Режиссер Советского Союза 4

Глава 7

— Сеньор Мещерски! Это правда, что фильм про советских лётчиков снимался вопреки желанию КГБ, и поэтому вас бросили в тюрьму? И какие отношения вас связывают с сеньорой Эксберг?

Итальянцы были в своём репертуаре. Сначала похожие вопросы мне задали в аэропорту Рима, где собралось немало журналистов. И вот, на пресс-конференции, которая состоялась после премьеры фильма, последовали похожие заходы.

Складывается впечатление, что итальянскую прессу другие вещи не волнуют. И ладно, если речь идёт о моих отношениях с Анитой. Так ведь они начали приплетать политику. Это хорошо, что я воспринимаю любой скандал, как дополнительную рекламу. Но ведь у нас целая делегация, руководство которой весьма нервно реагирует на провокации западной прессы. И это мы ещё не добрались до Лондона, где нас просто обязаны закидать какашкой.

Если смотреть на ситуацию в целом, то наша картина пользуется ажиотажным спросом. По моему совету, ди Лаурентис договорился с прокатчиками и телевидением. Трейлер фильма начали крутить недели за три до показа, и публика была весьма заинтересована. Ну, ещё бы! Такого зрелища этот мир пока не видел.

Очень помогло интервью Антониони, которое вышло накануне нашего приезда. Для ведущих итальянских режиссёров и других деятелей культуры, Дино организовал закрытый показ. Реакция на картину была абсолютно полярной, но самые знаковые фигуры оценили мою работу. Микеланджело считается отцом авторского кино, и в Италии его мнение уважают. Сторонник реализма просто обязан был заметить наши новаторские идеи. А вот Феллини раскритиковал «Битву за Кубань», обвинив меня в поклонении Голливуду. В прения включились и другие маститые коллеги. Итальянские издания просто пестрели высказываниями Росселини, Висконти, Леоне, Моничелли, Пазолини, Петри и Соллима. Не молчали актёры, критики и даже политики.

Италия кипела и ждала начала показа. Думаю, зритель не будет разочарован. По крайней мере, пресса у нас была достаточно хорошая. И вот я, весь такой одухотворённый, сижу на пресс-конференции, и меня спрашивают о чём угодно, только не о фильме. Вот очередная чернявая и весьма смазливая девица, представлявшая «la Repubblica», понесла какую-то дичь.

— Скоро в Париже пройдёт показ женского белья, организованный госпожой Эксберг. Какое вы имеете к этому отношение, и насколько дефиле связано с КГБ?

Они здесь совсем с ума сошли? Судя по сморщенной рожице переводчицы, которая явно из бывших, тема советской разведки весьма актуальна. Только, причём здесь женские трусы и ведомство товарища Андропова? Ну, раз макаронники не хотят по-хорошему, то получайте в ответ гранату.

— Синьорина, я не так хорошо разбираюсь в женском белье. Разве что могу помочь снять его с такой очаровательной девушки, как вы.

Итальянка покраснела, но судя по брошенному взгляду, она точно не против раздеться перед одним симпатичным блондином из СССР. Остальная журналистская братия дружно рассмеялась. Меня в очередной раз ослепили вспышки фотоаппаратов, и обстановка стала более расслабленной. Недовольными выглядела только княжна, или кто она там, и глава нашей делегации, который стал похож на синьора Помидора. Главное, чтобы товарищ не помер от кровоизлияния прямо в конференц-зале.

Пресса тем временем переключилась на Терентьеву, которая произвела в Италии самый настоящий фурор. Её грудь обсуждали, наверное, даже в детских изданиях. Шучу, конечно. Но наша блондинка с печальным взглядом, просто очаровала эмоциональную итальянскую публику.

Пока акулы пера заваливали Нонну вопросами, я хоть немного выдохнул. Организация поездки вымотала меня капитально. Не могу понять логику советских чиновников. Запрос пришёл на вполне конкретных людей. При этом в состав делегации зачем-то включили совершенно левых товарищей. Я на всё это смотрел с усмешкой и ждал реакции ди Лаурентиса. Она и последовала моментально. Итальянец написал, что готов оплатить поездку группы из пяти человек. При этом понятно, что один из них должен быть представителем КГБ, как это принято в Союзе. Номенклатура нанесла ответный удар и вычеркнула из списка Зельцера. Сейчас обострились отношения с Израилем, после проигранной арабами войны. Плюс, ребром встал вопрос эмиграции евреев. Вот товарищи и решили запретить Моисеичу поездку в Европу. То, что он фронтовик и орденоносец, никого не волновало.

