Альдор окинул долгим взглядом рабочий кабинет канцелярии. Пылинки плясали в утреннем свете, лившемся из стрельчатых окон. По периметру стен располагались гигантские шкафы, заваленные свитками и конторскими книгами. Вечерами, когда зажигали свечи, эти громады отбрасывали зловещие тени, нередко пугая молодых служек. Стройные ряды деревянных столов с коваными подсвечниками, занимали почти все оставшееся пространство. И запах — непередаваемо знакомая смесь ароматов кожи, воска и состава для чернил — приятно щекотал нос.
Если где-то и был дом Альдора, то именно здесь.
— Удивительно, сколько событий пережило это место, — тихо сказал он, отложив перо, и умолк, глядя во двор. Только сейчас он осознал, что пытается попрощаться.
Здесь, в этом замке, они с Грегором принимали дела после смерти старшего Волдхарда. Здесь Альдор готовил документы на вступление друга в наследство. Здесь же принимал канцлерскую печать, сначала уговаривал, а затем отговаривал Грегора от притязаний на трон империи, писал письма — несметное количество бумаг. Извел многие бревна сургуча и целые повозки воска. В этом кабинете продолжал работать и во время осады. Готовил брачные договоры для знати и подписывал указы, торговался с банкирами и купцами, требовал и умолял, судил и миловал. Что бы ни происходило, Альдор ден Граувер продолжал здесь работать на благо страны.
Вся его жизнь проходила именно в этом просторном и вечно холодном каменном зале. Альдор настолько прирос к Канцелярии, что необходимость наконец-то покинуть ее вселяла в него первобытный страх. Даже если не принимать в расчет того, что ехал он на войну.
Один из секретарей отложил перо и взглянул на господина.
— Ваша милость, вы что-то говорили?
— Нет, ничего, Хайнц. Граф уже проснулся, не докладывали?
Юноша пожал плечами и почесал тощим пальцем нос, оставив на коже пятно от чернил.
— Не знаю, ваша милость. Послать за его камердинером?
Альдор отмахнулся.
— Сиди уж. Работы еще полно. Сам выясню, заодно и позавтракаю.
Услышав о еде, писарь тяжело вздохнул. Альдор не показал вида, что заметил это, но решил сперва заглянуть на кухню и распорядиться, чтобы всех канцелярских служек накормили досыта. С тех пор, как Грегор объявил общий сбор войск, дел в ведомстве Альдора прибавилось. Контракты, договоры, письма — не было им счета. Помощники засиживались за столами до боли в задницах и рези в глазах. Война била не только оружием.
Альдор покинул кабинет и, кивнув страже, отправился вниз. Графу еще официально не объявили, зачем Грегор пригласил его в Эллисдор, хотя эрцканцлер был уверен, что Адалар ден Ланге уже и сам обо всем догадался.
Раздав распоряжения на кухне, он нашел Урста в общем зале. Адалар вместе со старшим сыном Кивером неторопливо завтракал за длинным столом. Их свиту заблаговременно справили во двор, дабы не мешали разговорам высокородных. Гости, впрочем, трапезничали без изысков: каша с яблоками, хлеб, молоко, сыр да яйца. Прием гостей получился смазанным из-за подготовки войск к выходу, но уж кто-кто, а граф Урст знал, что сейчас Эллисдору было не до пиров.
— Альдор, друг! — Кивер вскочил из-за стола и сгреб эрцканцлера в медвежьи объятия. Сила этого человека каждый раз его пугала. О таких великанах рунды слагали длинные баллады.
— Доброе утро. — Альдор кое-как высвободился из хватки младшего Ланге и чуть поклонился его отцу. — Рад встрече. Надеюсь, оставили для меня пару корок?
