Сеча за Бел Свет [СИ]

Глава тридцать первая. Побоище

Вмале поперёдь усех вырвались полканы и беросы, Борилка, парящий на Магур у небесной тверди, видывал як развевалси солнечный стяг с начертанным на нём смарагдовым Древом жизни, як доставали из притуроченных к сёдлам туло соратники стрелы и натягиваючи тугие луки пущали их у ворогов. Мальчик чичас же перьвёл взгляд и возрилси на тех у кого лятели стрелы, на скачущих песиголовцев, также пустивших из своих луков не меньчу тьму стрел. Оные достигаючи тех аль иных противников впивались своими вострыми наконечниками у груди лошадей, песиголовцев, беросов и полканов, обаче те, васнь не чуя боли, продолжали свой буйный скок. Ищё мгновение и ездецы должны были сойтись у сечи. Полканы и беросы закинули луки на спину, достали из ножен ражие мечи, зараз полыхнувшие сиянием света, и направили их на ворога да снявши укреплённы слеву круглы щиты прикрылись ими. Затаивши дыхание Боренька глазел на резво вдарившиеся передни рядья воинов и замелькавшие, вскидываемые увысь, серебристы мечи. Грохот подымаемый набатами, рогами и сурнами покрыл собой звук скрёжета ломаемых костей и возгласы боли, исторгнутые раненными да вубитыми, по телам воинов потекла алая юшка и овые из них стали опадать под копыта лошадей. Прошло сувсем мало времечка и у том усеобчем побоище идеже сшиблись отяпы, шишуги, мамаи, полканы, беросы, друды, духи, песиголовцы, птиценоги, птицеголовцы, панывичи и нежить неможно було разобрать иде свои, а иде чужие. Иноредь, право молвить, мелькал возглавляющий друдов Комол сжимающий у своих корневых руках дрягалки нанося удары по птицеголовым, будто стараясь огреть тех двумя дубина зараз. Зрилси инде и Гуша идущий поперёдь шишуг и отяп оные схлестнулись с птиценогими, да бьющиеся с тем народцем не порозень, а единожды. Отяпы выкидывали на ворогов ендовитых змей и те раскрываючи свои рты, впивались чудными, такими, вельми долгими зубищами у руки птиценогих не дозволяючи им использовать пращи. И у тот же миг на ентого вудерживаемого змеюкой ворога нападал шишуга, со усего маху подсигиваючи увыспрь да нанося мощный удар своей дубины по голове. А мамаи промаж того сойдясь со панывичами рубили тех оченно скверных воинов мечами. Да токмо панывичей було уймища и доколь сынки велетов рубились с одним, иные наносили удары топорами по спинам и ногам мамаев. Боренька со трудом разглядел Валу сошедшегося в поединке с тем чудищем многоруким и трёхголовым… Эх! Знал бы ты, Борюша, стокмо испытавший и прошедший… спускающийся у пригублу пропасть за мечом, лезший на могучну Мер-горы за водой, изболевшийся душой за своих сродников, кем было прежне энто чудище! Эх!.. ведал бы!.. Оно може и добре чё не ведывал, не знал… чё таково злобно чудище, не кто иной як берос, с каковым у тобе, Борюша… у тобе, такового славного отрока, едина юшка, едины Боги, вера и обычаи… Нежданно заглядевшегося на сечу мальца окликнула Магур, и резко пойдя в небеса, молвила:

— Борюша, полно обозревать просторы земель, ибо там кипит бой! Ноне пора и тебе натянуть тетиву!

— Магур! — кивнув и колготно правой рукой достав из туло огненну стрелу-молнию, произнёс мальчик, — ежели я сгину у сечи… перьдашь энту цебь Любоначалия Раму. Усё ж он засегда мене про усё бачил и днесь бьётси у первом рядье.

— А коли Рам погибнет? — до зела тихо поспрашала Магур, словно страшась эвонтих баляканий.

— Ну, тадыличи его сыну… Каси, — также негромко ответствовал мальчуган и наклонилси к птице, абы она могла его луче слышать. — Он сувсем молод, а ужотко прибыл на побоище, не прячась за своим сьсловием да достатком. Да и посем… он первый жёлал мене дать зарок там у Таранца, поелику обладаючи чистой душой.

