Сень

Глава 14

На самом деле у товарища Мао особых претензий к Индии не было, просто он не очень хотел, чтобы какая-то помощь от СССР шла не в Китай. Но огромной кучи оружия, причем не самого нового, ему особо не требовалось, так что переговоры, которые Таня провела по просьбе Сталина с Мао Аньином, прошли довольно успешно и поток разных грузов «незаметно от супостата» пошел через юго-восточные порты Китая. Отец Аньина здраво рассудил, что раз Советскому Союзу этот маршрут так важен, то он и с мостом через Янцзы существенно поможет. Хотя насчет помощи у него было слегка превратное мнение, причем превратное в части потребности в таковой.

На самом деле Китай после победы коммунистов в сорок седьмом году хотя и находился в состоянии послевоенной разрухи, общая инфраструктура в стране была довольно терпимой. Просто специалистов катастрофически не хватало, причем любых — и особенно паршиво было с инженерами. То есть инженеры китайские тоже имелись, но большинство из них просто напрочь отучились принимать самостоятельные решения. Для направленного в Китай Константина Сергеевича Силина самым удивительным стало то, что проект моста китайские инженеры подготовили весьма качественно, разве что по мелочи местами пришлось его подправить — причем больше в сторону удешевления самого строительства, нежели из-за инженерных просчетов. Но вот руководить стройкой ни один из проектантов не пожелал… хотя, возможно, опасаясь весьма жестких репрессий со стороны товарища Мао при возникновении малейших проблем в процессе строительства. Но обсуждать эту тему с китайскими товарищами Константин Сергеевич благоразумно не стал…

Еще товарищ Силин удивился тому, что в Китае имелось все необходимое для строительства этого очень непростого моста: и сталь нужных марок, и прокат требуемых сортаментов, и все остальное, так что — согласно китайской официальной прессе — мост должен быть «полностью китайским до последней заклепки». Что, в принципе, реальности соответствовало — ну а то, что для руководства стройкой пришлось приглашать советских специалистов, большей частью объяснялось, как сообщил Константину Сергеевичу один из китайских инженеров, тем, что китайские рабочие «привыкли» безоговорочно выполнять распоряжения «белых господинов», а вот с китайскими товарищами они могли бесконечно спорить о том, как, например, правильнее заклепку в балку вколачивать.

То есть не совсем бесконечно: стоило инженеру (китайскому) пожаловаться на такого рабочего наблюдающему за стройкой партийному руководителю, этот рабочий просто «исчезал» со стройки, и имелись сильные подозрения, что и с поверхности планеты он тоже пропадал. Поэтому китайские инженеры в спорных моментах предпочитали звать советских товарищей: в конце концов у рабочего ведь наверняка где-то семья была, а их оставлять без кормильца как-то… некомфортно. Но здесь речь шла именно о семье рабочего, самого его ни один инженер даже в малой степени жалеть не собирался…

Проблемы с перевозкой разных грузов в далекие края взволновали не одного Иосифа Виссарионовича, много других ответственных товарищей тоже задумались о том, что в случае чего перевезти что-то тяжелое достаточно далеко от своих границ будет очень непросто. И в умах соответствующих товарищей с большими погонами на плечах возникла идея разработки самолета, способного много разного тяжелого перевезти достаточно далеко. Выглядела идея заманчиво, но вот товарищ Мясищев заниматься разработкой такого самолета не захотел: у него других дел было достаточно. Товарищ Ильюшин захотел, но как-то вполсилы, поскольку тоже был занят весьма прилично. Товарищ Туполев за идею ухватился двумя руками — но у товарища Голованова появилась другая идея, и реализацию проекта возложили на Роберта Людвиговича Бартини, который самолет с требуемыми ВВС параметрами уже делал — но просто недоделал по причинам сугубо «политическим». Ну а так как основной такой «политической» причиной было закрытие работ по проекту с подачи Туполева, то Андрей Николаевич остался без заказа.

Иосиф Виссарионович к Бартини относился с определенным недоверием, но Голованову доверял абсолютно, так что, хотя и с некоторыми сомнениями в душе, подписал постановление о пересоздании ОКБ-86 под руководством Роберта Людвиговича и передаче ему части мощностей завода номер восемьдесят шесть.

