Распутье Воронов

Глава восьмая

Illustrissimus

Praefectus vigilum

Эстевану Трильо да Кунья

Praefectus vigilum

в Ард Каррайге

Дано 26 дня месяца июля anno 1229 p. R.

Почтительнейше сообщаю, что ведьмак по имени Геральт в июле месяце прибыл на территорию строительства Великой Дороги, где я его немедля в охрану нанял. Полезен зело оказался, двух монстров лесных, называемых лешими, истребил, кои монстры великие обиды нам на строительстве чинили.

Согласно приказу Господина Префекта дважды выспрашивал я его про год сто девяносто четвёртый и то происшествие, о коем Господин Префект выспрашивать велел. Якобы великим гневом горя, говорил я ему, что в те поры страшное преступление свершилось, что ужас и беззаконие, о наказании вопиющее. Ведьмак слушал, но ничего не говорил, в споры не вступал и вообще вид давал, что это его никак не касается.

В другой раз в разговоре я конкретные имена назвал, как Господин Префект велел: Магрулис и Хвальба. Но и на это ведьмак не поддался, интереса не показал, ничего не спросил и в разговоре ни словом не участвовал.

Из чего я вывожу, что оный Геральт ничего толком о тех происшествиях не знает. У ведьмаков настоящий возраст отгадать трудно, однако оному Геральту, по моему разумению, никак не больше, чем decem et octo, а значит, в 1194 его и на свете быть не могло.

Вместе с тем сообщаю, что ведьмак у меня более не работает. Хотели его мои розмыслы нанять для охоты и истребления лесных эльфов, уж больно они обнаглели, да ведьмак отказался, эльфы-де существа разумные, и он-де их убивать не станет. За это я его уволил и велел уезжать прочь. Куда он поехал, то мне неведомо.

Pax vobiscum,

Михаэлидес Блауфалл, praefectus stratificum

Окружённый стеною храм богини Мелитэле стоял неподалёку от городка Франкталь, что лежал в долине того же названия. Долина была чрезвычайно живописна, она полукружьем врезалась между крутыми склонами. Северный склон порос сосновым бором, на южном царили белоствольные берёзы, дубы да буки. На южном склоне скрывался также исток ручейка, спадающего несколькими каскадами, чтобы в итоге плавно извиться посреди долины.

Геральт пришпорил Плотву и вброд пересёк ручей.

Храм богини Мелитэле, один из немногих уцелевших, размещался в бывшем эльфийском дворце, что звался Эльсборгом, примерно в стае от городка Франкталь, в излучине ручья, среди высоких плакучих ив. Обычно округа была безлюдной, а потому Геральт удивился, увидев у входа в храм кучку людей. Однако беспокоиться о том не стал. Подъехал ближе.

— Это ещё кто? — услышал он. — Что за бродяга?

— Да ладно, кум. Чай, не баба, а мы здесь поставлены гнать только баб, ага?

Ведьмак спешился. Ворота храма были слишком низкими, чтобы въехать в них верхом. Он постучал.

— Эй, ты! — услышал он снова. — Тебе здесь чего надо? Ты с этими курвами в сговоре? С детоубийцами? А может, ты ихной породы? Эй! Я с тобой говорю!

Мужик, собиравшийся схватить его за рукав, был весьма крепок, но не настолько, решил Геральт, чтобы устоять на ногах после удара. Он нащупал в кармане ключ, полученный от Хольта. Он решал, куда ударить. Орбитальная кость? Или глабелла — в полудюйме от переносицы?

Кажется, мужик что-то увидел в глазах ведьмака, потому что отступил и сглотнул слюну. Ведьмак уже почти решился, стиснул в кулаке ключ, когда ворота распахнулись, в них стояла высокая жрица. Он помнил её, она всегда отличалась стремительной реакцией. Сориентировалась и на этот раз.

— Входи, — повелела без церемоний. — Скорее. Сию секунду.

