Сага о йорге (СИ)

2 Марга

Крик и стук в ворота грянули где-то к полуночи, подняв на ноги всех обитателей полуразрушенного пожаром бурга. Наверное, в створку били обухом топора; хрипло затрубил рог, захлебываясь под дождем; за воротами завопили и засвистели. Накрывшись старой козьей шкурой от дождя, хозяин руины пошлепал по грязи встречать гостей.

— Я — Вилфред, иерим Волфгрика… — говорил старик, снимая подпорку, удерживающую ворота. Голос барона дрожал и срывался, больше напоминая плач, или испуганное блеяние овцы перед стаей головных волков. Если бы прибывшие воины захотели, то могли бы и не трубить в рог, не вопить и не стучать, а просто хорошенько толкнуть разрушенные при штурме створки — всё бы рухнуло. Можно было и другим способом пробраться внутрь — не побояться расквасившейся грязи, обойти остатки стены на два десятка шагов вправо и перескочить через поваленные бревна частокола.

Маргарез, дочь иерима, и еще две женщины — серорясая годиянка Парсена и полубезумная рабыня Грета, из келгов, как только услышали шум, торопливо взобрались по приставной лестнице в мансарду донжона, вытащили за собой сходни и затаились, рассматривая то, что происходило во дворе бурга через щели в ставнях сохранившейся люкарны.

Как только ворота открылись, во двор, словно прорвало, повалили конные воины. Сколько же их? Десяток? Нет, больше… Хорошие, породистые, хоть и заляпанные по уши грязью лошади, на всадниках — добротные меховые плащи и накидки, шлемы, доспехи.

Знать. Королевские всадники.

— Я — Вилфред, иерим… — хозяин бурга-руины еще пытался что-то сказать, но один из конных толкнул старика конем, от чего дряхлый хозяин Волчьего ручья не удержался на ногах и сел задом в грязь.

Воины уже заходили в башню и заводили лошадей, спеша укрыться от дождя. Заблеяла коза, всполошились куры, загоготали несколько чудом уцелевших гусей, которые жили вместе с людьми в руинах.

— Ого, тут есть чем поживиться! — крикнул кто-то из непрошенных гостей, бросаясь к животным, уже вытаскивая козу за рога ближе к огню. — Здесь еще и корова!

Часть крыши донжона вместе с перекрытием была обвалена, деревянное строение сверху заливала дождевая вода, размывая сажу пожарища. В одном углу, под наиболее сохранившейся частью кровли, на грязной и подмоченной соломе возле временного маленького очага обитали люди; в других углах руины на такой же соломе или просто в грязи ютилась скотина и птицы, уцелевшие после визита в Волчий ручей банды северных варваров, сородичей рабыни Греты — келгов.

— Только не корову! Не трогайте корову! — скулил Вилгфред, пытаясь пробраться между прибывших воинов и их лошадей до закутка, где содержали скот. — Корова у нас осталась одна, мы погибнем от голода без молока! Помилуйте, вы же наши, королевские, вы не келги, не эти бешеные псы из Северных островов!

Однако на старика никто не обращал никакого внимания. Прибывшие споро хозяйничали; в уцелевшей половине башни на месте временного очага уже разгорался большой костер, подкормленный всем, что не очень намокло и могло гореть. Устанавливали вертел; захрипела перерезанным горлом коза. Кто-то уже потрошил кур и гусей, ревела единственная кормилица…

Грета, служанка, забилась в щель, закрыла уши руками и беззвучно рыдала, отчаянно раскрыв рот. Персена тоже спряталась, отсвечивая бледным перепуганным лицом из темноты. Девятнадцатилетняя, от роду шальная и неистовая дочь барона вдруг сорвалась с места, словно ее подкинуло. Зарычала зверем; схватила копье, с которым уже давно никогда не расставалась, и кинулась к проему. Без лестницы, с высоты в два человеческих роста соскочила со второго этажа, прыгнув прямо в лужу, мелькнув длинной юбкой и разметав волосы; ветром пронеслась между воинов и сразу, изо всех сил огрела копьем, как дрючком, по рукам ладскнехта, который уже накинул корове на рога веревку и вытягивал ее из стойла. Изо всех сил оттолкнула в грудь вора — пока не пришел в себя; затолкала назад, заслонила собой кормилицу, нацелила копьё — а ну, попробуй, кто ещё — только подойди!

