Глава 16

Камерон стоял в офисе и смотрел на Гайд парк. Это было эффектное зрелище полное машин, автобусов и толпы, которые создавали современный Лондон. Ничего подобного в свои молодые годы он не представлял, и уж точно не думал, что так легко может стать частью этого.

Как он мог мечтать о том, что в тридцать пять будет управлять компанией с оборотом в миллионы фунтов, носить костюмы и летать на личном самолете, когда просто боролся за жизнь? Его отец никогда даже в своих самых фантастических мечтах не желал для клана славы и чести, но как желал этого Камерон.

Пока он стоял здесь, с тяжелой ношей на плечах, следя за движением машин перед ним из превосходно обставленного кабинета, который был специально декорирован, чтобы обеспечить людям комфорт, чтобы они могли без помех вкладывать огромные суммы денег. Он был просто счастливчиком, Камерон знал это, и был благодарен. Его положение позволяло ему делать что-то полезное, хотя из-за этого он находился вдали от Шотландии больше времени, чем ему бы хотелось. Прежде это его не беспокоило.

Это беспокоило его теперь.

Он не был уверен, что хотел обдумывать «почему».

Так что, вместо этого, он размышлял над тем, где он оказался, и как дошел до этого. Алистер Камерон основал Камерон Лимитэд тридцать лет назад, а шесть лет назад, после смерти, передал ее в управление Камерону, веря, что Камерон не приведет компанию к краху. Он полагал, что Алистер был бы доволен тем, что он удвоил счет в Швейцарском банке и расширил сферу деятельности Камерон Лимитэд. Сам Камерон был просто благодарен вере старого человека, который дал ему шанс начать новую жизнь. Это конечно было большее, на что он мог надеяться восемь лет назад, когда очнулся в больнице, понятия не имея, где он или как он попал сюда.

Камерон провел руками по волосам и выкинул эти мысли из головы. В последнее время он слишком много думал о недавнем прошлом и от этого становился сентиментальным. Не то что бы он часто думал о нем, просто не мог подавить желание делать это. И к тому же было трудно не обращать внимания на прошлое, когда оно имело отношение к его настоящему трудному положению.

К счастью, а может, и нет, не это прошлое беспокоило его в данный момент. Его беспокоило прошлое Алистера. Из-за дружбы с Алистером, Камерон оказался в центре мучительных распрей внутри чужой семьи.

Он поднялся, обошел вокруг стола и начал ходить из одного конца кабинета в другой. Ему хотелось свалить вину за свои проблемы на Алистера, но он не мог. Хотя Родни Айнсворт и Алистер Камерон были друзьями с молодости и пронесли свою дружбу через годы деловых отношений, именно Камерон продолжил эти отношения после смерти Алистера. Отчасти он сделал это, потому что это казалось подобающим и отчасти, потому что ему на самом деле нравился Родни.

Именно посещая Родни в Айнсворт холле, он познакомился с его детьми: Натаном и Пенелопой. Что ж, может быть познакомился было преувеличением в отношении них, особенно, что касалось Пенелопы. Он видел ее только в тех редких случаях, когда она соизволяла скрасить жизнь отца, в промежутках между развлечениями и эксклюзивными курортами. Она вела себя достаточно прилично, чтобы заставить Камерона поверить, что настолько же воспитана и добра, насколько красива.

Натана он видел немного чаще и понял, кем он был: не заслуживающим уважения и без грамма совести человеком. Натан был совершенно неприятен и никогда не притворялся кем-то еще. Камерон с одной стороны, даже уважал это. По крайней мере, он знал чего ожидать от Натана.

Истинный характер Пенелопы обернулся совершенным и очень неприятным сюрпризом.

Он снова остановился перед окном. Ничто из этого не имело бы значения если бы он не испытывал обязательства перед Родни позаботиться о некоторых вещах.

Первое что он пообещал Родни на смертном одре, это то, что он позаботиться о Пенелопе.

Второе последовало после того как Родни умер и он пошел искать Натана и Пенелопу, и обнаружил их роющихся в столе отца в поисках завещания. Абсолютная тишина, что заполнила комнату после того как Натан прочитал, что он, Камерон, должен был стать, вместо Натана, душеприказчиком по завещанию, была практически пугающей.