Закрыла за ним ворота и заложила засов.

— Здравствуй, Нэннеке.

— Здравствуй, Геральт. Ты вырос. Я помню тебя мальчишкой. Ты доставал головой чуть выше пояса моей юбки. А теперь, гляньте-ка, парень хоть куда, мечи за спиной… Ведьмак, настоящий ведьмак.

— А я тебе помню послушницей. Теперь уже жрица…

— То, что ты намеревался сделать у ворот, — она взглянула на него сурово, — было бы очень глупо.

— Да ведь я ничего не сделал.

Она вздохнула.

— Учим вас, учим, а вы опять за своё.

— Да не всему научили, — уныло ответил он. — А потом сраму натерпишься. Я не знаю, что такое орбита. Что такое дьявольский договор. Не знаю, что такое сустентация. Или что такое перпро кура. И что такое finis…

— Чтобы достичь finis своего обучения, — резко прервала она его, — запишись зимой на учёбу в Оксенфурте. Вольнослушателем. Книги читай в свободное время.

— Прости. Я не хотел…

— Хотел. Оставь коня здесь, на конюшне.

Они вышли на дорожку, ведущую к главному зданию.

— Давно ты на дороге? Когда покинул Замок?

— В марте. Накануне Эквинокция.

— Далеко ли путешествовал?

— В общем-то… Я только в Каэдвене.

— Только в Каэдвене? — удивилась она. — А ведь ты так хотел увидеть океан, я помню. Лукоморье, Новиград, Горс Велен…

— Может, когда-нибудь. В Каэдвене я убил несколько чудовищ.

— Хвастунишка. Но что привело тебя к нам? Похвастаться? Пожаловаться на наше неправильное обучение? Или что-то ещё? Эликсиры? Потому что ты ведь не ранен и не болен? По тебе не скажешь.

— Эликсиры мне пригодятся, быстро кончаются. Но больше всего… Мне хотелось бы поговорить с матерью Ассумптой.

— Вот как, — Нэннеке не смотрела на него. — Видать, важное у тебя дело. А мать Ассумпта очень занята. Не знаю, примет ли она тебя.

— Пока не попытаемся, не узнаем.

— Умник.

Они прошли через сад.

Работающие на грядах жрицы и послушницы провожали их взглядами. Некоторые помахали ему, он их не помнил. Ничего странного, когда он видел их в последний раз, они был маленькими девочками. А ничто в мире не меняется так быстро, как девочки.

Они пошли дальше.

Под навесом, открытым со всех сторон, чтобы продувало насквозь, несколько послушниц в масках и высоких перчатках трудились над изготовлением мыла, смешивая в чанах щёлочи, соду, масла и какие-то сильно пахнущие благовония. Геральт знал, что мыло из Эльсборга пользуется заслуженной славой даже за пределами Каэдвена. Его самого, когда он учился в храме, заставляли пользоваться таким мылом. В Каэр Морхене в ходу было только ничем не пахнущее хозяйственное мыло. Дело было не в презрении к благовониям, которые не к лицу настоящим мужчинам. Подавляющее большинство монстров обладало очень чувствительным — а некоторые даже невообразимо чувствительным — обонянием. Неестественно пахнущий ведьмак становился для них лёгкой добычей.

— Нас отсюда выгоняют, — вдруг сказала Нэннеке.

— Что?

— Нас отсюда выгоняют, — повторила она, сощурившись. — Одна из причин… не единственная… это вы, мальчишки из Каэр Морхена. Они прознали, что мы вас здесь учили.

Жрица постучала в дубовые двери. Дождались приглашения, вошли.

Ассумпта из Ривии, главная жрица храма, сидела за столом, заваленным пергаментами. В последний раз Геральт видел её восемь лет нахад. С тех пор она поправилась. И сильно поседела.