— Ого! — ошеломленно загудели рыцари. Все пытались сейчас разглядеть смелую воительницу, которая словно свалилась с неба. — Однако! Вот это да!

— А здесь, кроме ужина, можно полакомиться и еще кое-чем сладким!

Гости Волчьего ручья захохотали и засвистели. К дочке иерима, которая теперь уже испуганно и затравленно озиралась, целясь копьем то в одного, то в другого, вальяжно подошел один из всадников. Оттолкнув других псов, привлеченных запахом самки перед Маргой остановился настоящий красавец: моложавый, полнотелый, лощеный, в обляпанном грязью бобровом плаще, под которым угадывались богатые доспехи, украшенные блестящими камнями. Шутливо поклонился.

— Простите, квинде, но королевских воинов, особенно если это свита принца, нужно кормить и обогревать. Они, знаете ли, хотят свежего мяса… Посмотрите на них: голодные, уставшие, промокшие под дождем… — и, как только Марга отвлеклась, глянув туда, куда он указал рукой, красавец вдруг стремительным движением схватил копье у наконечника. Черноволосая растерянно дернула — раз и еще раз, пытаясь высвободить оружие, но тщетно — рука мужчины была крепкой.

— Где гостеприимство обладателей Вольфгрика? — продолжал издеваться вельможа, удерживая копье.

Вельможа жадно, нагло и бесцеремонно разглядывал, будто ощупывал разметавшиеся, черные как смоль, вьющиеся крупными кудрями волосы, высокую грудь, тонкую талию. Марга от природы была очень смуглой; карие, круглые, шальные глаза метали молнии под черными соколиными бровями. Немного портили облик девушки жесткие складки у рта; тонковатые губы, короткий нос, показывающий слишком вывернутые вперед нервные и шевелящиеся при дыхании — как у зверя — круглые ноздри.

Наглец даже чуть склонился, склонил голову на плечо, явно пытаясь заглянуть на девушку сбоку, за спину — какая она там? Нет ли какого изъяна? Хороша ли у этой лошадки попка?

Марга сейчас действительно походила в своем порыве на породистую, ладную статью, молодую, необъезженную — и от того шальную, непокорную и злую вороную кобылу. Но в полутьме, в суете, ослепленные жеребиной похотью, гости Волчьего ручья не могли разглядеть другого: нет, это не просто норовистая лошадка. Это совсем не домашнее создание; это вольный лесной зверь, черная волчица, ставшая на защиту своей территории — отервенелая, дикая, готовая в любой момент кинуться и перегрызть горло. Да, сейчас Черная сделала ошибку в своей ярости — кинулась в сражение и попала в капкан; испугалась — да, испугалась; растерялась и сникла. Но от этого не стала менее опасной.

Наглый вельможа не заметил угрозы. Закончив осмотр воинственной коровьей защитницы, шутливо закатил глаза и обольстительно растянул губы в фальшивой улыбке.

— Произошло чудо, пышная квинде! Я уже влюбился! На эту ночь мое сердце принадлежит вам! — И, не выпуская копья, обернувшись в сторону других воинов: — Слышали? Мы уже договорились с этой черноволосой! Она — моя! Я вам потом расскажу, какого цвета у нее волосы между ногами! Если вдруг увижу в темноте!

— Почему этот барон Эндьяр всегда первый? Эй, красавица, а еще такие же красотки в этой лачуге есть? — Рыцари смеялись и выпускали сальные шутки. — Чернявая, я лучше барона, иди ко мне!

— Нет, я больше промок, обсуши меня своими волосами! — гоготали еще.

Сквозь разгоряченных воинов наконец протиснулся старый Уилфред.

— Я — иерим Вилфред унд Вольфгрик, мои предки сражались вместе с королем Гардриком на поле Черных мечей! — пытаясь гордо выкатить старческую грудь, проблеял хозяин Волчьего ручья. — Это моя единственная дочь, благочестная Маргарез! Четверо моих сыновей, а ее братьев погибли под стягами короля Виллияра!

