Глава 18

Московский городской комитет КПСС

Захаров сидел у себя в кабинете и пил чай, устроив себе короткий перерыв от посетителей. Он был весьма доволен тем, как складываются его отношения с Гришиным. Пока что выходило так, что кризис с детскими площадками и недовольными членами Политбюро удалось успешно разрешить. Будь оно иначе, Гришин бы уже неизбежно вызвал его с претензиями. А так, похоже, что его совет, который ему самому дал Ивлев, прекрасно сработал. «Полет» в три смены клепает новые детские площадки, а рядом в цеху, освобожденном от часового производства, срочно новенькие импортные станки устанавливают, полученные при помощи Гришина. Чтобы комплектующие для детских площадок прямо на месте делать, а не ждать поставок от других заводов. Когда цех этот полностью наладят, производство площадок как минимум удвоится… И самое главное, что и с нержавейкой вопрос решен и на этот год, и на следующий. Не может же Гришин позволить, чтобы в соседних дворах от тех, где внуки членов Политбюро живут, дети по обычному железу съезжали вместо нержавейки. А ну как внучок с друзьями туда пойдет, да об это обычное железо обдерется? Так что в следующем году и для его внуков вполне пристойные площадки получится поставить, и для Ивлева с Сатчаном обещанное им выполнить… Обещания надо выполнять.

В дверь постучали, и на пороге появился его помощник Платон Семёнович.

– Виктор Павлович, там к вам хочет на приём попасть ваш хороший знакомый Михаил Жанович Бортко.

Платон Семёнович прекрасно отслеживал, что происходит вокруг Захарова, так что давно приметил, что Бортко должен попадать к Захарову как можно быстрее, вне обычных очередей, и Захаров такую предупредительность с его стороны ценил. Поэтому тут же велел ему запустить к нему Бортко, несмотря на перерыв.

– Что скажете, Михаил Жанович, какими судьбами? – спросил он своего заместителя по группировке, когда они сели друг против друга. – Попросить Платона Семеновича чайку вам налить?

– Не стоит беспокоиться, я недавно пил чай. А к вам я по поводу вашего поручения, Виктор Павлович, по поводу импортного немецкого оборудования для ЖБК. Помните, чтобы плитку делать высшего качества для московских пешеходных дорожек?

– Как же тут забудешь? Дело важное, Москва должна быть красивой, – кивнул Захаров, вспомнив разговор с Ивлевым на совещании в банном комплексе «Полета». – Так что, какие-то проблемы там возникли?

– Да, Виктор Павлович, в том-то и дело, что проблемы есть. Я с вашими людьми из Совмина связался, они и рады помочь. Навели справки в ГДР, и на завод нужный вышли, что делает это оборудование. Вот только проблема у немцев. У них всё это оборудование по поставкам вперёд на полгода расписано. Не мы одни такие умные. У них это оборудование не только Восточная, но и Западная Европа покупает, как выяснилось.

– Да, очень жаль, – расстроился Захаров. – Но что получается, оборудование для нового производства мы выбрали самое лучшее, раз его и буржуи охотно берут?

Но тут ему в голову пришла одна мысль. – Михаил Жанович, а завод-то этот где в Германии расположен?

– В Берлине, Виктор Павлович.

– А, ну если в Берлине, так это совсем другое дело, – обрадовался Захаров. – Так, давайте-ка мне быстренько название этого завода и что конкретно нам с него нужно получить!

Явно обрадованный его реакцией, Бортко тут же полез в портфель и достал картонную папку, а из неё уже извлёк две страницы.

– Вот на этой страничке у нас название завода в Берлине, а вот здесь те виды продукции, что нам там нужны для новой линии на ЖБК.

Надев очки, Захаров внимательно ознакомился с обоими листами. После чего кивнул Бортко и нажал кнопку селектора.

– Платон Семёнович, – сказал он, – наберите, пожалуйста, Вилли Петермана из Берлина.

– Одну минуту, Виктор Павлович, немедленно сделаю.

– Обождём немножко, – сказал Захаров. – Как в целом дела? Всё в порядке?

Естественно, он имел в виду не дела Бортко, а в целом дела всей группировки, и Бортко, конечно же, прекрасно понял, о чём вопрос. Кивнув, сказал, что всё в полном порядке, никаких проблем не имеется.

Больше они ничего по группировке не обсуждали – не слишком подходящее для этого место. Ждали, когда со своим поручением справится Платон Семёнович. Наконец, всего через пару минут тот сообщил, что связь установлена и вот-вот соединит его с Петерманом.