Натан стоял, обуздывая свой гнев, пока не взял себя в руки, затем кивнул и вышел, оставляя завещание лежать на полу. Пенелопа только улыбнулась, похвалила здравый смысл своего отца и ушла якобы убиваться горем.

Камерон налил себе виски из графина Родни, какое-то время с тоской смотрел на него и вылил в раковину, пока не довел себя до состояния, в котором не сможет отразить атаку, которую, Камерон был совершенно уверен, предпримет Натан.

Он не понимал, пока еще сидел у ювелира и оплачивал возмутительно огромную сумму за чрезвычайно кричащее брильянтовое кольцо, которое собирался надеть Пенелопе на палец, что именно ее ему следовало опасаться.

В то время он согласился с идеей жениться на ней, потому что думал, что судьба — и Родни — взяли в руки его жизнь и подталкивали к этому шагу. Ему нужна была жена, которая бы с легкостью вращалась в его кругах, а он уже давно перестал искать ту, которую полюбит. Камерон наделся, что через какое-то время станет испытывать привязанность к Пенелопе.

Потребовалось приблизительно часа два после того как он надел ей на палец кольцо, что бы понять каким невыносимым будет этот брак. Она кричала на его шофера за какое-то мнимое пренебрежение, и он задумался, будет ли невежливо забрать кольцо назад.

Прежде чем он решил, как лучше всего поступить — и тем самым желая ликвидировать тот дорогой знак обязательства ее пальце — он провел ночь, лежа на полу в туалете отеля, переводя дыхание между приступами рвоты. Когда он, наконец, смог подняться на ноги и посмотреть в зеркало, то увидел, что его лицо такого же цвета, что и у Родни, за неделю до смерти, которая была очень быстрой и необъяснимой.

Яд?

Он задумался. Задумался об этом довольно серьезно, вообще-то. В первый раз той малоприятной ночью, затем, когда его грабили несколько раз, во время утренних пробежек в городе, затем, когда вскрыли его офис и рылись в его номере в отеле.

Все это произошло за первый месяц после смерти Родни.

Антиквариат Камерона также не пощадили. Это началось с кражи кружева, которое он нашел у постоянного клиента. Кружево нашли в другом месте, и ему чертовски дорого стоило выкупить его — намного больше, чем ему бы это стоило при первой сделке. Ко всему прочему добавилось и то, что кто-то начал по-тихому скупать акции его инвестиционной компании.

Вначале Камерон думал, что за этим стоит Натан, но Натана не было на том ужине, где Пенелопа весь вечер накачивала его вином — тот вечер закончился тем, что ему стало плохо. Он не собирался подозревать ее в вероломстве, но он первый бы признал, что раньше плохо знал ее, а, то, что он знал теперь, не говорило в ее пользу. И она, он понял, исходя из дальнейших размышлений, была также рассержена условием завещания ее отца, как и ее брат. Пенелопа только лучше это скрывала. Камерон мог без труда предположить, что она могла кого-то нанять, что бы они напали на него, и он так же легко мог представить, как она хочет запустить свои жадные руки в доход от его бизнеса.

С другой стороны, он без проблем мог также во всем этом винить и Натана.

Все это привело его к тому, что он все еще помолвленный с женщиной, которую не любил, все еще держал ее брата в поле зрения, решая, кто из них в тайне строит против него заговор. Хотя и знал, что они объединились. Это определенно будет не первый раз, когда его превосходят числом, и он окружен со всех сторон.

Камерон был не один, чтобы раньше времени звать на помощь, но он был не дома, где знал местность на лье вокруг замка. Он был в Лондоне, пытаясь защитить не только свою милую шею. Камерон глубоко вздохнул и достал из кармана мобильный, позвонить своему юристу. Время узнать, как построены укрепления. Его немедленно соединили, это не переставало поражать его.

— А, еще сверхурочные, прозвучал голос на другом конце.

— С удовольствием, — кисло сказал Камерон. — Как отрадно думать, что я могу помочь тебе вносить платежи за ту маленькую лачугу за углом.

— Каждый делает все, что должен, чтобы петля на его шее была довольна.