Часть мощностей — это гораздо лучше, чем вообще ничего, но все же для серийного выпуска самолета это было явно маловато. Поэтому Главный маршал — на минутку забыв, что он маршал, причем к тому же Главный — заехал в так хорошо знакомый ему Ковров. То есть он думал, что в знакомый, но город настолько изменился…

Таню Голованов нашел там, где и ожидал найти: в бывшей лаборатории завода номер два, дано уже ставшей «Фармацевтической фабрикой номер один города Коврова». Девушка его увидела и, буквально головы не повернув в его сторону, поприветствовала в привычной для маршала манере:

— Добрый день, Александр Евгеньевич. Если вы просто поздороваться зашли, то здравствуйте и до свидания. А если по делу, то я где-то через час освобожусь, можете пока чайку попить в соседней комнате, а заодно и мне заварите. Знаете как я люблю, покрепче…

Маршал Голованов уже знал, что что-то из медицины, над которым Таня трудится, только она сделать и может, а пока она работает, то отвлекать ее точно не стоит — так что он зашел в соседнюю комнату, нашел там чайник (электрический, стеклянный — такие в Москве считались страшным дефицитом и символом зажиточности), вскипятил воду, заварил чай. Попил чай, побеседовал о жизни с зашедшей тоже чаю попить девушкой, почитал лежащий на столике журнал «Работница». Еще раз вскипятил чайник, снова попил чай — но наконец Таня освободилась и зашла в комнату, где чуть не подпрыгивая от нетерпения ее ожидал «лучший летчик Дальней авиации».

— Так, значит вы по делу, — констатировала Таня очевидный факт. — И значит, чай для меня уже готов. А вы, гляжу, уже почти допили. Поэтому предлагаю пока я вас в чаепитии догоняю, расскажите, что вам вдруг срочно потребовалось. На здоровье можете не жаловаться, я про него лучше вас все знаю…

— Не буду жаловаться, потому что со здоровьем… я его не чувствую, а это значит, что ничего не болит.

— И это хорошо.

— Ну да. Танюша, я к тебе прибежал с очень большой просьбой. Не вели прогнать, барыня, пса своего шелудивого, окажи милость, выслушай мольбу.

— Оказываю, излагайте.

— Что излагать?

— Мольбу излагайте. У меня сейчас перерыв минут на сорок пять, так что постарайтесь уложиться. Честное слово, Александр Евгеньевич, я просто должна процесс завершить, уже вторые сутки пошли, часов семь всего осталось — а завалю работу, так все с самого начала придется повторять.

— Да все я, Танюша, понимаю. Просто тут ситуация такая, что на тебя у меня последняя надежда, вот и примчался. Бартини еще в сорок восьмом сконструировал самолет, который теперь срочно Василевскому потребовался. Тогда Туполев смог проект Роберта Людвиговича закрыть, ему для своего самолета моторов не хватало. А теперь Иосиф Виссарионович решил, что пусть он снова этим проектом займется — но под постройку самолетов распорядился выделить часть мощностей завода Бериева.

— Георгий Михайлович вроде сам конструктор не из последних.

— О том и речь. Они там друг другу мешать будут, а других заводов свободных вообще больше нет. Я и подумал: ты когда-то хотела свой, артельный авиазавод выстроить…

— Ну хотеть-то каждый может…

— Построй для Бартини авиазавод, а?

— Товарищ Главный маршал, я уже не маленькая фея, а всего-навсего директор фармацевтической фабрики.

— Теперь ты большая-пребольшая фея, а что может сделать твоя фабрика, мне даже Лаврентий Павлович рассказывал. И рассказывал, между прочим, с придыханием в голосе. И стоит тебе захотеть…

— Да, нужно только взмахнуть волшебной палочкой и… кстати, вы не знаете, где волшебные палочки продают? А то моя куда-то потерялась.

— Танюша, я с Георгием Михайловичем говорил, он сказал что вся оснастка под Т-117, то есть под самолет Бартини сохранена, частью она в Киеве валяется без движения, частью в Таганроге в ангаре пылится. И даже две полусобранные машины еще на металл не порезаны. Так что для нового завода по сути нужно лишь цеха заводские выстроить и кое-что из станков… Но ты же вроде товарища Сталина чуть не каждую неделю встречаешь, по фармацевтическим своим вопросам, может, он тебя послушает, поможет со станками? Я тебе могу список потребного хоть сейчас отдать…

— Я к товарищу Сталину станки просить не пойду. А вы действительно считаете, что такой самолет нам нужен?

