Глава четвертая

Иди, одним желаньем мы объяты:

Ты мой учитель, вождь и господин!


Данте Алигьери, Божественная комедия

— Что такое, юный Геральт, почему мы не в духе? И молчим угрюмо? Взгляни — вокруг весна, на вербах серёжки, птички поют, тихонько журчит ручеёк. Из деревни попахивает сельским хозяйством. То есть прокисшим молоком и дерьмом. А ты вместо того, чтобы радоваться вместе с природой, какой-то такой, без настроения. С чего бы?

— В животе у меня бурчит. Мы могли бы остаться там, в Спынхаме. Поесть чего-нибудь… Оная дама нас приглашала…

Престон Хольт фыркнул.

— Подозреваю, что тебе не обеда жаль, а забав с барышней из «Лорелеи». Придёт время и для этого, обещаю, ещё не раз и не два Пампинея Монтефорте примет нас в секретной пристройке своего дома. И наверняка найдётся среди её девиц какая-нибудь смелая. А сейчас я хотел бы как можно скорее попасть к себе домой, в Рокамору.

— Что это за название? Рокамора?

— Не знаю. Я купил имение вместе с названием.

* * *

Престон Хольт, как он объяснил Геральту, двигался от самой столицы вместе со строительством Великой Дороги, которая должна была соединить Каэдвен с Хенгфорсом и далее с Ковиром и Повиссом. Вырубка и корчевание лесов пробудили чудовищ, а скопление людей привлекало их. Надсмотрщики готовы были платить за защиту, работы и выгодных заказов для ведьмака оказалось предостаточно. Более четырёх лет назад, когда строительство дороги ещё не достигло границ Верхней Мархии, произошёл несчастный случай. В схватке с меганеврой, которую он в итоге победил и убил, Хольт был тяжело ранен, а также получил сложный перелом ноги. Этот несчастный случай сильно подпортил ведмачью карьеру Хольта. После этого он купил поместьице Рокамору и ушёл на покой.

— Иногда я беру заказы, — признался он Геральту. — Воронофф выбирает для меня монстров попроще, и я снова отправляюсь в путь. На этот раз я съездил на север специально, чтобы встретиться с тобой. Я уже был там в феврале, со многими познакомился: с розмыслами с Великой Дороги, с войтом, солдатами. Ты должен признать, что эти знакомства принесли свои плоды.

— Кто такой этот Воронофф? Ты спрашивал про него у оной дамы…

— У Пампинеи Монтефорте. Хозяйка борделя. И дама, всем дамам дама. А Тимур Воронофф — мой агент.

— Оная Пампинея говорила, что вы разминулись. Что он вернулся в… В Бельвуар? Но мы туда не едем?

— Нет. Нам не по пути. Мы едем на юг, по королевскому тракту. Бельвуар на западе.

— А этот агент… Он что делает-то?

— Узнаешь в своё время. Если примешь, наконец, решение относительно моего предложения. Что? Ты подумал об этом? Мы можем поговорить?

— Может, позже.

— Как хочешь. Погоняй коня.

* * *

В живописной долинке, среди грабов, ольх и верб показались соломенные крыши. Лениво вился дым из трубы. Хольт привстал на стременах.

— Мы дома.

— Ага, — буркнул Геральт, — ты дома.

— Ты тоже. Если согласишься на моё предложение.

— Если.

— Экой ты непростой. Ну, давай, въезжаем.

В огороженную частоколом Рокамору полагалось въезжать через ворота, ведущие во двор. Там стоял барский дом — добротное здание из сосновых брёвен, с высокой камышовой крышей. Его окружали хранилище, конюшня, амбар, колодец, голубятня, баня и несколько сараев.

Просторные сени вели в людскую, оттуда — в большую залу с изразцовой печью, а из неё уже — в несколько альковов. К дому примыкала большая кухня и комнаты слуг.

В услужении состояли — приказчик, мрачный тип, вечно занятый счетами; старший слуга, почитающий себя оруженосцем; парнишка-конюх и часто меняющиеся наёмные деревенские девки. Была ещё толстая, крикливая и скандальная баба, кухарка и экономка разом. Ей легко прощали и крики, и капризы, ибо готовила она бесподобно. Геральту, привыкшему к однообразному и довольно скудному питанию в Каэр Морхене, трапезы в Рокаморе каждый раз казались королевским пиром. За всю свою жизнь он не видел и не пробовал таких блюд, как зразы отбивные или капустные голубцы, а ягнятина в овощах — это просто чудо из чудес.

Обжорство, безделье и наблюдение за прилетающими и улетающими глубями длились недолго.

— Ты, конечно, понимаешь, — начал Хольт, ведя Геральта в амбар, — что в случае с дезертиром ты просто чудом увернулся от петли. Ты убил человека мечом. Никого не волнует, действовал ли ты в целях самозащиты или ради другой невинной жертвы. Ведьмаков не любят. За убийство человека тебя могут повесить — либо по решению суда, либо линчуют. Поэтому против людей лучше не доставать меча. Против людей надо иначе.

— Знаки?

— Не только.