Камерон подавил фырканье. Джефри Сэгрейв потратит пятнадцать миллионов фунтов на дом недалеко от Гайд парка, чтобы сделать приятное своей жене, одной из самых милых и порядочных женщин, которых встречал Камерон, женщине, которая громко возразила, что будет намного счастливее в доме попроще.

Неожиданно, у него возникло ощущение, что Саншайн Филипс сказала бы то же самое. Саншайн. Даже простая мысль о ее имени заставляла его улыбаться. Думать о ней было как глоток воздуха после ужасного сражения, как найти луг полный диких цветов в том месте, где ожидал встретить лишь камни и колючие кусты.

— Камерон? Камерон, старик, ты платишь за разговор. Ты позвонил поговорить или обсудить что-то важное?

Камерон отбросил мысли о женщине, которой не мог обладать и заставил себя думать о том, почему у него в руке мобильный. — Я звоню, выяснить, как продвигаются наши поиски, — сказал он. — Ты проверил тот траст, который, кажется, за последнее время скупил слишком много акций моей компании?

— Да, я помню, — сухо сказал Джефри. — И все идет лучше, чем я ожидал. Зачинщики намного глубже, так что мы их еще не нашли, но я могу тебе сказать чье имя на бумагах первой компании.

— Натан Айнсворт?

Джефри засмеялся. — Явно, что это стало огромным сюрпризом. Нам надо немного больше времени на другие связующие звенья, но мы найдем их для тебя быстро, как только возможно. Я вот думаю, почему бы тебе просто не написать мне список тех, кого ты за последнее время разозлил, и избавить меня от беготни.

Камерон поморщился. — Не знаю, смогу ли осилить этот список сегодня.

— Тогда наберись немного терпения, Камерон, и мы найдет то, что тебе нужно. Ты все еще скупаешь акции Айнсворт Асошиейтид, не так ли?

— Через разные юридические лица, — согласился Камерон. — По дешевке. Но Натан проделывает огромную работу, принимая во внимание упадок компании его отца.

— Несомненно, — Джефри остановился. — Я думаю, учитывая, с кем ты имеешь здесь дело, тебя могли бы заинтересовать несколько не очень приятных подробностей. Если заинтересуют, мне кажется, у меня есть человек, с которым тебе следует встретиться. Он практически такой же любопытный, как и ты. Ты знаешь Александра Смита?

Камерон с отвращением хмыкнул, прежде чем смог остановиться. — Я сталкивался с ним за столом переговоров в Манхэттене, и опыт был не очень приятный. Я и не представлял себе, что он искал покупателей на свой отвратительный бизнес здесь.

— Он работал здесь в течение многих лет, — сказа Джефри, — хотя теперь он уже не адвокат, а скорее частный сыщик. Учитывая, что ты в состоянии уплатить его непомерный гонорар, его можно убедить заняться твоими проблемами. Тебя интересует небольшое деловое партнерство с ним?

Камерон какое-то время обдумывал его слова. — Он осторожен.

— Крайне.

— Хорошо, — согласился Камерон. — Попроси его посмотреть, что он может найти о трасте. Возможно, он сможет взглянуть и на завещание Родни и может там есть что-то, что мы пропустили. — Он прочистил горло. — Все же, Джеффри, будь осторожен в нашем деле. Я не хочу раньше времени раскрывать свои карты. — Камерон замолчал. — И помни, сколько надежд я на тебя возлагаю.

— Роберт, дружище, я никогда не обманываюсь в этом.

Камерон улыбнулся. — Передавай сердечный привет Джинни. Она слишком хороша для тебя.

— Я взимаю с вас дополнительную плату за этот комментарий, — фыркнув сказа Джеффри. — Хорошо повеселись на вечеринке.

— Откуда ты знаешь?

— Пенелопа поместила это в газете, конечно. Тебе не кажется, что являясь настолько закрытым человеком, у тебя, несомненно, слишком много твоей личной жизни вынесено на обозрение общества?

— Спасибо что напомнил.

— Всегда, пожалуйста, — весело сказал Джефри. — Я дам тебе знать, когда найду наших новых друзей. И Камерон, не пей вина.