Вилфред стал возле дочери, пытаясь заслонить ее собой от жадных взглядов, спрятать за спиной. Однако красавец-барон оттолкнул старика. Потянул копье к себе, пытаясь схватить девушку за руку. Некоторое время продолжалась нелепая игра, по-видимому, доставлявшая вельможе удовольствие.

— Отпусти её! — невысокий и невзрачный воин положил руку на плечо разыгравшемуся барону. Молодой рыцарь тоже был в дорогом наряде, но с виду — гораздо моложе, мельче и слабее остальных. Почти юноша.

Разгоряченный красавец в бобровом плаще люто обернулся — кто посмел?

— Не трогайте ее, барон, — юноша спокойно выдержал бешеный взгляд противника. — Эти дворяне — верноподданные моего отца.

— Как скажете, принц, — недовольно буркнул вельможа. Взглянул на Маргу еще раз — уже с нескрываемым презрением. — Вы правы, принц. Эта верноподданная… корова слишком грязная для барона Эндьяра. И, к тому же, дикая. Никакой учтивости.

Резко отпустил копьё. Марга чуть не упала, но удержалась, упершись спиной в коровий бок.

Барон Эндьяр, лишенный развлечения, по-видимому решил отыграться на тщедушном юноше. Нагло уставился на того, кого называл принцем, кривя лицо гадливою улыбкой.

— Так Вам, Ваше высочество, нравятся черномазые грязные селянки? А мы все думали, что Вы вообще равнодушны к женщинам.

Среди воинов полетело тихим смешком. Сейчас все смотрели на Олга. У невысокого и худощавого принца было плечо было немного выше другого; он еще и сутулил спину. Заметно было, что напыщенный барон задел принца за живое. Что-то там было; была какая-то история с красавицами… На лице юноши мелькнула тень. Показалось, что он скрипнул зубами от обиды. Но проглотил. Не нашел чем ответить.

Барон, удовлетворившись местью, высокомерно отвернулся, махнув фалдой бобровой накидки, и пошел к костру, оттолкнув кого-то пути.

Принц Олг постоял, думая о чем-то своем, еще больше сгорбившись и нервно схватив себя рукой за подбородок, словно боялся повернуться и показать придворным свое лицо. Может, он плакал?

— Убирайтесь! — исподлобья взглянув, наконец, на Вилфреда и Маргу, сказал саарский наследник. — Берите корову, и все ваше, и — убирайтесь. Спрячьтесь где-нибудь. Мы здесь переночуем и утром поедем.

Отец потянул Маргу, пытаясь увлечь к выходу, но она стояла неподвижно, во все глаза рассматривая принца. И эти глаза не сулили ничего хорошего.

— Прочь! — махнул рукой Олг, и отвернулся, видимо, считая разговор законченным. — Идите прочь!

— Заплатите нам! — вдруг выкрикнула Маргрез. Черная волчица, почуяв слабину, увидев перед собой жертву послабее, кинулась в атаку. — Заплатите за козу и за птицу, потому что это все, что осталось от иеримства! Потому что это вы, вы должны были в прошлом году нас защитить, а вы сидели в своих крепостях, пока келги, словно бешеные псы уничтожали здесь всех и все!

Вилфред испуганно оглянулся на дочь, замахал на неё руками, забормотал: «Что ты такое говоришь?»

Олг остановился, замер, словно его ударили, глядя куда-то вниз. Его плечи сейчас выглядели еще более сутулыми, как будто на них лежал тяжелый груз.

— Сколько стоит твоя коза? — не поднимая глаз, глухо спросил принц.

— А сколько стоит сожженный замок, убитые крестьяне, разоренная земля? — не спускала тона Маргарез.

Принц промолчал.

— Что вы думаете, принц? — вмешался все тот же красавец-барон, уже успевший усесться у костра, и хлебнуть из походной фляги. — Эта черномазая корова еще и смеет разговаривать. Оставьте этих убогих. Все равно денег у нас нет. На всех таких оборванцев не напасешься. Гоните попрошайку, или давайте я с ней еще поговорю…

Эндьяр мстительно ощерился и потянулся за плетью.