— С Бартини я тоже уже говорил, по его мнению через год он сможет выкатить самолет, в полтора раза превосходящий по всем параметрам требования ВВС. Если вместо старых поршневых ему дать новенькие моторы Ивченко или хотя бы Румянцева. Я слышал, что у Румянцева есть мотор мощностью на винте в пять с чем-то тысяч сил…

— А я слышала, что у Володи есть уже мотор турбовентиляторный с тягой под семь тонн. Я, вероятно, Роберту Людвиговичу найдется о чем с ним поговорить. А чтобы разговор смысл имел… как думаете, поедет Бартини в Моршанск?

— Почему в Моршанск?

— Потому что там сейчас уже большое строительство ведется. Моршанский завод выделен под выпуск оборудования для «Фармацевтики», но пока он маловат, расширять его будем существенно. Ну а под шумок почему бы и авиазавод рядом не поставить? В Моршенске же в войну самолеты за этом заводе ремонтировали, значит руки у них из нужного места растут.

— То есть ты хочешь станки для авиазавода ставить из тех, которые на нынешний моршанский завод поставляются? Да ведь тебя за это…

— Я что, на диверсантку похожа? То есть что-то от диверсантки у меня есть, например внешность неприметная совершенно. Но вот так, в лицо, дурой меня еще никто не называл.

— Не называл, не называет и не называть будет. Просто станки-то все через плановиков проходят, а — хотя вроде лично тебя товарищ Струмилин и уважает, в основном за объемы растрачиваемых народных денежек — они тебе станки никак не родят.

— Не родят. Но часть станков могут и артельщики сделать, хотя и небольшую часть. А остальные… идемте со мной, я вам еще одну штуку покажу. Это недалеко, на первом этаже…

— Это что? — с опаской покосившись на жужжащий агрегат, поинтересовался Александр Сергеевич.

— Бытовой прибор, именуемый высокочастотной печью. В нем можно суп прямо в тарелке разогреть за минуту, или сварить что-то… да много чего. Новинка артели «Электробытприбор».

— А как эта печь поможет строительству самолетов?

— Ну, чайник электрический вы уже видели, стиральную машину тоже… кстати, они наладили выпуск и стиральной машины для домашнего использования, я вам подарю одну, жене ваше точно понравится. Ну так вот: я с набором таких электроприборов прихожу на любой станкостроительный завод и предлагаю поменять сверхплановый станок на дефицитные электроприборы, которыми профсоюз наградит особо отличившихся рабочих, ну или продаст им в заводском магазине. А чтобы они этот сверхплановый станок сделать могли, я им еще и бодрячка с тормозухой подкину в пропорции. Госплан на эти мои авантюры смотрит сквозь пальцы, я уже не один раз такое проделывала.

— А артели что скажут? Им же за все это деньги получить захочется.

— Они свое тоже получат. Есть общая артельная касса, в которой денежки на подобные случаи складывается. Из которой строительство жилья финансируется, помощь матерям и детям, прочее все — включая строительство новых заводов. Артельных, но вы, я гляжу, как раз про артельный авиазавод и говорили, или я не так поняла?

— Все верно ты поняла. Что мне Роберту Людвиговичу про завод сказать?

— Надеюсь, что к Новому году получится его ОКБ в Моршанск уже перевезти. Сколько у него народу-то уже трудится? Им же, наверное, еще и жить где-то захочется? Я на предмет того спрашиваю, сколько жилья дополнительного строить.

— Я тебе чуть попозже отвечу, сейчас просто не знаю. Тебе куда-то позвонить можно?

— Давайте так договоримся: я сама вам позвоню, или просто заеду — я же в Москве часто бываю. Скажем, в следующий понедельник, а не узнаете еще, так передоговоримся на попозже.

— С тобой всегда приятно разговаривать, потому что каждый раз ты меня удивляешь. Приятно удивляешь и сильно радуешь. Лучше в гости заезжай, мои обрадуются…

В конце августа Лаврентий Павлович на очередных посиделках пожаловался Иосифу Виссарионовичу:

— Я в последнее время начал сильно бояться нашей красавицы.

— И чем она тебя напугала?

— Да вот, ходит в гости почти каждую неделю, бумажки разные приносит.

— Страшные бумажки? По спецпроекту?

— Страшные, но к спецпроекту отношения не имеющие. То есть иногда имеющие, но чаще нет. Она приносит мне списки иностранных шпионов.