— Не зря верно ты ему отдал стяг, — отметила Магур и порывчато замахала крылами. — Ты выбрал славного юношу и отец его достойный полкан! Да будет так как велишь ты, Борил! Мальчишечка подалси уперёд, занеже як птица резко взмыла у поднебесье, враз оказавшись у мироколице, а внегда вона выровнилась Боренька испрямил стан и огляделси. Тяперича они были оченно высоко и хотя землю було видно, обаче вяще немоглось разобратьси кто тама с кем бьётси и над кем берёть верх. Парящие окрестъ тех мест ветры, своими дюжими руками убирали плывущие облака, инолды они их просто изгоняли из тверди, а инде сжимали дланями выпущая оттедась капли водыки, судя по сему, высвобождаючи место для брани. А сошедшиеся у побоище летаглы, Караконджулы, небесны волки и Вилы, вжесь рубились топорами, пущали стрелы да вгрызались у друг дружку зубищами. Змей Огненный Волх держал у левой руке золотой рог, досель висевший у него на поясе, а управой сжимал острый меч, нанося мощнейшие удары по телам летаглом. Единождым махом он разрубал летаглов на части, отсекаючи от них головы, руки вкупе с крылами.

Кады ж тех подступало дюже много Волх приставлял к устам золотой рог и дул у него. Из рога немедля вылетал яркий лепесток пламени. Вон абие облизывал своим огнистым языком кожу летаглов и та обгорая мгновенно кукожилась и чернела, а погибающие в полыме вороги, горящими комками летели удол. Облачны девы бились посторонь соратников и пускаючи стрелы из своих луков разили не токмо летаглов, но и клацкающих железными, вроде как острие ножа, зубищами Караконджул, коих также рвали на части могутные челюсти небесных волков. Боренька вставил во ушко лука стрелу, натянул тетиву и приметившись, пустил огненну молнию у одного из Караконджул с ножищами овцы, каковый вусевшись на волка, железными зубищами вгрызалси у евойну шею. Стрела, пронзительно зажужжав и заполыхав радужными перьливами, понеслась уперёдь да воткнулась у головёшку нежити, пряменько у рассечённо с правого боку отверстие, заменяющее тому ухо. И у тот же сиг нежить лучисто вспыхнула смаглым сиянием. Спервоначалу его глава, засим руки, крылья, тело и овечьи ноги. Ищё морг и со небесного волка пылающим камнем свалилси Караконджул да яростно заверещав, кувыркаясь и пытаясь взмахнуть преющими крылами полетел к оземе. Отрок ащё чуть-чуть наблюдал за тем неизвергающимся горящим комком нежити, доколь пытающимся справитьси с охватившим его огнём, опосля ж перьстав трепыхатьси и увеличивши быстроту падения врезавшись таковым сияющим сгустком у бьющееся на землюшке воинство, при ентом выбросив ввысь несколько ярых лучей свету. Не сводя очей с павшего Караконджула мальчик и не приметил, як унезапно над ним нависла тёмна туча. Он лишь ощутил, аки резко подалась управо Магур, а осторонь левого уха Борила просвистел, точно рассекаючи воздух блеснувший серебром серповидный топор летагла. Муторно бухнуло у груди сердце и малец испуганно прижалси к птице, упавши на ейно оперенье и вроде як у нём утопнув.