В амбаре, совершенном пустом, в земляной пол были вкопаны четыре столба, заканчивающиеся сделанными из грубой кожи имитациями человеческих голов и торсов.

— Всё, что я тебе тут покажу, — Хольт снял дублет, закатал рукава рубашки, натянул толстые перчатки для верховой езды, другую пару дал Геральту, — должно служить исключительно для самозащиты. Подчёркиваю и указываю: только и исключительно для самозащиты. Ты — ведьмак, а не бандит и не убийца. Помни об этом.

Геральт кивком подтвердил, что он помнит.

— В Каэр Морхене, — продолжил Хольт, — наверняка мало что изменилось с моих времён, а в мои времена мы постоянно дрались на кулаках. Приятно биться голыми руками, а? Это так мило и естественно, прямо-таки атавистично. Иногда, впрочем, и нельзя иначе, нежели голыми руками, особенно, скажем так, в аффекте. Однако, когда аффект уступает место разумной предумышленности, следует думать о грозящих серьёзных повреждениях ладони, запястья, пальцев, а иногда и всего этого разом. Удар голой рукой иногда более опасен для бьющего, нежели для битого.

Поэтому, юный друг мой, пригодится инструмент. Да, да, я знаю, можешь не напоминать мне. У каждого из твоих мечей есть навершие, лучшего инструмента и желать нельзя. Но стоит приобрести и нож с прочной рукоятью. Хорош ещё кастет. Он не занимает много места и может быть дьявольски эффективным. Прочную палку тоже стоит иметь при себе, хотя бы из-за собак. Они гораздо опаснее людей.

Не говоря уж о мече, ноже или кастете, даже трость может считаться оружием, и оружием опасным, применение которого — хотя бы для самозащиты — может иметь те последствия, о которых я упоминал. Поэтому стоит носить при себе что-нибудь незаметное. Кусочек металла. Ключ, например. О, смотри-ка. Вот такой.

Возьми, отныне это будет твой ключ. Поясню — он не подходит ни к одному замку, я нашёл его на свалке.

А теперь давайте вкратце припомним, что можно найти на человеческой голове. Для демонстрации мы будем использовать эти человекообразные манекены, изготовленные из распаренной кожи буйвола специально по моему заказу.

— Bregma, иначе говоря, башка! — Хольт изо всех сил ударил по кожаной голове, так что взлетело облако пыли и столб закачался. — Место соединения лобной и теменной костей, под которым находятся лобная доля и моторная кора — участки мозга, отвечающие за движение. Сильным ударом можно обездвижить. Ну, теперь ты. Ударь несколько раз по брегме. Прекрасно. Природный талант. А может, тренировки в Замке?

— Висок, вопреки распространённому мнению, вовсе не является лучшей целью. Если уж на то пошло, выгоднее бить по клиновидной кости, расположенной примерно вот здесь, о, видишь, я специально краской отметил, — Хольт снова ударил по манекену. — Под этой костью проходит височная артерия. Удар вызывает кровоизлияние и смерть. Разумеется, мои предыдущие комментарии применимы и здесь. Наказание за убийство — петля. А ты, напоминаю, учишься обороне, а не нападению.

— Орбитальные кости — тебя, вероятно, тоже учили этому — являются чувствительной зоной. Сила удара передаётся на лобную долю, результат — потеря сознания. Теперь ты. Бей!

— Переносица, как известно каждому, кто дрался в молодости, легко ломается и крошится под ударом. Прямой удар в нос вызывает сильную боль и обильное кровотечение, иногда способное вывести противника из борьбы. Но смелого и сильного такой удар — помни об этом — не выведет из боя, а скорее приведёт в ярость. Поэтому гораздо лучшей целью является — внимание, это важно — глабелла, расположенная на полдюйма выше переносицы. Это невероятно чувствительная точка. Сильный удар повреждает лобную долю, результатом становится сотрясение мозга и потеря сознания. Давай-ка, покажи мне несколько ударов по глабелле. Прекрасно!

— Под носом, на четверть дюйма ниже него, находится так называемый межчелюстной шов. Хорошая цель для кулака.

Удар сокрушает передние зубы и носовые кости, что само по себе очень зрелищно и чертовски эффективно. Но этим дело не ограничивается. Челюстная кость соединяется с нейрокраниумом, или мозговым черепом, поэтому последствием удара обычно является сотрясение мозга. Я также слышал — сам не практиковал и не испытывал — что сильный и умелый удар по межчелюстному шву способен повредить второй шейный позвонок, а именно зуб позвонка, так называемый dens — уж не знаю, что это за dens. Результатом, как меня уверяли, будет травма ствола мозга. Нечто подобное усмирит любого агрессора.

— Теперь несколько слов о шее. Убить ударом по шее можно, если точно и сильно ударить вот сюда, пониже, за ухом, в ту часть черепа, которая называется сосцевидным отростком. Он тоже обозначен краской. Точный и сильный удар по этому отростку, особенно чем-то вроде твоего ключа, разрывает позвоночную артерию, проходящую в этом месте в позвоночных отростках. Разрыв позвоночной артерии означает мгновенную потерю сознания и неизбежную смерть. Если очень нужно лишить кого-то жизни, то сосцевидный отросток — неплохой способ сделать это. Итак, покажи удар по отростку. И ещё раз! Хорошо.