— Присаживайся. — Граф похлопал ладонью по скамье рядом с собой. Граувер кивнул и устроился за столом. Даже при скупом замковом освещении эрцканцлер заметил, что глава семейства Ланге постарел: из тела некогда прославленного воина ушла мощь, ростом он стал ниже, а борода поседела окончательно. Лишь светло-голубые глаза — знаменитая черта всего рода Ланге — оставались живыми и мудрыми. В том, что граф сдал, не было ничего удивительного. Он годился Грегору в отцы, а в эти суровые времена каждый год переживался как два.
— Доброе утро, ваша милость.
Альдор вздрогнул и инстинктивно подобрался, услышав тихий голос королевы. Ее присутствие в зале в этот час было необычно. Истерд имела привычку просыпаться еще до рассвета и первые утренние часы проводила в саду с наставниками, обучаясь языкам и грамоте.
Одетая по-домашнему, королева устроилась подле камина в кресле с высокой спинкой. В руках ее было шитье, но Альдор знал, что она держала его подле себя только для вида — этой женщине не была интересна дамская работа, ибо руки привыкли к оружию. Однако хайлигландское общество желало королеву традиционных взглядов: кроткую, хозяйственную, искусную. Альдор наблюдал за Истерд уже полтора года и каждый раз задавался вопросом: была ли она счастлива? Стоил ли отказ от дома и привычной жизни той небольшой короны, что она получила? Каково ей было жить, зная, что каждое ее слово, каждый поступок сравнивали со словами и деяниями другой женщины — женщины, величия которой ей было никогда не достичь? Но если чему Истерд и научилась у хайлигландского двора, так это умению скрывать чувства.
— Прикажу подать еще блюд и пошлю за королем. — Истерд небрежно бросила шитье в корзину и покинула кресло. — Его величество упражняется с самого рассвета. И раз все в сборе, он будет рад поесть вместе. Дела не ждут.
Истерд тайком метнула на Альдора вопросительный взгляд. Она часто советовалась с ним по поводу оборотов речи и поведения при дворе. Выросшей в непосредственности, Истерд было сложно проникнуться даже простым хайлигландским этикетом. Но угодить она пыталась — уж как могла. Альдор чуть прикрыл глаза и едва заметно улыбнулся, убеждая госпожу, что все было в порядке. Да, этой рундке никогда не достичь красноречия покойной леди Ириталь, и хайлигландцы никогда не полюбят ее так, как обожали первую любовь Грегора. Да и черт с ним. Лишь бы не натворила глупостей.
И лишь бы эта война скорее закончилась. Альдор давно смирился с неотвратимостью бойни, к которой Грегор готовился и упорно стремился на протяжении последних лет. И раз избежать кровопролития не получится, эрцканцлер был рад покончить с ним поскорее.
— Все ли привели войска? — непринужденно спросил Адалар, потянувшись за хлебом. — Мы видели лагеря сил Ульцфельда и Кельбу в окрестностях. Даже ваши родичи из Граувера отдали долг и прислали людей. Хотелось бы понимать, сколько нас.
Альдор налил себе молока. Есть снова не хотелось: живот истязали спазмы уже третий день. Стоило положить кусок в рот, как его тут же тошнило. Приходилось жевать сухари — лишь эту еду желудок принимал.
— Больше, чем ожидали, с учетом войск Магнуса, — ответил эрцканцлер, оторвал хлебный мякиш от корки и скатал из него шарик. — Огнебородый поистине расщедрился. Северяне разделили войска на две части. Первая, более многочисленна я армия, под руководством Вигге Магнуссена прошла сквозь Рундкар на севере и вышла к Освендису. Если повезет, местный лорд боя не даст. Вторая часть привела флот. Нас погрузят на корабли в Горфе. Насколько мне известно, суда уже должны были прибыть.
Старший Ланге кивнул.
— Какая численность войск Вигге? — спросил он.
— Тридцать тысяч.
Кивер уронил нож.
— Сколько?
Альдор понимающе улыбнулся.