— Сторожко Борюша! — взволнованно гикнула Магур, и немедля порывчато прыняла уверх уходя от гоньбы летаглов. Мальчонка обернулси и увидал позадь собе, як вихляя туды-сюды, паря у свистящих в ушах потоках ветра, будто жаждущего скинуть того униз, нагонял птицу летагл. Вон яростно сжимал у руках свой мудрёный топор, евойны доселе взлахмоченны лишайники-волосья на главе вытянулись назадь, словно грива идущего нарысью жеребца. Чёрны, с красноватыми огоньками крупные, глазищи горели жестоким и злобным светом, словно вон жаждал настичь птицу и Борилку да зараз их обоих пожелвить. Нежданно справа от птицы, такой же смурной тучей, встали ищё два летагла, а чятвёртый и вовсе завис свёрху над отроком. Он спустилси сице низко, чё Боренька ощутил его стылое дуновение, вроде як пролетевшего мимо мёрзлого дыхания сынка Мары Бога Мороза, и абие на мальчугана пыхнуло смрадным затхлым духом, чавой-то вумершего аль истлевшего. Магур стремительно накренилась, и, уходя от гоньбы полетела вниз и тогды мальчик испрямилси да выхватив из туло стрелу не мешкаючи вставил её у лук, а посем поднявши его увысь, натянул тетиву и пустил молнию прямо у метнувшегося за ними летагла. Вострый наконечник стрелы впилси у левую часть груди ворога, разорвав своим сиянием одеяние надвое, и пройдя скрезь серовату кожу, вклинилси у видимое, чрез ту прозрачную тонкость, нежно-алое боляхное лёгкое, каковое без задержу дрыгнуло, будто захлебнувшись юшкой, а засим запылало рдяным светом. Оно стало наполнятьси тем полыханием, а вкупе с тем раздаватьси у стороны, словно рости. Ащё мгновение и огромное, почитай багряное, лёгкое подмяло под собе иное лёгкое и сердце, заполнив своей дюжестью усю грудь. И сызнова порывчато дрогнув тут же разорвало грудь ворога надвое, опосля того зачавшись ярким пламенем. А летагл всплеснувши руками, выронил из них топор да полятел униз.

— Вох… ты! — восторженно дохнул мальчонка и чичас же повертавшись управо пустил стрелу во летящего за ним другого летагла, попав нынче у евойный здоровущий лоб, прикрытый клоком лишайника. Стрела, пробивши лоб, полыхнула у разны направления горящими крохами огней. Искорки впав на волосы, браду летагла зачались огнём, а тот сбивши свой полёть, судорожно дёрнул крылами и на маненько зависнув у небушке, вспламенилси увесь, будто горяща лучина. Руки и крылья летагла опустились, выскочивший из них топор понёсси ко оземи, а чрез морг туды полётел и сам ворог. Одначе Борилка не стал услеживать за падающим летаглом, оно як на него со разных сторон нападали ищё вороги, вон токмо успел узреть чё опустившиеся книзу Вилы загнали туды Караконджулов, каковые под градом их стрел, огнистыми комьями неизвергалась на бившихся воинов землицы. А досель выживша нежить, може перьдумав дальче битьси, бойко так взмахиваючи комариного виду крылами спешила скрытьси у тьме, медленно наползающей со стороны деревеньки Купяны, захватывающей уполон як оземь так и небеса. А туто-ва, у месте сечи, в усё поколь лазурных небесах над мальцом сызнова навис летагл, да не овый, а сразу два. Трентий же перьгородил путь Магур, обаче птица махонисто раскрыла свой лебединый клюв и дохнула малешенькими злачёными крупицами света. Они вылетели из приоткрытого клюва мнийшей россыпью, образов недлинну таку полосу, а посем мгновенно обратились у комлястую дубину с набалдашником на навершие, прозрачную да обсыпанную энтими самыми золотистыми каплями по поверхности. Магур мотнула головой и прозрачно-поблескивающая дубина шевельнулась, чуток приподнялась да нежданно-негаданно накренившись налево резко вдарила парящего пред птицей летагла у грудь. Удар был таковой мощи, чаво ворог абие перьстал махать крылами, евойны ножищи пошли увысь, точно жёлая проехатьси по голове, и он кубарем полетел або покатилси вдаль.

Тудысь, в ту подымающуюся у небосводе чёрным маревом темноту, вмале сгинувши во ней. Над головой Борилки раздалси зычный рык. И отрок, задравши голову, увидал аки два небесных волка вцепившись у иного летагла, ухватив его за концы крылов, резво дёрнули у разны стороны, тут же разорвавши на части. Оставшийся ворог, скользивший осторонь разодранного, порывчато дёрнул топором и его серповидно остриё вошло прямо у могутно тело небесного волка, разрубив тому право крыло и звонко вдарившись о дюжию спину. Голова зверя стремительно мотнулась туды-сюды, крепка челюсть раскрылась и из неё вывалилси кусок растерзанного летагла, а посем потекла, алым потоком, густа кровь.

