Ревизор: возвращение в СССР 40

Глава 2

Москва, квартира Ивлевых

После всей этой суеты в субботу, воскресенье выдалось тихим и безмятежным. Первую его половину я провел в библиотеке, надо же было подготовиться к выступлениям на радио в понедельник. Про ту же Японию, к примеру, я как экономист, не так и много знал помимо экономики. Какие-то основные вехи помнил, конечно, включая всецело проамериканскую ориентацию. А с КНДР ситуация вообще аховая. Кто на самом деле что-то знал про КНДР даже в двадцать первом веке, кроме редких специалистов? Не страна, а просто коллекция мифов какая-то. Чтобы про нее что-то реально понимать, надо там хоть несколько месяцев прожить, наверное, и свой любопытный нос везде там засунуть, кроме тех мест, где его прищемить могут. Так что знания точно нужно было подновить… Что я благополучно в спецхране и сделал.

Вернулся домой и по-настоящему расслабился. И ливень, то временно затихавший, то набиравший силу снова, отдыхать совершенно не мешал, ведь в квартире было сухо и уютно. Напротив, создавал даже приятную атмосферу своим шумом и озонированным воздухом. Последние относительно теплые деньки в году, скорее всего, когда можно весь день с открытым окном провести, не опасаясь простыть…

Думал, конечно, обо всей этой ситуации с детскими площадками по итогам беседы с Захаровым. Ну интриг партийцы накрутили вокруг такой вроде бы совсем безобидной темы! Да еще и Захаров сильно подставился с этими газетами. Он же не знает, как я из будущего, что Гришин еще очень долго будет градоначальником Москвы, и такими полумерами его не сковырнуть… Вот и попытался свою обиду на отобранные площадки у его внуков использовать, как возможность для мести… Вернее, внучек. Сатчан как-то сказал, что у него девочки-двойняшки.

Подумал было о том, чтобы использовать для смягчения ситуации с детскими площадками в кремлёвских дворах тот потенциал, что наверняка в Святославле энергичный Шанцев уже развил. Давно я ему все уже передал, наверняка уже и первые площадки у него готовы. Но у меня было намного больше причин этого не делать, чем делать.

Во-первых, идея была детишкам святославским сделать побыстрее что-то по-настоящему крутое, не хуже, чем в Москве. Ну и кто я буду, если у провинциальных детей эти площадки отберу ради московских, и так во многом избалованных жизнью по сравнению с ними?

Второй момент – Шанцеву я отдал этот проект без всяких согласований с Захаровым. Он об этом и не знает. Мало ли, ему не понравится такое самоуправство с моей стороны. То, что идея этих площадок моя, он уже мог и подзабыть, люди во власти имеют на благодарность память короткую. Решит еще, что я слишком самостоятелен…

Дальше момент важный – я понятия не имею, на какие деньги Шанцев там эти площадки клепает, и есть высокая вероятность, что на те самые, что мы отняли у Вагановича. Ну и нужно ему в таком случае высокое внимание со стороны члена Политбюро Гришина? Подальше от господского внимания – целее будешь, как говорится… Сначала скажут, как благодарны, а потом через полгодика какую-нибудь инспекцию пришлют, взревновав, что какой-то провинциальный городишко для себя такую мощную программу благоустройства дворов решил затеять, не хуже, чем в столице… Откуда дровишки, как говорится?

Ну и если даже взять все в самом сказочном варианте, что Шанцеву будут благодарны за эту инициативу, и приметят в Москве как перспективного человека на повышение – а оно ему надо? Зная Шанцева, уверенно могу сказать, что не надо. Он и в святославские начальники не рвался вовсе, согласился лишь потому, что в Святославле всю жизнь прожил и решил, что ради своих людей уж потерпит новую должность. А тут раз – его заприметят, да и выдернут куда-нибудь в ту же Москву на повышение. Святославль жалко, под хозяйственной рукой Шанцева у него хоть появилась возможность после нескольких лет мздоимства Вагановича немного оправиться. А дай бог, и расцвести, если Шанцев все грамотно будет делать.

В общем, столько факторов было против, что я решил не тревожить Святославль. Ну и чуйка в пользу такого решения тоже говорила, а чуйке я стараюсь доверять, если она уж так ныть начинает, как в этом случае было.