Олг оглянулся на Эндьяра, и отчего-то скривился, словно вид барона доставлял ему мучение. Повернулся опять к Марге, не решаясь встретиться взглядом, глядя вниз на мокрую солому под ногами. Пощупал на поясе, там, где обычно привязывают кошель… Еще подумал. Взглянул себе на левую кисть. И, словно решившись, снял что-то с мизинца и протянул наследнице Волчьего ручья.

— Это все, что я могу тебе дать.

Марга взяла дар саарского наследника, и почувствовала у себя в ладони кольцо.

«Нет, не все, — подумала про себя Черная волчица. — У тебя, мозгляка, еще кое-что есть. Ты мне заплатишь по-настоящему».

Парсена появилась в Волчьем ручье еще тогда, когда замок только строился, а Маргарез было лет восемь. Такие как Персена — мужчины и женщины, молодые и старые, одетые в серые сутаны, со знаком Мертвой головы на груди все чаще появлялись в Прикитовье и в Вестании. Годиянцы, Серое братство, последователи нового бога. Говорили, что даже Мать-королева поддалась на их проповеди, и появляется на людях в сером балахоне. Король Виллияр, чтобы одолеть соперников и взойти на трон, пятнадцать лет назад заключил союз с серыми; как ни противились этому вейданы — жрецы старых богов, остановить серую навалу не получилось: вслед за союзниками короля, «мясорубами» — пехотными полками Кангрумских наемников в Саар с юга хлынула волна серорясых проповедников.

— Это хорошо, что он дал тебе ярмер со своей руки, — скрипела Парсена, внимательно разглядывая подарок принца. Перстень был недорогой, медный, с грубо выплавленным изображением человеческого черепа. — Этот перстень — знак принятия истинной веры. Это у него от матери-королевы. Он сам по себе хоть и стоит — пару медяков, но рыцарь вернется за ним. Точно — вернется.

Маграрез прикасалась к кулону у себя на груди под одеждой — изображению мертвой головы, такой же, как и на ярмере принца. Он вернется.

У Парсены ярмер был каменный, тяжелый и большой, и висел на веревке на груди поверх серой сутаны. Принадлежность к вере предписывала монахам — проповедникам заповедей Исартура — мужчинам и женщинам полностью избавляться от волос на лице, и, частично — на голове. Годиянка всегда носила с собой, прятала в рукаве небольшое острейшее лезвие — заккурт, с помощью которого срезала ресницы, сбривала брови и волосы над лбом до самой макушки, — чтобы лицо и голова были похожи на череп. Сходство дополнялось ежедневно втираемыми в щеки и лоб цинковыми белилами и никогда не сходящим с лица проповедницы постным выражением.

— Повторяй за мной: Создатель наш, который положил свою Голову за нас, и дал нам свет и разум, и любовь к братьям нашим… — говорила Парсена, положив руки себе на виски так, будто собиралась оторвать и кому-то отдать собственную голову, кланяясь перед затрепанным свитком пергамента.

Десятилетняя Маргарез также клала руки на голову и неумело кланялась.

— И избави нас от Черного зла, и укрепи серую стену, отделяющую свет от тьмы, и избави нас ярости своего демона — пятилапого Белого зверя.

Марга, высунув язык, старательно царапала острием на дощечке, покрытой воском, странные знаки — буквы, и училась их составлять в слова.

— Любовь! Любовь к Творцу своему, и брату своему, и врагу своему, — вот путь к Вечному свету!

В годиянке ощущалась сила. Нет, это не была сила самой Парсены. Марга всегда знала — ее наставница — ничто, повторяющее чужие слова ничтожество, всего лишь сухонькая безликая старушка, страдающая от несварения и храпящая во сне. Чувствовалось, что где-то там, далеко, на Юге, в Иллирии и Тракии, в Кангруме и в городах на побережье будто образовалось огромнейшее серое пятно — как озеро, как море, захватившее и утопившее в себе целые страны и народы. И эта силища выплескивалась, дотягивалась волнами, брызгами и пеной к новым и новым землям. Вот — Парсена; маленькое пятнышко, след брызнувшей и сюда, в Волчий ручей серой силы. Марга принимала эту силу и верила в нее.