— Ах, ты! — гикнул Боренька, узрев аки закрутило небесного волка и, он свесив униз могучие крылья, будто камень понёсси к оземи. Немедля мальчонка метнул заготовленну у луке стрелу у летагла и та пробивши ему грудь, враз убила ворога. А мальчик промаж того повертал голову направо, и сызнова подле его плеча, задевши холст рубахи, и оставивши зиять тама мелки дыренции, просвистел топор, а морг спустя пролетел длинный язык пламени, объявший летящего летагла жёлто-рыжим огнём. Тот верезгнул пронзительно и зычно и попыталси сбить поедающее его пламя. Над мальцом зависаючи проплыл, восседающий на небесном волке, Огненный Волх, вон наклонилси управо да обращаясь к птице, гневливо кликнул:

— Магур, чего ты творишь? Чего? Борюша ищё дитя… дитя… Вертайся к земле… ниже… туды, где не тронут его летаглы. Пущай он бъет ворогов на земле. Мальчишечка вздел голову и глянул в полошившиеся лицо Асура, покрытое капелью водицы, с развевающимися позадь него раскосмаченными, васнь пламенеющими огнём, рыжими волосьями. А Волх прижавши ноги ко груди зверя, меже тем выпрямилси и слегка повёл станом управо, да без задержу воспарил выспрь, Магур же насупротив резко взяла униз, и понеслась к землице, исполняючи повеление Бога.

Борилка натянул тетиву и пустил у летагла, оторвавшегося от гурьбы таковых же как он и направившегося следом за птицей, стрелу. Молния, прошелестев у небесной вышине, впилась тому у крыло, а летагл зачавшись светозарным огнём и потерявший опору у воздухе, какой-то сиг пыталси справитьси с полыханием, одначе унезапно сквозивший обок Позвизд, своей широкой дланью весьма шибко треснул его по лишайниковой главе. И ворог, судорожно дёрнувшись, свесивши крылья, таковой вытянутой лучиной устремилси удол. Вяще не гонимые летаглами Магур и Борюша направились следом.