Камерон, ругаясь, отключился. Слишком много людей знало о его жизни.

По крайней мере, о жизни за последние восемь лет.

Камерон, глубоко вздохнув, сел в кресло. Он никому не доверял настолько, чтобы рассказать о том, что было до этого. Ему было даже трудно рассказать кому-нибудь подробности его настоящей жизни. Он все еще должен был сдерживать желание обходить со спины ближайших к себе парней, чтобы убедиться, что они его не предали.

Старые привычки умирают с трудом.

К счастью, телефон на столе зазвонил прежде, чем он еще раз подумал об этом. Камерон вздохнул и потянулся за трубкой.

— Да?

— Привет, — кратко сказала Пенелопа, — Это привет, милорд Роберт.

Он подавил вздох. — Привет, Пенелопа.

— Ты все еще не ушел из офиса? У нас ужин в девять, но я хотела, чтобы ты приехал поприветствовать наших гостей.

— Конечно, — сказал он, задумавшись, есть ли у него время заказать на вынос еду до того как он уедет из города. Он ничего не будет есть со стола Пенелопы.

— Скажи Джорджу поторопиться.

Телефон в его руке отключился. Он прогнал плохие мысли о Родни Айнсворте, затем вернулся к своим делам.

Камерон, наконец, собрал бумаги, сложил их в портфель и покинул офис. Было заманчиво просто вернуться в отель и надеяться, что вечер пройдет без его присутствия, но он знал, что не мог не прийти. Он должен был поддерживать видимость отношений и с Пенелопой и с ее братом. Было бы глупо позволить врагам свободно действовать за его спиной.

Прошлое его очень хорошо этому научило.

Камерон вышел из здания и обнаружил, что Джордж ждал его. Джордж был водителем Камерона в Лондоне. Тихий, мрачный мужчина, который не обращал внимания на время Камерона, на тот факт, что он жил в гостинице, потому что не хотел переезжать в квартиру или питал отвращение к обществу. Джордж к тому же всюду возил Пенелопу, когда Камерон был в Шотландии.

— Милорд, — сказал Джордж, с легким поклоном, открывая деверь.

Камерон сел, откинул голову на сиденье и надеялся, что Джордж без суеты доставит его туда, куда ему надо.

Он бы многое отдал, чтобы оказаться в своем Рейндж Ровере на пути к дому Патрика МакЛеода. Теперь это будет званный ужин, которого он будет ждать с нетерпеньем. Он мог даже простить Мадлен МакЛеод ее безжалостные, непрерывные и чертовски надоедливые вопросы. Она стала настоящей МакЛеод, защищала свою сестру со свирепостью, которую должен был бы оценить и урожденный МакЛеод.

Камерон не ответил ни на один из ее вопросов о прошлом, и не только потому, что никогда не обсуждал с кем-то свое прошлое. Ему никогда не подходила роль объекта благотворительности Алистера Камерона — не то чтобы благотворительность Алистера длилась слишком долго. Как только Камерон смог встать с кровати, Алистер заставил его работать. Обучение, дела, близкие знакомства с обществом в Лондоне — ожидание результатов было жестоким и безжалостным, но Камерон без колебаний согласился на все, потому что знал, есть только один способ выжить — овладеть тонкостями всего этого.

Он спрашивал Алистера несколько раз, почему он беспокоился обо всем этом — образование, связи, изменение завещания, которое довело родственников Алистера до безумия. Алистер ответил только раз.

Однажды став лаэрдом клана Камерон, мой мальчик, ты всегда останешься лаэрдом клана Камерон.

Таков был ответ. И Камерон больше никогда не спрашивал, а вместо этого был благодарен старому человеку, который принял причуды его первых двадцати семи лет, жизни пожимая плечами. И сам он счастливо принял после смерти Алистера все его земные сокровища и бизнес. Камерон был деятельный и очень успешен. Почему, тогда его жизнь была такой пустой?

Камерон попытался по-разному заполнить ее. Осмотрительными женщинами. Путешествиями. Охотой за тем, что не могло быть куплено и торгами о цене. Он никогда не играл на деньги, никогда не напивался, никогда не заводил случайные связи. Тем не менее, ничто не приносило удовлетворения. Что-то внутри него умерло, когда восемь лет назад в больнице Ивернесса началась его жизнь.