— Ты не ослышался, друг мой. Тридцать. Материк не знал таких многочисленных армий со времен Таллония Великого. Впрочем, в иных летописях говорится, что в Древней империи регулярно служило до ста тысяч человек…
— Древняя империя и занимала территорию в половину материка, там все было ясно, — ответил старший Ланге. — Но то, что есть сейчас… Тридцать тысяч человек у Вигге, десять — у Грегора и Магнуса, да еще и на кораблях…
— У Миссолена нет шансов, — подытожил Кивер. — Остается лишь поблагодарить Хранителя, что такая сила на нашей стороне.
— Вигге сделает правителю Освендиса предложение, от которого тот вряд ли откажется. Если Брайс Аллантайн перейдет на нашу сторону, мы обретем еще большее преимущество. По разным подсчетам, у Освендиса армия от пяти до десяти тысяч человек.
Кивер задумчиво разглядывал дырке на ломте сыра.
— Вопрос, чем нам может ответить Миссолен, — сказал он.
— Бельтерианская тяжелая конница — две тысячи. Но это элита. Говорят, один их всадник стоит десятерых пеших солдат. Рикенаар отзовет пехоту с эннийских границ — еще пять-семь тысяч, может и больше. Не стоит забывать и об имперской гвардии, что стоит на защите Миссолена. Тысяча лучших воинов. И на всю империю наберется тысяч десять солдат. Вряд ли они будут хорошо обучены и вооружены — ни император Маргий, ни его наследники не вкладывались в военное дело.
— А ополченцы, Альдор? — возразил Кивер. — Для имперцев мы — захватчики. Мы придем на их земли, и они будут защищаться. Пусть неумело, но они хорошо знают местность и смогут от души напакостить. На их месте я бы поступил бы так же. И я не стану вырезать мирных жителей без серьезной причины.
Альдор лишь пожал плечами, раздумывая, не помешает ли такое человеколюбие исполнять приказы короля. Сердце Кивера ден Ланге сохранило доброту, пройдя сквозь десятки битв и сотни стычек. Слишком много доброты для военачальника.
— Тебе и не придется, если мы предложим им кое-что получше.
Сидевшие за столом обернулись и повскакивали с лавок, услышав голос короля. Грегор бодро спускался по лестнице в сопровождении Истерд и целой свиты духовенства: братьев Аристида, Фастреда и Норберта. Последнего — высушенного, точно рыба, высокого мужчину — Альдор недолюбливал за поистине фанатичную приверженность новой вере. Аристиду Граувер, впрочем, тоже не доверял, хотя тот пользовался исключительной благосклонностью короля. Самым понятным из этой церковной братии оставался брат Фастред. Быть может потому, что некогда избрал путь воинствующего монаха, а не интригана в застенках. Жизненный уклад и простота нравов братьев-проекторов были отлично знакомы Альдору. И если бы ему предоставили выбор, с кем из этой троицы вести дела, он без раздумий выбрал бы Фастреда. Оставалось лишь жалеть, что среди всего духовенства, окружавшего Грегора, голос этого брата-протектора оставался самым тихим.
— Ваше величество. — Гости и Альдор склонились в знак приветствия, но Грегор с привычной ему непосредственностью проигнорировал церемониал.
— Доброе утро, друзья! Давайте же есть! — хлопнул он в ладоши и позволил выскочившим из кухни слугам приставить еще одну скамью для свиты, а сам уселся на доселе пустовавший стул во главе стола. — Умираю с голоду. Этот Веззам из «Сотни» сущий зверь! Даже в обители меня так не гоняли, как заставляет прыгать этот ваграниец. Прекрасный боец, я им искренне восхищен.
