Ревизор: возвращение в СССР 39

Глава 9

Москва, кабинет председателя Торгово-промышленной палаты

Рябко явился буквально через пять минут. Судя по запыхавшемуся виду, только пришел на работу. Даже бумаг никаких не захватил, хотя обычно всегда сновал с папкой в руках и вечно документы какие-то подсовывал.

— Что за бардак у вас в отделе творится, Федор Маркович? — с места в карьер взял Блащицкий. — Распустили сотрудников, совсем не смотрите за персоналом!

— Да что вы, Игорь Борисович, — опешил Рябко, судорожно пытаясь сообразить, кто из его подчиненных мог попасть в поле зрения председателя, да еще и явно в очень негативном свете. — О ком вы говорите?

— Вы даже не знаете, о ком речь? Хорошо же вы информированы о делах своих подчиненных, — скептично заметил Блащицкий. — Ну раз такое дело, введу вас в курс… Вчера поступила жалоба от начальника Союза советских обществ дружбы и связи с зарубежными странами на некоего Андриянова Антона Григорьевича. Знакома вам эта фамилия?

— Конечно, — кивнул Рябко, услышав фамилию своего зама, прекрасно понимая, что начальник последний вопрос задал скорее из сарказма и лучше сейчас быть максимально лаконичным в ответах, так как председатель явно сильно не в духе и на Андриянова зол. Надо сначала выяснить, в чем дело, чтоб не сделать ситуацию еще хуже по незнанию.

— Так вот, — продолжил тем временем Блащицкий, — оказалось, что ваш заместитель уже несколько недель пытается ухаживать за сотрудницей Союза обществ дружбы, особо подчеркну, замужней сотрудницей, у которой двое маленьких детей к тому же…

Рябко, услышав это, чуть зубами не заскрежетал. О том, что его заместитель любитель противоположного пола он был прекрасно осведомлен. Ранее не раз в шутку спрашивал, когда же тот угомонится, но сильно негативных эмоций по этому поводу не испытывал, поскольку Андриянов всегда был очень разборчив и чрезвычайно осторожен в своих похождениях. И вот пожалуйста!..

— Я приму меры, Игорь Борисович,… — начал говорить Рябко, но начальник тут же его прервал.

— Я еще не закончил. Потрудитесь дослушать до конца. А потом уже я буду вам говорить, какие меры и по отношению к кому будут приняты, — сказал председатель таким тоном, что Рябко моментально заткнулся, вжав голову в плечи. — Ваш Андриянов не только позволил себе пытаться разрушить семью сотрудницы дружественной нам организации. Он использовал служебные возможности, чтобы преследовать ее. Мне точно известно, что он пытался сначала попасть в Болгарию, а потом в Ялту и Сочи, чтобы оказаться там же, где в данные периоды была в командировках вышеупомянутая сотрудница. А не сумев, начал саботировать работу отдела книгообмена, в котором работает эта женщина. Не мне вам объяснять, что такое поведение выходит далеко за рамки аморального поведения. Ведь для своих низменных целей ваш заместитель, не стесняясь, использовал ресурсы и возможности нашей организации.

Рябко, слушая отповедь начальника, постепенно начинал просто трястись от ярости. Чертов Андриянов с его бабами! — думал он. — Подвел меня под монастырь, идиот. Рябко моментально вспомнил все нестыковки последних нескольких месяцев, связанные с его заместителем, и сложил два и два. И сотрудничество с отделом книгообмена Андриянов предложил совершенно неожиданно. И ведь так логично все обосновывал, соловьем разливался… И в Болгарию всеми правдами и неправдами хотел попасть, так щемился и так расстроился, когда не вышло. И отпуск потом этот выпросил себе, чтоб в Ялту и Сочи поехать… А теперь на волоске и сам, и Рябко тоже подставил серьезно. Блащицкий такой промах вовек не забудет, особенно раз ему самому прилетело.

