Глава 28 Возвращение на аэродром
— Вернулся? — таким вопросом встретил меня Кожедуб.
Извиняюсь, не Кожедуб, а товарищ Крылов. Так значилось теперь в документах, которые ему были выданы перед отправкой в Китай. Кожедубом лётчика-аса было называть строго-настрого запрещено.
Отправка на Корейскую войну стала для Ивана Никитовича полнейшей неожиданностью.
Как говорят, словно гром грянул.
Представляете, отдыхаешь со своей законной супругой в Кисловодске, горя не знаешь, а тут тебе посреди ночи — настойчивый и весьма уверенный стук в дверь.
Такие стуки обычно ничем хорошим не заканчиваются…
На пороге — офицер МГБ, который совершенно ничего не объясняя требует следовать за ним в машину!
Мать!!!
Всю дорогу Иван Никитович перебирал в памяти свои последние слова и действия, причем — за несколько последних месяцев.
Что не так?
Где проштрафился?
Сболтнул лишнего?
Ещё что-то?
В тюрьму?
За что?!!!
Однако, привезли его не в тюремный каземат, а в местный горком партии.
— Ждите. — офицер МГБ кивнул на телефон. Кивнул и вышел.
Что ждать?
Сколько?
Кто звонить будет?
Почти через час позвонил Василий Сталин, командующий авиацией Московского военного округа. Сын Самого.
Уффф…
Нет, не внезапная опала… Слава тебе, Господи!
Утором Кожедуб уже летел в Москву, а оттуда спецрейсом и дальше.
Куда? Много будете знать — скоро состаритесь… Куда следует.
Официально в войне на стороне северных корейцев товарищ Крылов не участвовал, а только выполнял роль инструктора. Но, все же, советский ас не мог усидеть на земле — гвоздями-то к ней его не прибили. Во время каждого значимого боя Иван Никитович поднимал в воздух свой МиГ, превращенный в командный пункт, и лично наблюдал за ходом сражения.
Однако, об этом всем, находящимся здесь, строго велено было помалкивать, иногда Кожедуб все-таки вступал в воздушные бои. Даже и подбивал самолеты объединенных сил ООН. Ну, понятно, американские. Счёт его победам рос.
— Что, опыты на нас будешь ставить? — Кожедуб постучал пальцем по листу бумаги, лежащему перед ним на столе.
— Иван Никитович… — по-свойски начал я.
До отлета в Томск мы были с ним на дружеской ноге. Так уж как-то получилось. Иван Никитович был непрост характером, но у меня с ним было всё гладко.
— Ладно, ладно. Шучу. Всё мне сообщено. Дело это, капитан, нужное.
Кожедуб-Крылов опять постучал по бумажному листу. Раньше я за ним такой привычки не замечал.
— Сколько тебе народу понадобится? — без долгих проволочек лётчик перешел к делу.
— Десять человек, — тут же ответил я. Так у нас было спланировано с Вершининым. Ограничение по количеству участвующих в испытании бабочковой настойки проистекало от её малого количества.
— Пятая часть летного состава… — озвучил свои сомнения Кожедуб. — Не траванёшь? Нам ведь летать надо.
— Всё будет хорошо, товарищ Крылов. С академиком Вершининым мы всё рассчитали и…
— Ты, давай, за академиком не прячься. Спрос у меня за всё с тебя будет, — не дал мне договорить лётчик, прервал на середине фразы.
— Так точно. С меня. — кивнул я Крылову-Кожедубу с совершенно казенным лицом.
— Когда начинать думаешь? — был задан мне очередной вопрос.
— Прямо завтра. С утра.
— Правильно. Раньше начнем, быстрее закончим. — Кожедуб опустил глаза на бумагу с полученным предписанием по поводу исследования.
Как накануне было обговорено, после завтрака я и приступил к тому, что запланировал академик Вершинин на данном этапе нашей совместной работы. Летчики с шуточками и прибауточками принимали внутрь бабочковую настойку.
— Это вместо ста грамм?
— Хвост у меня от этих капелек не вырастет?
Это и подобное я слышал и в первый день, и в следующий.
Двенадцатого апреля всё тоже шло своим чередом. Перед приемом препарата я опросил каждого из лётчиков об их ощущениях, состоянии и прочем, нужном мне, после попадания в их организм бабочковой настойки.
— Летал как Бог!
— Каждый день такое теперь давать будут?
— А, побольше нельзя?
Стимулятор летчикам нравился, побочных явлений, по их словам, у членов группы не наблюдалось.