В итоге главой делегации назначили Леонида Мироновича Пархоменко. Этот, безусловно заслуженный товарищ, ранее работал на ниве подъёма культуры УССР. А сейчас он перебрался в Москву и возглавил какой-то отдел в Минкульте. Только с какого перепуга его назначили нашим руководителем? Фурцева своего решения не объяснила, же решил не припираться по мелочам. Проблемы с этим толстомордым дядечкой начались сразу после знакомства. Он захотел, чтобы мы ходили строем и радостно внимали его мудрым речам. Я послал его прямым текстом, выслушав пафосную речь. Слова пришлось выбирать, но сути они не меняли. Я, Клушанцев и Терентьева просто вышли из комнаты после моего демарша, старательно игнорируя покрасневшего чиновника.

На следующий день мне позвонили из «Госкино» и пригласили на встречу. Я, грешным делом, подумал, что будет разбор полётов вчерашнего скандала. Ещё была надежда, что руководство советского кино озаботилось наделением меня жилплощадью в центре Москвы. Только всё оказалось гораздо прозаичнее.

— Товарищ Мещерский, вы должны понимать, что складывающаяся ситуация совершенно неприемлема.

Беседу проводил лично Романов, предварительно промариновав меня более сорока минут в приёмной. После того, как был прочитан второй выпуск «Культуры», я встал, сообщил секретарю, что не намерен терять время, и направился к выходу. Тётенька сначала ничего не поняла, но потом догнала меня в коридоре. Местные начальники и их обслуга просто не могут понять, что у человека может наличествовать чувство собственного достоинства. Оттого страшная мадам с ужасной причёской, выполнявшая обязанности секретаря, схватила меня за руку в коридоре и начала верещать чего-то насчёт безобразного поведения и неуважения к старшим.

Только рекомый начальник вдруг освободился и нашёл для меня время. Романов скривил рожу, когда я без разрешения плюхнулся на стул. Буду я ещё стоять перед какой-то начальственной жопой, изображая раскаяние вперемежку с подобострастием. А вот дальнейшая речь главы «Госкино» меня удивила.

— Вы должны понимать, что демонстрация советского фильма в таких фашистских странах, как Испания, Португалия, Доминиканская Республика и Колумбия просто неприемлемы.

Я уже и забыл, что режимы Франко, Салазара и Трухильо считаются фашистскими. Кто сейчас правит в Колумбии — не знаю. Лично мне плевать на тамошние системы и диктаторов. Главное — пусть платят деньги за картину. Но у советских чиновников было иное мнение. Оказывается, намерение Дино продать права на прокат «Битвы за Кубань» в некоторые страны, очень болезненно воспринято в Москве. Скорее всего, какой-то излишне ретивый товарищ решил обратить внимание, что наш фильм посмотрит каудильо Франциско. То, что за картину заплатят валютой, и часть прибыли поступит в советский бюджет, мало кого волновало. Вот мне и пришлось выслушивать выволочку от Романова. Только для меня очередная загадка, при чём здесь я.

— Есть контракт, подписанный «Госкино» — то есть, лично вами. Сам документ прошёл юридическую проверку. Компания ди Лаурентиса имеет право продавать кино в любую страну, насколько я помню. Вы можете написать официальный запрос и попросить отменить продажу в обозначенные страны, выплатив соответствующую неустойку.

Самое забавное, что ситуация доставляла мне искреннее наслаждение. Не знаю, зачем этот напыщенный болван позвал меня на встречу. Может, он думает, что я сразу побегу звонить итальянцу и просить его отменить продажу картины в ряде стран? Глупо объяснять подобным личностям, что зарабатывать деньги на врагах — высший пилотаж. Мало того, что мы продвинем свои ценности, но ещё получим за это твёрдую валюту, до которой так охочи «товарищи». И причём здесь я? Непосредственность Романова ввела меня в ступор. По его мнению, мне нужно сейчас же бежать звонить продюсеру, и просить отменить прокат в конкретной стране?

— Подумай о нас, фронтовиках. Как будут чувствовать себя люди, прошедшие войну, зная, что советский фильм смотрят в Мадриде?