Ну а в понедельник, конечно, провел дома небольшую подготовку к выступлению на радио, да и поехал на него.

Николаев обрадовался мне, увидев.

– Павел Тарасович! – сказал он, улыбаясь во все тридцать два зуба, – как же вас не хватало в августе! Как назло, очень интересные темы словно специально под вас сделанные, просили освещать! Потом, к счастью, уже в отпуск отправился, и вот сегодня первый день, как вышел. Ну что, с какой темы начнем работать?

– А давайте с Чили! – предложил я.

Как все настроили оборудование, так и стартовали. Чтобы не повторяться, все же по Чили у нас уже была передача, сделал акцент сугубо на геополитике – почему американцам так важно было совершить переворот в Чили, свергнув социалиста Альенде. Ясно, что экономика Чили тут играла весьма второстепенные мотивы, не такая она и крупная, чтобы иметь какую-то особую важность для США. Хорошо так разошелся, клеймя американский империализм, что в итоге Николаев стал мне уже на часы свои показывать. Он конечно, свои пять копеек тоже вставил пару раз – сожалел о печальной судьбе чилийского народа и сказал, что убитого Альенде запомнят за его попытку сделать чилийцев счастливыми.

Отдохнув пяток минут и попив горячего чайку, продолжили. В этот раз затронули КНДР.

Сейчас, кстати, КНДР была на пике экономического роста. Северная Корея наращивала свою экономику такими темпами, что южнокорейцы начали присматриваться к ее идеологии и плановой экономике в надежде что-то усвоить для того, чтобы не отстать. Да, в двадцать первом веке в это трудно будет поверить, но семидесятые для Северной Кореи были чудо как хороши. А вот потом уже что-то сломалось, но об этом я говорить ничего не собирался – до этого еще очень далеко. Не мог говорить и о том, что южнокорейцы скоро слегка переделают северокорейскую идеологию и внедрят у себя, а также позаимствуют у КНДР и элементы плановой экономики, включая пятилетки. Так, намекнул только на то, что Южная Корея завистливо смотрит на то, какими темпами развивается экономика КНДР, и не исключено, что капиталисты будут заимствовать что-то у коммунистов, чтобы окончательно не отстать. Николаев в этот момент очень радостно закивал, и даже поднял вверх большой палец.

Ну и конечно, в целом рассматривал отношения СССР и КНДР. Подчеркнул огромную важность того, что СССР сделал для независимости этой страны, оказав поддержку против попыток французов под прикрытием ООН и американцев поработить ее, осветил многочисленные меры Москвы по развитию промышленности нашего ближайшего союзника. Время как-то незаметно пролетело, и снова Николаеву пришлось меня тормозить.

А вот к моменту записи третьей передачи, про советско-японские отношения, я немножечко уже выдохся, и темп сбавил под более комфортный. Много внимания уделил перспективам японской экономики в ближайшие годы, осветив их как блестящие. Ну да, уже очень скоро арабы своим бойкотом по продаже нефти ряду западных стран взвинтят цены на нефть выше крыши, и вот тут-то японские дешевые автомобили, небольшие и тратящие мало бензина, валом хлынут на рынки США и Европы, оказавшись весьма востребованными.

По лицу Николаева понял, что он не очень уверен, что такую блестящую оценку перспектив враждебной нам капиталистической экономики выдадут в эфир, и быстро перешел к политике в наших отношениях. Смысл тратить время и энергию на то, что все равно потом вырежут по идеологическим соображениям?

Охарактеризовал японскую внешнюю политику как марионеточную в руках США, и предрек, что наши отношения в ближайшие пятнадцать лет не улучшатся, потому что и с США наши отношения пока что никак не могут существенно улучшиться, а против Вашингтона Токио никогда не пойдет. Так что нет у нас с японцами мирного договора и в ближайшие десятилетия и не будет. Затронул проблему спорных островов весьма патриотично, отметив без всяких компромиссов, что с нашей точки зрения никакой проблемы нет – это наша территория, и ни пяди своей земли мы никому никогда не отдадим. Так что японцы могут утереться и не иметь иллюзий.

