— Уверен? — доносился до нас грозный голос яичного голема-яйцекрата. — Это необычные яйца, их нельзя не заметить. Яйца говорят, что видели одно из них парящим в воздухе над деревней.
— Летающее над деревней яйцо? — уточнил Яйцерик. — Нет, я бы заметил.
— Но если вдруг заметишь…
— Первым делом сообщу, конечно.
Голем молчал. Дверь не захлопывалась. Я мучительно хотел кашлянуть, но держался. Мы все сидели за столом: Яйцерина, Диана, Фиона и я. Даже ворон. Правда, он скорее сидел на столе. То, что яйца не ели в привычном смысле этого слова, не мешало им сидеть за столом перед пустыми тарелками. Это было важной частью семейной традиции в каждом доме.
— С ними была птица, — сказал, помолчав, голем. — Чёрная птица. Я понимаю, если вы подумали, будто они священны и спустились с неба, чтобы положить конец нашему господству, но…
— Нет у вас никакого господства, сектанты! — разозлился Яйцерик. — Яйца веками жили, как мы, яйцеверы! А вы — всего лишь кучка помешавшихся…
Смех голема его оборвал. У голема было преимущество: он говорил и смеялся всеми яйцами сразу, то есть, был громче любого отдельно взятого яйца.
— Ты не так уж стар, Яйцерик, но Высшая Яичница уже совершенно не озаряет своим сиянием твой желток. Скоро, скоро прилетят Благословенные Птицы. И куда, как ты думаешь, положат они новые яйца? В безопасное место на ровной площадке, где все яйца стоят чистыми и красивыми в ожидании перерождения, или в какую-то непонятную деревню, где яйца бегают и прыгают, ежесекундно рискуя быть разбитыми? Они положат яйца к нам, Яйцерик. Ещё две-три кладки, и мы поглотим твою деревню, как поглотили десятки деревень до этого. Многие из твоих так называемых «яйцеверов» уже добровольно присоединились к нам. Посмотри. Узнаёшь ли ты вот это яйцо, составляющее меня?
— Яйцериса! — ахнул Яйцерик.
— Да, это я, — раздался одинокий яичный голос. — Я отвергла свою яичность, и с тех пор в мой желток пролился свет Высшей Яичности. Я провожу дни в любви ко всему сущему.
— Мы не враги, Яйцерик, — вновь заговорил голем всем големом. — Когда ты позволишь себе это понять, твоя жизнь изменится.
С грохотом захлопнулась дверь. Послышался характерный звук перекатывающегося яйца. Я тихонько откашлялся. В трагическом молчании Яйцерик запрыгнул на свой стул и уставился в пустую тарелку. Отчётливо было слышно, как на стене тикают часы в форме яйца.
— Хватит! — вдруг рявкнул Яйцерик, и тарелки на столе подпрыгнули так, будто бы он стукнул по нему кулаком.
— Охеррррррел? — обиделся ворон и на всякий случай перебазировался на плечо Диане. — Ррррразоррррррался!
Полностью проигнорировав птичку, Яйцерик обратился ко мне:
— Поначалу я действительно думал, что вы пришли с неба помочь нам в борьбе. Но пора открыть яйцо на очевидное. Яйцефиона только и делает, что гуляет в лесу, рискуя столкнуться с тайной кладкой яйцекратов. Яйцедиана вообще ничего не делает. Птица только ругается. А ты, Костя Старательное Яйцо, самый лучший из всех, так и не научился отличать яйцо от яйца!
— Как ты меня назвал? — вытаращил я глаза.
— И меня! — подхватила Диана.
Фиона молчала. Она вообще после своих лесных трипов стала молчаливой, и сейчас-то пришла только потому, что вечер приближался, а вечер приносил запах гипотетического бухла. Всё-таки от алкоголизма ни в какой лесной дзен не спрячешься.
— Папа сделал тебе комплимент, — пробормотала Яйцерина. — Только представители самых знатный родов имеют право…
— Молчи, Яйцерина! — Яйцерик снова стукнул невидимым кулаком по столу. — Вы, пришельцы, того и гляди спровоцируете войну, и виноват буду я. Моя семья понесёт ответственность за вас! Я не могу этого допустить.
