Ревизор: возвращение в СССР 40

Глава 14

Москва, Министерство автомобильных дорог РСФСР

Ахмад, формально отчитавшись начальнику управления Якову Денисовичу, вспомнил слова Паши о том, что ему обязательно после первой поездки надо зайти к министру и уточнить у него, кому ему нужно будет отчитываться после поездок. Так что тут же отправился в приёмную министра.

Секретарь его поприветствовала и сказала:

– Министр сейчас в отъезде, но я наберу вас сразу же, как он появится.

Ахмад, поблагодарив Катерину, отправился к себе. И вплоть до самого вечера в кабинете терпеливо ожидал звонка от секретаря. Ушёл домой только через полчаса после окончания рабочего дня, когда понял, что министр, видимо, так и не приехал.

Во вторник он снова пришёл с самого утра в приёмную министра. В этот раз Катерина его обрадовала, сказав:

– Вчера Аверин так и не появился, а на сегодня я записала вас к нему на 14:30. И в этот раз Николай Алексеевич точно уже должен быть на месте.

Но и, придя к 14:30, Ахмад сразу к министру не попал. У того был какой-то цейтнот, пришлось просидеть в приёмной ещё минут сорок.

Наконец тот, лично выглянув из своего кабинета, пригласил его к себе.

– Ну как съездили в первый раз, Ахмад Нурланович? – спросил его министр, пожимая руку. – В целом поездкой довольны? Как вас приняли? Нормально вас заселили?

– Да, они были там очень радушны, – усмехнулся Ахмад. – С моей точки зрения, даже чрезмерно. Пришлось пресекать это чрезмерное радушие.

Министр понимающе усмехнулся. Предложил ему присесть напротив него и сам занял своё место за столом.

– Ну давайте рассказывайте теперь подробнее, товарищ Алироев, как вы оцениваете проделанные работы по дороге?

– К сожалению, есть отставание по графику на три недели. Ссылаются на тяжёлые погодные условия. Также говорят, что были серьёзные проблемы с грунтом.

– Это да, там действительно тяжёлая местность для прокладки, и погода явно не способствует. Ну а что скажете по качеству проложенной дороги?

Ахмад специально заучил из инструкции все необходимые термины. Так что сейчас счёл возможным блеснуть без всяких бумаг.

– К сожалению, есть много недочётов. В частности, много выбоин с резко выраженными краями, искажение поперечного профиля, встречаются просадки и проломы. Ну а уж размыв земляного полотна – вообще общее дело. Ну и, кроме этого, застой воды в водоотводных лотках – тоже сплошь и рядом встречается.

Министр поморщился и сказал:

– Ну что же, вполне ожидаемо. Далеко они от Москвы, вот и расслабились несколько. Это как раз одна из причин, почему и была сформирована ваша группа инспекционного контроля. Сейчас, после вашей первой инспекции, разойдётся информация по дорожным строителям по всей стране. Авось начнут более энергично работать, и качество повысится. А с мостами как дело обстоит?

– С мостами тоже ситуация не очень хорошая. На некоторых мостах и вовсе отсутствуют ограждения. Там, где ограждения есть, налицо повреждения отдельных элементов перил. Налицо также и мелкие повреждения мостов.

– Понятно, – сказал министр, – что по знакам?

– Сделали пятнадцать замечаний по отсутствию дорожных знаков в положенных местах.

– Хорошо, а что у нас там по благоустройству?

– Благоустройство вообще ещё как таковое отсутствует. Вдоль участков дороги, что завершены уже месяц назад, всё ещё не убран строительный мусор. Чего-то ждали, видимо, нашей инспекции, чтобы заняться этим.

– Ну что же, для первого раза неплохо съездили. – одобрительно кивнул министр.

– Я хотел ещё уточнить, Николай Алексеевич, – сказал Ахмад, поняв, что аудиенция вот-вот закончится. – А в будущем мне к вам с отчётом по инспекционным поездкам приходить или вы велите кому-то другому отчитываться?

– Правильный вопрос. Давайте так договоримся. Если я на месте в этот день, то ко мне заходите. Если нет, то к моему заместителю Паршину Эдуарду Гавриловичу, а он уже потом мне в двух словах расскажет об итогах вашей инспекционной поездки.

– Спасибо, буду следовать вашим инструкциям.

– Ну хорошо, тогда давайте отдыхайте пока что. Приходите в себя. На следующей неделе у вас будет новая инспекционная поездка.

– Спасибо, Николай Алексеевич, – поднялся Ахмад с места.