— И очень настораживает меня, Федор Маркович, — сурово произнес Блащицкий, — что все это вытворяет не кто либо, а ваш заместитель. Неужели вы не в курсе действий вашего непосредственного подчиненного?

— Игорь Борисович, я вообще ничего об этом не знал, клянусь, — заверил начальника Рябко. — Не понимаю, как Андриянов смог меня за нос водить и столько времени скрывать свои действия. Но уверяю вас, что разберусь с этой ситуацией максимально быстро. И заместитель мой понесет самое суровое наказание за свои проступки.

— То, что наказание Андриянов получит, нисколько не сомневаюсь, — кивнул Блащицкий. — Лично беру это дело на контроль и на вас полагаться в нем не собираюсь. Вам, Федор Маркович, после этого случая доверия нет. Это же надо, не знать, что ваша правая рука, ваш заместитель, делает. Я прямо сейчас поговорю с парторгом. Поведение Андриянова недостойно члена партии. Надо обсудить этот вопрос и решить, как действовать. Вам же рекомендую далее по всем вопросам относительно товарища Андриянова советоваться с парторгом. И в отделе своем порядок наведите. Иначе следующим вопросом может стать вопрос о вашем служебном соответствии…

Москва, отдел по выставкам, ярмаркам и презентациям Торгово-промышленной палаты

Андриянов, узнав от секретаря, что его срочно вызывает Рябко, направился с легким сердцем в кабинет руководителя. Они вчера отлично отработали вместе по новой выставке, так что Андриянов предвкушал заслуженную похвалу и даже, возможно, поощрение. Рановато конечно, еще не все сделали, но большая часть работы по этому мероприятию позади, так что почему бы и нет.

— Ну что, допрыгался! — огорошил его Рябко с порога, едва Андриянов дверь кабинета успел закрыть. — Сам прокололся, ловелас недоделанный, да еще и меня под удар подставил. Не знаю, как теперь выкрутиться.

— Что случилось, Федор Маркович? — спросил растерянно Андриянов, пытаясь понять причину гнева начальника.

— Это ты меня спрашиваешь, в чем дело⁈ — заорал на него Рябко. — Это я должен спрашивать, что ты себе позволяешь и кем ты себя возомнил вообще! Почему о твоих выкрутасах мне сам председатель рассказывает, грозясь уволить и тебя, и меня за компанию, раз у меня такой заместитель. Какого черта тебе эта баба замужняя из отдела книгообмена понадобилась? Мало вокруг тебя вьется молоденьких? Ты что устроил там?

— Я не понимаю, о чем вы говорите, Федор Маркович, — попытался Андриянов сделать недоуменный вид, — это клевета. Кто-то явно на меня наговаривает.

— Ты мне здесь лапшу на уши не вешай, — зло ответил Рябко. — Знаю я тебя не первый год, целочку не строй здесь передо мной. Мне рассказали и про твою попытку в Болгарию попасть, и в Крым. Да я и сам не идиот, вспомнил все твои выкрутасы в последнее время… Догадаться несложно, откуда что растет… Ты хоть понимаешь, что доигрался? Из-за тебя у нас конфликт с Союзом обществ дружбы. Твое дело на контроле лично у Блащицкого. И уверяю, ничего хорошего от него не жди. Он мне такую выволочку из-за тебя устроил, что боюсь, недолго мне в начальниках здесь ходить.

Андриянов после этих слов начальника не на шутку струхнул. Рябко он знал неплохо, паникером тот точно не был. Они вместе такие комбинации иногда проворачивали, не раз по краю ходили. Нервы у Рябко были железные. Так что, если он так настроен, значит действительно дело серьезное. Но как все всплыть могло? — ломал голову Андриянов, пытаясь сообразить, как построить дальнейший разговор с начальником. — Неужели Морозова такими связями располагает? А Белоусова чего тогда молчит, даже не предупредила его? Хотя о чем он… Если Морозова той все рассказала про то, что он пытался за Галией приударить, то Белоусова с ним даже здороваться теперь не будет. Баба она вздорная… Что же делать?

