Ревизор: возвращение в СССР 30

Глава 19

Москва. Государственный дом радиовещания и звукозаписи.

Вторая передача была посвящена дружбе народов СССР и интернационализму.

Двадцать минут говорил о том, что дружба народов лежит в основе успехов нашей страны. Сотни народов вместе строят крупнейшее в мире социалистическое государство, в котором люди всех национальностей равны.

Николаев не столько задавал вопросы, сколько дополнял мои слова своими утверждениями. Я даже подумал, что он, не слишком разбираясь в этой теме, просто боится задать вопрос, который покажется слушателям двусмысленным.

— Для нашей молодёжи это норма жизни, — говорил я, — но нельзя забывать, что так было не всегда. А во многих странах мира до сих пор существует рознь между народами, а то и практикуется расизм в разной степени.

— Вот именно. Взять тот же апартеид в Южной Африке, — заметил Николаев.

— Да, это яркий пример современного государственного расизма, — согласился я. — Так что опасно думать, что мирное сосуществование сотен разных народов ничего не стоит и получается само собой. Нужна постоянная неустанная работа над тем, чтобы выстроить в СССР единую общность — интернациональный советский народ. Интернационализм — основа основ СССР. Мы открыты всем другим народам мира, и готовы дружить со всеми как равные с равными.

Говорил совершенно искренне — так же оно и есть. Пока не разрешили националистам всех мастей при Горбачеве начать превозносить свои народы над другими в СССР, активно шло формирование единой нации… Все, как в США, где из сотен народов сформировали одну нацию — американцев.

Отстрелялись мы без единой заминки, как и с предыдущей передачей. По довольной улыбке Николаева, когда он протянул мне руку на прощанье, понял, что всё прошло безупречно с точки зрения советской идеологии и цензуры.

По окончании записи на радио, заглянул в редакторскую, забрал мешок, заполненный на две трети письмами и отправился в Кремль. Оставил записки по новинкам для Межуева у помощницы Пархоменко. Валерия Николаевна вручила мне талон в стол заказов.

— Я же, вроде, получал за апрель, — засомневался я.

— Это праздничный набор к первому мая, — ответила она.

О, как. Праздничный набор… А на все предыдущие праздники, получается, тоже были талоны? Двадцать третье февраля, восьмое марта?.. Так, так, так…

Убрал талон в кошелёк, усмехнувшись про себя. Ну, Валерия Николаевна!..

— А вам не трудно будет записать мой домашний телефон, Валерия Николаевна? — попросил я. — Если ещё будут праздничные талоны, позвоните мне, пожалуйста. А то я появляюсь раз в две недели, все праздники пропустил.

— Хорошо, — пытаясь скрыть досаду, ответила она.

Надо будет ей следующий раз привезти что-нибудь, чтоб не расстраивалась так. Может, у Галии ещё остались импортные шоколадки? А нет, так Фирдауса попрошу в «Берёзке» купить сразу штук пять, на всякий случай. Надо было сразу сообразить, когда недавно заходили.

Затем занёс копии записок помощнице Воронцова. Учитывая, что мне надо перед выступлением в СЭВ ещё заехать в редакцию «Труда» и получить деньги за несколько месяцев, решил в Комитет по миру сегодня не заходить.

Кассирша в редакции начала мне выговаривать, что по три месяца за деньгами не появляюсь.

— Сила воли у меня слабая, копить не умею, — ответил я с серьезным лицом, горестно качая головой, — получил бы свои тридцать рублей, они и разошлись бы незаметно почти сразу. А так нормальную сумму домой принесу, что-нибудь купим с женой.

— Ну, если только так, — вынуждена она была согласиться, посмотрев на меня при этом как-то странно, с завистью, что ли. Но точно не понял.

Москва. МГУ.

Гусев получил указание из ЦК срочно начать формирование вместо одного сразу два комсомольских отряда на июль-август для освоения месторождения в Томской области. Напрягся, конечно, пока что не было признаков, что будет много желающих. Москва, все же, да еще и такой особенный вуз, как МГУ, подавляющее большинство студентов которого не рвется в Сибирь на тяжелые работы в непростом климате. А насильно вносить в списки, убеждая, что необходимо быть сознательным комсомольцем, и помочь стране, даже если нет желания, чревато — родственнички у некоторых студентов такие, что можно нарваться потом на крупные неприятности.