— Это… интересно. Раньше народ по одному, ну, максимум про двух шпионов писал…

— Еще как интересно! Вот только иногда эти списки — повод за шпионами понаблюдать повнимательнее, и всегда оказывается, что указанные личности именно шпионами и являются: она почему-то не просто пишет, что Иванов — шпион, а подробно расписывает, с кем и когда этот Иванов выходит на контакты, где хранит принадлежности шпионские… даже шифры приносит, частоты и расписание сеансов связи, чтобы мы могли радиосвязь отследить. А иногда — не часто, но уже раз пять было — сообщает, что Петров был шпионом…

— Что значит «был»?

— Значит, что его больше нет. Нет потому, что он почти уже передал хозяевам своим исключительно секретную информацию, а «другого способа остановить передачу этой информации не было». И при этом подробно описывает, где находятся тайники безвременно усопшего и что в этих тайниках мы должны будем найти. Особо отмечу, что причины таких тяжких утрат современная медицина наша определить как правило оказывается не в состоянии. То есть причины-то медицина определяет, причем причины совершенно естественные… а вот неестественных, вроде внешнего воздействия, не находит. В общем, то, что она сейчас делает в этом направлении, нам, Советскому Союзу то есть, идет во благо, и я даже не думаю ее хоть как-то останавливать. Но… боюсь я её.

Спустя четыре дня Иосиф Виссарионович при встрече задал Тане прямой вопрос:

— Таня, я по поводу ваших дел… относительно шпионов. Нет, я не… Лаврентий Павлович считает, что вы все делаете правильно, но… Как вы думаете, может ему стоит рассказать о вас? Я имею в виду…

— Я думала, что ему вы уже давно рассказали… Ему можно. И, пожалуй, Струмилину можно, но это уже на ваше усмотрение: он все же мечтатель, на радостях такого напланирует…

— Последнее что-то не совсем понял. При чем тут мечтатель?

— При том, что он наверняка подумает, что люди из будущего всемогущи и в планировании начнет исходить из этого. А объяснить ему, что тогда люди были в целом такими же людьми…

— Понятно. Но Слава — он да, мечтатель. Но и рационалист до мозга костей. И всегда принимает реальность такой, какая она есть, даже если эта реальность не дает воплотить то, о чем он мечтает. Впрочем, ваше замечание я учту и еще подумаю об этом…

На рассказ Сталина Берия отреагировал очень неожиданно — для Иосифа Виссарионовича неожиданно:

— Ну слава богу! А то я, грешным делом, думал, что она — марсианка какая-то, боялся, что марсиане хотят Землю поработить, ну или что-то в этом роде. А как там, в будущем-то? Ее послали чтобы мы коммунизм побыстрее построили?

— Нет, с коммунизмом что-то у потомков не получилось. По ее словам, в будущем был просто ад, и она послана, чтобы этот ад никогда не случился. Правда в детали она не вникала, а я и не спрашивал.

— Почему? Интересно же!

— Каждый раз, когда об этом речь заходила, она начинала злиться, волноваться… ей вспоминать этого явно не хочется. Так-то она очень много для нас уже сделала и еще сделает, но если мы будем причинять ей боль…

— А как она через время проникла?

— Она не знает. Потому что она — просто врач. А еще, говорит, что была террористкой, причем самой неуловимой. Вроде одних президентов там, у себя, семь штук ликвидировала.

— Тогда очень многое становится понятным… мы для нее, наверное, со своими средствами защиты, просто дети из песочницы. А по этой части поделиться опытом она не хочет? Или ты тоже не спрашивал?

— Не спрашивал, но она и сама делится… когда считает нужным и возможным. У Паши-то все используют экипировку, которую она предоставила. И спецсредства: в Прибалтике-то и на Украине стало вроде практически спокойно, и потерь у нас считай что нет. Я с ним об этом говорил: без ее отупляющих гранат и ночных прицелов мы бы без потерь точно не обошлись бы.

— А ты не против, если и я ее кое о чем поспрашиваю?

— Я у нее поинтересуюсь, тут, главное, чтобы она была не против. А если ты о спецпроекте, то она говорила, что всё, что еще в школе выучила, она уже сообщила. Я еще удивился: говорила, что бомбу она вообще в одиночку изготовить может, но как эта бомба работает, не понимает.

— А может просто попросить ее нам всю документацию передать, которую она с собой принесла? Мы бы, я думаю, со многим сами разобрались бы, ее не дергая по мелочам.

— А она всю эту документацию в голове принесла. Что запомнила, то и запомнила, а что забыла — уже никак ей самой не получить. Что там Доллежаль про ее реактор водяной говорил?