***

Ярославль, горком

– Хорошо, товарищи, раз уже все приготовлено, то мы пройдем, – сказал Ильдар, – но, пожалуйста, к концу нашего обеда составьте смету на угощение, я её оплачу.

– Это совсем ни к чему, – попытался возразить первый секретарь.

– Нет, этот вопрос даже не обсуждается, – твёрдо ответил Ильдар, – если вас это не устраивает, то просто проведите нас в вашу столовую, мы сами там покушаем.

Я одобрительно кивнул. Ну да, ещё не хватало, чтобы после того, как мы отсюда уедем в Москву, пошло в Кремль сообщение о том, что мы тут вели себя как баре, ели и пили за счёт местного горкома. Кто его знает, какие связи у них могут найтись, когда они попытаются защититься от обвинений, выдвинутых в их адрес главным редактором местной газеты. Возможно, найдётся у Камолова какой-то влиятельный противник, у которого с ним счёты, или у Ильдара того же самого и вполне может развернуться война компроматов. Так что нам нужно сработать максимально чисто. Я решил также, что прослежу за тем, чтобы тот счёт, который Ильдар подпишет и оплатит за счёт наших командировочных, он не забыл с собой прихватить и не потерял.

Стол был уже накрыт богато: и водочка, и коньячок, и икорка, и балычок. Но ясно, что спиртное мы трогать не стали. Съели по нескольку кусков балычка с аппетитом, и тут дверь отворилась, и на тележке нам супы завезли две симпатичные улыбающиеся девушки лет 20-25. Расставили нам тарелки и из кастрюли борща налили наваристого. Аппетит, конечно, у нас проснулся сумасшедший за такую поездку. Да и когда тебя трясёт зверски на ухабах, в желудке явно появляется больше места, чем обычно, все содержимое утрясается.

Минут через десять после борща нам и горячее принесли, гуляш с картофельным пюре, и только после горячего темп нашей атаки на съестные ресурсы начал немножечко пригасать. Первого червячка мы явно успешно заморили.

Мокроусов вкушал местные деликатесы вместе с нами. Но вёл он себя при этом немножко робко, явно чувствовал себя неловко. Это ещё раз подтвердило мою уверенность в том, что он не скандалист. Ему все это совсем не нужно было бы, если бы к нему нормально отнеслись до этого, и начали решать проблемы, что он выявил, вместо того, чтобы его прессовать.

Через полтора часа у нас появился Гостинский, а вслед за ним семенил незнакомый нам мужичок, который положил перед Ильдаром запрошенный им счёт за угощение. Ильдар тут же полез в кошелёк и расплатился, а счёт сложил во внутренний карман пиджака.

– Продолжим, товарищи? – заискивающе спросил первый секретарь.

– Продолжим! – великодушно сказал Ильдар, и мы вернулись в зал для совещаний.

Делегация со стороны горкома увеличилась за счет высокой фигуристой женщины лет 35. Видимо, заведующая поликлиникой к нам присоединилась, как я понял. И, конечно же, ясно было, что эти полтора часа местные чиновники потратили на то, чтобы согласовать свои позиции. Это тоже было неизбежно.

– Товарищи, предлагаю заслушать отчёты нашего профорга и заведующей поликлиникой. Начнём, пожалуй, с профорга! – сказал первый секретарь.

Трамильчик, горестно вздохнув, приступил:

– Товарищи! Изучив данные о санаторно-курортном лечении, я вынужден признать, что к моему полному недоумению товарищ Мокроусов, его супруга и их ребёнок действительно последние полтора года не получали никаких путёвок. Я очень сам этим удивлён.

– То есть вы хотите сказать, что все эти многочисленные заявления, что подавали я и моя жена на санаторно-курортное лечение вы у себя не нашли? – не выдержал Мокроусов.

Мы с Ильдаром и Марком обменялись взглядами.

Профорг, неуверенно кашлянув, сказал:

– К сожалению, видимо, у нас были какие-то пробелы с ведением документации…

– И память у вас, похоже, заодно тоже отшибло, как видимо! – сказал осмелевший Мокроусов.

Никто со стороны горкома комментировать это не стал.

– Да, вот такой досадный случай! – вздохнул картинно первый секретарь. – Теперь давайте заслушаем, пожалуйста, заведующую поликлиникой Рыбкину Алоизу Семеновну.

Фигуристая женщина тяжело вздохнула, и мрачно посмотрела на Гостинского, прежде чем заговорила.