Как выяснилось позже, вопрос показа фильма подняли в идеологическом отделе, и зачем-то решили начать муссировать эту тему. Я бы, наоборот, радовался, что советская культура дошла даже до наших врагов. Но в момент разговора с председателем «Госкино» настроения не было от слова совсем. Достали они меня своей пролетарской простотой.

— А вы на каком фронте воевали? Мой отец погиб под Любанью, а дядя при форсировании Днепра, — задаю вопрос вдруг смутившемуся чиновнику.

— Это не твоё дело, — вдруг окрысился Романов, и его жирное лицо покрылось красными пятнами, — Речь идёт о престиже нашей страны и памяти людей, отдавших жизни в борьбе с фашизмом. И тут вдруг мы узнаём, что твой продюсер решил продать фильм самым настоящим врагам СССР.

Позже я узнал, что Алексей Владимирович, как настоящий партиец, берёг свою драгоценную жизнь в Горьковской области. Ведь это был крайне важный участок, где невозможно обойтись без журналистов. Ну, хорошо, хоть товарищ не отправился на самый горячий фронт — Ташкентский. Туда рвануло достаточно большое количество истинных патриотов и защитников Родины. Пока же я вынужден принимать участие в какой-то фантасмагорической встрече.

— А чем, по-вашему, Испания отличается от Венгрии, Румынии или Италии? Все эти страны воевали против нас во время войны. Продюсер фильма — итальянец. Не удивлюсь, что он ранее был самым настоящим фашистом. Венгры и румыны бились с советскими войсками до конца, сдавшись, когда у них просто не было выхода. Вы думаете, что поколение людей, уничтожавшее наших граждан, сильно изменилось? 1956 год показал, что не всё так просто. Да и сейчас, чехи в открытую бунтуют против наших ценностей. И какое отношение ко всему этому имеет мой фильм? Наоборот, мы, таким образом, продвигаем свою культуру. Какая разница, где демонстрируют советское кино? Пусть хоть в Белом доме его смотрят. Буржуи должны впечатлиться нашим зрелищем и завидовать. К тому же они за это ещё заплатят.

Судя по налитым злостью глазам номенклатурщика, он услышал совершенно иное. Вернее, товарищ уже имел своё мнение, и глас разума, прозвучавший в моих словах, полностью игнорировал.

— Да как ты смеешь? Что за антисоветчина! Венгерская и румынская народные республики являются нашими верными союзниками. Их народы вместе с нами строят социализм. Как можно сравнивать их с фашистскими недобитками, засевшими в Риме?

В общем, мне стало понятно, что каши с этим мудаком не сваришь. Вообще, порода идеологов выделяется своей ограниченностью на фоне недалёких советских партаппаратчиков. На самом деле, они не так тупы, как хотят казаться. Я про основную массу чиновников, которым удалось взобраться повыше. Да и партию многие из них используют исключительно как инструмент для собственной карьеры. Но с этими людьми можно договориться. Они больше прагматики, нежели догматики. А вот «суслики» — это какой-то диагноз. Ну, должно же у товарищей присутствовать элементарное критическое мышление. Поэтому я не стал далее продолжать беседу и просто вышел из кабинета под визг его хозяина.

С подобной публикой невозможно договориться. Это стало давно понятно, и я решил вступить с номенклатурой в жёсткую конфронтацию. Тем более, что «дорогой Ильич» подспудно одобрил мои действия. В политику я не лезу, а вот свою киношную делянку буду защищать от любых поползновений. Самое забавное — мой демарш остался безнаказанным. Чинуши только напакостили, не пустив за границу Зельцера. Странная ситуация — это мягко говоря. То есть человек воевал, был неоднократно ранен и имеет награды. Он потерял большую часть родни, которую казнили оккупанты. Более того, половина палачей давно вышла по амнистии и не удивлюсь, если бандеровцы, лесные братья с прочей сволочью, вроде тюркских легионеров, интегрировались в советское общество. А вот если ты еврей, то значит, относишься к подозрительному элементу.

Товарищи идеологи не захотели включать в состав делегации и Терентьеву. Мол, она недавно развелась, и поэтому стала неблагонадёжной. Думаю, здесь свою рол сыграла семья её бывшего мужа, решившая подгадить актрисе, стремительно набирающей популярность. Но нашла коса на камень. Принимающая сторона пригрозила международным скандалом, так как Нонну очень ждали в Европе. В итоге поехали я, Клушанцев и Терентьева, в сопровождении главы делегации и товарища из одной конторы.