И потом он увидел Саншайн Филипс.

И его мир замер.

Сначала он не хотел признавать это. Он пытался убедить себя, что когда она бросилась к нему в объятия, он был удивлен, потому что принял ее за сумасшедшую. Истинное удивление было в том что, когда он обнимал ее, что- то внутри него вздохнуло с облегчением.

— Джордж, когда мы будем там, как ты думаешь? — неохотно спросил он.

— Может через полчаса, милорд, не больше.

Камерон тихо выругался. Не достаточно много, чтобы отложить пытку. Его терзал страх при мысли, что ему придется привести вечер в неудобной обуви, уклоняясь от закусок, которые могут стать слишком дорогими для его желудка, даже если он будет уверен в их чистоте, и терпеть скептические взгляды слуг, которые подойдут наполнить его бокал вина только, чтобы обнаружить, что в этом не было необходимости. Он будет вынужден вести вежливые беседы с испорченными, мелочными представителями знати, у которых не было ни одной нормальной мысли в их жалких головах, внимательно слушать все, что скажет Пенелопа и стараться не убить ее брата.

Он чуть не приказал Джорджу ехать обратно.

Чего он хотел, так это оказаться в Шотландии с Айгой в ногах, наслаждаясь тушеным мясом. Он хотел бы быть в деревне, держать Джона в страхе, с легкостью. Хотел бы оказаться в главном зале Патрика МакЛеода, наблюдая в свете камина за Саншайн Филипс.

К черту все.

— Джордж, — неожиданно заявил он. — Я уезжаю в полночь. Будь готов ехать.

Джордж посмотрел на него в зеркало заднего вида. — На другую вечеринку?

— Встреча с моим клубом. — Может если он напьется до бессознательного состояния, то перестанет думать о вещах, о которых не следует.

— У вас есть клуб, милорд?

Камерон свирепо посмотрел на него.

— После полуночи ничего хорошего не случается, милорд.

Святые, он знал это. Но столкнувшись с ужасным вечером, он был пойман в ловушку обстоятельств, и место где он хотел быть, было там, куда ему не следовало ездить.

Неожиданно ему пришла в голову другая мысль. Если бы у него было достаточно ужасное похмелье, может Саншайн Филипс бы не захлопнула дверь перед его носом, когда он приехал моля о лекарстве. Он не видел ее неделю; может она на этот раз забудет про свое отвращение к нему.

Был только один способ узнать это.


Камерон проснулся от резкого звука.

Он сел прямо и почувствовал, словно ему ткнули раскаленной кочергой прямо в глаза. Камерон со стоном упал назад, и натянул на голову одеяло.

Одеяло было сорвано. — Вставай, дурак. — он закрыл лицо подушкой. Это была Пенелопа. Прозвучал резкий шум открывающихся занавесок, и боль в глазах стала больше от солнца. Черт, когда консьерж перестанет ее пускать в его номер? Она не была тем, кого он хотел первым делом увидеть поутру— особенно, когда он не был точно уверен, где он и как сюда попал. Он чуть приподнял подушку и испытал сильное облегчение, обнаружив, что в кровати один.

Ему действительно не следовало пить.

Пенелопа выдернула из рук подушку. — Сядь и веди себя как мужчина.

Он прикрыл рукой глаза пытаясь спасти себя от боли в голове причиняемой солнечным светом, который был словно длинный меч.

— Я нездоров. — бормотал он.

— Ты все еще в ботинках. — с отвращением сказала она. — О чем ты думал?

И как, черт возьми, он сказал бы ей, о чем думал?

Очевидно, ответ был не тот, которого она ожидала.

— Иди в душ, — приказала она. — Я буду ждать тебя внизу.

Этого было достаточно, чтобы он резко протрезвел. — Ты будешь ждать? — он сел и уставился на нее. — Почему?

Ее рот открылся. — Ты не забыл о позднем завтраке с лордом и леди Хантингтон.

Он не мог придумать достойный ответ. Совершенно очевидно, сегодня он не в лучшей форме. Поздний завтрак. Кто придумал это дурацкое словосочетание?

