Расстрижонка

Глава 399

Мы пришли к Боголюбову уже под утро. Ночка была… та ещё. Нет, с направлением ветра я угадал. За Ярополчем Клязьма развернулась прямо на север. И мы, так это лихо, перебрасывая гики, ловя ноки и крепя фалы, короткими галсами… Как большие!

Два раза сели на мель. Только снялись, в суетне и горячке некорректно выполнили поворот фордевинд. С полным ветром! Вместо нормальной двухшаговки! Поторопились… Чуть не поубивало. Капитан у нас стал после этого — «сильно отсендиным». Посылали его… Пришлось унять ребят — опыта у всех мало. Но у него — больше всех. Нечего ребёнка так лаять.

От устья Тезы река вернулась к преимущественно широтному направлению. Ветер нам вполне подходит. Луна светит. И мы огромным белым бесшумным призраком… в десять метров ростом… по ночной реке… Сколько влюблённых парней после той нашей ночной пробежки — на берегах штаны отстирывало…

В полной темноте проскочили устье Нерли. Умно князь Андрей храм поставил: самого устья и не видать в темноте. А храм Покрова — как огонь маячный — столбом белым.

Наконец, пришвартовались. Дальше, вроде бы, селение какое-то. Слободы Боголюбовские?

Прикол в том, что я не знаю — где тут что. Даже — где моего Лазаря подворье.

Команду — отдыхать. С Салманом — иначе нельзя, запинают прохожие малолеток. Николай с приказчиком — со мной. Войдём в город — пойдут искать Лазаря. И мы с Суханом — князю кланяться.

О-ох… Как-то оно…

«Двум смертям — не бывать, а одной — не миновать» — верю. Но вот нынче… мне и одной… по ноздри.

Хорошее место Богородица князю Андрею указало: обрывистое плоскогорье на левом берегу Клязьмы в 10 верстах от Владимира. Река прижимается к одной стороне этой возвышенности. Ниже, до устья Нерли — низкие, мокрые луга, выше — аналогично. С третьей, напольной стороны — рвы метров в 5–7 глубины и валы такой же высоты. Поверху — пятиметровые дубовые стены.

Это — пока. После вокняжения в Киеве, «приняв шапку Мономаха», Великий Князь сильно перестроит свой город, ставший столицей «Святой Руси». Деревянные стены будут заменены белокаменными, как нынче стоит сам замок — детинец.

«Град белокаменный» — это не с Москвы, это — отсюда.

Хорошо Роман Бердов пишет, прям про меня:

Я б… «умчался прочь». Быстренько и без всяких смущений. Тут и «распятый» придорожным указателем — ни к чему, тут «пальцы в растопырку» — без надобности. Но — нельзя.

Факеншит же уелбантуренный! Как же я сам себя в такую западню загнал?! Ведь всё хотел как лучше… а получилось — как всегда.

«Благими намерениями вымощена дорога в ад». В моём случае — под Манохин кнут.

И здоровый же городок это Боголюбово! Немногим меньше Владимира. Понятно же: где власть — там и деньги. А народ на денюжку — как мухи на…

Без приключений не обошлось: идя в темноте по реке, мы проскочили столицу. Мда. А что поделаешь? Подсветки нет, звёзды на башнях не сияют, стражники не тормозят. Хрень какая-то тёмная по краю холма чернеет. Пока разглядел да сообразил…

Не, «так жить нельзя», надо мне у себя какой-нибудь… «фарос» уелбантурить. Не в смысле, где первый и он же — последний президент, а по-Александрийски: 120–130 метров высотой. Чтобы вёрст на 50–80 видать было. Чтобы всякие… — мимо не проскакивали.

Причаливая выше города, впёрлись в какие-то кусты. Швербот с поднятыми шверцами и рулём может и на крыльцо въехать. Вода-то высоко стоит. Тут у них… где-то… типа пристани должно быть. Рассветёт — погляжу. А пока скинули сходни на берег и выбрались на луг.

Мокрый тёмный луг. Ночь. Половодье. Чернеет что-то слева. Доброе село? Сунгирево селище? — Пригород какой-то. Ну и ладно. А мы вправо приняли. Так по лугу и потопали. «В общем направлении на…».

По китайски «Na» — завод, «Huj» — свет. Делегация из России приезжает на завод светотехнических приборов в Сычуани, все мужики немедленно выскакивают из автобуса и бегут фотографироваться к логотипу фирмы.