— Федор Маркович, каюсь, бес попутал, — пошел на попятный Андриянов, решив, что повинную голову меч не сечет и надо начальнику признаваться, чтобы попытаться заручиться его поддержкой. — Но все уже в прошлом, клянусь вам. Да, летом был момент, увлекся немного. Но уже давно остыл. И не понимаю, кто из этого эпизода такой скандал раздуть пытается. Там вся ситуация яйца выеденного не стоит…

— Остыл⁈ — снова рассвирепел Рябко. — Мозг у тебя остыл! Ты правда не соображаешь ничего? Ты меня не слушал, что ли⁈ О твоих похождениях мне рассказал сам Блащицкий! Дошло до тебя наконец? Председатель торгово-Промышленной палаты в курсе твоих похождений и злоупотреблений служебным положением, кстати, тоже. Он лично это дело контролирует. И твой лепет про клевету и легкое увлечение тебе не поможет. Все уже все знают. Прямо сейчас Блащицкий парторга к себе вызвал и решает, как с тобой поступить…

— Но как быть, Федор Маркович, — не на шутку растерялся Андриянов. — Должен же быть выход. Я ведь компетентный сотрудник, пользу приношу нашей организации немалую. Оступился раз, с кем не бывает. Вы ведь меня поддержите? Я всегда на вашей стороне был, вы же знаете. Никогда вас не подводил. Помогите…

— Никогда не подводил? — ядовито процедил Рябко. — А сейчас ты что сделал? Нет уж, товарищ Андриянов. Ты под угрозу всю мою дальнейшую карьеру своими прихотями поставил. Так что теперь ты сам по себе. Заварил кашу — расхлебывай. И не жди, что я помогать тебе брошусь. Топить специально не буду, все же много лет вместе проработали, но чтоб помочь даже пальцем не пошевелю. Не рассчитывай. Все. Разговор окончен. Можешь быть свободен.

Андриянов, совершенно раздавленный, вышел из кабинета начальника и направился к себе, не понимая, что теперь делать и как спасать ситуацию. Терять эту работу он категорически не хотел.

Москва

Приехал на кафедру, парни наши уже сидели в огромном кабинете, и немного волновались. Антураж был соответствующий — шкафы с противогазами на полках, плакаты по военной подготовке на стенах висели плотно, почти сплошняком. Я особо не волновался — я армию прошел в прошлой жизни, что мне учеба в университете… Это же облегченный вариант, само собой, один день в неделю. Знал уже, правда, что у нас специализация будет по ПВО. Вот в ней я уже ничего не понимал…

С удивлением увидел в аудитории Булатова.

— А ты что здесь делаешь? Ты же в армии служил!

— Сказали, что сюда всем надо, кто служил и кто не служил, — раздосадованно ответил староста.

— Вот оно как…

Совсем я перестал волноваться, а вместо этого даже и обрадовался, когда к нам пришли два человека, которых я прекрасно лично знал. Полковник Мамаев Пётр Платонович и майор Евдокимов Николай Андреевич. Те самые, которые университетские соревнования по стрельбе проводили у Догеева на полигоне Лосиного острова.

Они оба тоже меня узнали, я же по своей вечной привычке на первой парте устроился, на которую никто не претендовал. Мне все равно где сидеть, на первой парте или на последней, если преподаватель что-то бестолковое говорит, не проблема абстрагироваться и о своих делах думать, поедая его преданными глазами. Навыков из прошлой жизни у меня много полезных, жизнь прожить — не поле перейти… А когда ты на первой парте сидишь, у тебя сразу в глазах преподавателя плюс один балл к возможной оценке. Он тебя уже как облупленного к экзамену или зачету помнит, и благоволит, а гонять будет бездельников, которые на задних рядах кучкуются и болтают, раздражая его…

Евдокимов мне кивнул даже сдержанно, а Мамаев не снизошел. Ну так я не обиделся, у нас тут не клуб любителей литературы, чтобы с драматургом Ивлевым здороваться и трястись над ним. Это армия, сынок! Пусть и в стенах учебного учреждения…

Полковник запугивал студентов обязательным посещением и строжайшей дисциплиной на занятиях. Где-то в полчаса уложился. Затем представил Евдокимова, взглянул на часы и покинул нас.