— Что идея верная, а над воплощением в металл еще работать и работать. Он больше удивлялся тому, как подробно были описаны возможные проблемы. Собственно, поэтому реактор сейчас на земле и ставится, чтобы проблем в воде избежать. Кстати, ты уже слышал, что там у Перегудова эта марсианка начудила?

— Нет еще. Давно начудила?

— На прошлой неделе. Забавно вышло…

Владимир Николаевич Перегудов был несколько удивлен, когда к нему в кабинет вошла молодая женщина:

— Вы Перегудов? Владимир Николаевич?

— Ну… да.

— Очень приятно, а Серова. Случайно в Ленинград заехала по делам, а, оказывается, у вас бардак творится. Я вам прислала два вагона клея и растворителя и вагон дров, а ваши, извините за выражение, сотрудники вагоны принимать отказываются. Разберитесь с этим быстренько.

— Какого клея?

— Хорошего, адгезия выше когезии по резине.

— А зачем нам-то этот клей?

— Как зачем? Лодку резиной обклеивать.

— Какой резиной?

— Какой-какой… резиновой. Черной.

— А зачем?

— Вы тут лодки проектируете или в носу ковыряетесь? Резиновое покрытие уменьшает волновое сопротивление, скорость вырастет минимум узла на три, а то и на четыре. К тому же шумность лодки децибел на пятнадцать понизится… Резину я пока не привезла, вы мне пришлите геометрию лодки, мы под нее быстро покрытие изготовим.

— Извините, девушка, а вы знаете, куда вы попали?

— В ЦКБ-18, но Полушина сейчас нет на месте. А груз для вашего изделия предназначен, так что вам им и заниматься.

— Значит я чего-то не понял. Клей, дрова какие-то…

— Не какие-то, а гваяковые. Для изготовления подшипников валов.

— Деревянные подшипники?

— Ну да. Ожидаемый срок службы двадцать пять лет, шум вала снижается практически втрое, при этом никакой смазки не требуется. Знали бы вы как сложно было эти четырехметровые палки через полземли, через пять стран к вам дотащить! Да, кстати, малошумные пропеллеры вы изготовить всяко не сможете, так что ставьте любые, потом в Молотовске поменяете на нормальные.

— Так, начнем сначала. Вы вообще кто? И что вы делаете у нас на заводе?

— Я же сказала: я — Серова. Директор ВНИПИ «Фармацевтика». По распоряжению товарища Сталина курирую разработку и постройку ваших лодок. Ну и помогаю как могу. Вот, посмотрите: тут про резину все написано и про клей. А про подшипники из гваякового дерева много где написано, сами почитайте.

— Насколько мне известно, разработку курирует… военное ведомство.

— Ну да. А я еще и генерал-лейтенант. А вы, между прочим, с понедельника станете начальником нового СКБ-143, Иосиф Виссарионович приказ сегодня подписать должен. Теперь о текучке: покрытием лодки у нас занимается Лужская артель «Резинотехника», вот тут их координаты имеются, свяжитесь по вопросам геометрии резиновых панелей, они же и с обклейкой корпуса помогут. По реактору… вы с Доллежалем ведь уже знакомы? Да, вам все равно придется моделирование лодки с покрытием проводить, я Крылова уже предупредила, обговорите с ним параметры моделей.

— Вы имеете в виду Алексея Николаевича? Разве он еще работает?

— У меня все работают кто работать хочет. Кстати, ему идея резинового покрытия лодок понравилась, так что испытания он проведет быстро. Ладно, я пошла, если возникнут вопросы — звоните. То есть по указанному номеру сообщите, что хотите со мной что-то обсудить, я вам перезвоню когда освобожусь. И все же вагоны-то примите… до свидания!

Владимир Николаевич, после того как дверь за гостьей закрылась, еще с минуту постоял, пытаясь понять, а что же это такое было, но так ничего и не понял. Вышел в приемную и поинтересовался у секретаря:

— Это кто это ко мне сейчас приходил?

Секретарша — немолодая женщина, носящая, по мнению Владимира Николаевича, под платьем погоны минимум майорские, посмотрела на свои записи:

— Генерал-лейтенант Серова, директор «Фармацевтики».

— А при чем тут фармацевтика?

— Так ВНИПИ «Фармацевтика» ведет все атомные проекты. Я же вам еще весной под роспись приказ товарища Берии доводила, что все распоряжения «Фармацевтики» должны приниматься наравне с приказами Спецкомитета… Что, новый приказ вам принесла?

— Ну да… лодку велела резиной обклеивать… Да, точно… соедините меня с начальником склада….