Санька-умник 3

Глава 29

Глава 29 12 апреля 1951 года

Я записал в журнал цифры артериального давления и частоты сердечных сокращений последнего из десяти летчиков и отложил карандаш в сторону.

Да, именно карандаш. В армии почти все карандашами пользуются, за исключением писарей в штабе.

Представьте себе взводного в окопе с чернильницей и перьевой ручкой. Представили? То-то.

Санинструктор — карандашиком пишет. Да, тот же генерал — опять же им. Только у него карандаши цветные. Скажем, Славянской карандашной фабрики. Несмотря на провинциальное местоположение, эта фабрика превосходит столичные в ассортименте продукции, выпускает не только простые карандаши, но и наборы цветных по 6, 12, 24, 36, 48, 60 и даже 100 штук в коробке.

Откуда я такое знаю? Давно уже здесь живу.

У меня сейчас томский карандаш. Их в этом городе каждый год миллионами выпускают. Стержни делают из графита, глины, сажи и жировых добавок, а для цветных карандашей используют ещё и пигменты, а так же воск.

Ничем не хуже такой карандаш, чем с фабрики Красина. Это, я так считаю. Хотя, некоторые и имеют совершенно иное мнение.

Только я отложил карандаш в сторону, как над аэродромом реванул сигнал тревоги. Последнего из моих подопытных летчиков из медицинского пункта как ветром сдуло.

Опять американцы летят бомбить мосты между Китаем и Северной Кореей? Ну, а что же иное?

Не знал я тогда, что и наш «русский» аэродром сегодня является их целью. Надоели мы им хуже горькой редьки, просто поперёк горла встали.

12 апреля 1951 года американские ВВС подняли в воздух всё, что было у них исправного из летающего на корейском театре военных действий. Одним махом решили обнулить и мосты и нас.

В сегодняшнем налете участвовали их двадцать восемь «сверхкрепостей» Б-29 и восемьдесят истребителей. Кожедуб поднял навстречу все, что было — сорок восемь МиГ-15.

Аэродром опустел, на нем осталась лишь дежурная пара. Это был огромный риск, но иного выхода у товарища Крылова просто не было.

В небо поднялись лучшие советские асы, в том числе и десять из них, что только-только приняли мою бабочковую настойку.

Соотношение сил было далеко не в нашу пользу.

Я эти расклады не знал, но глядя на опустевшее поле аэродрома, догадывался, что сегодня произойдёт что-то далеко не рядовое. Никогда ещё за один раз столько МиГов в небо не поднималось.

— Чего сидим? — рявкнул я на санинструкторов. Хоть сейчас они мне и не подчинялись, но по старой памяти их как пружинами подбросило.

— Быстро! Быстро! Быстро! — торопил я парней. Мог бы этого и не делать, но, опять же — привычка…

Менее чем через полчаса воздушного боя десять американских бомбардировщиков-сверхкрепостей горели на земле, ещё пятнадцать были повреждены. Они, кто как смог, развернулись и ушли обратно.

Четыре истребителя F-86 были сбиты. Сколько оказалось подбито — точно неизвестно. Они, дымя, уходили в сторону моря, куда советским пилотам летать было строго запрещено. Никак нельзя было допустить, чтобы в случае какой-то аварии или неудачи в бою наш самолет, а тем более — летчика, захватил противник.

У производителей сверхкрепостей в этот день наступили просто именины сердца. После сегодняшнего боя заказы на них должны были как из прохудившегося мешка посыпаться. И — посыпались. Они, если справедливо рассудить, должны теперь нашим летчикам каждый вечер стол накрывать. Причем, не абы какой, а богатый. Очень богатый.

В небе в сей момент наблюдалось такое количество парашютов, что участникам боя казалось, будто сбросили целый десант.

12 апреля 1951 года большое количество пилотов и членов экипажей из США, Австралии и других стран коалиции попали в плен.

Американцам в результате налета удалось повредить лишь одну опору моста, которую китайские товарищи быстро отремонтировали.

— Одиннадцать, тринадцать, четырнадцать… — я считал возвращающиеся самолеты. — Двадцать пять, двадцать шесть…

Все советские летчики без потерь вернулись на базу.

Это надо же!

Некоторые МиГ-15 были с пробоинами. Ими тут же занялись. Кто этих вражин знает. Может, они к вечеру, хоть им и по зубам надавали, опять сунутся.

— Семь, восемь. — Борис Абакумов вёл счёт пробоинам на своем самолете.

Я как раз находился рядом, высматривал, не нужна ли кому моя помощь.

— Смотри, где застряла. — лётчик выколупал крупнокалиберную пулю из переплета кабины. — Немного ей не хватило… Всю жизнь теперь её хранить буду.

Да уж… Сувенирчик…

Тут сзади кто-то хлопнул меня по плечу. Я повернулся.

А, товарищ Крылов собственной персоной.

— Молодцы твои-то… — таким довольным я Кожедуба ещё никогда не видел. — Молодцы! Иначе сказать нечего!

Это он про моих «бабочников».

— Порхают как бабочки, а жалят как пчела!

Вот! А ещё это выражение приписывают Касиусу Клею, позже поменявшему свое имя на Мухаммеда Али, после того, как он стал мусульманином. Кожедуб это сказал, а не какой не американский боксер.

Позже, день 12 апреля 1951 года в истории американских ВВС назовут «черным четвергом», а уже завтра объявят траур. Самолеты же коалиции в воздух не осмелятся подниматься неделю.

Участок границы вдоль реки Ялуцзян американцы окрестят «аллеей МиГов», где будут стараться с тех пор особо не появляться даже при своем численном превосходстве.

— Отметили день космонавтики… — вырвалось у меня, когда я услышал предварительные сведения о потерях американцев.

Кожедуб, который стоял рядом, не обратил на мои слова внимания. Я же прикусил свой язычок. До полета Юрия Гагарина было ровно десять лет. А ещё, именно 12 апреля, ровно через 20 лет после полёта Юрия Алексеевича, будет дан старт первого пилотируемого полёта по американской программе «Спейс Шаттл».

Но, всё это ещё будет…