Обернувшийся отрок узрел у тверди небес, як точно серой громоздкой тучей нападали оставшиеся вороги на Волха. Меж летаглов вельми явственно зрились не токмо мужи, но и бабёнки ихни со более косматыми волосьми и вспученными грудями. Летаглы секли топорами небесных волков обрушивались на Волха, так-таки Вилы, согнавшие у тьму Караконджулов, вмале пришли на помочь соратникам и прынялись посылать густыми пучками молнии у ворогов. Потомки Бога Провея, коего не раз зекал мальчонка парящим сторонь той злобности, занимались огнями, распадались на части от могучего меча Волха и острых зубищ волков и усё чаще да чаще летели горящими кусками к земле, падая у ведущих бой людей, друдов, шишуг, отяп, духов, мамаев, Богов и чудищ. И, по-видимому, тумкал так оглянувшийся мальчик, вскорости победа у небесах достанетси его рати. Магур опустившись оченно низко, заскользила, почитай не взмахиваючи крылами, над поединщиками. Она легохонько приоткрыла свой клюв и пустила оттедась мельчайшие златы перлы, оные закружившись у полёте, точь-у-точь як снежинки, направились к Борюшиным скоробранцам, и, впав на головы, волосья, одежды, шерсть тех мгновенно впитались у тела, придываючи мощи и смелости их обладателям. А мальчик, слегка накренившись обозрел место побоища, и, увидал, чё шишуги да отяпы ужотко одолев птиценогих вызвали отступление того ворога. И аже спервоначалу птиценоги деяли лишь коротки шаги назадь, отмахиваясь пращами от дубин шишугских, да стараясь снять с рук ендовитых змей пущенных отяпами, посем, побросавши свово орудие, повертались и побёгли вспять, забавно при ентом перьставляючи птичьи ноги и покачивая туды-сюды человечьими телами. Шишуги немедля подхватили на плечи отяп, раскручивающих за хвосты змеюк и последовали за убегающими. Боренька не приметил меж живых шишуг Гушу, и, встревожившись за соратника торопливо оглядел вусыпанну телами пожню, середь каковых лежмя лёживали не токмо птиценогие, но и шишуги, отяпы да перьрубленные змеи. Так-таки и промаж павших да раненных не наблюдалось Гуши. Ищё немножечко мальчик всматривалси у убитых и падающих жизти скоробранцев, да опосля того перьвёл взгляд на друдов, над которыми тяперича зависла Магур. И абие душа отрока дёрнулась, занеже друды не могли противостоять птицеголовым, и эвонтов несуразный таковой народ, непонятно и вовсе зачем приставший к панывичам брал верх над детками Мать Сыра Земли, кою те почитали и засегда любили. Их могучие взмахи дубин зараз обрубали руки-корни друдов, расшибали головы, кромсали плечи и рёбра. И над пожней, идеже ужотко не били набатчики, а инолды звучали сурны да отдельны звуки рогов, точно перьговариваривающиеся, витали вопли раненных, да хруст, будто срубленных веток да стволов дерева. И вдругорядь пужливо прынялси искать посередь бившихся друдов Комола, Липку и Лепея, да так и не найдя поспешно вынул из туло стрелу и натянул тетиву. Одна за другой полятели у направлении птицеголовых огненные молнии, ударяясь об их ражие тела, не мешкаючи занявшиеся огнём. Не луче чем у друдов обстояла событность у полканов и беросов, чё сражались с песиголовцами. Первые рядья полканов, песиголовцев и лошади беросов покоились павшими под ногами воинствующих. Больша часть песиголовцев, як и беросов, вжесь давнёшенько спешились и бились стоя на оземи. Полканы и те песиголовцы чё покуда оставались на конях, рубились не на жизть, а на смерть. Отрок слыхал, як звонко ударяются меже собой клинки, кии, топоры да комлясты дубины, як трещать ломающиеся щиты, и кости. Зрил як хлещить усе сторонки алая юшка, падають к землице-матушке отрубленые руки да ноги и тяжко бухаютси об неё, родимую, мёрты тела соотчичей и ворогов. Лишь мельком углядел Боренька развевающийся стяг своей рати, древко коего у левой руке сжимал Каси, правой, у кыей был меч, отбиваясь от обрушивающихся на него вершников песиголовцев. Осторонь него, также верхом, бились Орёл и Крас, нанося могутны удары по ворогу. Робятки, соратники с малых лет обливаясь кровью, поддерживали у той сечи друг друга. Их белы, новы, льняны рубахи, надёванные нарочно пред боем были днесь покрыты юшкой, а лева рука Краса и вовсе не подымаясь, висела повдоль тела, словно перерубленная у плече. Борила резво метнул в нападающих на вьюношей песиголовцев россыпь стрел, пущая их одну за другой. Вороги ж не ожидаючи удара свёрху, чуток ано дрогнули и подавшись назадь, вуставились на объятых пламенем соплеменников. А Каси вздев голову, и узрев Магур, вскинул ввысь ратище и потряс стягом. Солнечное полотнище развернулось и показало начертанное на нём смарагдовое Древо жизни, каковое на ветру и во лучах Ра наполнилось сиянием, да по ветвям Древа нежданно, будто пробежала зекрая юшка. А песиголовцы ужось сызнова шли на парней. И Крас ноне сошёлси у сече со одним могучим песиголовцем с до зела дюжим мечом, который он ни на миг не опускал к долу, усё время направляючи остриё на парня, стараясь задеть того аль вдарить по раненной руке. Крас, у коего не було щита, усяк сиг умело боронилси зачурованным мечом, подставляючи его под неприятельский. Борюша тут же выпустил стрелу из лука да пробил тело песиголовца и тот на морг точно окаменевши, стремительно свалилси с чёрного коня, плюхнувшись тому под задни ноги. Жеребец пронзительно заржал и подскачивши ввысь, ступил копытами задних ног на тело хозяина, засим дерганувшись у бок, ретиво понёсси прочь с поля брани. Летающая, над побоищем, Магур кружившая то над друдами, то над полканами, верно кумекая иде надобно пособить, отворяла клюв, осыпаючи ратиборцев горящими перлами да призывно выкликивала: «Вперёд! Вперёд! Вперёд!» Унезапно несколько мамаев вклинились у бок воинства песиголовцев, да зачали с энтого края их рубать. Скрежетание железа, верезг, вопли и резкий запах пролитой на землю юшки вдарил мальца у уши да нос, отчавось у него закружилась голова, одначе он преодолевая слабость продолжал метать стрелы во неприятеля. И тады ж нежданно свёрху, из самой мироколицы, резво впало до десятка небесных волков, пришедших в помочь к земной рати. Они свершаючи махонистые круги осторонь Магур выхватывали мощными челюстями песиголовцев, иных прямо из сёдел, и взмываючи у поднебесье рвали их на части. Магур, ащё немножечко покружив над друдами, беросами и полканами, каковым абие удалось переломить сечу у свову сторону, подалась к мамаям и Боренька немедля узрел под собой бьющихся сынков велетов и панывичей. Множество павших панывичей плотно устилали своими вуродливыми телами землю, алой кровью были залиты их отсечённые козьи ноги, человечьи руки и непонятно к кому относимы головы… их знамо уменьшилось у колике, обаче поредели и рядья мамаев. И некие из погибших сынов велетов лежмя лежали на залитой юшкой землице, прижав ко груди мечи и вуставившись мёртвым взором у голубу синеву неба, словно жаждая наглядетьси на неё пред смёртушкой. Мальчонка пустил десяток стрел у отступающих панывичей да поджёг их. И вони пыхнули огнём, точно сухи ветви, да попытались убегнуть, токмо им то не вудалось, оно как мамаи мгновенно перьхватывая панывичей рубали их огнисты тела, вукладываючи на оземь. Мамаем же у побоище пособляли битьси духи пожни. Первее усего Степовые и Полуднецы. И ежели Степовые вставши на месте единились утроём аль у четвером, хватаясь промеж собя долгими, прозрачными ручищами и сигнув увысь зараз взмахивали седыми волосьми и брадой, оборачиваясь у сизо-серые ветровороты, а засим такой завертью захватывали уполон панывичей, да немного погодя выбрасывали оттедась их мёртвы тела, со сломанными шеями або свёрнутыми на бок головами.