— Повторяй за мной: Создатель наш, сотвори этого человека, так я его сотворила, и отдай мне душу его, и ум, и помыслы, — говорила старая годиянка, накидывая петлю, сплетенную из волос Маргарез, на голову кукле. Для проведения ритуала проповедница отрезала от подола своей сутаны клочок полотна и закутала в него собственный ярмер. Долго молилась, подносила завернутый в ткань камень ко лбу, грела его дыханием, плевала… И вдруг продела ярмер в кольцо. Как ей удалось это сделать — Маргарез совершенно не понимала: камень был немаленьким, размером с кулак, а кольцо — обычное, скорее, для женского пальца, не зря даже щуплый принц носил его на мизинце.

Взрослая, сегодняшняя, пережившая нападение северных варваров, пожар и разрушение бурга, унижение от королевских всадников, успевшая совсем недавно похоронить отца Маргарез затягивала петлю из собственных волос на шее куклы и повторяла вслед за Парсеной:

— И отдай мне его душу и помыслы…

Он появился чуть больше чем через полгода — в конце лета, и тоже под дождем. Правда, на этот раз не лило, как тогда, когда он появился впервые, в сопровождении королевских всадников, а лишь моросило, но было почти так же холодно. Он приехал один, насквозь промокший, больной. С трудом слез с коня. Маргарез положила его в донжоне, который так и не успели за лето отремонтировать. Старый иерим Вилфред, проболев недолго после визита королевской свиты, умер весной. Марга осталась полновластной хозяйкой полуразрушенного Волчьего ручья, десятка недобитых крестьян с единственной лошадью и долгих рассказов о славных подвигах предков.

— Синедум убил Байрада, сказав, что тот его хотел отравить. Мою мать бросили в подвалы Трухарта, объявив, что она пособница Серого братства, и хотела устроить мятеж, чтобы посадить на трон среднего нашего брата. Король совсем плох, его охраняют Веслес и жрецы старого бога. Меня ищут, за мной идут по следу…

Уже на следующий день Парсена провела годиянский ритуал соединения камней и крови, именем бога Мертвой головы скрепив между Маргарез, иеримой унд Вольгрик и Олгом-Хендерсом Тарпом, наследным герцогом Вестании, принцем-арвингом Саарским брачный союз. Свидетелями брака, которыми по саарскому обычаю должны стать мужчина и женщина, стали рабыня Грета и местный селянин, единственный более-менее взрослый мужчина, который остался в Вольгрике — шестнадцатилетний Бернард.

Брачное ложе застелили в донжоне, накрыв солому обгоревшим на пожаре полотном.

— Я не могу тебя взять с собой, — говорила Маргарез Парсене еще через день, отталкивая лысую серорясую старуху, которая испуганно цеплялась за стремя. — У нас только два коня, один из которых — полудохлая крестьянская кляча. И много припасов. Мы поедем быстро, потому что преследователи уже близко. Я не могу тебя взять с собой.

Вблизи плакали, сбившись в стайку, несколько тощих и оборванных женщин, и детей — крестьяне Вольфгрика, у которых молодая хозяйка Волчьего ручья отобрала единственную лошадь. Корову, которую Марга полгода назад отбила у королевских всадников вчера зарезали — принцу и его супруге нужны были в пути припасы.

— Ничего, — бросила на прощание Маргареза, уже усевшись в седло. — Как-то проживете. А нет — то не беда, молитесь, любите ближнего и врага своего, и после смерти погрузитесь в Вечный свет.

И было такое ощущение, что это никакие не северные варвары когда-то давно разгромили Волчий ручей, а вот эта черноволосая кудрявая жестокая глазами девушка — Черная волчица — вот только что напала на бург и село, захватила все самое ценное: еду, лошадь, титул, мужа-принца, знания, полученные от Парсены — и теперь возвращается к себе в лес, оставляя уже ненужную и обескровленную жертву на растерзание воронам и лисам.