— Выгоняете? — спросила Диана.
Паники у неё в голосе, мягко говоря, не слышалось.
Яйцерик замялся. Я мысленно фыркнул. Быстро же у него запал иссяк.
— Ещё три дня, — промямлил он. — Если через три дня Костя Старательное Яйцо не научится отличать яйцо от яйца, вы покинете мой дом. Я не имею права рисковать своими яйцами.
— Понимаю, — сочувствующе сказала Диана. — Яйца — они одни, на всю жизнь. Да же, Фиона?
Фиона негромко на неё зашипела, давая понять, что убила бы, да нечем. Я сильно наклонил голову, чтобы не было видно попыток сдержать смех. Но Яйцерик заметил.
— Вам смешно? — закричал он, подпрыгнув на стуле (как?!). — Вы потешаетесь над яйцами, которые дали вам приют? Которые делятся с вами благодатью? У нас, между прочим, её не так уж и много!
— Папа! — одёрнула его Яйцерина.
— Что «папа», что «папа»? Ты была в гостях целую неделю, ты не видела, как они оставляют полные тарелки! Благодать быстро портится, ты же знаешь. Да все знают! Мне приходилось её выбрасывать, совершая тяжкий грех!
— Простите, — подняла руку Диана, как примерная школьница. — А о чём вообще речь? Что за «благодать»?
— То, что лежит у тебя в тарелке, неблагодарное яйцо! — крикнул Яйцерик.
— О… — Диана взяла ложечку и потыкала пустоту. — Так это надо есть? Я не знала.
— А вы что, думали, мы тут просто так сидим перед пустыми тарелками?
— Нет-нет, — поспешил я заверить Яйцерика.
Я тоже взял ложку. Ощущение было такое, будто с ребёнком играешь. Зачерпнул ничто, сунул в рот, прожевал, проглотил. Прислушался к ощущениям — мало ли…
— Я не могу смотреть на это глумление! — Яйцерик свалился со стула и стремительно выкатился за дверь.
— Нафиг, — решительно сказала Диана, когда мы вышли на улицу после ужина.
— Действительно, — подхватила Фиона. — Если у них и алкоголь в таком же духе…
— Тихо вы! — одёрнул я обеих. — Не хватало ещё, чтобы нас в самом деле выставили.
— А что мы теряем? — посмотрела на меня Диана, озарённая лучами заходящей яичницы и очень при этом красивая, несмотря на изрядно пошорканное платье. — Миску «благодати» вечером и нытьё яйца?
— Крышу над головой мы теряем, — проворчал я. — Плюс, может, он вообще психанёт и сдаст нас яйцекратам. А те — сама видела, ребята спокойные, но их бронепоезд стоит на запасном пути.
Фиона, вздрогнув, потёрла затылок, куда прилетело яйцом-камикадзе.
— Ну и свалим сами, — сказала Диана, сложив руки на груди. — Поживём в лесу. Фиона же, вон, как-то справляется.
Я тихонечко взоржал.
— Не поняла юмора, — процедила сквозь зубы Диана.
— Фиона — частично кошка, у неё инстинкты есть, которые не только бухать зовут, — пояснил я. — Я, допустим, тоже в походы ходил, в школе. Да и так, на шашлычки с пацанами ездили, планировали на день, зависли на неделю. Потом, у нас с Фионой хоть шмот соответствующий. А ты в своём платье как в лесу жить собралась? Ты вообще себе представляешь, что это такое? Мне таки кажется, что твоя крутизна — больше в городских условиях проявляется.
Диана презрительно фыркнула на меня и отвернулась к яичнице, почти сползшей за горизонт. Но, что интересно, промолчала. Секунд пять. Потом буркнула:
— Всё-то тебе моё платье покоя не даёт.
— Есть немного, — признался я. — Я не говорил, что работаю внештатным агентом передачи «Снимите это немедленно»?
Тут Диана повела себя совершенно неожиданно. Она усмехнулась и вдруг, придвинувшись ко мне, склонила голову к моему плечу.
— Херррррасе, — отреагировал ворон на крыше яйцедома.
Фиона ничего не замечала, либо ей было поровну. Она вдруг задалась вопросом:
— А если мы отсюда уйдём — что дальше? Так и будем прыгать из мира в мир, спасаясь от агентов?