Он вызвал к себе комсоргов нескольких факультетов, где также были проведены комсомольские собрания. Все сообщили о низкой заинтересованности. Гусев упрекнул их в плохой работе с активом. Один из комсоргов тут же попытался оправдаться тем, что, возможно, ближе к лету начнут активнее интересоваться. Мол, это же студенты — они так далеко не думают…

— Списки отрядов нужны заранее, товарищи, имейте это в виду, — строго сказал Гусев. — Работайте, объясняйте… Если ваши студенты рассчитывают только после сессии определиться и куда-то записаться, то они глубоко ошибаются. Всё, что связано с выездом на объекты за пределы Москвы, согласовывается заранее. И принимающая сторона должна подготовиться к приёму конкретного количества студентов. И билеты бронируются заранее… Жду от вас больше активности, товарищи, мы все делаем одно дело!

Ладно, подожду ещё пару дней, — решил Гусев, отпустив комсоргов факультетов. — Может, и сагитируют шестьдесят человек? И тут ему в голову пришла мысль… А ведь у нас же есть уже готовый стройотряд на втором курсе экономфака!.. Ребята уже сработанные, прекрасно себя проявившие, опыта набравшиеся. К ним добавить новичков, и один из отрядов для Томской области точно будет готов! Уже половина поручения будет выполнена. А то гонять комсоргов, он, конечно, может, но если они провалят задание, то отвечать перед ЦК будет сам.

Гусев позвонил Луппиан, уточнил, где сейчас группа Алексея Сандалова, и отправился к нужной аудитории к окончанию пары, пригласив её присоединиться. Когда занятия закончились, они вдвоём зашли в аудиторию и попросили всех задержаться. Преподаватель собрал вещи и вышел, и Гусев начал тщательно продуманную речь:

— Товарищи! Из ЦК комсомола поступило предложение направить летний комсомольский стройотряд в Томскую область на крупнейший в мире нефтепровод Александровское-Томск-Анжеро-Судженск. Нефтепровод проходит пусконаладку, ведутся завершающие работы по благоустройству трассы нефтепровода и строительству нефтеперекачивающих станций. Это очень почётная работа и, учитывая, что ваша группа прекрасно показала себя в совместной работе на различных стройках, я решил, в первую очередь, прийти с этим предложением к вам, товарищи! Вы в строительстве у нас самые опытные, за вас университету стыдно не будет. В августе этого года планируется окончание работ и вывод нефтепровода на проектную мощность. И вы можете стать участниками этого поистине великого события!

— Этот запрос всего на тридцать человек, товарищи! — подала голос Луппиан. — Больше им не надо. Кто желает записаться?

— Ну, я бы поехал, — заметил Булатов. — А вы как? — обратился он к сокурсникам.

— Интересно было бы посмотреть, — ответил Семён Давыдов.

— А у нас есть члены отряда не из МГУ, — заметил Алексей Сандалов.

— А откуда они? — удивлённо спросила Луппиан.

— Из МИИТа два человека.

— Думаю, мы можем пойти навстречу, раз у них уже коллектив устоявшийся? — растерянно посмотрела Луппиан на Гусева.

— Думаю, можно решить этот вопрос, — задумчиво кивнул он.

— Откуда два-то? — прошептал Ираклий на ухо Сандалову.

— Я что, без жены поеду? — так же шепотом ответил ему Алексей.

Студенты подходили к Луппиан и, выстроившись в небольшую очередь, записывались в стройотряд, спеша воспользоваться уникальным предложением. Набралось восемнадцать человек.

— Может, второй нашей бригаде тоже предложить? — вспомнил о своих Ираклий. — Жан, а немцам нашим можно? С нами Мартин Нойлер с первого курса работает и ещё парни и девчонки из их землячества.