Альдор заметил, как скривилась Истерд при упоминании главы отряда наемников. Став королевой, она пересмотрела многие взгляды, но, очевидно, все никак не могла принять того, что Хайлигланд держал на службе выходца из Ваг Рана. Ненависть рундов к седовласым воинам сложно было сопоставить с чем-либо еще. Изучая наречие северян, Альдор не раз поражался тому, что все негативные выражения и обороты так или иначе ассоциировались с вагранийцами. Истерд было физически тяжело находиться рядом с Веззамом: королеву хватало лишь на сдержанные приказы, и она явно осталась не в восторге от выбора Грегора. Первый из «Сотни» отвечал ей столь же ледяной любезностью, однако на рожон не лез. В конце концов, заслуги отряда наемников в отражении нападения Эккехарда на столицу позволяли Грегору едва ли не наделить Веззама дворянским титулом. Вагранийцу предлагали, да тот отказался и взял награду золотом.
Принесли еще еды, и на этот раз добавили мяса. Альдор и старший Ланге от добавки отказались, а вот Кивер с удовольствием составил королю компанию в приеме пищи. Истерд пожевала немного сыра и на том закончила. Церковники к еде не притронулись — соблюдали очередной пост.
— Спасибо, что приехал, дядя, — поблагодарил Грегор, вытирая жирные руки полотенцем, и знаком приказал слугам удалиться. — Признаюсь, не ожидал, что откликнешься так быстро. Сейчас ты нужен мне как никогда.
Адалар взглянул на сюзерена со смесью удивления и приязни.
— Я дружил с твоим отцом с самого нашего детства. Мы были почти что братьями…
Грегор кивнул:
— Как и мы с Кивером. Можно сказать, преемственность поколений. Именно потому, что наши семьи так близки, вы с сыном сейчас здесь. — Король подался ближе. — Через два дня мы выдвигаемся в Горф, корабли Магнуса уже ждут нас. Я забираю с собой Альдора и брата Аристида, Кивер будет командовать твоим войском, а Истерд… Моя королева невероятно мудра и деловита для своих лет, но ей недостает опыта в правлении.
Лицо Истерд превратилось в маску, лишь то, что она теребила вышитый край скатерти, выдавало ее волнение. Разумеется, Грегор уже все с ней обсудил. Конечно, она согласилась с его волей, и все же даже королю стоило немалого труда озвучить просьбу вслух.
— Я прошу тебя, дядюшка, взять на себя обязанности эрцканцлера и остаться в Эллисдоре до моего возвращения. Истерд будет править от моего имени, и я хочу убедиться, что советовать ей будет мой друг.
Закончив говорить, Грегор шумно выдохнул и застыл, ожидая ответа гостя. Лицо Адалара некоторое время оставалось непроницаемым. Он молча блуждал взглядом по лицам собравшихся. Наконец он расправил плечи и взглянул на Грегора в упор.
— Понимаю. Я согласен. Но прошу тебя быть честным, ибо если я надеваю на плечи эрцканцлерскую цепь, то понесу ответственность. Ты ожидаешь нападений или бунтов? Есть ли что-то, к чему я должен быть готов?
Король, казалось, расслабился окончательно — откинулся на спинку своего тронообразного стула, почесал голову с едва отросшим ежиком совершенно седых волос — родной цвет так к ним не вернулся, и внешность правителя оставалась жутковатой. Одни говорили, что это была метка особого расположения Хранителя, иные шептались, что она же была знаком проклятья. Ни то, ни другое Грегору Волдхарду явно не мешало.
— Рунды на нашей стороне. Всех бунтовщиков, присоединившихся тогда к Эккехардам, мы уничтожили. Вагранийцы не высовывают носов из-за своих гор: ходят у них сейчас и своих забот полно. А Гацона — наш друг. По крайней мере, Рейнхильда положила много сил на укрепление этой дружбы. В военных конфликтах король Умбердо предпочитает занимать нейтральную сторону, но готов продать что угодно, если хорошенько заплатить. Кроме того, Умбердо вовсю поглощен воспитанием наследника и вряд ли влезет в какую-нибудь заварушку, пока не обзаведется еще одним.
— К слову о наследниках… — Старший Ланге замялся и многозначительно взглянул на короля. — Хайлигланду будет гораздо спокойнее, если вы тоже им обзаведетесь.