– Наконец-то! Мы добрались!

– Куда?!

– Туда! Куда нас всех всю жизнь посылали!

На Клязьме — не Китай. Но по моим ощущениям… «Правильным путём идёте, товарищи».

Хорошо — далеко обходить не пришлось. С луга полезли по дороге в горку и вышли к западным воротам. Другие — северные ворота — с середины напольной стороны. А сами стены — километра в полтора длиной. Для сравнения: у Суздаля деревянные стены — 1.4 км. Есть ещё и восточные — «пристанские». Но мы мимо них в темноте проскочили.

Ворота городские закрыты, но уже светает. У ворот народ толпится, поджидает-разговаривает: когда ж эти сони ленивые — пузень через ремезень чесать перестанут, народ христианский — в город пустят?

– Эй, воротники, люди добрые, а что ж вы честнОму народу воротцы-то не распахиваете?

– Не велено. Пока солнце не взошло — не положено.

Факеншит! Ворота — западные. Поставлены низко — в устье оврага, по которому дорога идёт. А солнце, как известно, встаёт на востоке.

– Эй, дядя, а сколь стоит сгонять вашего младшенького на верхотуру, на башенку? Чтобы глянул малец — взошло уже солнце ясное, аль ещё поспать можно?

– Э… ну…

– Двух ногат хватит? Тебе одну — за слово, другую ему — за ножками шевеление да на восток поглядение.

Пустили. Сделал народу русскому облегчение. И не дорого.

А городок-то не прост. В середине — два оврага, один — на юго-восток, другой — на юго-запад. По ним, в глубине — улицы идут. Интересно как сделано: в нижних концах оврагов — городская стена и ворота. Ворота зовут «мокрыми». Восточные — «Пристанские» или «Волжские», западные — «Луговые» или «Владимирские».

За «Луговыми» — луг под стенкой возвышенности, на которой стоит город. За лугом — поселение и пристань. За «Пристанскими» — только пристань. В ограниченном береговыми обрывами пространстве. Пока половодье — подойти только с воды. Под стрелы со стен на обрывах. Да и когда вода спадёт — бегать под обрывом по узкому пляжику… Это мы в Янине проходили.

С севера — «Северные» или «Сухие». Там и рвы, и валы в полный профиль. Посередине городка, где все три дороги от трёх ворот сходятся, деревянный мост через общий исток оврагов. Чуть что — поставил стражу или спалил. И три четверти горожан к последней четверти, где княжеское подворье — фиг доберутся.

Мы идём с запада вверх по оврагу до этого моста. Поднимаемся наверх, на главную улицу городка. Она ведёт прямо, от северных ворот, через мост, к детинцу, по биссектрисе четвертушки круга, которую и образует плоская возвышенность, на которой стоит Боголюбово. Но к княжескому двору по прямой — не пройти. В конце улицы — площадь и поворот под прямым углом.

Множество средневековых городов строится концентрически: главный — сидит в самой серёдке. Другой подход: самый главный — на самом защищённым краю. Так и у Андрея: двор посажен на локальный выступ берегового обрыва. С двух сторон — Клязьма. С третьей, прямо под стенами княжеского двора — юго-восточный овраг. В самом его глубоком месте. И только с запада — площадь, ворота, церковь.

Перебирая сочинения маститых историков о городах русских, о раскопанных 1300 селищах, раз за разом натыкался на фразы: «исключая Боголюбово», «если не считать Боголюбовский замок».

Уникально. Почему? Рельеф — типичен. А вот постройка… О масонах от Барбароссы — я уже… Их трудов здесь немало.

Масоны — да, мастера, умельцы. Но должен быть человек, который захотел, сделал выбор в их пользу, а не своих, по византийскому канону выученных. Этих масонов притащил, кормил-обеспечивал, хотя — «еретики второго рода», одобрил их проект — уникальный, «нерусский». «Проект», который потом — постоянно «исключая» из всего остального в те века на «Святой Руси» построенного. Принять вот такой результат, жить в нём.

Дело не только во власти, в деньгах, но и в решимости — «хочу сделать новое», прежде на «Святой Руси» — невиданное.

Позвать масонов могли многие, а Боголюбо сделать — посмел только один — князь Андрей.

На площади слева — стена самого замка. Тут уже ворота открыты, пока дошли — солнышко встало.

Вот это да! Белокаменный город!

