хороший совет?»

– Нет.

«Она этого не заслуживает, – продолжала колдунья как ни в чём не бывало. Хотя, учитывая, в каком я был состоянии, мои слова вполне можно было не принимать в расчёт. Я словно бы уже и не существовал. – Я принцессу имею в виду. Ничего ты от неё не получишь, кроме головной боли. Так и знай. Верь мне, я правду говорю».

Как же, а то я не знаю, кто такие эти колдуны проклятые и чего от них ждать.

«Если тебе посчастливится выбраться отсюда, отправляйся не мешкая на все четыре стороны, назад не оглядывайся и жить начни по-новому. Держись подальше от рыцарей. Ты не их поля ягода, и жизнь среди них не для тебя. И впредь живи в реальном, а не в выдуманном мире».

– В выдуманном мире мне уютней и проще. Реальность – это непрекращающийся кошмар.

«Реальность такова, какой ты её сам создаёшь».

Я жалобно застонал. Мало того что смерть не за горами, так приходится ещё и все эти глупости выслушивать в качестве последнего напутствия.

Её лицо парило в воздухе как раз над моей головой.

«И вот ещё что...»

– Заткнись! – рявкнул я, почти теряя сознание, и двинул ободранным о снег и утратившим чувствительность кулаком прямёхонько в переносицу ведьмы. Кулак пробил тонкую снежную корку... и высунулся наружу, в пустоту...

Разум отказывался в это верить. Я так замёрз, что, казалось, даже сознание моё оледенело и не сразу отреагировало на это чудесное открытие: путь к свободе был в нескольких дюймах от моей головы!

К этому моменту обе моих ноги успели онеметь, но я всё же ухитрился выкарабкаться наружу при помощи рук и посоха. Это было как заново родиться на свет. Я жадно хватал ртом свежий холодный воздух, я расшвыривал снег в стороны, барахтался что было сил, пока наконец не высвободил своё тело из проклятой западни и не растянулся на сверкающей снежной поверхности.

Отдышавшись, я взглянул вверх. Горная тропа, с которой нас смело лавиной, оказалась неправдоподобно высоко. Мне даже не верилось, что, свалившись с такой высоты, я смог остаться жив.

Я с сомнением оглядел снег вокруг себя и только тут заметил, что на нём виднеется множество красных пятен. Ощупал голову и поднёс ладонь к глазам. Так и есть – все пальцы в крови. Выходит, я не так-то легко отделался, голову поранил. Холод, царивший в снежной пещере, где я был погребён, замедлил кровотечение, и всё же меня начало подташнивать, всё тело охватила слабость...

И тут я увидел её руку.

Она торчала из снега футах в трёх от меня.

«Она этого не заслуживает», – прозвучал где-то в глубинах сознания голос Шейри, но я, наплевав на все предостережения колдуньи, бросился спасать Энтипи. Схватил её руку. Та оказалась ледяной и как будто безжизненной. Я потянул её на себя с такой силой, что ещё немного, и она оторвалась бы от тела.

– Энтипи! Я здесь! Только не умирайте! Прошу, заклинаю вас! – вопил я что было мочи, с ужасом осознавая, что, быть может, обращаюсь к покойнице.

Воткнув посох в снег, я принялся обеими руками с невероятной скоростью откапывать принцессу. Сверху за этим моим занятием равнодушно наблюдали остроконечные вершины гор. Им было плевать, живы мы или умерли.

Я продолжал взывать к принцессе, чтобы она знала, что я здесь, что я её не бросил. Она не отзывалась, не пыталась высвободиться из снега и вообще не подавала никаких признаков жизни. Её высочество если ещё и не умерла, то наверняка была без сознания. К счастью, руки у меня были на редкость сильными, просто-таки неутомимыми, а цель оказалась так близко... Мне понадобилось всего несколько минут, чтобы бережно отгрести снег от её головы и шеи, сбросить его с недвижимой груди, а после вытащить наружу всё окоченевшее лёгкое тело.

Глаза у принцессы были закрыты, одежда обледенела, кожа на лице побелела настолько, что даже отдавала голубизной. Словом, вид у неё был тот ещё, но я предположил, что наверняка и сам сейчас выгляжу не намного лучше. Я её как следует потряс, чтобы она пробудилась от своего глубокого сна. Никакого результата. Приложил ухо к её груди, пытаясь уловить биение сердца. Мне почудилось, что там, внутри, что-то трепещет, но мог ли я быть уверен, что не принял желаемое за действительное? Одно было ясно: принцесса не дышала.

– Ну давайте же, приходите в себя! – крикнул я. – Дышите!

Принцесса не ответила. Я ещё разок её тряхнул, и снова без толку. Мне оставалось только одно, и я это тотчас же проделал: разжал ей зубы и, сделав глубокий вдох, приник к холодному, как лёд, рту и стал вдувать воздух в её лёгкие. Старался делать это медленно, в естественном ритме дыхания человека, пребывающего в покое и безмятежности. Грудь её вздымалась и опускалась, но только благодаря моим усилиям. Я упрямо продолжал накачивать её лёгкие воздухом, но в душе у меня росло отчаяние. В конце концов я потерял счёт времени и при всём желании не мог бы сказать, сколько минут или часов простоял на коленях, склонившись над Энтипи и вдувая воздух в её рот. В конце концов у меня начало темнеть в глазах.

Я как мог боролся с подступавшей дурнотой, но силы стремительно меня покидали.

И я сдался. Проиграл, как всегда. Как мне, должно быть, на роду было написано. Уронил голову на грудь несчастной и остался недвижим...

Но не вполне: вдруг голова моя приподнялась вверх... и опустилась вниз... и снова немного приподнялась...

Она дышала.

«Вот ведь сукин сын», – успел я подумать, прежде чем потерял сознание.