Николаев задал наводящий вопрос про экономику, и я понял, что ему нужен какой-то негатив. Опасается, что позитив вырежут, и останется передача вовсе без экономического аспекта. Ну что же, негатива в Японии тоже много. Осудил японскую модель менеджмента как античеловеческую, ущемляющую права трудового человека вечными переработками. Разве это дело заставлять людей работать по двенадцать часов в день, часто и без выходных, и плохо относиться к тем, кто берет положенный по закону отпуск? Упомянул про многочисленные случаи, когда люди умирают от переутомления прямо на рабочих местах. Затем прошелся по коррупции в японской политике и по тому, что японцы до сих пор не хотят извиняться за зверства во время оккупации во вторую мировую войну на многочисленных территориях азиатских соседей. Напомнил про японские концлагеря и ужасные опыты над живыми людьми по тому же сценарию, которому следовали немецкие нацисты в своих концлагерях. Николаев, слушая это, совсем успокоился и расцвел.

Когда по его сигналу запись стали сворачивать, отметил на своих часах, что мы делали запись по японцам на три минуты дольше, чем по Чили или КНДР. Похоже, я верно угадал, что он боится, что хвалебную часть вырежут, и тогда материала не хватит. Послушать, что ли, потом, когда будут транслировать передачу, чтобы убедиться в правильности своей догадки? Ну разве что если только свободное время будет…

С радио поехал сразу в Верховный Совет. Уж очень меня возмутило то письмо о наезде местных партийцев на главного редактора газеты в Ярославле. Он прав – мы коллеги по перу, а своих надо защищать…

Марк был на месте, парней наших еще не было, у них еще третья пара только что закончилась, а будет еще и четвертая. Ильдар вышел к какому-то начальству. Но Марк, узнав, что у меня появились наметки для Группы молодёжного общественного контроля, предложил мне подождать его возвращения, сказав, что тот очень расстроится, если узнает, что я его не дождался. Я так понял, и Марку что-то хорошее перепало за тот успех с мясокомбинатом.

Ладно, этот тот самый случай, когда все в выигрыше. Хорошему человеку поможем справедливость восстановить, если все описанное в письме правдой окажется. Ильдар получит стимул для карьеры, и будет мне за это благодарен. Не то чтобы я сильно нуждался в его благодарности, да и понимал, что человек он достаточно двуличный, но пусть будет уж, что уж там, мало ли все же пригодится однажды. Марк вон тоже энтузиазмом горит явно, а вот Марка я в отличие от Ильдара уважал, он надежный мужик. Ну и парням нашим будет дополнительная возможность с правдой жизни познакомиться…

Ну а пока ждали, еще немножко позитива – чай горячий наладились с Марком пить, что совсем неплохо, чтобы после радио связки восстановить. И сдобы у него уже накуплено было разной, так что чай не пустой гоняли. Выпечка, конечно, в кремлевском буфете качества отменного, впрочем, как и все там, что есть в продаже…

Ильдара долго ждать не пришлось. Он аж просиял, увидев меня за столом рядом с Марком. Догадался, видимо, что раз я в неурочное время появился, то есть у меня что-то для очередного рейда.

Но начал он, крепко пожав мне руку, с другой темы.

– Так что, Павел, скоро статья выйдет по рейду на мясокомбинате?

– Да вот немного дошлифовать осталось, и завтра, скорее всего, уже и отвезу ее в редакцию. Обычно они долго не тянут, есть хорошие шансы изданной ее увидеть уже на этой неделе.

Он еще больше расцвел, услышав это. Ну а дальше я уже тянуть сам не стал, достал то самое письмо из Ярославля и зачитал.

– Ну и что скажете? – спросил обоих.

На всякий случай, если забракуют вдруг тему, взял и те два письма, на которые первоначально наткнулся в той папочке. Мало ли какие в Кремле сейчас веяния и акценты, что не позволят ярославскую тему поднимать…

Ильдар с Марком тут же переглянулись. Лица сосредоточенные, прикидывают, что к чему.

– Ну, не велики птицы в горкоме ярославльском так себя по-барски вести в отношении журналиста, что критикой недостатков в городе и области занимается… – сказал первым Марк, задумчиво глядя на Ильдара. Я так понял, что ему такая идея рейда понравилась, и он решил подтолкнуть чрезмерно осторожного Ильдара. Отлично! Один союзник у меня уже есть.