«Град обречённый». Грады. Белый, коричневые, серые, зелёные, красные… Две трети русских городов будут уничтожены в Бытыевом нашествии. Половину из них — более не отстроят. Боголюбову повезёт, жизнь, всё-таки, вернётся.

О! Вот же…! А эти ворота я когда-то видел! В 21 веке. Но не такими. А рядом, в стык с воротами — церковь. Храм Рождества Богородицы.

Вот эта — первая. Кажется, вообще первая каменная постройка в этих местах. Ворота пристраивали уже позже, без связки стен. Арка с надвратным переходом «приложена» к стене церкви.

Второй храм из цитаты — свеженький, прошлого года освящения — Покрова на Нерли.

С другой стороны ворот — лестничная башня. Пока маленькая, в один ярус. Потом-то и второй поставят. Уж не в этом ли помещении его и убьют? «Круглым в плане и имеющим спиралевидную систему сводов над винтовой лестницей». Это та самая лестница, под которой он прятался?

Боголюбского — убьют свои. Город сожгут монголы Батыя. Потом будут громить разные рязанцы и татары, перестраивать всякие епископы и наркомы. Будет женский Боголюбский монастырь Рождества Богородицы. А вот эта башенка сохранится. На неё посадят сверху высоченную звонницу с шатровой крышей.

Между церковью и башней поверху стен над воротами — каменный переход. По нему, не выходя во двор, будет приходить ночами князь Андрей в запертую церковь. Будет сам зажигать малые лампады и молиться в одиночестве перед своей чудотворной иконой.

– Смилуйся Царица Небесная! Сделай чудо — дай мне сил! Дабы унять русский народ, дабы погасить крамолы да неурядицы, дабы устроить «Святую Русь» разумно да праведно.

Ну, дядя, ты и сказанул! На такие чудеса и у Пресвятой Девы силов не достанет.

Интересно: и в башне, и в переходе, и в церкви — наружу, на запад — щелевые окна-бойницы. Говорят — стрельницы. А во двор, на восток — нормальные, «гражданские», трёхчастные.

Западный фасад храма входят в комплекс укреплений княжеского двора. Делать из церкви ДОТ — постоянная манера в Средневековье. И на Востоке, и на Западе. Про непробиваемую мечеть в Булгаре Великом я уже…

И — белые стены! С востока, с восходящего солнца — аж сияют! Древние египтяне любили показывать иноземцам свои пирамиды. За десятки вёрст видели путешественники стоящие над пустыней вертикальные столбы света, отражаемого полированными плитами обшивки гробниц фараонов.

Но там-то — юг, там люди к яркому свету — привычные. А здесь, в мягком освещении Руси Залесской, где и ярких-то красок нет, где всё спокойное, приглушённое… Это сияние — как чудо небесное!

То-то Даниил Заточник говорит о Боголюбове, как о символе счастья:

А поковырять? Это «счастье»… Мне ж интересно…

Мда… Шустро работали предки. И качественно. Восемь веков прошло, а не только археологам осталось — поковырять, но и туристам — посмотреть.

Надо Альфу рассказать. Насчёт «примеси древесного угля». Уголь у меня «реакторы» дают — путь попробуют. Фигня! Надо скорее на цемент переходить. Опять не так! Портланд делать — не потяну. Там такая энерговооружённость нужна! Роман-цемент? Глину с известью? Или с гипсом как-то замутить…?

Стоп. Прежде всего — надо вернуться. Отсюда. Живым.

Как у хоббита: «Туда и обратно». У меня — пока «туда». Не выйдешь, пока не войдёшь. Сделай шаг, Ванюша. Первый шаг «туда», чтобы была хоть надежда на «обратно».

Все на меня смотрят: у ворот между церковью и башенкой — стража стоит. Ну что, прото-турист Ванечка, понесли головушку плешивую под топор занесённый?

«Це ще треба подивитися».

Терпёж — не мой конёк. Посему — расцепляем зубы:

– Господин десятник княжьей дружины, мне надлежит быть к господину светлому князю Суждальскому, Андрею свет Юрьевичу. Спешно. Я — Иван сын Акимов, Воевода Всеволжский. Он меня ждёт.

Ни слова неправды. Ждёт. Аж от злобы трусится. Я так предполагаю.

Согласно «Указу о высылке со ссылкой…» мне на Русь являться нельзя. Кроме как по призыву Суждальского князя Андрея Юрьевича. Призыв был? — Чувствую, что был. И — не простой, а — матерный. «Серденько моё так вещует».

