Развестись и попасть - это я умею. Путь львицы (СИ)

Глава 2. О дивный новый мир

Я просыпалась как-то непривычно, рывками. У меня страшно болела голова, во рту все высохло. Видимо все же с вином я перебрала. Причем настолько, что не могла понять, где нахожусь. Даже запах нового жилья казался странным до ненормальности. Пахло… зеленью. Мокрыми листьями после дождя. Цветами. Смолой. Деревянной стружкой.

Странно, вроде окно я на ночь оставила закрытым. В конце-концов начиналась осень и ночи были довольно холодными.

Я приоткрыла глаза.

Потолок был первым, что я увидела, и он лишил меня дара речи.

Потолок уходил вверх как в древнем соборе. Только вместо камня было гладко отполированное и проморенное дерево. И ладно бы один деревянный купол, но нет, по нему стелились лозы с крошечными цветами, похожими на прозрачных мотыльков. А в самом центре располагалось нечто вроде огромного цветка, раскрытого навстречу моему лицу. От его лепестков струился мягкий свет – золотистый, рассеянный, почти медовый. И это была вовсе не искусно сделанная лампа. Я могла бы поклясться, что цветок был живым и будто “дышал”, переливаясь и незначительно, мягко меняя интенсивность освещения. Стоило мне дернуться, как он засветился ярче, озаряя комнату.

Я осмотрелась и афигела еще сильнее.

Комната была словно создана художником и природой вместе. Мебель – вся округлая, текучая, будто все ее детали были сделаны из реальных, невероятно симметричных коряг. На стенах висели резные полки в форме раскрывшихся бутонов. Посреди комнаты стоял журнальный столик с ножками, обвитыми живой лозой. Рядом с ним примостилось кресло – будто лепесток, согнувшийся, чтобы обнять сидящего. На кровати, поверх расшитого цветами одеяла, были рассыпаны лепестки цветов, опавшие с потолка. Даже пол был не просто полом – он был из теплого дерева, прожилки которого светились бледным светом.

Однако, присмотревшись, я осознала, что не все так идеально в датском королевстве.

На полу валялись подушки, брошенные как попало. Плед из мягкого пуха был брошен как попало. Один ботинок валялся посреди комнаты, другой – возле двери. На столе лежала раскрытая книга с чёрной обложкой, поверх нее валялись писчие принадлежности. Рядом стоял пустой бокал и штуки три пустых бутылок. На полу у здоровенного зеркала, словно разноцветные змеи, спутались в клубок ленточки.

Заметив отражение в зеркале я напряглась. Опустила взгляд на руки – они были слишком изящные, чужие. Длинные, изящные пальцы, кожа цвета светлого персика, будто припорошенная пушистой пудрой. На запястье мерцало тонкое кружево золотистого узора.

Я встала – пошатнулась, но удержалась. Подошла к шикарному зеркалу в рост, вставленному в раму из сплетенных ветвей с зелеными листочками и крупными черно-красными вишнями. Осмотрела новую себя.

Она – я – была потрясающей. По-хорошему нечеловеческой.

Длинные, почти до бедер, волосы – цвета поздней осени, что-то среднее между медью и затухающими углями. Лицо – тонкое, словно вырезанное умелым скульптором, с высокими скулами и чуть раскосыми глазами. Глаза… чёрт возьми. Я бы сама в себя за такие глаза влюбилась! Серебристо-зелёные, как отражение луны в лесном озере.

А еще были уши. Они были вытянутые, заострённые, эльфийские. На мой вкус – длинноватые, да еще торчали в разные стороны. Но выглядели… органично. К образу по крайней мере они прекрасно подходили.

Я пригляделась внимательнее – и скривилась. Эта эльфийка была не просто красива.Она была идеальной! Тот типаж женщин, которые настолько хороши, что аж бесит. И в этом чудно-дивном теле теперь находилась я.

“Ты слишком много читала романчиков про попаданок, – подумала я с ужасом. – Все. Крыша поехала на нервной почве!”

И ведь действительно. Восторги-восторгами, а… Что за чёрт?.. Где я? И что, чёрт побери, произошло после того, как я дочитала тот идиотский романчик?!

Я посмотрела на себя снова. Помяла мягкие – действительно как персик – щечки. Растянула ради интереса и глупо вывалила язык.

– Я жаба, я хочу есть, – как в глупом ролике пробормотала я. – Афигеть не встать.ж…

Потом подумала – да и к черту! Сошла с ума так сошла, на здоровье! Вон какое вокруг все красивое. Уж точно красивее, чем комнатка с облупившимися стенами в поганой коммуналке. К тому же в мире грез не существовало треклятого бывшего.

