Первым желанием было подорваться и поглядеть, кто там. Я даже напрягся, но потом решил, что не буду выскакивать из парилки. Что я, стыдливая барышня что ли? В конце концов, это мой дом, и я тут барин! Пусть дёргается тот, кто помешал мне!
Досадно, конечно, что прервали мои размышления, но скакать, как подросток я не буду!
А размышления действительно прервали и окончательно — судя по звукам, кто-то раздевался. Потом включил душ…
Я слушал, как струи воды с шумом падали на пол, и гадал: кого это принесла нечистая? Практически все в доме знают, что я пошёл мыться. Ну, кроме управляющего и Кузьмы — я как пришёл с ними ещё не встретился. Интересно, это кто-то из них? Вроде больше некому.
Естественно, дальше думать о том, кто я, где я и как до этого докатился, я не мог. Теперь всё моё внимание было сосредоточено на том, кто мне помешал.
Вот зайдёт этот человек, а тут я. Что он сделает?
Что-то мне подсказывало: вламываться в баню, когда там барин, тут не принято.
Наконец, воду в душе перекрыли и послышались лёгкие шаги.
Я напрягся, как зверь в засаде перед прыжком. Даже испытывал некий азарт. Как школьник, который сейчас с криком: «Ага!» выскочит из-за угла перед зазевавшимся прохожим. Очень уж мне хотелось посмотреть на реакцию нарушителя спокойствия.
И вот, наконец, дверь скрипнула и открылась.
Передо мной стояла обнажённая Матрёна.
(Уважаемые читатели, сцена в бане вырезана по просьбе модераторов, так как она признана порнографической. Если вы хотите прочитать её, то проходите по ссылке: https://author.today/reader/228717/2050670 Тут она опубликована в полном объёме.)
Я был полностью опустошён. И поцелуй Матрёны стал мне наградой за труды.
— Ну, что, хорошо восхвалили Рода? — спросил я у девушки, когда мы отдышались.
Матрёна ничего не ответила, лишь с нежностью прижалась ко мне и снова поцеловала.
— Это означает да? — спросил я.
— Да, — прошептала она, укладываясь поудобнее.
Но мне на полке в горячей парной лежать было неудобно, и я предложил:
— Как ты смотришь на то, чтобы продолжить в бассейне?
— Вы ступайте, барин, — с улыбкой ответила Матрёна. — В бассейне поиграем в другой раз. А сейчас поберегите силы. Вам сегодня ещё в деревню идти…
Блин, я чуть с полка не упал.
— В деревне тоже величать Рода? — спросил я, хотя и так помнил: меня приглашали именно на этот праздник.
— Ага, — улыбнулась Матрёна.
По тому, как она это сказала, в мою голову полезли подозрения.
— И что, величать должен буду я? — спросил я у Матрёны.
— Ага, — ответила она. — Вы не волнуйтесь, барин, у вас всё получится!
— Я счастлив, что ты в меня веришь… — ответил я, понимая, что сам в себя я не верю.
Потому что одно дело в бане, по обоюдному согласию и без лишних глаз. И совсем другое дело, когда об этом будет знать вся деревня. Да у меня ж просто не встанет!
Нежиться рядом с Матрёной вообще расхотелось. Как и плавать в бассейне. Поэтому я, оставив девушку в парной, помылся под душем, оделся в сухое и пошёл пить чай.
Когда я вошёл в столовую, на меня обратились взоры всех присутствующих. А присутствовали тут все, кроме собственно Матрёны. Даже Кузьма пришёл и сел в уголочке.
В полнейшей тишине я направился к столу, на котором стоял пузатый самовар, а сверху на нём, расправив юбки, сидела чайная баба.
Я прекрасно понимал, что это специальная кукла, не позволяющая заварочному чайнику быстро остыть, но ассоциации, которые мне пришли после бани, были совершенно другого порядка.
Взяв пустую чайную чашку, я подставил её под краник с кипятком. Открыл краник. Налил кипятка. Потом снял с самовара чайную бабу и налил себе заварки. Поставил заварник на место и водрузил сверху куклу. И всё это под прицелом семи пар глаз.
Взял чашку. Отхлебнул.
— Ну? — не выдержал Кузьма.
— Что «ну»? — поинтересовался я, догадываясь, что он хотел спросить.
— Как прошло? — уточнил свой вопрос Кузьма.
— Что именно? — спросил я и снова отхлебнул чаю.
— Не томи, барин! — взмолилась Прасковья. — Величание Рода состоялось? Род принял вашу…
— Молитву? — подсказал я.
Прасковья кивнула.
Я не знал, что ей отвечать. В том, что «молитва» удалась и даже трижды, я не сомневался. Но вот услышал ли её Род? А чёрт его знает! И вообще, сказать сейчас, что всё нормально, это фактически признаться, что я только что оттрахал служанку. Да, по её желанию, но я как-то не привык выставлять напоказ свои интимные дела.
А сказать, что ничего не было, такое себе. Это ж какая у меня будет репутация?!
Вот я и сидел молча, пил чай. А все сидели и ждали моего ответа.
Глеб с Данилой так и вовсе жаждали подробностей. Или я ничего не понимаю в этих жадных взглядах.
Помощь пришла с неожиданной стороны. Егор Казимирович поднялся и строго сказал:
— Не приставайте к Владимиру Дмитриевичу с расспросами! У барина в первый раз. Он смущается.
— И то верно, — согласился Кузьма. — Матрёну можно будет расспросить…
— Так она тебе и сказала! — усмехнулась Прасковья, но сверлить меня любопытными глазами перестала.
Однако расспрашивать Матрёну не пришлось. Когда она победно зашла в столовую, то сияла так, что никаких сомнений не осталось — Род не просто принял наши «молитвы», но и лично поучаствовал…
— Вот и хорошо! — сказала Прасковья, наливая Матрёне чай.
А та прошла к столу, как лебёдушка, опустилась на стул, как пушинка, чашку взяла как хозяйка и скромно отхлебнула.
Егор Казимирович выдохнул облегчённо и разулыбался довольный. И обратился ко мне:
— Владимир Дмитриевич, нам нужно обсудить…
— Позже! — прервал я его, увидев, что китаец встал.