Ревизор: возвращение в СССР 30

Глава 16

Москва. Торгово-промышленная палата СССР.

Андриянов решил брать быка за рога и лично позвонил в Министерство бытового обслуживания. Выяснив, кто работал на выставке в Воронеже, он вышел на Эллу Родионовну Корчагину.

— Добрый день, Элла Родионовна, — заговорил он с ней будничным деловым тоном. — Заместитель начальника отдела выставок, ярмарок и презентаций Торгово-промышленной палаты Андриянов Антон Григорьевич. Начальство обратило внимание на одну из манекенщиц, что работала в Воронеже. Хотят привлечь её к участию в международных выставках…

— Правда? А какая именно вас заинтересовала?

— Та, что работала с Валерием Земченко. Первая премия за свадебную причёску.

— А… Так это не манекенщица, это сотрудница Союза советских обществ дружбы. Манекенщицу Земченко увезли с аппендицитом в первый же день конкурса и Галие пришлось её заменить.

— А как фамилия этой Гали?

— Не Галя, а Галия. Ивлева, Галия Ивлева. Мы от своего министерства даже ей благодарность объявили за эту выставку.

— А в каком она отделе работает?

— Отдел по книгообмену… Сразу хочу сказать, эта девушка не только красивая, но и очень сообразительная, внимательная и работоспособная. Учится в институте. Может быть полезна вашей организации не только как манекенщица.

— Спасибо, Элла Родионовна, за помощь.

— Не за что… Буду рада, если моя рекомендация поможет ей сделать хорошую карьеру.

Как всё просто, — положив трубку, подумал Андриянов. — Галия Ивлева. Союз обществ дружбы. Отдел по книгообмену… Значит, нам туда дорога! Значит, нам туда дорога! — начал он напевать в радостном возбуждении, прохаживаясь взад-вперёд по кабинету и поглядывая на себя в зеркало.

Наконец-то я её нашёл! — поправил он галстук и жилетку. — Теперь надо как-то к ней подобраться, не вызывая подозрений. И её, и начальства и вообще… Чтобы правильное впечатление произвести, и чтоб никто ничего плохого в мой адрес ей не вякнул. А то всегда найдется какой-нибудь урод…

Москва. МГУ.

Так и не придумав, как противостоять приказу сверху по поводу Быстровой, Гусев вызвал к себе Луппиан, решив пока что его выполнить. Но было горько и обидно, поэтому он очень жаждал расквитаться за то, что его так грубо нагнули… Хоть бы разузнать пока что, как так получилось.

— Найди Быстрову и передай ей, что она может приступать к работе в Группе по работе с письмами.

— Зачем, Анатолий Степанович? У нас там нормальные девчонки собрались. Там не нужна эта вертихвостка!

— Жан, звонили сегодня из ЦК комсомола насчёт неё, — опёрся руками о стол Гусев. — Что я могу сделать?

— Ничего себе, — ошарашенно проговорила Жанна и села за стол. — Это у неё такие связи? А чего же они допустили тогда то собрание, после которого девчонки на втором курсе с Костенко переругались?

— Что-то я вообще ничего не понимаю с этой Быстровой. Говорили, у неё отношения были с моим предшественником, после чего ему уволиться пришлось.

— Да. Костенко сама их застукала, — подтвердила Луппиан.

— А как же он тогда допустил то собрание?

— Это уже после собрания всё было, — задумавшись, вспомнила Жанна. — Думаю, после него они с ней и познакомились. И пошло-поехало…

— Так может, это он ей и помогает? По его просьбе из ЦК позвонили? Может такое быть? Куда он перевёлся?

— Понятия не имею. Говорили, вроде, ребята с факультета, что в Кремле его видели.

— Ну так тогда так оно и есть. Вот не было печали… Откуда она взялась только на мою голову? Сейчас она в Группу по работе с письмами захотела, а дальше она что захочет? Главное, я ЦК отказать не могу…

— Не переживайте, Анатолий Степанович, девчонки ей такую встречу устроят, она сама из группы уйдёт. Стоит мне только им рассказать, как она среди них оказалась.

Гусев всерьез задумался, потом сказал:

— Хорошо бы, но мне точно не нужен второй звонок из ЦК по поводу нее… Скажут же, что отдал приказ ее затравить…

— Эх, жаль! — вздохнула Жанна, уже начавшая было придумывать детали своего плана.

Москва. Завод «Серп и молот».