То Полуднецы, не зримые для воинства Зла, просто вьюнили меже ворогов и задевали их рученьками по главам. И чичас же солнечный луч, падающий от возу Ра, касалси тел панывичей и те опадали на землю без чувств, сломленные полуденным жаром. Так-таки остальны духи сражались с нежитью. И то була вжесь не сеча, а сама настояща волосяница инде у ней ажно не проглядывалось кто с кем дярётси. Не видимые для людских и полулюдских народов духи были весьма зримы нежитью, оттого и кипела такова потасовка. Полевые дедки со своими сынками Луговыми и Межевичками, образовав малы таки жернова, взмахивали сжимаемыми у руках серпами, точно вытягивали с под земли корнища, и прямо на глазах срезанный и примятый сухостой трав выпримлялси, в сиг наполняясь зёлёными красками и также резво удлиняясь да утолщаясь. Проходило како-то мгновение и те отростки вроде извивающихся змей ползли к ногам нежити. Они хватали покрытых красно-бурой кожей костистых Хмырей за ноги и резко дёрнув, валили их на оземь. И абие на поваленных Хмырей верхом вскакивали Кудельницы, да выбрасываючи из дланей рук тонки нити льна оплетали тех эвонтими плотными ужами, превращаючи в запрядку. Ащё морг и толстые як бабёнки Обилухи обегали такову, словно спрятанну у кожушек гусеницу, укутанную нежить. И тама идеже вони ступали босыми толстоватыми ноженьками землица без задержу трескалась, на ней проступали обширны щели, а засим и вовсе тот ломоть, на кыем покоилси Хмырь, отрываясь от обчего полотна почвы уходил удол, будто проваливаясь во пропасть.

Кудельница у последний миг соскакивала с опутанной нежити и бежала услед за Обилухой, и чичас же края земли сходились промаж собя, пожелвивши аль хороня у своих мощях Хмыря. Ржаницы, Гречухи, Ячменицы и Овсяницы точно также опутывали нежить и не токмо Хмырей, но и Мериков, Хохликов, Хитников словом усех кого хватали за ноги, руки, хвосты поросли трав. Право молвить, ей-же-ей Ржаницы, Ячменицы, Овсяницы оплетали нежить стеблями злаков, а Гречухи-гречей. Нежить махаючи, сице, верно, отбиваясь от духов, ручищами, хвостами старалась инде схватить скоробранцев Добра. И часточко то им вудавалось, оно як то вестимо людям, нежить весьма сильна. И идеже пряменько на глазах мальчика Хмыри ухватили дедку Лесовика, зачавши рвать его клацкающими зубищами и трёхпалыми перстами на части. И осе ужотко отвалились от дедки витиеватые оленьи рога, отпали руки, плотно покрытые корой дубовой, изогнутые и схожие с сучковатыми ветвями дуба. Посем посыпались удол волосья, зелёно-бурого цвета, косматыми лишайниками, дотоль спадающие на грудь. Отлетивши впала на матушку-землицу глава да покатилася по ней и большущие карие, с еле заметной жёлтизной, очи глянувши последний раз на Бел Свет, медленно сомкнулись. Тело, ащё како-то мгновеньеце, стоявши ровненько тягостно покачнулось и завалилось на спину, на него стремительно вспрыгнули Хмыри, и продолжили терзать духа.