Как я и предполагал, товарищ Пархоменко решил показать, кто в доме хозяин. После возвращения в отель, он не дал нам время передохнуть и поужинать, буквально затащив в свой номер.

А ничего так апартаменты у чиновника! Дино, наверное, проникся статусом главы, и снял для него чуть ли не президентский номер. Безопасник тоже жил отдельно в весьма комфортных условиях. Мы с Клушанцевым поселились в простых номерах, напоминающих комнату в общаге. Нонна тоже расположилась в похожей комнате. В моей голове сразу начал вырисовываться план. Я человек незлопамятный, но всё записываю. Разнос, который постарался устроить глава делегации, укрепил моё мнение хорошенько ему нагадить.

— Это возмутительно и непозволительно! Мещерский, вы позорите почётное звание советского гражданина! — Леонид Миронович от переполнявшего его негодования чуть ли не бегал по апартаментам, — Как можно вести себя так развязано? Что вы наговорили итальянской журналистке? Ведь завтра ваши слова напечатают все издания! Это международный скандал! Ещё и товарищ Терентьева отличилась! Зачем вы отвечали на вопросы столь фривольного содержания?

Понимаю, что надо брать ситуацию в свои руки. А то этот деятель сам не успокоится. Ну, спросили Нонну про ту самую сцену. Глупо было услышать иное от пускавших слюни итальяшек. Понятно, что мало кого интересовала её игра. А Терентьева мне понравилась даже больше, чем Демонжо. Поверьте, я снимал этот фильм, и что-то в нём понимаю. Кстати, лучшим на площадке был Трабо. Недаром его игру отметил сам Брежнев. Но Европа живёт по иным правилам, и эротическая сцена, тем более в исполнении советской актрисы, взволновала журналистов больше всего.

— А вы, собственно, кто такой? — прерываю вошедшего в раж товарища, — Где вообще написано, что вы имеете право указывать, как мне правильно продавать собственный фильм? Вы понимаете, что всё это элемент искусственно созданного ажиотажа? Чем больше провокаций и скандалов, тем активнее европейский зритель будет покупать билеты. И значит, бюджет СССР пополнится дополнительной суммой в валюте.

Судя по недоумённому лицу партократа, он ничего не понял. Товарищ из КГБ тоже сидел с постной рожей, усиленно изображая из себя настоящего агента. Я же решил пойти в самый настоящий клинч.

— Если вас, что-то не устраивает, то возвращайтесь в Москву. Я уже устал от ваших постоянных придирок. Мы не произнесли ни слова, позорящего Советский Союз и коммунистические ценности. Наоборот, всячески стараемся продвигать наш кинематограф. Поверьте, получить в Италии хорошую прессу — весьма сложная задача. Мы это сделали и подогрели интерес к картине. Коли похотливые итальянцы заострили внимание исключительно на одном моменте, то это их проблемы. Не вижу смысла соваться со своим уставом в чужой монастырь. И повторю ещё раз — вы всегда можете сложить с себя полномочия главы делегации и вернуться домой.

Чиновник не ожидал такого отпора и стал похож на рыбу, выброшенную на берег. Он будто пытался набрать воздуха, которого ему не хватало. Наверное, дяденька не привык к такому диалогу. Взобравшиеся на вершину товарищи привыкли к почитанию и преклонению. Выходец из XXI века подобной хренью не страдал и резал правду в лицо. А номенклатура давно забыла, что такое критика. Это в суровые тридцатые, на каком-нибудь партсобрании, рабочие могли высказать руководителям своё мнение. В шестидесятые подобные вольности исключены. Хотя ситуация попахивает лицемерием. То есть пролетариат и крестьянство не могут донести до своих лидеров правду о реальном положении дел в стране.

Но к нашему конфликту это не имеет никакого отношения. Надо ставить на место всякого рода демагогов и приспособленцев. Они к этому не готовы, что и показала реакция Пархоменко.

— У вас есть ко мне какие-то претензии, товарищ майор? — демонстративно игнорируя главу, обращаюсь к конторщику.

— Мой отчёт будет отправлен руководству. Его содержание закрытая тема и вас точно не касается.

Ну и отлично! На сочувствие в лице гэбиста я точно не рассчитывал. Заодно поиздеваюсь над ним вместе с Пономаренко.