Ахмад ещё не успел обзавестись знакомствами в отделе кадров завода и пошёл за советом к своему другу Алексею Мыльникову, с которым учился когда-то в институте. Всё-таки, он много лет уже здесь и начальник паросилового хозяйства как никак.

— Ты серьёзно? — не поверил друг Ахмаду, когда он рассказал, что встретил в заводской ведомственной поликлинике того упыря, что его чуть не посадил в Святославле.

— Слушай, Лёх, рад бы ошибиться, но это точно был он. И он тоже удивился, увидев меня, но даже виду не подал, что мы знакомы.

— А ты?

— А что я? Я с Полей был…

— Ну, дела… Подожди, сейчас узнаем, — взялся Алексей за местный телефон. — Тамарочка, приветствую, Мыльников. Тамарочка, ты всё знаешь, скажи, а куда у нас товарищ Ваганович устраивается?.. Да, старый знакомый… Знаю, что из другого города, потому и интересуюсь… В партком? Спасибо, Тамарочка! С меня причитается.

— Значит, я не ошибся? — потерянно спросил Ахмад. — Блин, Лёх. Ну, так не бывает!

— Ещё и не так бывает… Сволочь, говоришь?

— Еще какая…

Пока были в Тверской области, Жуков сразу попросил заехать к электрикам в Конаково, там ещё минут тридцать его ждали, пока он по электроснабжению стройплощадки с тамошним начальство решал. Потом пошли на обед в местную столовую.

— Ну, что, хватит трансформатора в Городне, чтобы нас подключить? — полюбопытствовал я.

— Они уже новый поставили, — ответил Жуков. — Как согласовали наш проект, так сразу и озадачились. Впервые вижу такую предупредительность при строительстве простого заводского музея. Не надо никого вообще уговаривать. Теперь линию к нам бросить осталось, и они готовы сделать это очень быстро.

Я усмехнулся, но ничего не сказал. После того визита, что нанесла наша делегация, учитывая ее состав, иначе и быть не могло. Нужно быть сумасшедшим, чтобы, будучи местным чиновником, начать ставить таким большим людям из Москвы палки в колеса.

— Ну, это уже дело техники, — сказал я Жукову, пристроился на заднем сидении и решил подремать до Москвы.

Приехали из Городни часам к пяти. Мещеряков настоял, чтобы вернуть меня прямо к дому, а Жуков попросил высадить его у метро «Войковская».

Дома малые только проснулись после дневного сна. Ирина Леонидовна нагрела им кефир и дала в маленьких железных кружках.

— Давайте, мальчики, учитесь пить из чашек, — строго приговаривала она, пресекая возмущённые капризы. — В ясли осенью пойдёте, там никаких бутылочек не будет!

Дети больше вылили на себя, чем в рот. Посмотрел на это всё… Н-да… Это же сколько терпения надо иметь, чтобы научить простым действиям маленького человечка?

— А потом ещё надо будет самим ложкой учиться кушать, — посмотрел я на пацанов, явно недовольных нововведением.

— Есть захотят, научатся, — уверенно ответила Ирина Леонидовна. — Голод не тётка, да мальчики? А, Павел, посмотри, там звонили тебе сегодня.

Звонила Латышева с радио и майор Румянцев. Перезвонил обоим. Румянцев вызвал завтра к себе, первым делом дав условленный сигнал «Всё нормально». А Александра поинтересовалась, нет ли у меня интересных тем для передачи.

— Этого добра сколько угодно, — ответил я.

— Вы же захотите, как всегда, две передачи сразу записать, — сказала она. — Давайте тогда сразу две темы и согласуем.

— Ну вот, хотя бы, тема… «Экологические проблемы в капиталистических странах», — вспомнил я, что писал доклад для КГБ как раз на схожую тему. — И, допустим, «Дружба народов СССР и интернационализм».

Ну а что? Радио — не КГБ, там критика состояния экологии в СССР недопустима. Зато можно всячески ругать состояние экологии на Западе, а также делать прогнозы, что там будут делать для улучшения экологии в ближайшие десятилетия. Те, кто у нас в этом заинтересованы, авось, что-то себе из этого выпишут. Ну и, конечно, нужно быть безумным, чтобы, как в КГБ, озвучивать по радио предложения дать возможность прибалтам свободно выехать за рубеж. Этак прямо с радио можно сразу в психушку уехать. Зато весь позитив, что есть в плане советского интернационализма, можно освещать, не скупясь.

— Записала, — медленно проговорила она. — Согласую и сразу вам перезвоню.