— Здравствуйте, товарищи студенты! — сказал майор, и начал в разных вариациях повторять то же, что до него полковник.

Но он уже развивал эти же мысли в пределах часа. А потом объявил, что все свободны до следующей пятницы. В которую у нас будет строевая подготовка, которая поможет нам стать настоящими мужчинами.

Все пошли к выходу, а Штирлица, то бишь меня, Евдокимов попросил остаться.

Когда все вышли, майор сказал:

— Значит так, Паша. Полковника нашего вчера сильно разъярила ваша замдекана, как ее там, Эмма…

— Эдуардовна, — подсказал я.

— Все требовала свободного посещения на военной кафедре для некого Ивлева, ссылаясь на просьбу ректора. Приказать он нам не может, такая у нас специфика, но настырная твоя замдекана, и Мамаева сильно на коня подсадила. Не любит он такого. Правда, мы с ним не сразу сообразили, что это ты тот самый Ивлев, что на стрельбище первое место на соревнованиях занял.

— Вместе с моим другом мы его разделили… — напомнил я.

— Ай, да не суть. Короче, когда поняли, что к чему, это все изменило. Сделаем таким образом. Вместо военной кафедры будешь теперь по пятницам к Догееву ездить на стрельбы. Стрелять будешь, пока он сам тебя не отпустит по причине дрожащих рук и просыпанных патронов. Ты же, наверное, и так планировал посещать стрельбище?

— Конечно, — заверил я Евдокимова. Я и правда собирался, правда, сообразив, куда идет наш разговор, в любом случае дал бы точно такой же ответ.

— Вот. И возьмешь также на себя обязательство посещать любые соревнования, на которые мы сочтем тебя нужным отправить. Идет?

— Почему бы и нет?

— Все, тогда свободен, боец. Здесь можешь больше не появляться. Понадобишься, через вашего замдекана тебя найду. Она, кстати, незамужем?

— Не-а.

— Надо бы с ней познакомиться. Учитывая, как полковника вчера довела, потенциал у нее есть. Как у боеголовки на килотонну… Ладно, это уже тебя не касается. Свободен, боец!

Хороший мужик Евдокимов. Легко с ним общаться, чувствуешь себя с ним на одной волне. Как с Гришей…

Вышел от майора очень довольный. А парни наши, оказывается, меня дожидались. Не все, конечно, только самые близкие друзья — Тания, Сандалов, Давыдов, да Макаров.

— Что, небось и здесь у тебя будет свободное посещение? — проницательно спросил Макаров.

— Ну, не совсем. Буду отрабатывать на стрельбище по пятницам. Хотят из меня Соколиного глаза сделать.

— Эх! — завистливо вздохнул Давыдов, — я бы тоже лучше бы на стрельбище отрабатывал, вместо того, чтобы сиднем в аудитории сидеть…

— Ты что, не слышал майора, что ли? — пихнул его локтем в бой Ираклий, — ты и не будешь в аудитории сидеть. Строевая у нас начнется в следующую пятницу! Ножками, ножками, да по плацу!

— Пошли, что ли, посидим где-нибудь в кафе, отметим начало военной кафедры? — предложил Леха.

— С каким бы удовольствием я с вами пошел! — сказал я, прикинув, что до встречи с Дианой нужно еще и в «Труд» заехать, и бумаги на импортное оборудование забрать и к Бортко закинуть. О, кстати, если там Сатчан будет, то с ним сразу и статью обсужу сегодняшнюю по детским площадкам. — Но никак не могу, парни. Дела.