Осознав, что по классике жанра я должна тут встретить своего принца-дракона, прекрасного оборотня или вампира, я даже рассмеялась. Ах… если бы. Раз я спятила, то можно было бы покуражиться. Помурыжить несчастного мужика, как муружила его дамочка из дурацкой книжки, что я читала накануне.

Все какое-то развлечение, вряд ли здесь есть телек и интернет.

Легко смирившись со своей попаданской судьбой я продолжила осмотр жилплощади эльфийки.

На тумбе рядом с креслом стояла настоящая пизанская башня из книжек – эльфийские романы, насколько я могла судить. С нарисованными на обложках мужчинами в чёрных плащах и страдальческими девушками с растрёпанными косами. Лозы, обвивавшие мебель, оберегали книжную башню, как бы не давая ей развалиться. И всё это было живым. Странно, пугающе живым.

Оставив книжную башню в покое, я переместилась к столу и смахнула писчие принадлежности с книги в черной обложке. Потянулась, взяла, полистала. На первом развороте было аккуратно выведено имя:

Аэлрия Тир'Фаэль

Имя было сложным до ужаса, я даже поморщилась. Такое длинное и нелепо-эльфийское. Фу. И мне с таким жить?

Я пролистала дальше. Книга оказалась ничем иным, как личным дневником этой Аэлрии. Я опустилась обратно на постель и принялась читать. Аэлрия явно начала вести записи недавно. Почерк был чёткий, округлый, очень уравновешенный, однако чем дальше к концу, тем он больше плясал и тем чаще попадались на страницах винные пятна. Мысли тоже путались.

«День 14.

Я всё ещё здесь. И всё ещё не жалею о том, что ушла. Мать сказала, что я поступила правильно. Что моей главной ошибкой было уйти из дома и связать с себя этим, по ее мнению, выродком.

Она ничего не понимает.

Я очень любила его поначалу. И он меня любил. Но теперь мне надоело лежать ночью в постели рядом с телом, в котором больше нет ни жара, ни любви. Надоело, что меня попрекают за каждое мое действие. Надоело, что он – самый умный, а я обязана работать до седьмого пота ради него. Мои слова – не придирки. Это истошный крик о помощи.

Он так и не пришёл спросить, почему я ушла. Печать брачного контракта на руке стала золотой. Значит разрыв принят. Теперь я совершенно свободна».

Я почувствовала, как у меня пересохло во рту.

Неожиданно… до боли знакомо.

Я продолжила чтение.

«День 16.

Родные снова стучались ко мне сегодня, и довольно долго. Мама говорила через дверь, что я должна выйти, поесть, поплакать на людях, а не в подушку.

Я послала её.

Они не понимают.

Они всё ещё думают, что я сделала правильный выбор. Они очень горды тем, что я опомнилась. И они даже не подозревают, насколько мне больно!

Да мне не оды хвалебные нужны, а чтобы меня хоть кто-нибудь по-настоящему понял!»

Я почувствовала, как у меня скручивает живот. Это было так похоже. Разные слова. Разные тела. Но одна и та же судьба.

Я читала взахлёб, вцепившись в дневник, как в спасательный круг.

«День 20.

Сегодня я пила в одиночестве до самого рассвета. Потом пошла в семейную библиотеку и наткнулась на какой-то идиотский любовный роман с варваром, который носил свою любимую на плече. Никогда бы не подумала, что мама будет хранить в доме подобные книги.

Я думала – закрою после первой главы. Но дочитала до конца. А потом прочитала еще один.

А потом поняла, что эти романы мама для меня купила – они все были новенькие. Стало грустно и радостно от ее такой обо мне заботы. Захотелось понять ее – впервые в жизни. И я пошла искать другой роман. Роман, где не героиня слабая и зависимая, а ее парень – связанный, растерянный, и молчит, потому что его женщина ему запретила.

И, знаешь что, дорогой дневник?.. Мне понравилось.

Наверное, я наконец прониклась традициями своего клана, из которого сбежала пять лет назад. Интересно, если я попробую все это в жизни, мне понравится?

Мама бы гордилась мной…»

Я опустила дневник. Мне до боли было жалко Аэлрию. Шмыгнула носом.

Моя мама тоже не была мной довольна. Она надеялась, что после университета я сделаю карьеру, а не буду полагаться на мужа. Но мне пришлось пахать на низкооплачиваемой работе, жертвуя отпусками и даже, порой, выходными.