Альдор увидел, как смутилась Истерд. Побледнел и Грегор — всего на миг.
— Пока господь не даровал нам этой радости. Но мы с королевой полностью здоровы — все лекари в этом убеждены. Нужно лишь время. Обещаю, когда покончим с Эклузумом, когда я разберусь с империей и вернусь…
— Но ты можешь не вернуться, — с нажимом произнес Адалар. — Понимаю, что эти вопросы раздражают тебя, ибо я наверняка не первый, кто их задает. Но от этого они не становятся менее важными. Что будет с Хайлигландом, если ты падешь? Что будет с ее величеством? Со всеми нами?
— Довольно! — Грегор грохнул по столу с такой силой, что опрокинул сразу несколько чаш.
Альдор болезненно поморщился и укоризненно посмотрел на старшего Ланге. Еще не успел официально стать эрцканцлером, а уже ударил в самое больное место короля. Впрочем, Адалар был прав: Грегор совершил ошибку, не обзаведясь потомством. У прочих королей хотя бы рождались бастарды, которых, случись что, можно было бы признать. Но Грегор Волдхард истово хранил верность супруге и этим ставил под угрозу все намеченные планы.
— Господа, у нас еще будет время обсудить подобные вопросы, — примирительным тоном проговорил Граувер. — Сейчас важнее утвердить состав совета, который будет помогать ее величеству исполнять обязанности в отсутствие короля.
— Я все решил, — огрызнулся Грегор, все еще не совладав со вспышкой ярости. — Все те же, только Адалар станет эрцканцлером, а место брата Аристида займет брат Норберт. Охрана королевы — наша гвардия. И, кроме того, бойцы нашей прославленной «Сотни» под предводительством Веззама Вагранийца.
Тощий церковник поклонился, выдавив из себя улыбку:
— Буду счастлив служить словом и делом милостивой госпоже и господу нашему.
Истерд в ужасе дернула плечами.
— Ваше величество… Быть может, со мной останется брат Фастред? Знания брата Норберта столь обширны, что наверняка от них будет больше проку в походе.
Грегор покачал головой.
— Нет, Фастред дал обет всюду следовать за Аристидом. В Эллисдоре останется брат Норберт. Он — человек исключительных качеств и станет тебе надежной опорой во всех духовных делах.
— Смею заверить, это так. — Аристид наградил королеву лучезарной улыбкой, в искренности которой сомневаться было невозможно. — В былые дни, когда я скрывался от преследований Эклузума, брат Норберт дал мне кров и защищал, рискуя собственной жизни. Его любовь к богу столь велика и чиста, что, глядя на него, я порой сам сомневаюсь в своей вере. Не бойтесь положиться на брата Норберта, ваше величество. Он приведет в вашу жизнь бога.
Истерд обреченно кивнула:
— Как пожелаете, любовь моя.
— Итак, решено. — Грегор отодвинул стул и поднялся. — После обеда я собираю военный совет, обсудим детали перемещения. Альдора прошу немедленно начать погружать графа Урста в дела Канцелярии. А сейчас нам с братом Аристидом нужно удалиться на молитву. Кивер, можешь ко мне присоединиться.
Король вышел в сопровождении церковников и младшего Ланге.
— Готовы начать? — спросил Альдор у графа.
— Да-да, конечно.
Адалар ответил с несвойственной ему рассеянностью, и Альдор списал это на попытку переварить все услышанное.
— Не возражаете, если я пойду с вами? — спросила Истерд. — Раз этот замок останется под моим началом, хочу знать, как работает Канцелярия. В моей стране каждая женщина умеет выполнять мужскую работу, ибо мужья могут отсутствовать дома годами. И я готова к сложностям.
Альдор переглянулся с графом. Тот кивнул:
— Не думайте лихого о Хайлигланде, моя королева. Здесь во многих землях знатные жены справляются с бумагами и счетами не хуже мужей.