– Товарищи! Мокроусов и его супруга, действительно, ранее были приписаны к нашей поликлинике партактива. К сожалению, у нас ограниченное количество тех, кто может прибегать к ее услугам. Поэтому недавно было принято решение об изменении числа сотрудников, которые приписаны к поликлинике партактива.

– И кем же было принято это решение? – спросил тут же Ильдар.

Молодец, не спросил бы он, я бы сам задал этот вопрос. Тем более я уже понял по этому взгляду на Гостинского, который она кинула, что явно не удалось ему ее уговорить взять хоть какую-то вину на себя. Значит, все правильно, надо просто ее разговорить, и есть шанс, что она все расскажет, как было на самом деле.

– Решение было принято на партийном собрании. – сжато ответила заведующая поликлиникой.

Да, явно не смогли её уговорить взять вину на себя. Парторг попытался её подставить, еще когда мы в первый раз расспрашивать начали, но нашла коса на камень. Ну и правильно, это же явно не её уровня решения. Ей что есть этот Мокроусов в её поликлинике, что нет этого Мокроусова – вообще без разницы.

Все посмотрели на парторга, тот, кашлянув, не стал дожидаться, когда его пнёт первый секретарь, и заговорил:

– Да, товарищи, я и сам уже поднял архивы наших заседаний и обнаружил, что такое решение было действительно принято. Как правильно отметила Алоиза Семеновна, поликлиника не резиновая, всех обслуживать не может.

Я уже не стал сдерживаться, да тут же и сказал:

– А не подскажете ли, уважаемый парторг, почему вы приняли решение исключить именно главного редактора с его супругой из списка пациентов данной поликлиники? Почему вы, если являетесь настоящим коммунистом, не начали с себя и со своей супруги?

Надо было видеть, как все чиновники, а не только парторг, сидевшие напротив нас, задёргались. Марк расплылся в улыбке, Ильдар довольно дёрнул кончиком рта, а парторг бросил короткий взгляд на первого секретаря горкома. Тот сделал вид, что вовсе не замечает этого взгляда: мол, выплывай сам, как хочешь.

Парторг в рубку идти не стал, понимает же прекрасно, что против делегации из Кремля не потянет. А уже раз и первый секретарь горкома его не собирается поддерживать, то и подавно. Так что тут же заявил покаянно:

– Да, товарищи, мной была допущена преступная близорукость! Вы правы, надо было не сокращать чрезмерное количество пациентов за счёт редактора газеты с его супругой, а самому с моей супругой показать пример для экономии расходования средств поликлиники. Так что, простите, товарищи, это была моя ошибка.

– Так давайте прямо сейчас её исправим, – предложил Марк. – Давайте вы со своей супругой выйдете из поликлиники партактива, а главного редактора газеты «Северный рабочий» с супругой мы введём туда обратно на обслуживание. Что скажете, товарищ парторг? Готовы исправить свою ошибку?

– Да, конечно, товарищи, – ответил тот, – мы с супругой немедленно так и поступим.

– Отлично, – сказал Марк, – а мы со временем проверим, как оно всё тут у вас после нашего визита будет исправлено, товарищи. Внесем в график проверок даже нашей группы, чтобы точно не запамятовать. Верно, Ильдар Ринатович?

– Верно, Марк Анатольевич. Товарищи, мы сегодня рассчитываем еще в Москву вернуться, так что давайте ускоряться, – сказал Ильдар. – Если с поликлиникой разобрались, то давайте теперь посмотрим, что можно сделать по путёвкам. Готовы ли в профкоме сказать, что это совершенно нормально, когда больной бронхиальной астмой ребёнок полтора года не получает никаких путёвок для санаторно-курортного лечения? Чтобы там ни было с заявлениями – потеряны или они не потеряны. У меня вопрос к вам, товарищ профорг – нормальная ли эта ситуация?

Профорг уже ни на кого не смотрел; понял, что первый секретарь заботится только о себе и вытягивать его не будет, так что решил пойти по той же самой тропе, по которой только что прошёл парторг. Тропе самобичевания.

– Согласен, товарищи, – заявил он. – Это грубое упущение в моей работе как профорга. Я должен был позаботиться о том, чтобы эти путёвки были выделены даже без всякого заявления со стороны товарища Мокроусова. Мы немедленно исправим эту ситуацию. Нам как раз на днях поступила путёвка в спелеолечебницу в Солотвине на территории Украинской ССР; мы немедленно рассмотрим на заседании нашего профсоюзного комитета выделение этой путёвки на три недели для ребёнка главного редактора Мокроусова. Также присмотрим путёвки для восстановления здоровья самому товарищу Мокроусову и его супруге.