Я так и не сказала ей о разводе. Мы давно с ней поссорились.

А ведь она бы тоже гордилась мной за то, что я бросила наконец своего придурка-муженька.

Я посмотрела на дневник. Та запись была последней. Дальше записи обрывались.

Аэлрия была точной моей копией из другого мира.

Разведенная. Уставшая. Мечтающая, чтобы ее поняли и пожалели. Запершаяся здесь, в этой комнате, чтобы спрятаться от своих проблем. Мы даже книги с ней любили похожие. И читали что-то одинаковое перед тем, как поменялись.

Я подняла глаза на отражение в зеркале.

Стало интересно – а не проснулась ли остроухая в моей квартире и не варит ли себе сейчас кофе на плите, ругаясь на непонятную земную технику? Или, может, у них здесь, в волшебном мире, были романчики про мир без магии? Кто знает. От этих мыслей я хихикнула и снова ущипнула милашку-Аэлрию за щеку.

– Ничего, подружка, – сказала я своему отражению. – Нам обеим на пользу пойдет смена обстановки.

Одно меня беспокоило. Какие-то странные слова про традиции клана, от которых девушка сбежала замуж – видимо в другой клан.

“Ну не едят же они людей? – подумала я. – Разберемся”.

Я хотела уже перечитать дневник сначала, как услышала стук в дверь. Негромкий, трёхкратный. Вежливый. Но в нём было что-то такое… привычное. Материнское.

Видимо, уходя Аэлрия не только дневник мне оставила, но и толику своей памяти. Самую кроху. Я точно поняла, что стучала ее мама.

– Аэлрия, – раздался голос за дверью.

Спокойный, мелодичный. С ноткой упрёка и нежности, как будто я снова была подростком, который, бастуя. не пускал родителей в свою комнату.

– Дитя, я знаю, ты там. Пожалуйста, поговори со мной. Не молчи. Я очень беспокоюсь о тебе. Даже если ты снова будешь злиться и отсылать меня – хоть слово скажи. Просто чтобы я знала, что ты жива и в порядке.

Я невольно прикусила губу, а потом тихонько, по-кошачьи, на цыпочках подошла к двери. Голос продолжал более настойчиво, почти с отчаянием:

– Я не буду стоять здесь вечно! У меня есть дела. Но знай, если ты не выйдешь из комнаты до завтра – я перестану приносить тебе еду. Да, именно так, даже если ты упадешь в обморок от голода ты не получишь и крошки! И никаких больше печений и черничного вина!

Я приоткрыла дверь.Совсем немного – ровно настолько, чтобы в щёлку проник свет и я могла взглянуть на женщину, что стояла снаружи.

Мать Аэлрии оказалась эльфийкой в возрасте. Если такое вообще возможно. С серебристыми волосами, заплетёнными в идеальную косу, в платье, напоминающем тигровую лилию. Прямая спина, тонкое лицо, и такие же серебристо-зеленые глаза, как у моего нового тела. Только взгляд совсем другой. Тот взгляд, которым мать смотрит на своего большого глупого ребенка, даже если тот уже пережила развод.

Увидев меня, она удивленно вскинула одну бровь. Я испугалась, что раскусит подмену. Но все же обреченно ей улыбнулась и заставила себя сказать:

– Мама, не надо морить меня голодом, я выйду, – голос вышел чуть хриплым. – Прости, что заставляю нервничать. Просто хочу немного… подумать. Всё хорошо, правда.

Эльфийка вскинула бровь немного под другим углом. Я невольно улыбнулась. Вот она, знаменитая материнская изогнутая бровь, от которой, наверное, замирают даже генералы. Я тоже замерла под ее пронзительным, чуть подозрительным взглядом. Однако после пристального сканирования, эльфийка вздохнула с некоторым облегчением.

– Я рада это слышать, дитя. Но ты не обязана думать одна. Мы все хотим быть рядом. Помочь тебе справиться.

– Я знаю, – мягко ответила я. – Просто... дай мне ещё немного времени. Совсем чуть-чуть.

– Я не буду ждать вечно, – проворчала снова она, чуть повернувшись. – Назовите точную дату своего выхода в свет, юная леди, иначе я исполню свою угрозу. По крайней мере лишу вас печенья и вина.

– Ладно, – вздохнула я. – Я выйду завтра. Обещаю.

Потом, подумав, добавила.