— Тогда приступим к обучению.
Истерд первой вышла в коридор.
Веззам наблюдал за приготовлениями солдат из кузницы: замковый мастер хорошо знал дело и взялся осмотреть его оружие вне очереди.
— Да нормально все, пока сойдет, — вынес вердикт кузнец. — Прости брат, некогда мне с такой херней возиться. Погоди пару дней. Солдаты уйдут — времени станет побольше. Тогда хоть новый меч выкую. Твои ж не уходят?
— Нет, остаемся.
— Это хорошо. Парни вы надежные, хоть и наймиты. Ты уж не обижайся.
— Понимаю, — ваграниец склонил голову. — Меч не к спеху. Просто король… Упражняемся мы дважды в день. Скажем так, удар у него богатырский.
— А нрав еще жестче. Видел я пару ваших боев. Против такой махины только ваграниец и удержится.
Веззам хмыкнул, приняв это за похвалу. Положил пару лишних монет на верстак в знак благодарности, распрощался с мастером и отправился искать Вала. Юноша, став Вторым, все никак не мог взять в толк, что лицу начальствующему сон полагался менее, чем рядовому наемнику. А поспать Валериано любил. Винить его было сложно: женился на красотке, купил каменный дом, открыл для жены дело и нанял прислугу. Даже кормилица для сына — и та появилась. Для службы места оставалось все меньше.
— Да где ж тебя носит, дурень гацонский?
Признаться честно, Веззам вообще не понимал, отчего Вал не уйдет из «Сотни» окончательно: доход от пекарни, таверны и доли в заново отстроенном борделе мадам Ивонн позволял жить припеваючи — сказывалась деловая хватка Кати. И все же каждый день, пусть и с опозданием, Валериано тащил свою задницу в замок — исполнять обязанности Второго.
— Выгнать бы его взашей — и дело с концом, — в сердцах выругался он.
Веззам много раз порывался разорвать контракт с излишне остепенившимся помощником. Но не поднималась рука. Вал, если хорошенько подумать, остался едва ли не последним из старого отряда. Вероятно потому ваграниец и не гнал его, что Валериано был живым напоминанием о том, что когда-то «Сотня» жила и работала в Гивое, что руководила ею Артанна, что в ней было столько хороших друзей. Что все это было, было по-настоящему, хотя с тех пор, казалось, прошла целая жизнь. И хотя у Веззама так и не сложилось доверительных отношений с Валом, этот парень всякий раз заставлял Веззама вспоминать, кто он, откуда и какой путь прошел. И еще, хотя ваграниец долго не решался это признать, он завидовал этому юнцу: несмотря на все пережитое, Валу хватило яиц стать достойным человеком, посмотреть вокруг и найти счастье. Веззам так и не смог.
Да и в остальном неплохим парнем был этот Вал. Только положиться на него не получалось: давно стало ясно, что он не бросит Эллисдор — слишком крепко с ним связан. А раз так, то первый дальний поход вынудил бы Валериано уйти окончательно. Единственный человек, ради которого он без раздумий бросился бы в самое пекло, к счастью, если и выжил, то был теперь недосягаем настолько, что остался лишь в кабачных песнях. Об Артанне еще пели — слишком уж яркой оказалась ее судьба. Хорошо бы, чтоб и впредь все ограничивалось лишь балладами.
Веззам увидел своего Второго у ворот цитадели — шел себе неторопливо, кудри развевались на ветру, походка беззаботная. Только цветка за ухом не хватало. Веззам сплюнул под ноги.
— А ну пошел сюда! — рявкнул он так, что спугнул ворковавших на стене голубей.
Вал неторопливо поравнялся с Первым.
— Ну привет, — и сразу же вытащил из-за пазухи сверток. — Это тебе от Кати. Свежая, с маслом и травами.
— Ты меня булками не задабривай. Время видел?