— Почему нет? — озадаченно переглянулся Гусев с Луппиан. — Надо им предложить…

— Мы сейчас сами им предложим, — воскликнул с энтузиазмом Ираклий.

Москва. Камвольно-отделочная фабрика.

Чем ближе было окончание командировки, тем грустнее становилась Аня Юрченко. Это заметили все — и коллеги-американцы, и капитан Орехов, и Саша Озеров. Поначалу он пытался выяснить, что с ней происходит, но у неё сразу слёзы начинали наворачиваться на глазах. Он очень переживал за неё. Они успели сдружиться. Они все сдружились, но к Ане у Александра были особые чувства. Он угадывал её настроение, даже не видя её лица. По плечам, — как он сказал однажды в шутку.

Но больше всех был озабочен Орехов. Американцам после майских уже уезжать, а его профессиональный нюх ему подсказывал, что в этот раз могут быть эксцессы. Женщин капитан побаивался, и не зря — они существа плохо предсказуемые. Но случись какой скандал с его группой американцев — перед начальством этим не оправдаться, пусть оно тоже в курсе особенностей женской природы. Скажут, что работать надо было тщательнее…

— Анна, что происходит? — попытался он вытянуть американку как-то на откровенный разговор, но девушка замкнулась в себе и разговора не получилось вообще.

Главное, неясно, о чём докладывать! — сетовал про себя капитан. — Непонятно, к чему готовиться. А если она рванёт, вдруг, в свой Харьков? А если Озеров решится ей в этом помочь? Он же явно на неё неровно дышит…

Не зная, откуда ждать беды, капитан устраивал иностранцам экскурсию за экскурсией, а по вечерам после работы предлагал сходить в кино. Чтобы у них не было свободного времени, и чтобы они всё время были у него на виду.

В этот вечер он повел их на только что вышедший фильм «Таланты и поклонники» по пьесе Островского. Самое интересное, что перед фильмом показали ролик про Витебск, красивый ролик, но почти с самого начала пошла сцена с совершенно обнажённой девушкой, отчётливо различимой в тумане. Орехова холодный пот прошиб от неожиданности, когда он увидел такое на экране. Это кто же такую срамоту у нас пустил на большой экран, спрашивается? Что же, сейчас американцы подумают, что у нас в Витебске девушки обнаженными ходят, и будут потом в Америке об этом всем рассказывать? Капитан приготовился уже отвечать на непростые вопросы от подопечных, но облегченно выдохнул, заметив, что американцы достаточно спокойно отреагировали на этот эпизод.

Что же мне с Юрченко делать? — думал Орехов. — Может, отправить её назад в Америку, пока не учудила чего-нибудь? А то ведь, и Озерова подведёт под монастырь, а он неплохой парень…

В СЭВ приехал минут за сорок до назначенного времени и позвонил по местному телефону Уткину. Очень быстро за мной вышел высокий интеллигентный мужчина лет тридцати пяти — сорока в хорошем костюме и с любопытством меня разглядывал, пожимая руку и представившись по фамилии.

— Очень приятно, — ответил я ему, — Ивлев.

Он пригласил следовать за ним. Сразу поинтересовался, что за конференция, какая должна быть продолжительность моего доклада, будут ли присутствовать иностранцы, надо ли притормаживать, рассчитывая на синхронный перевод?

— Не будет никакого синхронного перевода, — успокоил он меня. — Все наши участники вполне сносно владеют русским языком.

— На что больше сделать акцент? — попытался я уточнить свою задачу, потому что те пятнадцать — двадцать минут, что они мне отводят на выступление, это маловато для того объёма, что я уже тезисно приготовил.

— Конференция посвящена работе хозяйственных объединений уже созданных и создаваемых в рамках работы Совета экономической взаимопомощи.

— Вроде, речь шла только о европейских странах? — уточнил я.

— Сегодня да, — кивнул Уткин.

Видел когда-то по телевизору, как проходил в этом здании то ли съезд, то ли конференция какая-то в огромном зале с балконом. Но он привёл меня хоть и в солидный зал, но гораздо меньше по размеру. Мест так на восемьдесят.