– Но… мам, сама понимаешь, я не знаю, чем теперь себя занять…

Эльфийка понятливо махнула рукой.

– Есть предложение, – сказала она.

– Какое?

– Тебя очень хотят видеть твои подруги. Может помнишь Ливиэнн Ар’Маэль и Сэйнарель Тир’Валисс?

Я зависла. О боже праведный, избавь меня от сомнительного удовольствия запоминать эльфийские имена! На фоне этой абракадабры мое имя – Аэлрия – показалось мне простым и милым.

– О силы земные, – закатила глаза матушка. – У тебя всегда была такая удивительно плохая память, Аэ! Ну давай, вспоминай! Лив – это то болтливое создание, что до сих пор пишет свои приторные как нектар медовых цветов стихи. Сэй из молчаливой тихони выросла в очень саркастичную язву. Говорит все так же мало, но если открывает рот – будто стегает кнутом или тыкает шпагой.

Она улыбнулась, будто вспомнив о приятном.

– Помнится, вы были такими милыми в детстве. Катались на тростниковых лодках, и как только не утонули. Дрались на шпагах с Лив за одного симпатичного мальчика, и она выиграла, больно уколов тебя в бок. С Сэй вместе учились играть на арфе.

Вообще идея посиделок с подружками мне понравилась. Да только вот я была не Аэлрией, и если эти девушки начнут вспоминать прошлое, то я наверняка посыплюсь. Так что решила я мягонько отвертеться от такой встречи. Ну, хотя бы до тех пор, пока не найду способ узнать о девушках-подружках побольше. Или не придумаю, как инсценировать потерю памяти.

– Хорошо, – пытаясь запомнить как можно больше, кивнула я. – Только вот из-за всего этого мне больно будет вспоминать счастливое детство. Боюсь, на его фоне мое кошмарное замужество покажется мне еще гаже и я банально разрыдаюсь.

– Если ты не явишься – я скажу им, что ты заболела эльфийской оспой, – надулась матушка. – В очень некрасивой форме. Что ты вся в сыпи и оспинах. Поверь, после этого даже если ты сама захочешь – к тебе никто на километр не подойдет.

Я едва сдержала смешок. Мама Аэлрии определенно начинала мне нравится. Такая… милая что ли. Добрая. Не хотелось мне ее расстраивать, так что я тяжело вздохнула и решила согласиться.

“В конце-концов я когда-то ногти делала на дому, – подумала я. – Если буду угукать, агакать и отвечать общими словами, то сойду за свою. А пассивность можно списать на депрессию после развода.

– Ладно, зови их. Попьем чаю. Только не сегодня.

Эльфийка довольно зарделась, у нее даже кончики ушей приподнялись.

– Отлично, – сказала она и тут же сделала шажок от двери. – Тогда я приглашу их на завтрашний ужин. И сейчас пришлю тебе твоих любимых сладостей. Только не увлекайся вином на ночь. Ты же не хочешь завтра вместо духов благоухать перегаром перед подругами?

Она уже собиралась уходить, как я, вспомнив слова из дневника, спохватилась:

– Мама?..

– Ммм? – обернулась она с приподнятой бровью.

Я, не сдержавшись, хихикнула. Ох уж эта ее умильная бровь!

– Мама, – начала я, накручивая игривый рыжий локон на пальчик. – А можешь прислать мне… гм… пару любовных романов? Без фантастики. Только вот таких, какие тебе нравятся. Что-нибудь из популярного в нашем клане. Ну… ты поняла, о чем я?

Глаза её расширились от радости, и она кивнула так, будто я только что объявила о своем поступлении в самый престижный университет этого мира, а не о желании почитать любовных романчиков о женской доминации.

А расчет мой был прост – понять, куда я попала, никого при этом не расспрашивая, вполне можно было из книжек. Однако радость матери неожиданно согрела меня и я ощутила, что сделала что-то правильно.

– Конечно, дорогая, – загорелась эльфийка. – У меня есть идеальный – про молодую вдову и гончара. Он просто восхитителен! И судьба девушки очень похожа на твою! Тебе понравится! Уверяю тебя, это будет лучшим лекарством от разбитого сердца!

– Не сомневаюсь, – сказала я. – Заранее спасибо, мама. Ты лучшая.

И закрыла дверь тихонечко и мягко.

В комнате стало тихо. Я снова осталась одна. И, закатав рукава, взялась за уборку. В конце-концов, пока буду прибирать разбросанные вещи, познакомлюсь с местным бытом. Это было полезно. Мне же здесь теперь жить.