Мы попрощались и, положив трубку, сразу вернулся к детям. Мы с Ириной Леонидовной мыли и переодевали мальчишек после полдника.

— Это теперь после каждого кормления так? — сочувственно спросил я, пытаясь вспомнить, как мы этот этап проходили с моей дочкой. Блин, как давно все это было, словно в тумане все. Да и я тогда пахал, как проклятый, поскольку Союз уже развалился, и нужно было выживать, чаще всего, когда уходил на работу, ребенок еще спал, а когда приходил с подработок часов в десять вечера, — ребенок уже спал.

— И после еды, и после питья… Лет до полутора, теперь, так и будет, — кивнула она. — Потом всё нормализуется. Научатся. Ещё с ножом и вилкой кушать будут, да ребятки? Я им уже даю ложку, когда кушаем, пусть учатся держать…

Всё-таки, педагог — это не профессия, это призвание, — думал я по пути на тренировку.

Москва. Воинская часть в «Лосином острове».

К Глебу Догееву приехали приятели. Они учились когда-то вместе в военном училище. Потом служба их разбросала, а через десять лет все неожиданно встретились в Москве.

Программа у них была уже обкатана. Сперва тренировались в стрельбе, а потом тихонько распивали бутылку коньяка на троих, обсуждая свои текущие новости и общих знакомых.

— У нас с этой универсиадой у всех крышу посносило, — жаловался Николай Евдокимов. — Вынь, да положь им мероприятия…

— Что за универсиада? — поинтересовался Догеев.

— Ты что, не слышал? В августе в Москве будет проходить. Это как олимпиада, только для студентов.

— Международная?

— Ну, естественно… Я с чего вообще начал-то об этом? Посоветуйте, какие спортивные мероприятия можно от военной кафедры организовать? Насели на меня из ректората…

— Кросс в противогазах, — предложил, смеясь, Догеев.

— И кто в противогазах побежит? Я сам?

— Студентов своих заставь! — разухабисто жестикулируя, предложил Догеев. — Пинками! Что, не знаешь как это делается?

— Это тебе не армия! — возразил ему Евдокимов. — Там попробуй кого-нибудь пинками… Не в сына министра попадёшь, так в племянника секретаря райкома…

— Не, ну подожди, — остановил его Пугачёв. — А помнишь, парень у тебя тут постреливал, журналист. Он же в МГУ учится? Ты говорил, вроде…

— Точно, Колян! Он у тебя в МГУ учится! Хочешь, я тебе выездные соревнования тут устрою? Привезёшь своих студентов. Я с командиром договорюсь. Отличное будет спортивное мероприятие! И мы себе какую-нибудь галочку поставим.

— А кто у меня учится? — заинтересованно спросил Евдокимов.

— Ивлев. Павел Ивлев.

— Не слышал… А какой курс?

— Чёрт его знает, — пожал плечами Догеев. — Может, пятый… Держится очень солидно, совсем зеленым пацаном быть не может.

— Да нет. Четвёртый, — возразил ему Пугачёв. — Молодо выглядит…

— Короче, или четвёртый или пятый, — решил Догеев. — Он уже на радио выступает и в «Труде» печатается…

— И стреляет неплохо, — добавил Пугачёв.

— Ивлев, значит… Не помню такого. Затихарился, получается, помалкивает, что сюда стрелять ездит. Не так и много кто умеет хорошо стрелять из наших студентов. Тех, что в армии не служил. Хотя, конечно, большинство тех, кто служил, тоже хорошо стрелять не умеет. Научишься тут, если тебя посылают дачу генералу строить, да потом его арбузы сажать и пропалывать…

— Вот и проверишь, — наполнил стаканы Догеев.

— А вообще, хорошая идея, — заметил Евдокимов. — Отличное будет мероприятие. Привезём человек двадцать, постреляем. Начальника кафедры с собой возьму… Потом студентов отправим, а сами посидим.

Вернулся с тренировки не поздно, но дети уже спали. Жена сидела на кухне с двумя индийскими комплектами постельного белья с несчастным видом.

— Что случилось, дорогая? — чуть не рассмеялся я.

— Не могу выбрать, какой завтра Алироевым подарить. У них завтра два года со дня свадьбы…

— Ух ты! Уже два года! Как время быстро летит, аж жуть. Ну, давай, я тебе помогу, — предложил я и взял оба комплекта. — Отвернись… В правой руке или в левой?

— В левой. Нет. В правой.

— Так в левой или в правой?

— В левой.

— Точно?

— Точно.

— На, держи.