С ней были две жрицы и послушница. Жрицы ему улыбнулись. Он знал обеих. Флавия учила его истории. Аилид — Старшей Речи. Послушницу он не знал. Она была слишком молода, чтобы он мог её знать.

— Мать Ассумпта, — сказала Нэннеке, — это Геральт…

— Я вижу. Флавия, Аилид, Здравка, благодарю вас. Тебя тоже, Нэннеке. Садись, Геральт.

За окном, выходящим в сад, стрекотали сороки. Пронзительно. Наверное, заметили где-то кошку.

— У тебя изменилось лицо, — сказала, наконец, жрица. — И глаза, это не связано с мутацией. И ты никогда не кривил так губы. Не говори ничего. Я и так знаю.

— Говорят… — он откашлялся. — Говорят, хотят вас выгнать отсюда. И говорят, что это мы виноваты.

— Кто тебе это сказал? Нэннеке? Нет, Геральт. Никто из вас, учившихся здесь мальчишек, ни в чём не виноват, и ни на кого из ведьмаков не мы не держим обиды. А в том, что процветают дикость и невежество, что распространяется фанатизм, в этом есть и наша вина. Мы плохо учили. Плохо воспитывали.

Ведь именно наши бывшие ученики сегодня прогоняют нас отсюда. По закону, который они придумали.

— Эти, у ворот, говорили… Говорили, чтоб баб прогонять от храма. О чём они…

— Я знаю, о чём они. Тоже о законе. О том, что медицинская помощь женщинам противоречит закону и наказуема. Это придумали, конечно, мужчины. Ха, если бы они беременели, операция терминации была бы оглашена священной мистерией и свершалась бы с молитвами, кадилами и хоровым пением.

— Как странен этот мир, — продолжила, помолчав, Ассумпта из Ривии. — Над нашей богиней издеваются, наши молитвы высмеивают. Вроде как это суеверие. А на западе и на севере, в глуши множатся секты какие-то, какие-то культы. Поклоняются паукам, змеям, драконам и прочим чудовищам. Ходят слухи о злодействах, о человеческих жертвоприношениях. Но с этим никто бороться не собирается. И сектантов прогонять не пытается.

Он хотел спросить, но она ответила раньше, чем он набрался смелости.

— Мы уйдём на юг, за Понтар. В Темерию, а конкретно — в Элландер. Там есть заброшенный храм, тамошний правитель милостиво позволяет нам переселиться туда. Естественно, там мы так же будем оказывать помощь женщинам, в ней нуждающимся, независимо от того, понравится это кому-то или нет. Но хватит о наших делах. Что у тебя, говори.

Он рассказал. Но только о своих ведмачьих миссиях. Он не упомянул о мародёре, зарубленном у деревни Неухольд. О воронах на распутье, о том, что из-за этого произошло. Мать Ассумпта слушала терпеливо. И подытожила, кратко и точно.

— Я чувствую и знаю, что тебе нужно.

— Знаешь?

— Конечно. Потому что я ничем иным не могу тебе помочь, только моим знанием. Что ты хочешь знать, мальчик? Прости. Ведьмак Геральт.

Он долго молчал.

— Что на самом деле произошло в Каэр Морхене? В лето тысяча сто девяносто четвёртое?

— Ты меня об этом спрашиваешь? — она подняла на него взгляд. — Ты? Который с раннего детства видел кости во рву? И выбитые в стене имена семи павших геройской смертью ведьмаков? Ты, который вырос на историях о героях?

— Я как раз об этих историях. Они настолько геройские, что…

— Что слишком геройские? Они такими и должны быть, мальчик. Герои должны быть героями. А истории — они затем, чтобы герои были. И нельзя сомневаться ни в том, ни в другом. Но что поделаешь, время неумолимо сокрушает всё, в том числе и героизм. А истории и легенды — они для того, чтобы этому противостоять, даже в ущерб так называемой объективной правде. Потому что правда не для всех. Правда для тех, кто способен её вынести. Ты способен? Не корчи рожи. Если бы ты мог, то потребовал бы правду от Весемира. От старших. А ты обращаешься ко мне.