– Я думаю, с учётом того, что эти путёвки не выделялись полтора года, будет совершенно справедливо, если следующие полтора года ребёнок с его родителями будут для восстановление своего здоровья в рамках санаторно-курортного лечения получать путевки каждые полгода? – предложил я. – Как вы считаете, это будет справедливо

– Да, конечно, – ответил тот, достав платок из кармана и протирая вспотевшую лысину. – Уверен, что этот вопрос мы сможем решить.

– Ну а потом, я думаю, – сказал я ему, – будет справедливо, если ребёнок с таким тяжёлым заболеванием будет получать путёвки по санаторно-курортному лечению раз в полгода, а товарищ Мокроусов с супругой раз в год. Правильно, товарищи? – снова обратился к местным чиновникам.

– Конечно, конечно, – заверил меня Гостинский.

***

Москва, общежитие МГУ

Луиза сидела в своей комнате в общежитии и пыталась упаковать вещи, собранные для поездки на картошку. Когда она сложила на кровати все, что ей может потребоваться, получилась очень внушительная гора вещей. Было очевидно, что все взять с собой не выйдет. Поэтому сейчас девушка сидела и пыталась понять, без чего сможет обойтись в ближайший месяц. Ситуация осложнялась еще и тем, что не было уверенности в условиях, в которых предстоит жить.

Понимая, что, не имея опыта таких поездок, она может оказаться в сложной ситуации, Луиза предварительно собрала информацию о поездках на картошку, расспросив студенток старших курсов. Повезло, что ее новые знакомые из числа немецких студенток были очень общительны и знали много русских.

Старшекурсницы объяснили Луизе, что поездки на картошку очень сильно отличаются друг от друга. Все зависит от того, куда попадешь. Некоторые девушки рассказывали, что жили во время поездок во вполне комфортабельных домиках в пионерском лагере и питались трижды в день в столовой. А были и такие, кто во время поездок на картошку спал на полу в сельском клубе, а еду готовили сами по очереди на примусах, а иногда на кострах, как в походе в лесу.

Послушав эти рассказы, Луиза начала понемногу паниковать. Она никогда не любила походы и совершенно не была готова к бытовым неурядицам. Жизнь без возможности принять вечером горячий душ казалась ей очень тяжелой и в корне неправильной. Но она уже согласилась ехать, так что отступать было нельзя, поэтому помимо информации об условиях проживания она попросила у старшекурсниц еще и несколько советов по поводу того, что лучше надеть. И тут выяснилось, что из предложенного ей списка у нее почти ничего нет. Весь ее гардероб был подобран из расчета на жизнь в столице, а не на сбор урожая в неизвестном советском колхозе. Так что Луиза с парой подруг пробежалась по магазинам в надежде купить недостающее. Купили ей в итоге только тяжелые и неудобные резиновые сапоги и мрачноватого вида спортивный костюм, который она сама никогда бы не выбрала и на себя не надела в обычных обстоятельствах.

– Зато его не жалко, – уверенно заявила Лиза, одна из старшекурсниц, которая просвещала Луизу об особенностях местных выездов на картошку, а потом предложила помочь с покупками. – Увидишь, что он очень тебе пригодится, еще спасибо скажешь, – уверенно добавила девушка.

– А сапоги только такие? – неуверенно спросила Луиза девушку.

– А что с ними не так? – удивленно посмотрела на нее Лиза. – Сапоги как сапоги. Обычные.

– Они тяжелые очень, – пожаловалась Луиза, удержавшись от ремарки о том, что сапоги еще и страшненькие.

– Ну да. Но они все такие, это же резина, – пожала плечами Лиза.

Больше ничего из списка Луиза покупать не стала. Вещи в магазинах ей категорически не нравились. А покупать что-то, что пригодится только на этот месяц и потом выбрасывать, ей казалось нерациональным. Подберу что-то из того, что у меня есть, – решила Луиза, – просто буду носить аккуратно и все. Всего-то четыре недели, не такой и большой срок…

***

Москва, завод «Серп и молот»

Ваганович решил прогуляться после обеда, и уже пошел к двери, когда она открылась и на пороге появился Мыльников.

Мыльников намылился ходить к нему чуть ли не каждый день, как к себе домой. И изрядно ему уже надоел, честно говоря. Но тем не менее деньги на нём Ваганович делал неплохие. Так что деваться некуда – придётся потерпеть очередной его визит и болтовню, которую невозможно заткнуть. Иной раз и голова начинает болеть после его очередного визита.