Боренька порывчато натянул лук и пустил стрелу у одного Хмыря, каковая вызвала огнь резво перькинувшийся на иных. Нежить увидавши вспламенившихся собратьев бросилась у рассыпную, за ней услед побегли и те Хмыри, оные загорелись, а пред взором мальчика предстали лежащие на, словно поднятой сохой, почве жалки останки внегда великого лесного духа, почившего дедки Лесовика. Да токась вопреки тому чё гибли духи, они усё ж брали верх над нежитью, судя по сему, оттогось шо были смелее и чище. Лихо Дулеба, того самого, который кадый-то по скудомыслию восстал супротив Велеса и тем самым разделил духов, ужось не було в живых. Да и два других, оные ащё не погибли, усё чаще отступали назадь. Занеже выстроившиеся в рядье Кострубоньки пуляли из пращи у них и их вояк здоровущие, чёрные, плоские голыши, кые они брали из корзин, висевших на груди.

Кострубоньки клали в расширенну часть пращицы, находящуюся у центре, таковой голыш, и, зачиная вращать той долгой вервью над головой вмале выпущали свободный её конец. Вылетающий из пращи камень минуючи дальне ра-стоянье попадал не токмо у нежить, но и ладно одаривал ударами панывичей, которые пужаясь мечей да энтих неведомо откель прибывших голышей, да будучи от рождения не воинственными, громко и пронзительно мекали. Лихо дрались длинными своими жердями, они наносили веские удары по лесным духам, точно разрезаючи их остриями наскрезь. Одначе при том усём да при таковой несметности нежити, сподручники Лиха лишь отбивались от духов, каковые бундто ежи и звери жалили; били сучковатыми ветвями и корнями Лешие; кусались, осыпали еловыми хвоинками Боровые; пущали искристое пламя Пущевики. Колотки, Листовики, Травяники, Ягодники забрасывали Хохликов и Шишков листами, оплетали травами, топили у соке ягод и ано сбивали с ног шапками грибов. Корневики нежданно-негаданно выныривали с под насыпанных куч листвы и ухватывали нежить, а посем разрываючи землицу на части утягивали её униз. Вслед за пропавшими, у ямищу ссыпалси сухостой, почва вдругорядь порывчато сходилась, погребаючи у собе ворога. Духи чё были и сувсем махонистыми резво вскакивали на таки очистившиеся, и словно обожжёные, рыже-чёрные пятачки оземи, и прынимались плясать на них, ово ли утаптываючи нежить, ово ли попросту возвращаюче почве ейный положенный бурый цвет. Самодивы, тех чё ищё кликали Дубравницами, Сенявами, Русявами и Зеленицами, кружась промаж неприятеля, вызывали из земли бьющие увыспрь струи воды, кои опавши униз оборачивались зеленоватыми няшами. Миг спустя отнуду вылезали тонки сучковаты водоросли со плотными витиеватыми листами, цепляющиеся за проскакивающих мимо Хитников да Мериков, а посем утягивающих их под воду. Нежить инде оборачивалась у чёрных свиней, собачин, зайцев, белок. Но ежели те чё посильней ащё пытались напасть на духов и порвать их могутными зубами, да долгими клыками, то иные творили то лишь для того, абы проворней унесть с места волосяницы свои ноги. Хохлики, аки и преждний раз, принявши облик сорок вупорхнули у небеса вельми боляхной стаей, которая немедля подверглась нападению летающих волков. А Шишки обернувшись лягухами не мешкаючи попрыгали у созданные самодивами болотцы и вутопли тама, толь насегда, толь тока на времечко. Безсумления духи одолевали нежить, и редеющие рядья тех усё отступали и отступали, откатываясь назадь, а засим унезапно и вовсе зачинали бежать, по большей частью оборачиваясь зверьми, повизгиваючи, стенаючи и часточко оглядываясь. А у средине бьющихся мамаев и панывичей, кои несмотря на понесённы потери не покидали месту сечи, васнь и прямь признавши у чудище свово отца да оставаясь преданными ему до конца, у поединке схлестнулись сын солнечного Бога Ра— Валу и кривой бероский недоросыль— пугалище Крив. Асуру к ентовому времечку вудалось отрубить Криву три руки, две справа и едну слеву. Хоть днесь и был Крив весьма страшным, огромным и велим… был он— чудовищем, обаче воякой был не оченно ладным. Оттогось Валу усяк морг его поджимал, меж тем сберегшиеся три руки слева и две справа Крива моталяли топорами и молотом, тем самым от которого вон и обернулси у энтого страшилища. Руки Крива двигались порозень друг от дружку, будто тумкая сами по собе, а поелику им удавалось задевать Асура. И ужотко зрилось глубоко рассечение на правом боку тела Валу, из разошедшегося одеяния и кожи струилась жёлта кровь, она залила облачения и правый сапог Бога. Валу прижимаючи рану рукой, левой, взмахивая, наносил великим мячом удар за ударом то по топорам, то по молоту Крива, и слухалси громкий грохот, скрёжет, а с под сходившихся у едино железок выскакивали ярки искорки. Кружащий над местом брани на птице Борила то терял из виду Валу, метая стрелы у ворогов, то нанова находил его. Прибывшие у помочь друдам шишуги и отяпы, прогнавшие с пожни птиценогих, тяперича швыряли ендовитых змей у птицеголовых. А смелые, як оказалось аль разгорячённые сечей, шишуги мощными ударами дубин и топоров, оные они подобрали с земли, шибали по главам птицеголовых. Наконец средь шишуг мелькнул живой Гуша, вон вскидывал ввысь свову дубину и до зела громко чавой-то гикал, словно подбадривая идущих за ним.