Захаров кивнул, и действительно, через двадцать секунд его уже поприветствовал Вилли. Пару минут они поговорили о последних своих делах, о погоде, после чего Захаров перешёл к делу:

– Вилли, у меня такой вопрос: мне нужно для новой линии одного из моих московских предприятий оборудование с одного из твоих берлинских заводов.

– Что за оборудование? – спросил Вилли.

– Да там всего несколько пунктов, но именно это оборудование на самом высоком технологическом уровне делают только твои мастера. А ты сам понимаешь, что я стараюсь, чтобы в Москве было только всё самое лучшее. Можно ли как-то договориться о том, чтобы нам поставили пораньше? А то они ждать полгода предлагают, мол, какие-то буржуи из Австрии да Италии уже заказали все, что раньше будет выпущено. А это слишком уж долго…

– Для тебя, Виктор, мы всегда пойдём навстречу, Москва для нас важнее каких-то капиталистов, – ответил Вилли. – Когда договорим с тобой, я дам трубку своему помощнику. Соединишь его со своим помощником, пусть они обменяются техническими деталями.

Захаров поблагодарил. Ещё пару минут они общались на общие темы, спрашивали про здоровье жён, детей и внуков, после чего уже дали пообщаться помощникам.

Захаров с удовлетворением увидел по лицу Бортко, что тот весьма впечатлился такими его зарубежными связями. «Вот и хорошо, – подумал он. – А то с Михаилом Жановичем бывает иногда, что его несколько заносит от успехов, начинает о себе думать лучше, чем того заслуживает. Так что такого рода ситуации – это прекрасный способ поставить своего заместителя на место. Пусть видит, что ему до связей и влияния Захарова ещё как пешком до Луны. Так что удачно вышло, что появилась такая хорошая возможность продемонстрировать ему свои международные связи».

***

Москва, квартира Алдониных

Иван второй день не мог найти себе места. Его мучали сомнения. За время экспедиции в Монголии у него было время хорошо подумать и о своей жизни, и обо всей этой ситуации с Ксюшей и ребенком. Случившееся стало для него сильным потрясением и разочарованием. Но, немного остыв, Иван понял, что все еще до конца не понимает, как себя вести. Он осознал, что до сих пор считает ребенка своим…

Как я мог так безоговорочно поверить матери тогда? – в который раз ломал голову Иван над вопросом. – Она ведь видела малыша мельком, как и я, собственно. С чего она так вдруг уверена была, что он не мой? Он ведь совсем маленький был, что там можно было понять вообще?..

Промучавшись сомнениями несколько дней, Иван понял, что не сможет успокоиться, пока не поговорит с Ксюшей и не увидит ребенка.

Он ведь уже подрос, я взгляну на него и сразу пойму, права ли была мать, – решил Иван. – А вдруг все же я отец…

Вспомнив, что у Ксюши не так давно был день рождения, Иван захватил с собой один из кашемировых платков, купленных в Монголии в качестве сувениров, и решительно вышел из дома.

Ксюшу Иван застал в скверике недалеко от ее дома. Она сидела на скамейке, держа ребенка на руках и показывая ему яркую погремушку. Коляска стояла рядом. Иван подходил все ближе, пристально всматриваясь в личико малыша.

Все-таки это не мой сын! – вспыхнуло в голове понимание, ставшее для Ивана сродни ушату ледяной воды. В чертах лица ребенка уже сейчас достаточно уверенно угадывался совсем другой мужчина, которого Иван видел лишь однажды, но яркую внешность которого запомнил очень хорошо. Он снова почувствовал горечь и разочарование, а еще злость на Ксюшу, которая вынудила его пройти через все это. Иван уже хотел в порыве эмоций развернуться и уйти, но тут Ксюша подняла взгляд и заметила его. Пришлось подойти.

– Здравствуй, – выдавил из себя Иван, остановившись в паре метров от Ксюши и ребенка.

– Здравствуй, – кивнула Ксюша немного удивленно. – Ты уже приехал?

– Да, вернулся пару дней назад, – ответил Иван. – Вот, решил зайти…

– Зачем? – холодно посмотрела она на Ивана.

– Хотел узнать, как у тебя дела, – сдерживая раздражение, ответил Иван. – И по разводу договориться.

– Можешь подавать, раз решил, я не против, – пожала плечами Ксюша.