– Это да, верно, – осторожно ответил тот, усиленно морща лоб, – тем более, что эта тема зажравшихся чинушей в провинции всегда актуальна… И нечего создавать советской прессе препятствия в работе…

Я не влезал в их разговор. Ни к чему, еще спугну, невзначай, Ильдара. Пусть он без моего давления решит, не так оно и велико, чтобы им злоупотреблять. Марк тоже молчал, что хотел сказать, он уже сказал.

– Я, конечно, у нашего парторга еще проконсультируюсь, если и Семеров даст добро, то я всей душой «за». – сказал, наконец, Ильдар. – Паша, письмо тогда это оставишь нам, хорошо?

– Так для вас и вез же его, Ильдар Ринатович, – улыбнулся я, протягивая ему письмо.

Значит, я так понимаю, что скорее всего «да». Если уже парторг по какой-то причине не окажется еще осторожнее, чем Ильдар.

***

Московский городской комитет КПСС

За выходные на столицу вылилось, такое впечатление, целое море воды. Ливень лил всю вторую половину субботы и большую часть воскресенья, но сейчас, к понедельнику, погода наладилась. Гришин стоял у окна и смотрел на то, как ветер гоняет по небу белые барашки, когда в его дверь постучали.

– Войдите, – велел он.

– Виктор Васильевич, у нас ЧП. – показался на пороге его помощник. Да и в целом выглядел он встревоженным.

– Да говори уже, что случилось, – нервно сказал Гришин.

– Тут мне звонил помощник Петра Ниловича Демичева. Сказал, что тот очень недоволен.

– Чем недоволен-то? – расстроенно спросил Гришин.

С Демичевым у него были в целом прекрасные отношения, надо сказать. Сам факт того, что он не позвонил лично, а велел связаться с ним через своего помощника, настораживал.

– Да дети его пожаловались ему, мол, после того как площадка эта во дворе появилась, туда вся детвора, такое впечатление, московская собралась. Шум и гам до небес, отдыхать в выходные было невозможно. И это несмотря на проливной ливень! Едва дождь затихал, как тут же десятки детей ордой прибегали развлекаться, и они напуганы: что же будет твориться, когда установится хорошая погода в городе?

– Так… – только и сказал Гришин.

Всякие благостные мысли о белых барашках облаков тут же напрочь вылетели из головы. Как же он сам-то не подумал о том, что такой эффект вполне себе предсказуем, если на соседнем дворе стоит убогая песочница с грибочком да ржавые скрипящие качели. А тут такое чудо установили – ясно, что дети со всего района сбегутся. Пётр Нилович действительно сильно недоволен, раз даже не стал сам ему звонить, хотя они добрые приятели. А ведь этих площадок два десятка – это что же получается, что такая же реакция будет и у других членов Политбюро? Гришину от осознания этого поплохело…

Так это же тогда будет целая катастрофа… А кто виноват? Да, получается, он сам и виноват. Дались ему эти современные игровые площадки. Пусть бы лучше Захаров с ними развлекался и дальше. Ставил бы себе, да своим знакомым, вот чего он вообще во все это встрял? Показать, что все в столице под его контролем? Ну показал… а теперь вот расхлебывать придется неизвестно как.

И тут же ещё одна очень неприятная мысль пришла ему в голову по поводу Захарова: а почему тот не раскидал эти площадки по городу по одной? Как там у него было запланировано: десять площадок в одном районе, пять площадок в другом и пять площадок в третьем? Ах, он же засранец, получается! Он догадывался о том, что так оно и будет: все дети в округе, если установишь одинокую площадку, соберутся на неё, устроив шум и гам до небес…

Гришин, конечно, сильно разозлился, когда осознал это, но тут же пресёк в себе этот гнев. Знал он за собой ещё с юности такую особенность: если сильно разозлится, то может дров наломать. Пару раз у него это впоследствии вызывало серьёзные проблемы, пока он не стал уже отслеживать у себя и контролировать эту свою особенность. Да и смысл сейчас вызывать к себе Захарова и орать на него – что это конкретно уже исправит? Но какой хитрый сукин сын! Как он, получается, его ловко подставил. И вроде промолчал, да ещё и хвалебные статьи в его адрес организовал. А ведь и верно: хвалебные статьи, в которых совершенно чётко прописано, что вся эта идея с игровыми площадками его собственная, так что теперь и не отмазаться от критики недовольных членов Политбюро. А он-то радовался, увидев эти статьи, решив, что это чистой воды подхалимаж и капитуляция Захарова!