Постаравшись скрыть своё неудовольствие от нарушенных планов, он любезно улыбнулся и сказал:

– Здравствуйте, Алексей Владиславович. Какими судьбами к нам?

– И вам не хворать, Аркадий Павлович! Да вот, появилось время. Решил заскочить к вам, уточнить, как у вас дела?

– Прекрасно. У меня все прекрасно, Алексей Владиславович.

Чем черт не шутит? – подумал Ваганович, – может, удастся его вытащить на прогулку хоть?

– Может быть, по двору прогуляемся? А то надоело сидеть всё время взаперти. – предложил он.

– Да я бы с удовольствием, Аркадий Павлович. Да вот, к сожалению, прихромал, только немножечко и хожу вот по заводу.

Он, правда, совсем не хромая вошел. Но что ж поделать? Не будешь же ему прямо говорить, что он врёт.

Так что Вагановичу пришлось окончательно отказаться от планов на небольшую прогулку после обеда. А жаль, говорят, она пользительна для здоровья.

Смирившись со своей судьбой, он спросил Мыльникова:

– Может быть, что-то новое расскажете, Алексей Владиславович?

Сам он вернулся к себе за стол. Мыльников тут же радостно присел на стул напротив него.

– А и расскажу, Аркадий Павлович. Пожалуй, сегодняшняя самая интересная новость, которая вызвала горячие дискуссии среди наших мужчин – это появление у Тамарочки новой сотрудницы.

Ваганович вспомнил, что Мыльников называл Тамарочкой заместителя начальника отдела кадров. Тот между тем продолжил:

– Такая аппетитная молоденькая девочка, вы б только её видели. Всё при ней: и фигура, и личико. Очень симпатичная девчуля. Но только вы, Аркадий Павлович, смотрите, руки с ней не распускайте.

– Да я и не думал, – тут же ответил Ваганович. – С чего бы я вдруг начал это делать?

Правда, он тут же понял, что в этой фразе есть какой-то скрытый смысл. И Мыльников явно хочет, чтобы он спросил его об этом. Вот же вечно ничего прямо не скажет, любит загадки всякие загадывать. Но куда деваться? Всё равно же с ним время терять на болтовню, почему бы и нет?

Так что Ваганович его спросил:

– А почему руки-то нельзя распускать, Алексей Владиславович?

Мыльников улыбнулся и снизошёл до обьяснения:

– Так мне Тамарочка-то рассказала: это не простая девочка к нам пришла, а племянница начальника управления в министерстве, Проскудина Петра Павловича. Знаете же такого?

– Слышал, – сказал Ваганович, хотя еще не слышал про такого ни разу, – получается, по звонку устроили...

– Естественно, как и на большинство тёплых мест в нашей конторе, – улыбнулся Мыльников. – Я, собственно, что и зашёл сразу вам сказать про неё со всеми этими деталями, чтобы какого конфуза не вышло. А то вдруг бы вы на неё раньше меня наткнулись, а потом она пожаловалась бы начальнику управления. Да и проблемы бы лишние у вас появились, никому не нужные. С такого рода родственничками заигрывать опасно, могут не понять и нажаловаться сгоряча наверх.

Тоже мне услуга, – подумал Ваганович. – Такое впечатление, словно он только и делает, что бегает в рабочее время по коридорам да щемит привлекательного вида сотрудниц. Скорее, это по профилю самого Мыльникова или Колпакова. Да и тот же Кирсанов, несмотря на то что и жена есть, и любовница, тоже постоянно за другими бабами увивается.

Ваганович же, утратив накопленный всеми правдами и неправдами капитал, твёрдо решил, что никаких любовниц себе не позволит. Пока что ему гораздо важнее на пенсию хоть какие-то серьёзные накопления сделать, чем растрачивать их на каких-то девчонок. Что ему эти девчонки сейчас? Погулял да забыл. А накоплениям убыток. Помогут ему, что ли, эти воспоминания про гульбу, когда через десять лет придётся на голой пенсии сидеть, растратив все невеликие пока накопления?

– Как вы сказали, зовут эту новую девушку? – спросил он Мыльникова.

– Ага, заинтересовались всё же, Аркадий Павлович, – ухмыльнулся маслянисто тот. – А я и не говорил еще. Любаша её зовут, Любочка. Она всех просит по имени-отчеству к ней не обращаться, только так. Компанейская девчонка.