– В том-то и дело, что пока не могу, – в сердцах ответил он. – Я уточнил у знакомых, на развод нельзя подавать, пока ребенку не исполнится год. И даже потом разведут не сразу, еще время будут давать на примирение, до полугода. Так что это все будет не быстро, к сожалению…

– Ну, значит подождем. Я никуда не тороплюсь, – равнодушно пожала плечами Ксюша.

– Тебя вообще не волнует, что ли, вся эта ситуация? – не выдержал Иван, закипая. – Сидишь вся из себя такая равнодушная. Ничего не чувствуешь, что ли? Даже извиниться не хочешь?

– Меня сейчас волнует только один человек, тот, который у меня на руках, – спокойно ответила Ксюша. – Мне его предстоит растить и воспитывать и сейчас только это имеет значение. А извиняться мне перед тобой не за что. Я ничего такого не планировала. Про Рамаза ты прекрасно знал, я не скрывала ничего. А то, как все получилось, для меня стало таким же потрясением, как и для тебя. Так что не кричи здесь и не пугай мне ребенка. И не переживай так, мне от тебя ничего не надо, сама справлюсь. И маме своей то же самое передай…

Иван уже набрал в грудь воздуха, чтобы ответить, но потом просто махнул рукой, развернулся и пошел прочь. Подарок Ксюше он так и не отдал…

***

Москва, квартира Эль-Хажж

Диана сидела и выполняла домашнее задание по арабскому, когда раздался длинный телефонный звонок. Фирдаус пошел снимать трубку, а она стала с интересом прислушиваться, кто же там звонит. После пары фраз мужа поняла, что это Тарек. Эх, так хочется в Больцано, – вздохнула Диана, возвращаясь к своим занятиям. – Как там все-таки хорошо… Там у меня нет кучи языковых курсов…

Однако позаниматься у нее не получилось. Поневоле прислушиваясь к разговору мужа, она поняла, что Тарек, похоже, хочет, чтобы кто-то из них приехал в Италию. Задания по арабскому тут же вылетели у Дианы из головы, и она с любопытством пошла в прихожую поближе к Фирдаусу и телефону.

Муж поговорил с отцом еще минут десять. Как поняла Диана, речь шла о какой-то рекламе, но толком она ничего не разобрала и не понимала, зачем нужно их присутствие, ведь у фабрики есть свой рекламный агент.

– У меня важная новость, – сказал немного напряженно Фирдаус, закончив разговор с отцом и положив трубку. – Похоже, буквально через пару недель нам надо будет ехать в Больцано, а потом в рекламный тур по Европе.

– Ого. А надолго? – поинтересовалась Диана.

– Я думаю, месяц-полтора, не меньше, – ответил Фирдаус и добавил, – я понимаю, что мы очень много ездим с тобой, и ты уже устала от всех этих путешествий, но это важное рекламное мероприятие. Отец настаивает на твоем участии, так как ты лицо фабрики «Роза Росса», а мне нужно быть в команде, чтобы вести переговоры и заключать договора на сбыт продукции, если вдруг появятся серьезные потенциальные партнеры. Я бы лучше отказался и спокойно здесь поработал, но сама понимаешь, такую возможность упускать нельзя.

– Все хорошо, милый, – проворковала Диана, довольно обнимая мужа. – Конечно же, мы поедем. Это же семейное дело, что может быть важнее…

– Я тебя просто обожаю. Ты умница! – поцеловал жену Фирдаус, на глазах расслабляясь. – Спасибо, что все понимаешь.

Тебе спасибо! – мысленно усмехнулась Диана, окрыленная возможностью сбежать с опостылевших курсов с их бесконечными заданиями.

Дождавшись, когда муж пойдет в душ, она быстро метнулась к телефону, чтобы договориться о встрече с Артамоновой. Ее беспокоил тот факт, что она, едва вернувшись недавно из-за границы, снова уедет, причем надолго. Диана не знала, как отнесется к этому майор. Но вариантов не было. Предупредить все равно нужно как можно скорее, вдруг будут какие-то инструкции. Радость от предстоящей поездки немного заглушала опасения, так что Диана уверенно набрала знакомый номер. Артамонова назначила встречу на следующее утро. Ну и отлично, – подумала Диана, – вот завтра и узнаю, как комитет к моей поездке отнесется.

***

Москва

Для подготовки доклада по Ближнему Востоку, который я буду зачитывать в присутствии Андропова, решил съездить дополнительно в спецхран. Учитывая какой уровень этого доклада, можно смело рассчитывать на то, что в комитете постараются найти все возможные источники по всей той информации, что я представлю в понедельник. Так что провёл в спецхране в общей сложности три часа.