Нет, гонцов, грамоток — не присылалось. Но это ж не единственно возможные способы передачи призывов! Как насчёт радиосвязи? Или — «мерцания светил»? У нас с Андреем — связь астральная. Или — ментальная? А может — эфирная? Как эфира нюхнул, так сразу и почувствовал. Призыв княжеский. Весенний-осенний, всесезонный-всепогодный. Как от военкома. И явился исключительно и незамедлительно прямо к источнику. Вопля призывного. Ментально-астрально-матерного. А не куда ещё, куда мне — нельзя. А ежели ошибся, ежели вы меня не звали, то… то «пробачьте, будь ласка». Сбой при передаче, ложное срабатывание. Позвольте откланяться и незамедлительно удалиться. К едрене фене. В смысле: к месту несения. И продолжению… несения, исполнения и пребывания.

Вот так бы стражники меня сразу к князю и пустили… Но — «с людьми жить — по волчьи выть». В смысле — иметь репутацию.

– О! Во! Ну них… Дык… «Княжья смерть»! Ну дела… И как же ты… эта вот?

– После. Сперва — пошли мальца к князю. А лучше — пусти-ка меня с ним вместе. Для — от долгого ожидания господина своего избавления.

Спутников моих пришлось на площади оставить, но самого — пустили за ворота.

Круто Андрей Юрьевич в своём дому обустроился.

Площадь в княжеском «бурге» вымощена каменными плитами с желобами-водостоками, на ней — восьмиколонный киворий над чашей.

По гречески — киворий, по мне — беседка. Специализированная — «кремлёвка» к Богородице. Она тут непрерывно приём ведёт. 24/7. Без выходных, праздничных и отпускных. В форме отдельно стоящего столпа, увенчанного «четырехликой капителью». Ею и в моё время можно полюбоваться в боголюбовской экспозиции Владимиро-Суздальского музея-заповедника.

На кой чёрт этой женщине четыре морды лица сделали? Ой, виноват! Врага рода человеческого помянул.

Но правда же! Не надо тут никакого Непала с брахманизмом! К чему нам в Боголюбово всякие… не-палки и не-пальцы? А то сразу начинают:

Не надо Марию Иоакимовну связывать с извращенцем и кровосмесителем Брахмой!

Причина четырёхликости проста. Матерь Божья — многостаночница. К ней прикладываются. Постоянно и многократно. Без отпусков для поправки здоровья и праздников по случаю взятия Бастилии. Что и объясняет плохую сохранность ликов, хоть и вырезанных из высококачественного камня, способного эффективно противостоять «обычному» выветриванию. Плохо сохранились все четыре лика — в течение нескольких столетий «прикладывались» со всех сторон. Я ж говорю: «станков» — много.

Залюбили люди православные Царицу Небесную. До полного истирания и потери человеческого вида. Ещё бы: по местной легенде ещё и в XIX веке верующие «грызли» этот каменный блок в целях исцеления от зубной боли.

Отгрызть нос у Богородицы, укусить Пресвятую Деву за щёчку… Есть в христианстве что-то от каннибализма с элементами эротических игр…

А за спиной у меня сама церковка. И как оно изнутри? Хоть от дверей глянуть.

Мне после «божьего поля» в Мологе — от церквей освобождение на 18 лет.

Посыльный косится — я шапку не снимаю, «лба не перекрестил».

Малой, сделай морду проще, я ещё с Киева помню, как мы с Днепра на гору лезли. Юлька с возчиком на всё подряд крестились, а мне пришлось лошадку на себе тащить. А то б затоптали да кнутами застегали.

Церковка — хороша. Храм четырехстолпный, трехапсидный, вытянут с запада на восток (длина — 13 м, ширина — 10). Сторона подкупольного квадрата — 4.5. Столпы — не крестчатые, а круглые. Одноглавый, как на Нерли стоит. Цоколь — с аттическим профилем. Базы колонн тоже украшены аттическим профилем и имеют угловые «рога-грифы» («когти»). Аналогичные «когти» встречаются в романских и готических храмах Западной Европы. Про масонов я уже…

Внутри — хоры. «Полати» называются. Оттуда не-православные гости Боголюбского могли «видеть истинное христианство и креститься». Что они с испугу и делали непрерывно: высота хоров больше 7 метров. Как здешние равнинные люди на высоту реагируют — я уже… Такой… высотный элемент прозелитизма князя Андрея.