— Да упаси господь! — содрогнулась Диана. — Это были временные трудности. Которые возникли, кстати, из-за вас. Обычно я работаю гораздо более аккуратно и почти совсем не попадаюсь.
— Так что мы будем делать? — не отставала Фиона. — Куда подадимся?
— Планов — громадьё, — вздохнула Диана, всё так же прислонившись ко мне. — Выбраться, Шарля-корабля отыскать. Потом заработаем немного деньжат, мир себе построим.
— Мир? — переспросил я.
— Ага. Какой-нибудь плёвый мирочек, вне официальной Сансары, чтоб можно было спокойно отдохнуть.
— Для этого ведь Творец нужен.
— Да есть у меня один на примете… Может, и Творец, чёрт его знает.
Как-то меня всё это настораживало. И тон Дианы, и это её показное прижимание… Но я по жизни руководствуюсь принципом: «Дают — бери». А потому правой рукой осторожно её приобнял. Ну, ничего так. Искры из глаз не полетели, ничего нигде не сломалось. Едем дальше…
— Руку сломаю, — предупредила Диана, когда я «поехал дальше».
— Понял, поторопился, — сказал я и вернул руку на талию.
— А что если набрать камней? — предложила Фиона. — Побольше! Завернём во что-нибудь. И ночью просто побежим к порталу, разбивая всех яйцекратов?
Сзади стукнула дверь.
— Не надо этого делать, умоляю вас! — обеспокоенно заверещала Яйцерина. — Вы не знаете, на что они способны! Конечно, вы — очень быстрые, сильные и крепкие яйца, но яйцекраты хитры и коварны! Они сидят неподвижно и копят силы. И сил у них очень много! В конце концов, они задавят вас численностью.
Диана резко от меня отстранилась, я убрал руку с её талии, и мы обернулись.
— Э-э, — сказал я. — Хм… Отлично выглядишь, Яйцерина.
— Это что, занавеска? — заинтересовалась Фиона.
Диана обошла меня и влепила ей подзатыльник. Фиона ойкнула по-филеасовски.
— Никогда нельзя говорить про платье девушки, что оно — занавеска, — прошипела Диана.
Яйцерина налилась таким густым багрянцем, что даже мне сделалось неудобно. Посередине её обхватывала и вправду кухонная голубенькая занавеска, свисающая сантиметров на двадцать ниже, собственно, Яйцерины. А самый замес заключался в том, что Яйцерина не стояла на земле, а левитировала на уровне моего плеча.
— Спасибо, — пробормотала она, отвечая мне. — Я рада, что тебе нравится. Мне просто показалось, что ты любишь яйца в красивой обёртке, вот я и…
— Ты про меня? — спросила Диана. — Не-не, не парься! Мы — просто партнёры. Да же, Костя?
— Конечно! — не моргнув глазом, соврал я. — Ты куда-то собираешься?
— Уже восемь часов, — пробормотала Яйцерина.
— А, помню, конечно, — кивнул я. — Идём?
— Да! — обрадовалась Яйцерина и подлетела ко мне. Я, помешкав, положил руку ей на… талию, что ли…
— Удачи! — хлопнула меня по спине Диана. — Если что — мы рядом.
Угу, рядом они. Лучше бы спать ложились, честное слово. Однако это мы уже обсуждали. Диана почему-то категорически не хотела отпускать меня на свиданку совсем одного.
— Слушай, а как ты это делаешь? — спросил я, когда мы отошли от дома шагов на десять.
— Что именно? — спросила Яйцерина.
— Ну… летаешь.
— Костя Старательное Яйцо, ты меня смущаешь!
— Извини, я просто не в теме…
Некоторое время мы шли в молчании. Яичница зашла, на небе белело Ночное Яйцо. Улицы пустовали. Тихо было… Интересно, а где, собственно, гулянка-то? Что-то я своим тренированным шестым чувством никаких признаков не ощущаю.
— Любовь, — тихонько сказала Яйцерина.
— Чего? — переспросил я.
— Когда яйцо встречает свою истинную любовь, оно воспаряет над землёй, и уже при жизни становится ближе к Благословенным Птицам.