Алексей прижал ладонь к холодному оконному стеклу, пытаясь поймать ритм дождя, который выстукивал тайный код на подоконнике. Каждая капля оставляла за собой мокрый след, словно невидимый паук плел паутину из воды. В комнате пахло сыростью и старыми книгами – запах, который он давно перестал замечать. Но сегодня всё было иначе. Сегодня воздух будто зарядился электричеством, как перед грозой.
«Дверь…» – мелькнуло в голове. Во сне она казалась такой реальной: дубовая, с узором из переплетённых ветвей, словно корни древнего дерева сплелись в арку. Руны на ней светились приглушённым синим светом, напоминающим свечение экрана в тёмной комнате. Алексей провёл рукой по стеклу, повторяя контуры воображаемых символов. Его отражение в окне дрожало, сливаясь с потоками дождя. «Бред. Это просто сон», – попытался убедить он себя, но пальцы непроизвольно сжались в кулак.
На столе, рядом с недопитым кофе, лежал блокнот с вырванными листами. Алексей открыл его на странице, испещрённой набросками: спирали, геометрические фигуры, глаза – всегда глаза, которые преследовали его в каждом сне. На последнем рисунке была она – дверь. Он провёл пальцем по штрихам, вспоминая, как рука сама выводила линии, будто кто-то водил ею изнутри.
– Хватит, – прошептал он, захлопнув блокнот. Но тишина комнаты давила, усиливая шепот воспоминаний.
«Ты всё цепляешься за свою клетку», – голос Её звенел, как ветер в колокольчиках.
Алексей резко встал, задев кружку. Холодный кофе растёкся по столу, образуя пятно, похожее на континент на старой карте. Он вытер лужу рукавом пиджака, чувствуя, как дрожь поднимается от кончиков пальцев к горлу. «Надо звонить. Надо…» – мысль билась в голове, как птица в стекло. В кармане лежала смятая визитка: «Доктор Марта. Психотерапия. Сны и тревожные состояния».
Он набрал номер, слушая длинные гудки. За окном дождь усилился, стуча в такт ударам сердца.
– Алло? – женский голос прозвучал устало, будто её разбудили.
– Здравствуйте, это Алексей… Мы встречались полгода назад. Вы говорили, что… что можно позвонить, если… – он запнулся, глядя на свой рисунок.
– Алексей? Да, помню. Сны вернулись? – в её голосе появилась настороженность.
– Хуже. Я… начал видеть их наяву. Дверь. Руны. И… Она.
Тишина в трубке затянулась. Потом Марта заговорила медленно, словно взвешивая каждое слово:
– Вы не первый, кто пришёл ко мне с этим. Есть легенда… точнее, байка, которую рассказывают коллеги. О девочке, которая ушла в сны, потому что её реальность раскололась. Говорят, она ищет тех, кто может видеть трещины.
– Трещины? – Алексей схватился за подоконник, чувствуя, как пол уходит из-под ног.
– Места, где миры соприкасаются. Они возникают, когда чьё-то восприятие… ломается. Как у вас. Или у той девочки.
Он засмеялся нервно:
– Вы предлагаете мне поверить в сказки?
– Я предлагаю быть осторожным, – голос Марты стал резким. – То, что вы называете снами, может быть дверью. А двери открываются в обе стороны.
Линия оборвалась. Алексей опустил телефон, глядя на своё отражение в затемнённом экране. «Девочка из снов…» – вспомнил он Лизу, её плащ, развевающийся на несуществующем ветру.
Виктор щёлкнул зажигалкой, поджигая вторую сигарету за последние десять минут. Кафе «Эклипс» было полупустым – утро понедельника, лишь пара студентов у окна что-то оживлённо обсуждала, тыкая пальцами в ноутбук. Он потянулся за кофе, но рука дрогнула, и ложечка со звоном упала на пол.
– Чёрт, – проворчал он, наклоняясь.
Когда он поднял голову, то увидел её.
Девочка лет десяти сидела за соседним столиком, обхватив руками стакан с какао. Её плащ был словно соткан из сумерек – тёмно-синий, с переливами, как у крыльев бабочки. Но больше всего Виктора поразили её глаза: слишком взрослые, слишком глубокие, будто в них отражались целые галактики.
– Ты видишь слишком много, – сказала она, не отрываясь от своего стакана. Голос звучал одновременно рядом и где-то в далёком тоннеле.
– Что? – Виктор заморгал, чувствуя, как по спине бегут мурашки.
Девочка подняла взгляд. Вокруг неё воздух дрожал, как над асфальтом в жару.
– Они скоро сойдутся. Странник и Смотрящий. Ты должен выбрать – закрыть глаза или увидеть всё.
– Эй, малыш, ты… – он протянул руку, но в этот момент зазвенел колокольчик над дверью. В кафе ворвалась группа туристов с зонтами. Когда Виктор обернулся обратно, стул был пуст. Лишь на столе осталось влажное кольцо от стакана, и внутри него – нарисованная сахаром спираль.
– Вам ещё кофе? – официантка с розовыми волосами склонилась над ним.
– Нет, я… – он встал, задев стол. Чашка с остатками эспрессо полетела на пол, разбившись вдребезги.
– Осторожнее! – крикнул кто-то.
Но Виктор уже не слышал. Мир взорвался красками.
Стены поплыли, превратившись в акварельные разводы. Звуки растянулись, как жвачка – смех туристов превратился в вой сирены, звон посуды – в колокольный перезвон. Он схватился за спинку стула, но дерево стало мягким, как пластилин.
– Не сейчас… – прошипел он, закрывая лицо руками.
Когда он осмелился взглянуть, всё вернулось на место. Лишь на полу, среди осколков, сверкала лужица кофе, переливающаяся всеми оттенками коричневого – от янтарного до почти чёрного.
– Вам помощь нужна? – официантка пыталась поймать его взгляд.
– Нет, – выдавил он, бросая на стол купюру. – Просто… переутомился.
Лиза наблюдала за ними обоими, сидя на краю фонарного столба. Её ноги раскачивались в такт ветру, который здесь, в месте между мирами, пел на три голоса.
– Зачем ты это делаешь? – Осколок материализовался рядом, приняв форму ворона с глазами из расплавленного золота.
– Они почти готовы, – ответила она, не отрываясь от видения: Алексей стоял у окна, сжимая визитку психолога, а Виктор шатался по улице, прижимая ладони к вискам.
– Они сломаются.
– Или соберутся заново. – Лиза прыгнула вниз, падая сквозь слои реальности.
Она приземлилась в комнате Алексея, невидимая, как мысль. Его блокнот лежал открытым – спирали, двери, глаза. Она коснулась рисунка, и линии засветились синим.
– Помнишь? – прошептала она, хотя знала, что он не услышит. – Ты сам нарисовал врата.
Потом она оказалась рядом с Виктором, который прислонился к стене подъезда, дыша как загнанный зверь.
– Перестань бояться, – провела она рукой по его лбу.
Он вздрогнул, но не увидел её. Зато трещина – тонкая, как волосок – пробежала по стене за его спиной.
Лиза, наблюдая за обоими, впервые за долгие годы улыбнулась по-настоящему.