Набрал там чёртову кучу литературы, на что-то просто глаз бросил, пролистав за пару минут. Что-то более детально изучил минут за десять-пятнадцать. Брал номера газет, посвящённых ближневосточной тематике, и специализированные западные научные журналы.

Всего прошерстил три десятка источников. Естественно, что ни в одном из них не было про то, что арабы вот-вот атакуют Израиль. Подготовка к войне велась Египтом и Сирией на удивление тщательно. Но вот всякие мелкие детали, чтобы передать общую атмосферу Ближнего Востока, я при помощи этих источников смогу в доклад свой включить, а также использовать для ответов. Наверняка вопросов будет выше крыши…

Я бы и дольше посидел в спецхране, да и прямо там бы и начал писать этот самый доклад. Но, увы, надо было ехать на партсобрание в МГУ. Как и планировал, приехав на пятнадцать минут раньше, поймал в коридоре Фадеева. Специально там околачивался минут пять в его ожидании и преуспел. Попросил у парторга разрешения, если партсобрание слишком долго будет идти, уйти в 15:30 в связи с лекцией по линии общества «Знания». Он одобрительно кивнул, как же ему не одобрить то, что студент общественной работой так активно занимается, и тут же необходимое разрешение мне дал. Всё, по этой части я прикрыт, осталось занять место для Эммы Эдуардовны, чтобы с ней уже обсудить, что она там от меня хочет…

Придержал для неё местечко в шестом ряду. И когда она пришла, тут же и спросил её, можем ли мы обсудить тот вопрос, что она хотела.

– Да, Паша, всё верно. Правда, у меня к тебе не один, а сразу два важных вопроса. Первый – по нашей научно-исследовательской теме. Было бы неплохо, если бы на ноябрьскую конференцию ты представил очередной доклад. Подумаешь над ним хорошо?

– Да, конечно, – пообещал я Эмме Эдуардовне.

Мне сразу даже и в голову пришло, на какую тему можно представить доклад. Вот пишу я, пишу все эти доклады для Политбюро. Так почему бы мне не взять из них некоторую выжимку и не написать доклад о том, как современные технологии могли бы поспособствовать странам, пострадавшим от империализма? Можно взять какой-то отдельный регион – Африку или Латинскую Америку, к примеру. Так что доклад будет хоть и совершенно необычный, но прекрасно будет вписываться в научную тему, по которой я должен работать по поручению Эммы Эдуардовны. И одновременно никто не придерётся к тому, что он не содержит каких-то инноваций. Он столько их будет содержать, что все там обалдеют на конференции, когда услышат.

– Хорошо, – обрадовалась Эмма Эдуардовна, словно сомневалась в том, что я соглашусь. Хотя, может быть, и сомневалась. Всё-таки она привыкла работать со студентами, а ведь наверняка в силу возраста многие робеют, когда им предлагаешь сделать доклад в присутствие не только сверстников, но и профессоров. Ребят-то и девчат умных набирают в МГУ – в этом сомнений больших нет. Но в этом же возрасте ещё у многих налицо робость детская, и социальная неразвитость присутствует.

Так что моё постоянное согласие немедленно бросаться на амбразуру, конечно же, является выгодным отличием от позиции многих других студентов, я так думаю.

– Хорошо, Павел, спасибо, что так энергично принимаешь на себя ответственность, – сказала замдекана, подтвердив мои подозрения, что другие студенты явно пытаются увильнуть от её поручений по науке. И тут же перешла к следующему вопросу:

– Павел, а как ты смотришь на то, чтобы принять более активное участие в комсомольских делах? Уже не как рядовой комсомолец, а как организатор комсомольского дела? Мы с Гусевым как раз недавно по этому поводу общались…

У меня чуть волосы дыбом не встали от такого предложения. Так-то я, конечно, понимал, что я на виду и на слуху, и однажды у кого-то появится желание меня в какие-нибудь там делегаты-депутаты выдвинуть. Но это точно не входило ни в какие мои планы на ближайшие годы. Я же сдохну от скуки, если всех этих совещаний станет чрезмерно много. Мне и это-то партсобрание тяжело будет пережить, а в дополнение набрать ещё до кучи каких-то других скучных заседаний? Нет уж, большое спасибо. Так что с тем же энтузиазмом, с которым я приятно порадовал Эмму Эдуардовну, взяв на себя готовность сделать научный доклад, я немедленно пошёл по пути отказа от ее предложения о карьере в комсомоле.