Она рассерженно посмотрела на него. — Не могу поверить, что ты опустился так низко. Это Хантингтоны, Мак! Я никогда не смогу и носа показать ни в одной части города, если ты не покажешься — трезвый — и не будешь милым.

— Я не пьян.

— У тебя похмелье!

Он потер лицо руками. — Черт.

Она прошла через комнату. — Я закажу тебе кофе.

Камерон с трудом встал с кровати и понял, что на нем были не только туфли, но и остальная часть одежды. Он поклялся урезать зарплату Джорджу, как только представиться удобный случай.

Камерон принял душ и оделся, побросал одежду в чемодан, затем достал из сейфа бумаги. Он спустился в холл через двадцать минут, которые, казалось, немного успокоили Пенелопу. Он проводил ее к ожидающей машине и открыл для нее дверь. Камерон закрыл за ней дверь так, что она не могла слышать, что он скажет, затем отдал Джорджу свой чемодан и портфель.

— Меня не волнует одежда, — вежливо сказал он.

Джордж кивнул. — Я понимаю.

— Я понижаю тебя в должности. — ворчал Камерон. — Разве ты не мог, по крайней мере, снять ботинки?

— Я пытался, но вы не позволили, — сказал Грегори. — Вы сказали, что тропа через лес МакЛеодов повредила ваши ноги.

Камерон в изумлении посмотрел на него. — Что я сказал?

— Очевидно у вас чувствительные ноги.

Камерон, скачи за ведьмой МакЛеодов.

Слова появились из ниоткуда и ударили его с силой дюжины кулаков. Он оперся рукой о машину и, когда пытался вспомнить, кто сказал это, тяжело на нее навалился. Гайрик. Гайрик, который стоял с ним, когда Брайс, умирая, лежал у его ног. Гайрик, который предложил, чтобы он привез ведьму МакЛеодов, потому что никто больше на сто лиг не мог спасти его брата. Он вспомнил, как садился на лошадь, но после этого не помнил ничего.

Камерон с трудом перевел дыхание. Он действительно поскакал к лесу МакЛеодов? Там он как-то попал в двадцать первый век?

Мысль была удивительной.

Он прерывисто вздохнул. Боли, что шумела в его голове, было достаточно, чтобы он упал на колени. Но это не была боль от похмелья.

— Милорд?

— Я был пьян прошлым вечером, — смог сказать Камерон.

— Совершенно пьяным, милорд.

Он слышал, как Джордж закрыл его вещи в багажнике и почувствовал руку своего водителя у локтя.

— Лаэрд Камерон?

— Со мной все нормально, — сказал Камерон, хотя скрежетал зубами. — Просто голова болит.

— Как скажете, милорд. Сюда, я открою вам дверь.

Камерон осторожно опустился на заднее сиденье.

Камерон, скачи за ведьмой МакЛеодов.

Ему пришлось опустить стекло и сделать несколько жадных глотков неприятного Лондонского воздуха, пока не почувствовал себя немного лучше. Святые, откуда он пришел? Слова повторились в его голове, заглушая даже болтовню Пенелопы о многочисленных качествах Хантингтонов, и их еще более многочисленном антиквариате. Он знал, что ему следовало уделить внимание хотя бы последнему, но не мог. Все что он мог, это дышать и надеться, что не начнет плакать. Боль, которую он испытывал сейчас, была намного хуже, чем та, что была у него перед домом Патрика МакЛеода. По крайней мере, тогда Саншайн Филипс могла ему помочь своими нежными руками и изумительными отварами.

Может если он все-таки сможет добраться до ее входной двери и выглядеть достаточно жалко, она еще раз поможет ему.

Может, ему следовало спешить назад в Шотландию после того, что он был уверен, станет бесконечным поздним завтраком, и узнать, есть ли кто-нибудь в доме мисс Филипс. Просто постучит к ней в дверь, выпьет чашку чая у камина, немного поговорит. Сколько потребуется для этого повреждений?

Он был удивлен тем, как даже сама мысль о ней облегчала его боль не только в голове, но и в сердце.

Он действительно был крайне удивлен.

Загрузка...