Вышгородский священник Микула писал о роскошном убранстве храма: о золотых полах, окованных золотом порталах и дверях. Ну, типа — да. Только не золото — медь. Как, кстати, стоит и медная крыша на самом здании дворца. Не такая уж редкость на «Святой Руси» — во Вщиже Магог для своей жены — дочери Андрея, тоже терем с медной крышей построил.

Церковка — хороша. Невелика, соразмерна и изукрашена умно. Элегантна. И сам дворик у Андрея небольшой и весьма, по-аристократически, сдержанный. Церкви — «золото» медного типа, князю — белый «мрамор», известнякового состава. Чистенько, аккуратненько, без цыганщины. Размерчик скромненький: восемь соток — не больше. Советский огород с третью. У бояр в Новгороде — вдвое больше. А на что государю самого большого русского княжества — велик двор? Перед гостями хвастаться? — Так они, пока сюда доехали, про размер Андреев — уже всё поняли.

На Руси — «размер имеет значение». А вот какое именно значение он имеет…? — Возможны варианты.

От ворот по левой стороне, за церковью — служебные постройки.

Оп-па… А вот и нет. Снова Андрей не по-русски сделал.

В любом нормальном подворье — бОльшую часть территории занимают скоты, а не люди. Коровки, лошадки, овечки, птички… навоз, помёт, корма, сенцо… Так — везде. Но не здесь.

Двухэтажные строения, образующие большую часть стен детинца, сделаны каменными. Двор — мощён белым камнем. Места просто мало. И почти все службы — и скотские, и ремесленные — вынесены в город, за стены самого замка. Внутри — только необходимая прислуга, которая на белокаменный двор гадить точно не будет, малая охрана и склады. Тут ещё подземелья должны быть — рельеф способствует. Да и ломились же убийцы Боголюбского в какие-то винные погреба.

По правой стороне — сам белокаменный дворец. Ни на что на «Святой Руси» не похожий. И из-за каменных блоков, которые его слагают — как же они его зимой-то протапливают? — и из-за этажности. Обычный русский терем — трёхэтажный, с башенками, с внешними переходами, с закрытыми и открытыми галереями, разной высоты, с разнообразием фактуры и раскраски стен и крыши. А этот — просто ровный двухэтажный.

Красота! Больше скажу — лепота. И где-то даже — благорастворение.

Раннее утро, солнышко встаёт, белые стены — душу радуют, над медной крышей — будто огонь стоит, на белом каменном, уже согретом со всех сторон, дворе — тепло, ветерок от реки свежий, чуть с примесью ладана из церковки, дерьмом не несёт, девки теремные со слугой на высоком крыльце болтают, пересмеиваются… Хорошо. Живи и радуйся. А мне нынче с Боголюбским разговаривать… В такое славное утро… Может — и до смерти.

Как-то мне… торопиться не хочется.

А, фигня. «Перед смертью — не надышишься» — русское народное наблюдение. Многократно проверенное в нашем народе личным опытом.

Нет «узелочка»? — Поглядим. Не найдём — сделаем. Не зовут? — Сам пойду.

«Кто первым встал — того и тапки» — русская народная, многократно и повсеместно… Тогда… Тогда «Отдавайте мне мои сапоги-скороходы!», Ивашка-попадашка — ни свет, ни заря — явивши, не запыливши…

Стоп! Не «Ивашка» — «Зверь Лютый»! «Иванец — всем звиздец!». У крыльца княжеского — стоит, в воротА — стучит!

«Незваный гость хуже татарина». Ща сами увидите — насколько хуже!

– Эй, парень. Сбегай-ка к светлому князю, да спроси: не желает ли его милость с Воеводой Всеволжским об делах перемолвиться? Ныне немедля. Ну… или когда в иное удобное ему время.

Последняя фраза… Честно — труханул я немелко. Но поздно: парень открыл-закрыл рот. И убежал. Вот прямо так и потрёхал. Что для слуги, ошивающемуся на крыльце — нетипично. Если только хозяин не дал заблаговременно инструкций. Или выразил мнение, позволяющее даже остолопу прикрылечному составить суждение однозначное. Девки постояли с открытыми ртами. Потом резко покраснели и убежали.

– Их светло-княжеская милость… велел велеть… просить… звать немедля… со всемерным поспешанием… прямиком… ну… туда… где… вот…

Как я подозреваю, в княжеских апартаментах случился некий аналог известного диалога про Штирлица:

– Штирлиц идёт по коридору.