– Эмма Эдуардовна, к сожалению, вот никак не могу. Мне приятно, конечно, что вы с Гусевым обо мне подумали, но не могу. Вы же сами посмотрите, я же в Верховном Совете не просто так работаю. Там у меня каждую неделю одно очень ответственное поручение есть. К сожалению, не могу вам более подробно его содержание раскрывать, но поверьте на слово, что там я никак не могу ерунду какую-то делать. Дальше. У меня каждую неделю работа по обществу «Знания». Ну и, вы, наверное, по радио периодически и мой голос тоже слышите? Мне же надо очень долго к этим выступлениям готовиться. Далее – статьи для газеты «Труд». Тоже дело совершенно нелёгкое. Так-то теоретически на себя что угодно могу взять, в том числе заниматься организационными вопросами комсомола. Но я же не потяну просто-напросто. А мне, по моему складу характера, абсолютно неприемлемо делать какую-то халтуру.

Значит, если меня в комсомоле организационными вопросами нагрузят какими-то, на которые придётся отвлекаться, мне придётся идти на радио или в газету «Труд» и там говорить, что, к сожалению, я больше не могу с ними никак сотрудничать.

И причину называть, что я по комсомольской линии в организационные вопросы во все эти влез. Но сами понимаете, как они отреагируют на такую причину? Скорее всего, начнут звонить вашему руководству в ректорат и требовать, чтобы с меня сняли лишнюю нагрузку, потому как моё сотрудничество и на радио, и в газете «Труд» всех там полностью устраивает, насколько я понимаю. В результате, скорее всего, ректорат обратится к комсомолу с просьбой снять с меня эту нагрузку. И там, скорее всего, так и сделают. Но что в результате? В результате всем будет очень неудобно. Что меня выдвинули, а потом снимать пришлось…

– Ну, в любом случае я твою позицию услышала, – сказала Эмма Эдуардовна.

Но мне очень не понравилось, что она не выглядела убеждённой моими доводами. Похоже, она не главная в этой задумке, кто-то на неё давит. Гусев не сказать, чтобы выглядел тем человеком, что смог бы на Эмму давить. Осторожен слишком для этого. Значит, кто-то посерьезней может оказаться. Ох, и не нравится же мне всё это…

Тут как раз уже и партсобрание началось. Удачно мы успели с Эммой Эдуардовной оба вопроса обсудить, хотя про второй мне бы лучше ничего и не слышать…

Темы, как обычно на партсобраниях, были самыми наискучнейшим, так что я быстро отрешился от реальности и принялся продумывать свой будущий доклад для Андропова.

Насторожился, только когда вдруг увидел, что на меня соседи смотрят, в том числе и Эмма Эдуардовна. Такая тишина настала сразу же. По давно сложившейся привычке промотал в голове последние услышанные слова. Надо очень много скучных заседаний просидеть, о своем думая, чтобы такой талант в себе развить…

Надо же, и точно про меня сейчас говорили, – понял я. Фадеев сказал, что рад сообщить о том, что кандидата в члены партии Ивлева Павла Тарасовича выдвигают на Ленинскую стипендию. И что обычно декан об этом сообщает на комсомольском собрании. Но раз уж товарищ Ивлев теперь участвует в партийных собраниях, то он взял на себя эту приятную миссию сообщить об этом.

Что нужно делать, я прекрасно знал, так что тут же подскочил и громко поблагодарил всех присутствующих за оказанное мне доверие. Сказал, что Ленинская стипендия – это очень большая ответственность для такого молодого человека, как я. И я ни в коем случае не подведу своих товарищей.

Фадеев благосклонно мне кивнул, и я сел обратно. Эмма Эдуардовна ко мне наклонилась и тихонько сказала:

– Ну я, конечно, про это тоже знала, но не хотела испортить сюрприз. Так что, Павел, тоже тебя поздравляю с Ленинской стипендией. Она с тобой теперь всю жизнь будет в личном деле. Это очень хорошо для твоей карьеры.

Если я правильно помню мой разговор с Межуевым, то это практически удвоение моей нынешней стипендии. Но самое главное, конечно, учитывая, что не так сильно я и нуждаюсь в этих деньгах, что Межуев не забыл про своё обещание, выполнил его. Можно только одобрить, как энергично он работает с молодёжью, которая его заинтересовала.

Загрузка...