Усмотрев Гушу Борюша широко расплылси улыбкой, и обрадованно выдохнул, радуясь тому, чё соратник жив. Небесны волки прибывшие помочь беросам и полканам посем дали им перьдохнуть. И ратиборцы, бундто вобравши у собе свежих сил, ищё ярее, побуждаемые подмогой и воем ратников со небес, накинулись на песиголовцев. Средь бьющихся пеших беросов мальчик смог приметить и Сома, и Гордыню, и Ратмира, нашёл средь друдов Лепея и Липку, но так и не смог разыскать Сеслава, Быляту, Комола и Рама. Магур свершила ащё овый круг и Борилка сызнова увидал Валу. Асур отпрыгнув в сторону от подступающего ко нему чудища, высоко поднял свой меч и со усего маху опустил его на руки Крива, слева, не прекращающие свово неугомонно движение. Клинок меча полыхнул серебряным светом и воткнулси у железно полотно загораживающего плечи топора, разрезавши его на части, а засим также располосовав древко и толсту руку Крива. Чудище от боли всхрапнуло, словно конь и на малеша встало, опустив и перьстав крутить руками. И тадыкась Валу вырвал меч из разрубленной руки Крива и обрушил его на оставшиеся.

Ярко-серая, густая кровь, точь-у-точь аки жижа, потекла униз из отрубленных рук, оные крутнувшись враз впали на оземь, усё доколь сжимая топоры. Крив ищё маненько медлил, а Валу между тем нанова нанёс удар. Его меч взвилси як кака птица ввысь, извернулси дугой и мигом отрубил оставшуюся руку и будто само обрякшее плечо.

Отступивши молниеносно назад Валу замер и тягостно задышал, а Боренька узрел чё ноне и с левого бока Бога течет жёлтая кровь. Да тока у Крива ищё вуставалось две руки справу, у коих он сжимал молот ЧерноБоже и топор. Крив нежданно-негаданно качнулси туды-сюды, и Борюша ужось було подумкал, чё вон чичас упадёть… ан! неть! Тот порывчато шагнул навстречу Валу и замельтешил руками, зане крутили своими пращами Кострубоньки.