Да, получается, что его, как пацана на мякине провели… При всей злости к Захарову, Гришин вынужден был отметить, что тот открылся для него с совершенно новой стороны. Да и он, получается, переборщил в отношении него. Зря он сам забрал и перераспределил эти площадки, которые Захаров лично придумал… При этом ему ни слова не сказал и не посоветовался по этому поводу. Так что с какой-то стороны он и сам виноват: если бы вызвал его к себе, да сказал, что нехорошо все площадки себе загребать и оставил бы ему хоть что-то, тот бы, скорее всего, наверное, и поделился бы этим нюансом – сообщил бы, что произойдёт, если площадки по одной по городу раскидать.

Так что у него теперь два варианта: первый вариант – гнобить Захарова за то, что он сделал; второй вариант – признать, что он ошибся, когда решил площадки вот так молча отобрать и перераспределить. Надо крепко подумать, по какому пути идти. Этот хитрый сукин сын вполне может ему пригодиться и сейчас, и в будущем. Да и не в том он сейчас положении, чтобы свары устраивать со своими подчинёнными. Из-за этих статей, в которых он автором идеи с площадками объявляется, нельзя теперь и скинуть всю ответственность на заместителя, что вообще было бы лучшим вариантом. Сейчас надо экстренно как-то ситуацию, зашедшую не туда, выруливать.

***

Москва, актовый зал Торгово-промышленной палаты

Парторг Вячеслав Емельянович Покровский окинул взглядом собравшихся. Все уже знали, что сегодня будет что-то очень интересное про Андриянова, слухи уже давно ходили по всей организации, так что опоздавших не было. И сам виновник будущего разбирательства сидел тоже уже здесь, бледный и унылый, в ожидании того, что скоро начнется.

Но начинать партсобрание с разбора скандального поведения Андриянова было нельзя, по заведенному порядку вначале было необходимо обсудить вопросы организационно-партийной работы. С них и начали, тем более сегодня было необходимо обсудить и руководство комсомолом организации. Минут за пятнадцать с этими вопросами разобрались. Но и теперь дело Андриянова было обсуждать еще рано – теперь необходимо было обсудить вопросы идеологической работы. Еще десять минут, по-быстрому, ушло на них. Затем еще пять минут уделили соцсоревнованию в рамках Торгово-промышленной палаты. Так быстро управились из-за специфики организации, все же не завод…

Наконец, на повестке собрания стали вопросы административного характера. И сразу после обзора работы народной дружины, наконец, пришло время и для обсуждения вопроса Андриянова. Щадить его Покровский не собирался, Блащицкий совершенно определенно по этому вопросу высказался, требуя разобраться с паразитом, поссорившим Торгово-промышленную палату с Союзом советских обществ дружбы и культурной связи с зарубежными странами. Самого его в зале не было, вызвали в Совмин, но парторг знал, что председатель потом обязательно наведет справки. И горе ему, если тому доложат, что он пожалел Андриянова во время этого заседания…

– Теперь, товарищи, у нас в повестке очень неприятный вопрос. Один из членов нашей партийной ячейки повел себя совсем не как коммунист. Речь о товарище Андриянове. Как выяснилось после жалобы председателя Союза советских обществ дружбы и культурной связи с зарубежными странами товарища Федосеева, товарищ Андриянов приставал к замужней сотруднице этой организации, у которой, к тому же, есть еще и двое детей. А кроме того, влез еще и в вопросы управления в этой организации, дав совет одной из сотрудниц ССОД, как подсидеть своего начальника. И ведь эта сотрудница начала его советы реализовывать, что едва не привело к срыву приема важной международной делегации. Вот так, товарищи – мы тут считаем, что среди нас все достойные люди, ходим, здороваемся, улыбаемся, а среди нас оказался волк в овечьей шкуре… Имена обеих сотрудниц ССОД мы разглашать не будем. Давайте лучше послушаем, что нам расскажет товарищ Петухова… Аврора Яковлевна, мы вас слушаем.

Андриянов, услышав это, обмер. Секретарь Рябко знала слишком много…