— Это нам, — улыбнулась жена — А этот, значит, подарим.

— Я думал, мы подарок выбираем, — расхохотался я. — А у тебя всё наоборот, дорогая.

— Ничего не наоборот, — игриво возмутилась она. — А, я, кстати, завтра в Союз писателей поеду.

— Бери автографы там у всех подряд, — посоветовал я.

Правда, шансы, что она там кого-нибудь серьезного встретит, авторитет кого не является дутым, очень невелики. Сейчас романы тиражами по сто тысяч печатают в основном всякие лизоблюды, которых никто на самом деле и не читает… А автографу от такого писателя грош цена в базарный день.

Во вторник с утра пораньше, пока Ахмад на службу не ушёл, пошли с женой поздравлять их с мамой. Искренне высказался, что очень рад за маму. Благодарил Ахмада, что я за неё спокоен. Ну, в общем, поздравили.

Галия с мамой сразу вскрыли упаковку комплекта и пошли смотреть, как он будет смотреться в спальне.

— Навел я справки. Ваганович к нам в партком устраивается, — без предисловий сообщил Ахмад, пока мы остались одни.

— Слов нет, — развёл я руками.

— Может, пойти в партком и рассказать, кого они пригрели? — предложил он.

— Нет, не стоит. У тебя нет доказательств. Будет выглядеть, как сплетня или вообще, клевета. Еще потом к тебе начнут присматриваться. Да и не стоит всем знать, что ты хоть несколько дней, но в камере все же просидел по подозрению в хищении. Другу на заводе сказал, уже много.

— Он молчать пообещал, — расстроенно сказал Ахмад, — что же делать?

— Ну, не выпускай Вагановича из виду. Держи руку на пульсе… О, придумал! Тебе надо будет, как-то, словно невзначай, познакомить твоего начальника с Шанцевым. Как будто случайно пусть встретятся, на дне рождения твоём, к примеру. Одно дело, ты что-то там рассказываешь, то ли сочиняешь, то ли выдумываешь… И совсем другое дело, когда это говорит первый секретарь горкома, да ещё преемник Вагановича, приводя факты и цифры. А если узнает твой начальник, узнает и секретарь парткома, будь уверен.

— Ловко, — усмехнулся Ахмад. — Жаль, до июля ещё ждать и ждать…

— Новоселье устрой, — предложил я. — Это даже лучше. День рождения можно и на работе отметить. А на новоселье твой начальник по-любому приедет, чтобы тебя не обидеть. Надо только ещё и Шанцева пригласить.

— Чтобы он еще захотел в это ввязываться… — с сомнением покачал головой Ахмад, — он-то свои проблемы решил, Вагановича из Святославля выкурил.

— Ну, насколько я понял, он достаточно умен, что Ваганович, который сделает карьеру в Москве, ему самому не нужен. Он же тогда может с триумфом однажды и на родину вернуться…

— Ну это да, — кивнул Ахмад, повеселев, — по крайней мере, я ему так и скажу, если он вдруг начнет отнекиваться…

Вышла Галия и мы отправились к себе. Вскоре она уехала на работу. Мне тоже предстоял сегодня насыщенный день. Первым делом отправился на Лубянку.

Румянцеву оказалось нужно сообщить мне, что необходима лекция и срочно. Ну кто бы сомневался…

— Тема, как раз, как ты любишь, — ехидно улыбнулся он. — «Охрана здоровья матери и ребёнка».

Шутник, блин… Сразу захотел тоже пошутить в ответ — мол, сами их посадили, так сами и охраняйте не только их, но и их здоровье. Но потом от шутки решил воздержаться… Слишком по-диссидентски звучит, не надо мне, чтобы после моего ухода, Румянцев, наморщив лоб, эту шутку в мое дело вписал. Пусть и посмеется сначала вместе со мной над ней…

— Здрасьте, приехали. Где я, а где здравоохранение?

— Что, не сможешь?

— Ну, что-то напишу, конечно. Но исключительно с административной точки зрения.

— Хорошо, — пожал он плечами. — И не обижайся за странную тему, кому-то сверху вдруг захотелось на эту тему провести воспитательную работу. Может, какой офицер недосмотрел жену с маленьким ребенком, мне-то откуда знать, в чем причина.

— Когда надо?

— В среду на согласование. Лекция в четверг в десять утра.

— Ну, в среду, так в среду, — обречённо улыбнулся я.