— Тогда мы не будем тратить ваше драгоценное время, — встаю со стула и киваю коллегам, — Надо ещё успеть поужинать. Завтра у нас насыщенный день.

— Это провокация, за которую вы ответите по возвращении! Я не потерплю подобного отношения и требую предоставить нам нормальную гостиницу!

— А у меня украли часы! — добавил свои пять копеек майор.

Знали бы возмущённые товарищи, какое удовольствие я сейчас испытываю! Сделал пакость — сердцу радость. После достопамятного разбора полётов от Пархоменко, я попросил Дино внести небольшие изменения в условия проживания советской делегации. Нет, мы с Павлом и Нонной всё так же жили в нормальном отеле. А вот главу и кэгэбешника поселили в какой-то парижской общаге на окраине. Более того, обоим товарищам пришлось ездить на такси, оплачивая его из своего кармана. Командировочные нам выдали весьма скромные, и их как раз хватило на поездку до Рица, где нас поселил ди Лаурентис.

И вот как раз после завтрака нас осчастливили своим присутствием два товарища по несчастью. Мы расположились в холле и высушивали претензии главы делегации, с трудом сдерживая смех. Оно и понятно. В общаге, где живут эмигранты из Африки, царят своеобразные отношения. Ещё там нет шведского стола, так как питание не входит в плату за жильё. Ди Лаурентис превзошёл все мои ожидания. Я просто попросил его разместить двух паразитов в каком-нибудь клоповнике и подальше от нас. Но у итальянца оказалась своеобразная фантазия.

— Это абсолютно аполитичное рассуждение, товарищи, — отвечаю, стараясь не заржать, — Вы представляете здесь самое прогрессивное государство в центре капиталистической Европы. И это символично, что вас разместили в одном здании с угнетаемыми арабами и неграми. Думаю, советский человек просто обязан проникнуться и почувствовать на себе всю боль, которую испытывают несчастные жертвы колониализма. Ваша задача — провести разъяснительную работу среди этих несчастных страдальцев. Заодно надо нести в европейские массы советскую культуру. Вы же у нас как раз представляете профильное министерство!

— Да вы над нами издеваетесь! — наконец-то догадался тёзка Брежнева, — Вас троих разместили в номерах отличной гостиницы! Мы же ютимся в какой-то ночлежке, где у товарища майора украли часы. А ещё у нас нет денег, так как мы всё отдали таксисту. Я требую, чтобы нам предоставили соответствующе нашему статусу жильё и выплатили командировочные.

Судя по тени, набежавшей на лицо майора, он начал сомневаться в психическом здоровье главы делегации. Я же решил добить обоих паразитов, невзирая на возможные последствия.

— Бульвар Ланна дом сорок.

— Что, простите? — брови чиновника, казалось, жили отдельной жизнью.

Он реально отказывался понимать, что кому-то плевать на его статус. Человек просто привык жить с ощущением эдакого барственного превосходства и преклонения со стороны обычных граждан. Тем мне приятнее его унижать.

— Посольство СССР находится по этому адресу. Можете там рассказать о творящемся произволе. А у нас просто нет времени выслушивать ваши жалобы.

Если этот деятель не сбежит, то ему предстоит пожить среди черномазых Лондона и Амстердама. Ведь настоящий коммунист просто обязан проникнуться чаяниями угнетаемых иммигрантов. Надеюсь, что эту сладкую парочку не зарежут какие-нибудь ямайцы или суринамцы, в попытке отнять оставшиеся часы. Хотя, невелика потеря.

Стук в дверь отвлёк меня от подготовки ко сну. Честно говоря, я так вымотался за день, что после душа сподобился только на смену трусов. Собственно сверкая чёрными дельфинами на белом фоне, я и открыл дверь, думая, что стучит прислуга.

— Ты в Париже уже второй день и даже не подумал обо мне!

Красивый пальчик с ярким маникюром уткнулся в мою грудь. После этого меня схватили за голову и одарили весьма многообещающим поцелуем.

— Вы скотина, сеньор Мещерски, — спародировала какого-то журналиста Анита.

Далее, шведка оттолкнула меня в сторону и зашла в номер. Осмотревшись, она остановила взгляд на моих трусах.

— Красивые дельфины! Почему я раньше не додумалась, что мужское бельё тоже может быть востребованным? А ты чего стоишь как дурак? — улыбнулась актриса, скинув с плеч лямки своего платья, — Давай снимай это непотребство, я так соскучилась!