— Потому что ты никогда не лгала.

— Ты уверен? А может, я умею лгать так хорошо, что никто не распознает моей лжи? Ни дитя, ни рано повзрослевший восемнадцатилетний юноша? Ты не всё говоришь мне, мальчик.

На этот раз он сказал всё. Пару раз запнулся.

— Вот, значит, как, — сказала Ассумпта из Ривии. — Престон Хольт.

Воцарилось долгое молчание. Сороки за окном утихли.

— Где-то так весной сто девяносто второго года, — жрица потёрла лоб ладонью, — появился этот пасквиль. «Monstrum, или ведьмака описание». Анонимно, как оно и бывает, но печатно, а типографии тогда на пальцах одной руки счесть было можно, так что и подозреваемых оказалось не так уж много. Многое указывало на типографию чародеев из Академии в Бан Арде, но доказательств не было, и что ж в этом странного, кому же уметь заметать следы, как не чародеям.

Пасквиль сей разошёлся широко, в многочисленных экземплярах, а бродячие

эмиссары читали оное сомнительного качества произведение неграмотным на деревенских сборищах и сходках. И слухи стали распространяться по мархиям и шириться подобно лесному пожару. Мор, болезни и немощи, падёж скота, выкидыши и мертворождения у женщин, неурожай и подозрительно изобильный урожай, нашествия вредителей — во всех несчастьях и бедах были виноваты презренные ведьмаки, паучьи сети всех злодейств и заговоров вели в Каэр Морхен. Поэтому Каэр Морхен, цитирую, место, где ведьмаки гнездятся, должно быть стёрто с лица земли, а след его посыпан солью и селитрой. В сто девяносто четвёртом году, летом, кому-то удалось, наконец, организовать чернь, в горы двинулось войско, около ста человек вооружённого сброда. Вернулись, причём полумёртвыми от страха, меньше трети. Остальные сгнили во рву вашего Замка, их кости лежат там до сих пор.

Ты спросишь, каким чудом несколько ведьмаков победили сотню фанатиков? Я тебе скажу. Как ты знаешь, самые одарённые и наилучшим образом обученные чародеи способны действовать сообща, они могут объединять силы при наложении заклинаний, во много раз увеличивая при этом результат. Ведьмаки этого делать не умеют и не могут. Ваше ведьмачьи Знаки — они сугубо индивидуальны и присущи исключительно одному конкретному ведьмаку. Но тогда, в Каэр Морхене, когда сброд преодолел вал, когда пылал внутренний двор замка, последние четверо оставшихся в живых ведьмака соединили руки и силы. И явили Знак сей купно и согласно. С невиданным ранее результатом. Поражая всех вокруг. Увы, сами они этого тоже не пережили.

Но сим решён был исход сражения. Хотя Каэр Морхен, лишенный защитников, оказался во власти выживших остатков черни, оные не решились ворваться в Замок, но бежали в панике.

Вести о нападении разошлись. Правящий в ту пору Каэдвином молодой король Эоин, человек не совсем невежественный, выразил неудовольствие, да и маркграфы были не в восторге. Они к ведьмакам симпатии не питали, но гораздо более разозлила их инициатива снизу и своеволие буйного сброда. Необходимо было дать урок. Двое были обезглавлены палачом на эшафоте в Ард Каррайге, четверых публично повесили в их родных деревнях. К сожалению, все шестеро были из наименее виновных. Главных зачинщиков и подстрекателей справедливость не настигла. Во всяком случае, не тогда.

А теперь вот тебе столь желанная объективная правда, Геральт. Имён, выбитых на стене Каэр Морхена, семь. В героической истории говорится о семерых павших. Но тогда в Каэр Морхене ведьмаков было восьмеро.