Там уже выступал докладчик, монотонно зачитывая заранее подготовленный текст. Мы сели с краю поближе к трибуне. Моя очередь выступать подошла только через полчаса.

Говорил обо всём позитивном, что знал, и, конечно, ни слова негативного. Это я знаю, что «братья наши» сбегут при первой возможности подальше со всеми технологиями, что СССР помогает им развивать, но говорить сейчас такое никак нельзя. Так что привел факты промышленной кооперации, напомнил об Икарусах и других промышленных товарах из стран СЭВ, порассуждал о необходимости дальнейшего развития технической и научной кооперации. Единственное, что не удержался и отметил, что нам надо, всё же, стараться побольше технологий в машиностроении развивать не только в европейских странах СЭВ, но и в самом СССР.

После моего выступления, не задав мне ни одного вопроса, объявили следующего докладчика. Не привык я к такому… Мы посидели немного с Уткиным для приличия и тихонько смылись из зала.

— Спасибо, что выручили, — протянул он мне руку. — Признаться, не думал, что удастся так быстро и так удачно найти замену… Вы очень уверенно держались.

Ага, так у него кто-то выступить не смог, отсюда и вся эта спешка. А то Николаев мне насвистел, что докладчика интересного ищут… А судя по тому, что никому вопросов не задавали, все просто тут отбывают номер.

Уткин отвёл меня к себе в кабинет, попросил у меня телефон и вручил свёрток, в котором что-то булькало. Но судя по его форме, там было что-то еще дополнительно.

— Спасибо, Александр Львович, — улыбнулся я. — Приглашайте ещё.

Он проводил меня к выходу и по дороге ещё раза два поблагодарил за то, что так быстро согласился и профессионально выступил, выручая его.

Времени до тренировки оставалось только заехать в стол заказов. Посмотрим, что там за праздничные наборы такие…

Москва. Детский дом № 19.

Позвонив в детский дом и узнав, что директриса уехала в исполком, Женя Брагина не смогла сидеть дома.

— Женя? Что ты тут делаешь? — удивилась директор, увидев её сидящую на корточках у своего кабинета.

— Александра Мироновна, не смогла дома ждать, — виновато ответила она, поднимаясь.

— Проходи, Жень, — пригласила она её к себе в кабинет. — Присядь… Нам отказали…

— Как? — потрясённо прошептала Женя. — Но почему?

— Жень, это для меня загадка. Я сама ничего не понимаю, — расстроенно ответила директриса. — На моей памяти всякое бывало, но чтоб такое…

— Что надо сделать, Александра Мироновна? — опомнившись, вскочила она. — Мне надо на заочное перевестись? Я переведусь!

— Нет, Жень… Уже ничего не надо… Нам уже отказали.

— Но как же так? Они же должны были хоть что-то объяснить… — не хотела сдаваться Евгения.

— Детка, они ничего никому не обязаны объяснять, — поднялась и подошла к ней Александра Мироновна. — Я сама не поняла, что произошло. Нам надо прекратить сейчас наши попытки… Или этого ребёнка усыновят сейчас другие люди…

— Как это? — возмутилась Евгения. — Какие? И почему вдруг?

— Я не знаю, Жень… Этого ребёнка усыновят другие люди, если мы настойчивыми попытками сразу после отказа разозлим комиссию. Они сами тогда новых родителей малышке найдут. Лучше, давай, попытаемся подать документы ещё раз, выждав какое-то время.

— Сколько?

— Жень, я не знаю… ну хоть месяца четыре…

— А как же Лариса? — начала плакать Женя. — Что она обо мне подумает? Что мы её бросили?

— Я не знаю, что тебе сказать… Может, пройдёт время и мне удастся что-то выяснить?..

— Александра Мироновна, но почему так? — разрыдалась в голос Женя. — Это нечестно!

— Самой интересно, — задумчиво ответила директриса.

Праздничный набор в столе заказов порадовал. Тут тебе и импортный шоколад — швейцарский и бельгийский — при виде которого я вспомнил, как недавно хотел идти покупать его в «Березку», и сыр твердый французский, и икры красной и черной отечественной пять банок. А также пару кило всяких отечественных конфет.