От него отправился в редакцию через гастроном. Купил развесной пастилы. Абрикосовой, пахло от пакета просто умопомрачительно, слюнки потекли, словно я и не завтракал. Вера оценила и сразу принялась смаковать. А я оглянулся на тот угол, где обычно мешки с письмами стоят. Но забирать, пока, нечего было, слава богу. Дал ей свой второй фельетон про прыжки через рельсы, и она принялась читать.

— Я уже знаю, что у тебя все истории настоящие, так мне даже и смеяться не хочется, — откровенно поделилась она. — Кстати, про детский сад фельетон свой видел в сегодняшнем номере? Как тебе карикатура?

Достал газету из портфеля.

— Даже посмотреть некогда было, — ответил я, разворачивая номер. — За рулем не почитаешь…

Быстро нашёл и свой фельетон, и карикатуру. Няня необъятных размеров в белом халате кормит ребёнка с ложки кашей. Малыш тянется к котлете на тарелке, а няня специально отодвигает её так, чтобы он не дотянулся.

— Опять Вася котлету нетронутой оставил, — жалуется няня воспитательнице, которая за соседним столом точно так же кормит девочку.

— И Оля тоже. Она ещё и сырники утром есть не стала, — ответила воспитательница.

— Н-да… Очень едкая карикатура, — вынужден был признать я. — Чувствуется, художник разозлился.

— Да у нас все возмущены, — ответила Вера. — Как ни крути, а у всех или дети, или внуки, или племянники… Хорошо хоть, в большинстве садов такого ужаса все же нет. Чтобы настолько обнаглеть, это же надо совсем совесть потерять…

— Это да, — согласился я, — и сам был очень возмущён.

Мы вышли вместе в коридор и попрощались. Она направилась в одну сторону, а я пошёл в кассу писать заявление на получение депонента.

Святославль.

Договорились встретиться с Левичевым у исполкома пораньше.

— Сколько же людей? — удивилась Оксана, подойдя к Бюро обмена. — И все меняются? Я и не знала, что у нас так много желающих…

— А вы выписались? — уточнил Левичев у Руслана и Насти.

— Да. Вот справка из ЖЭКа, — ответил он.

Процедура была небыстрая, оформление занимало минут по сорок. Оксана успела познакомиться в очереди с женщиной, задав, вроде бы, риторический вопрос:

— Ну, что же там так долго делают?

— Как что? Документы проверяют, — ответила ей старушка, сидевшая на соседнем стуле. — Новые ордера всем выписывают…

Слово за слово они разговорились. Переполненная эмоциями Оксана несколько раз порывалась рассказать, что они меняются на квартиру и машину, но Руслан, стоявший рядом, начинал многозначительно покашливать, и она умолкала.

Когда пришла, наконец, их очередь, они все вчетвером, включая Настю и Левичева, вошли в кабинет.

Пришлось отвечать на закономерный вопрос сотрудницы Бюро, почему они так неравнозначно меняются, трёшку на однушку. Левичев быстро сообразил, и велел Руслану показать документы на дом, запудрил тётке мозги россказнями про сложный, многоходовый обмен и та сдалась.

Получив, наконец, ордер на свою новую жилплощадь, Оксана вышла первой на улицу. За ней вышел Левичев и Руслан с женой.

— Ну, теперь идем к нотариусу, — сказала Оксана со счастливой улыбкой на лице.

— Зачем? — недоумённо спросил Левичев.

— Как зачем? — с беспокойством спросил Руслан. — Машину оформлять.

— Какую машину? — удивлённо посмотрел тот на него.

У Оксаны улыбка сползла с лица.

— Позвольте, — подошла она к новому владельцу своей трёхкомнатной квартиры. — Вы нам машину должны!

— Может, вам, гражданочка, голову нагрело? — удивлённо посмотрел он на неё. — Ничего не знаю ни про какую машину!

— Как не знаешь? Ты же не хочешь сказать, что мы за твою сраную тысячу две комнаты тебе отдали?

— Какую тысячу? Вы чего? Я в такие игры не играю. Мы совершили с вами обмен и больше ничего. Я законопослушный гражданин. — уверенно заявил Левичев. — У вас три дня на то, чтобы освободить квартиру.

Он развернулся и пошёл прочь от исполкома.

Оксана бросилась за ним с криками, что он обокрал их, что она выведет его на чистую воду, что найдёт на него управу и что он ещё пожалеет, что связался с ней.

На крыльцо исполкома вышел дежурный милиционер на шум, и Руслан бросился за матерью, чтобы остановить её.

— Тихо, мам! Тихо! Успокойся! Сейчас ты этим только хуже сделаешь!