Когда разошлись вести о нападении, мы пошли в Каэр Морхен, я и несколько послушниц. Мы были на месте задолго до того, как туда явились Бирнйольф и Весимир с учениками. Мы нашли трупы. Много трупов. И одного живого. Еле живого.

Это был Хольт.

Тогда он ещё не был Хольтом. В ту пору его звали Рейндерт. А прозвище у него было Рейндерт Призрак. А теперь послушай. Рейндерта мы нашли не в Замке, поодаль от него.

Сам Рейндерт впоследствии утверждал, что ничего не помнит. Но он бредил в горячке. А я… Может, я поступила опрометчиво и неосторожно, но тогда я была… Ну, чуть моложе, чем сейчас… Эмоции взяли верх. О том, что Рейндерт говорил в бреду, я проговорилась Весемиру.

Она замолчала. Надолго. Геральт не торопил её.

— Оказалось, — продолжила она, — что Рейндерт был ранен не при обороне Каэр Морхена, а во время бегства.

Геральт молчал.

— Прошло время. Время, которое всё меняет. Так называемая объективная правда растаяла во мгле. Весемир упорствует в своём упрямстве, а я… Я стараюсь не упорствовать. Я хочу простить… Нет, не простить. Забыть. Рейндерт — теперь Престон Хольт, потому что он вернулся к своему настоящему имени — много лет самоотверженно спасает людей в Каэдвене от чудовищ, снимает проклятия и порчи. Он бывает в храме. Мы часто пополняли его запасы эликсиров, несколько раз лечили его раны. Излечивая одновременно и мои. Самые болезненные. Воспоминания.

Но хватит об этом, — она резко вскинула голову. — Я рассказала достаточно. Может, даже лишнее, это выяснится потом. А теперь послушай совета.

Идея наняться к Хольту в ученики мне не нравится.

— Но я не нанялся. Я действую на основе добровольности и взаимного доверия. Я перпро…

— Пер прокура. Это значит «по доверенности».

— Да знаю я.

— А то, что зимовать ты должен в Каэр Морхене, а не у Хольта в Рокаморе, ты тоже знаешь? Или то, что для тебя очень нехорошо быть упоминаемым вместе с Хольтом?

— Почему?

— Хольт… — жрица приложила ко лбу ладонь. — Хольт не годится тебе в наставники. Ты должен искать свои пути. Буквально и в переносном смысле. Обещай мне, что бросишь Рокамору. И Хольта.

Он молчал. Ассумпта из Ривии смотрела на него испытующе. Наконец глубоко вздохнула.

— Ты явился сюда, Геральт, не отрицай этого, за информацией и советом. Ты получил и то, и другое. Как ты этим распорядишься, дело твоё. Мы научили тебя, чему могли, на этом конец, обучение закончено. Теперь, если ты совершишь ошибку или оплошаешь, или послушаешь плохого совета, то уже не Нэннеке поставит тебя в угол. Жизнь тебя туда поставит.

Они долго сидели молча.

— Куда ты теперь?

— В… — он запнулся, но решил не юлить. — В Спынхам. А потом на северо-восток, на границу мархии. Поселенцам нужна помощь.

— Это правда. Ты ведьмак.

Сороки в саду продолжали стрекотать.

— Мать Ассумпта?

— Да?

— Кое-кто недавно попрекнул меня тем, что имя Геральт… скучное.

— А хоть бы и так. Но это твоё имя.

— Ну, да, но… Может, что-нибудь добавить? Какое-нибудь «из», как у тебя? Какую-нибудь дворянскую пуставку?

— Приставку. Да ведь из тебя дворянин никакой, Геральт. Зачем тебе рядиться в чужие одежды?

Зоэ, Фервиде и Гипполите, девушкам из «Лорелеи», делать было нечего. Было утро, будний день. Поэтому они проводили время за свои любимыми занятиями, какой что было по сердцу. Зоэ вязала на спицах беретик для дочери. Фервида читала руководство по выращиванию лекарственных трав в горшках. Гипполита глазела в окно, наблюдая за ласточками, летающими вокруг ратуши городка Спынхам.