В раздевалке перед тренировкой Миша Кузнецов рассказал, что у Брагиных какие-то проблемы, похоже, с усыновлением.

— Что за проблемы? — не понял я. — Им же там и директриса детдома помогать взялась, и какие-то её знакомые.

— Не знаю, — покачал головой друг. — С Костей час назад говорил, так он жаловался, что жена ревет, не переставая.

— Ничего себе, — удивился я. — Что там уже могло измениться?

А сам, вспомнив разговор с генералом Брагиным, подумал, не оттуда ли ноги растут? Но отогнал эти мысли. Это кем надо быть, чтоб так нервы друг другу в семье трепать?

Вернувшись домой после тренировки, постоял у машины, думая, зайти к Брагиным или не стоит? Решил не навязываться. Нужна будет помощь или просто моральная поддержка, сами придут… Уж кто-кто, а Костян знает, что может на меня рассчитывать.

Галия распаковала и подарок из СЭВ. Он ничем особо выдающимся не отличался. В придачу к болгарскому бренди Плиска было только несколько деликатесных консерв дополнительно. Но всё же, пустячок, а приятно.

Москва. Квартира Томилиных.

— Марин, ты у Женьки была? — поинтересовался прокурор у вернувшейся откуда-то довольно поздно жены. — Как она там?

— Не очень, — расстроено ответила она. — Ревёт. Не ест ничего…

— Ну, этого и следовало ожидать, — ответил он. — Я так понял, она уже успела прикипеть к этому ребёнку.

— Да как можно прикипеть к чужому ребёнку? — раздражённо ответила жена.

— Чужой, это когда у него свои родители есть, а тут сирота, Марин.

— Ну, не знаю…

— А тебе дочь не жалко? — заглянул он жене прямо в глаза.

— Жалко. Поэтому и уговаривала жизнь себе не ломать. Ничего, поплачет и успокоится. Люди, вон, родных детей теряют и жизнь на этом не останавливается, а тут…

Москва. Под окнами гостиницы «Мир».

— Саш, мне очень нравится Москва, — грустно глядя на Озерова, поделилась с ним Анна. — Мне будет очень жаль уезжать отсюда…

— Ну, так и не уезжай, — улыбнулся он.

— А что дальше?

— Устроим тебя к нам на фабрику, — тут же ответил он, — будешь работать с новой линией, ты её знаешь, как свои пять пальцев. Воздвиженский тебя с радостью на работу возьмёт.

— Ты так думаешь?

— Конечно.

— Но у меня здесь нет никого. Я же буду совсем одна.

— У нас люди не бывают совсем одни, даже когда очень хотят, — усмехнулся Александр. — Всем будет до тебя дело, комсомольской организации, месткому, профсоюзу. Поверь, одна ты не останешься. Всё будет хорошо…

К ним подошёл Питер, возвращавшийся с прогулки, и пожелал спокойной ночи. Он ещё что-то сказал Анне по-английски, с улыбкой глядя на них с Озеровым. Она покраснела, но когда Александр спросил её, что он сказал, отделалась общими фразами.

Утром в четверг готовился уже ехать в КГБ, как позвонила Эмма Эдуардовна и сообщила, что меня просят зайти на военную кафедру.

— Кафедра специальной подготовки, запомнишь, Паш? Запиши лучше. Спросишь майора Евдокимова Николая Андреевича.

— А что им от меня понадобилось? Мы же только с третьего курса на военной кафедре учиться начнём.

— Там не по учёбе вопрос, не пугайся.

— Понял. Хорошо, Эмма Эдуардовна.

И что это за вопрос не об учёбе от военной кафедры университета? — озадаченно подумал я, положив трубку. Вот уж простор для фантазии… Лекцию, им что ли, прочитать надо? Или хотят, чтобы я статью про них опубликовал в «Труде»? По радио, когда буду выступать, рассказал, как здорово учиться на военной кафедре? Когда много во что вовлечен, трудно вот так сразу понять… Но заинтриговали, заинтриговали…