– По какому коридору?

– По нашему. Штирлиц идёт по нашему коридору.

– А куда он идёт?

Штатный ответ: «В наш туалет. У нас в гестапо — самый лучший туалет во всём Третьем Рейхе» — пропускаю.

Я нервно хихикал про себя, глядя как слуга пытается одновременно оказаться и спереди, чтобы указывать дорогу, и сзади, поскольку впереди ходить простолюдину не положено.

Андрей встретил меня сидя, в окружении трёх или четырёх советников. По виду бояр можно было предположить, что их только что выдернули… из разных мест. Отхожих, интимных, молитвенных, спальных, едальных… ряд эпитетов продолжите сами.

«Глаз не продрал» — русское народное описание.

Так и лупают на меня своими… не продранными. А вот присутствие, на заднем фоне, хана Асадука и ещё пары половцев с саблями, позволяет оценить меру обеспокоенности государя. Что-то светоч наш и, так сказать, столп всея всего — малость задёргавши.

– Княже! Чтоб тебе не хворать долгие лета! Испрашиваю твоего дозволения дабы рассказать о делах моих да просить помощи.

Несколько потрясенный Андрей непонимающе спросил:

– Помощи? В чём тебе помощь моя надобна?

Я вытащил из полевой сумки на поясе лист бумаги, откашлялся и громко провозгласил:

– А имеем мы великую нужду в тканях разных. А особливо в льняных, и посконных, и шерстяных. А надобно нам их всех в полотняных штуках по тысяче. А всего три тыщи штук.

Я могу запросить и десять тысяч. Если даст, то не по моей нужде, а по своим возможностям. Очень сильно скорректированным «уважением ко мне» и другими, отнюдь не ткацкими резонами. Если вообще даст. В смысле — тканей, а не топором по шее.

Ткань меряют в штуках. Штуки для разного материала — разной длины. Штука полотна — 48 локтей. Почему локтями, а не аршинами? — Потому что «аршин» — пока только в Персии, на «Святой Руси» такой зверь — ещё не завёлся. У нас нынче есть «Николина мера» — её и прикладываем.

Моя манера начинать знакомство с «народными массами» усиленной санобработкой, приводит к закономерному результату — дефициту тканей. Своих мы ещё не делаем, взятое на туземцах… Часть — просто гнильё, часть — никогда в стирке и прожарке не бывала — такую усадку даёт!

Вот почему я битых «унжамерен» после «Ледового побоища» из подштанников вытряхивал. Но не каждый же день такое удовольствие бывает — богачество порточное приваливает!

– Т-а-ак… А пойдём-ка мы с тобой, мил дружок Ванечка, прогуляемся. Дело-то серьёзное, штук-то у тебя множество… Надобно в тишине обговорить-обдумать.

Когда Бешеный Китай вдруг называет вас «мил дружок» — это… бечь надо немедленно!

Но я же зачем-то сюда пришёл?!

Насчёт «штук у тебя»… Это он пошутил? Или — подколол? Похоже — съязвил. Многозначно.

Естественно, я выразил полную, безграничную и абсолютную готовность. Прогуляться со светлым князем хоть — куда. Хоть — зачем, хоть — в… хоть — на… Хоть — из-за-по-над… А так же — «с» и «от». Или — into. Ежели — вдруг.

Андрей, не оглядываясь на меня, двинулся куда-то вглубь комнаты. Там открылась низенькая, даже для него дверца, и мы, с парой половцев за мной следом, стараясь не расшибить головы об эти… факеншит! — притолоки и своды, двинулись какими-то неосвещёнными переходами на прогулку.

Такой, знаете ли, секретно-подземный плезир. Без бульвара, но с дефиляжем. И променадом в три погибели. Причём они думают, что все три — мои.

Ха-ха. Предки, блин. Попытаться заелдырить — можете. А вот уелбантурить — вряд ли.

Андрей шёл впереди, следом за слугой с огарком свечи, сзади мне дышал в шею луком хан Асадук. Почему-то мне не нравилось происходящее. Почему Андрей не вышел на двор, не повёл меня поверху? И эта его походка… Шарк-шарк… Это знаменитая кавалерийская походка как у Понтия Пилата перед казнью его собеседника, или уже просто старческое?

Как же он, бедненький, в этих… катакомбах? Я-то вообще — не разгибаясь. Но ведь и ему приходится, а с его больными позвонками…