Все они слышали скрип ступенек, однако ни одна не обратила на это внимания. Вид вошедшей в комнату Пампинеи Монтефорте тоже не отвлёк ни одну от её занятия.

— Есть дело, — объявила Пампинея. Бюст её живописно волновался. — У нас гость. Но предупреждаю: это должно остаться в тайне.

— Опять господин бургомистр? — фыркнула Зоэ. А Гипполита закатила глаза.

— Нет, — покачала головой Пампинея. — На это раз не господин бургомистр. Это гость ещё более секретный. Поэтому я пришла к вам, которых давно знаю. И которым доверяю. Потому что те молоденькие, ну, в доносительстве я их не подозреваю, но дурочки же, могут просто проболтаться…

— Так что же это? Говорите, госпожа. А не то мы помрём от любопытства.

— Ведьмак.

— Господин Хольт? — захихикала Фервида. — Он что, помолодел?

— Ну-ну, — погрозила ей пальцем Пампинея. — Без шуток мне тут! Господин Хольт — уважаемый клиент. Но речь идёт не о нём. Это молодой ведьмак. Я бы сказала, совсем юный. И симпатичный. Довольно симпатичный. Какая не испугается? И возьмётся за это?

— А та, которая возьмётся, — спросила Зоэ после минутного молчания. — Что она с этого будет иметь?

Пампинея Монтефорте недолго раздумывала.

— Три четверти платы, — решила она, — оставит себе.

Девушки переглянулись. Посмотрели на госпожу Монтефорте.

— Ну что ж, — сказала с улыбкой Гипполита, — похоже, придётся тянуть соломинки. Короткая выигрывает ведьмака.

— А может, — Фервида тоже улыбнулась, — понадобится две коротких соломинки?

— А я думаю, — сказала Зоэ, — что соломинки вообще не нужны.

Уважаемый господин

Престон Хольт

Districtus Бан Филлим

Oppidum Рокамора

Дано ex urbe Бельвуар, дня 6 месяца августа anno 1229 post Resurectionem

Дорогой Престон, salve,

в соответствии с духом нашего соглашения уведомляю сим, что со дня визита ко мне молодого господина Геральта и до даты настоящего письма на мой счёт переводами из различных банков поступило общим числом 4 885 каэдвенских марок, сумма прописью — четыре тысячи восемьсот восемьдесят пять.

Полагающуюся тебе сумму после вычета моих комиссионных и уплаты налога перевожу на твой обычный счёт.

Ты, конечно, обратил внимание, дорогой Престон, что по самым грубым подсчётам молодой ведьмак должен был истребить немало чудовищ с момента своего визита ко мне в мае. То есть он либо убил их довольно много, либо убил меньше, но успешно торговался — в общем, и то, и другое свидетельствует в его пользу. Поздравляю тебя с выбором, ту будешь доволен своим per procura. Хотя молодой ведьмак вряд ли знает, что означает это слово, это ещё раз доказывает, что важнее хорошо выполнять работу, нежели знать, как она называется в учёной терминологии.

Своей деятельностью, судя по банковским счетам, молодой ведьмак охватил часть Западной и Верхней Мархии. Он также посетил, насколько мне известно, храм богини Мелитэле в Эльсборге. Интересно, что сразу после этого он заглянул в «Лорелею» в Спынхаме. И провёл там некоторое время. Но что ж, молодость имеет свои права, и на что он тратит свои суточные — его дело. Лишь бы не слишком экономил на еде, а то ослабеет.

Единственное, что меня беспокоит, — это активность различных шпионов, которые крутятся вокруг юнца. У меня есть основания полагать, дорогой Престон, что их интересует не юнец, а ты. Будь осторожен.

Saluto te,

Тимур Воронофф