— А что? В наряды я не хожу. А бумагами да счетами могу и дома заниматься. Кстати, для тебя еще один подарок. — Валериано достал сложенный вчетверо лист. — Черсо написал. Наконец-то.
— Неинтересно.
— Врешь.
— Ладно. Но читать не буду, сам перескажешь по дороге.
Вал лукаво усмехнулся.
— Ну попробую. Письмо не очень новое, его мне передал купец, следовавший из Горфа в Эллисдор. Наших ребят он видел прошлой осенью в Анси. Итак, сначала наши друзья бежали в Горф, там сели на корабль до Варшуна. Но, прибыв туда, потерпели неудачу — вагранийцы пускали только эннийские корабли, и скорлупку наших авантюристов завернули. Владелец судна тоже оказался парнем целеустремленным и направился в Анси — решил дождаться открытия Тоннелей с имперской стороны. Так наши Черсо и Ралл оказались на Бельтерианских землях. Ждать, впрочем, пришлось настолько долго, что незадачливый капитан не выдержал и уплыл черт знает куда. А наши парни бездельничали, путешествуя по герцогству. Черсо там, к слову, весьма понравилось. Потом Белингтор подхватил какую-то заразу, слег. Ралл его выхаживал несколько лун в какой-то деревне. Затем прошел слух, что вагранийцы все же собрались открыть границы, и парни ломанулись в Гумертан — городок у восточного Тоннеля. Вот на пути туда их и встретил купец, который довез это письмо.
— Значит, не сдаются, — не снижая скорости, проговорил Первый.
— Никак нет. И, судя по всему, усилия их будут вознаграждены. Они расспрашивали всех об Артанне, собирали сведения. Это она, Веззам. Она жива. Наша Артанна — жива, — тараторил Вал, понизив голос. — Никто не знает, что происходит в Ваг Ране, но она победила того Данша. Отомстила за парней.
Веззам остановился, пристально глядя на Второго.
— Это в прошлом, — процедил ваграниец. — Выкинь дурь из головы и принимайся за работу.
Вал оторопел.
— Ты… ты серьезно? Это же Артанна. Твоя… Твой…
— Бывший командир. Пожелай она вернуться — вернулась бы. Или изыскала бы способ сообщить о себе. Но не сделала этого. Значит, мы ей не важны. А раз так, то и черт с ней, — отрезал Веззам и, увидев боль в глазах сослуживца, смягчился. — Слишком много времени прошло, друг. Мы не знаем, сколько всего случилось с ней за те годы. Мы не знаем, кем она стала. Но знаем, кем стали мы. Чирони мертвы стараниями Белингтора. Мы работаем на Хайлигланд. Мы вылезли из огромной задницы и стали достойными людьми. И я потратил на это очень много сил, Валериано. Жизнь на это положил. Прошу, не нужно будоражить умы тех, кто еще помнит Артанну. Ничего хорошего из этого не получится. Впервые я прошу тебя, а не приказываю.
Вал растерянно взирал на старшего товарища.
— Да я просто…
— Ты всегда был к ней очень привязан, знаю. И скучал по ней отчаянно. Я тоже скучал. Но жизнь продолжается. Было бы здорово однажды с ней увидеться, но мы не знаем, какой узор нарисует судьба. Прошу тебя снова, Валериано, ради твоей семьи и всего, что ты сам построил. Не искушай бога. Не иди за ней. Я пошел за Артанной нар Толл гораздо раньше тебя, и вот что скажу: бог всегда сохраняет ей жизнь ценой гибели других людей. И я не прощу себе, если тебя не уберегу. — Он пристально посмотрел в глаза присмиревшему гацонцу. — Мы друг друга поняли?
Вал открыл рот, попытался что-то сказать, но его горло схватил спазм.
— Да, — наконец прошептал он. — Видит бог, ты прав. И я ненавижу тебя за эту правду.
— Я и сам себя ненавижу. Пойдем работать. Через три дня выдавать жалование, и я хочу увидеть твои расчеты.