— Шея — это прежде всего гортань. У человеческих мужчин отличается кадыком, или выступом гортани, prominentia laryngea. У краснолюдов и гномов, как ты знаешь, такая проминенция тоже есть, у эльфов и прочих гоминидов нету. Но к делу: удар в это место приводит к внутреннему кровотечению, а распухшие мягкие ткани перекрывают трахею. Пострадавший, если ему не оказать немедленную помощь, задыхается. Это тоже неплохой способ лишить человека жизни. Особенно если необходимо сделать это тихо. Я вижу, ты хочешь о чём-то спросить.

— Тот мужик, в Спынхаме… Который бил женщину. Я не заметил, куда его… Он выжил?

— Природа иногда бывает непостижима. Однако я не вижу причин для огорчений. Не забивай себе голову пустяками. Продолжим тренировку. Покажи мне, Геральт, несколько хороших ударов в горло. И на этом закончим.

На ужин был кролик, тушёный с луком и сельдереем.

* * *

На следующий день настала очередь палок. Дубовые цепы длиной в три фута, отполированные многолетними тренировками. Взамен мечей.

Искалеченная нога, как оказалось, не мешала Хольту фехтовать. Он вертелся, как юла.

Он начал атаку без предупреждения, Геральт парировал квартой к приме, летящую на него с молинетто палку отбил высокой секундой декстер. Сам контратаковал терцией меццоцеркио, Хольт взял на форте терцию к кварте, крутанулся, молниеносно атаковал с финта. Геральт отбил примой и с пол-оборота контратаковал мощным мандритто. Хольт защитился высокой октавой, нетипичным парадом.

Стук палок разносился по двору. Так громко и в таком стремительном ритме, что даже приказчик и конюх пришли поглазеть.

— Ты склонен выходить из вольты к мандритто, юный Геральт. У тебя хороший мандритто, в этом убедился тот дезертир. Удар сильный, но какой-то никакой, ни изящества, ни точности…

— А кому они нужны, изящество да точность? Рубятся, чтобы убить.

— Но чтобы не превращать убийство в рутину, попробуй для разнообразия роверсо. То есть, по терминологии Весемира, синистру. Удар не менее смертоносный, уверяю тебя. То есть наоборот, пассо лярго правой ногой, полуоборот, молинетто и роверсо. Потренируемся?

Они потренировались.

Прошло более часа, ни один из них не смог ударить другого палкой. С таким же успехом они могли сражаться без защитного снаряжения.

— Неплохо, юный ведьмак, неплохо. Весемир, как я вижу, ничуть не потерял своей формы и продолжает неплохо учить. Finis, на сегодня закончим. И в заключение… Небольшое memento.

Он атаковал молниеносно, гран пассатой правой ногой и таким сильным молинетто, что Геральту пришлось парировать серпентиной. Хольт, выгнувшись, провёл финт мандритто в левый висок, молинетто, контратемпо пассо лярго левой ногой, ещё раз молинетто, трамаццоне и…..

В глазах сверкнуло, и он не понял, как оказался на земле. Больно грохнувшись задницей. В голове у него гудели и жужжали рои пчёл. Он получил удар в висок, очень сильный. Кожаный шлем пришёлся как нельзя кстати.

— Что это было? — спросил он, ошеломлённый.

— Изящество, Геральт. Изящество и точность.

* * *

Тело Хольта, когда он разделся в бане, оказалось картой ранений и летописью происшествий.

— Вот тут, это кикимора, — он указал след зубов в виде полумесяца на левом предплечье. — Она застала меня врасплох.

Чудовищный шрам на лопатке напоминал о когтях серпоша. Рубец над правым бедром остался от когтя грифона, на левом плече — от клыков виппера.

Самую неприятную отметину оставила стычка с меганерой. Левое бедро старого ведьмака было деформировано, на нем, помимо следов от челюстей, виднелись следы хирургических разрезов и швов — от бедра почти до колена.

— Вдобавок, — Хольт облился водой из кадки и хлестнул по спине берёзовым веником, — есть ещё и на икре, вот, глянь. Знаешь, кто это натворил? Дворовый беспородный пёс. Я убил этого сукина сына. Ну, и ещё череп, у меня бывают приступы головокружения. Я получил кружкой по башке в таверне в Новиграде. Да, да, юный Геральт. Ведьмачья шкура — это летопись. Зимой, когда ты вернёшься в Рокамору, мы перелистаем и сочтём твои мемуары. Ибо без них никогда не обходится. Я не пугаю тебя. Я констатирую факт.

Медальон на шее Хольта был украшен змеиной главой с большими ядовитыми зубами.

Геральт долго колебался, прежде чем задать вопрос. Так долго, что, наконец, Хольт ответил. Сам. Без всяких вопросов.

— Да, я был в Каэр Морхене тогда, тридцать пять лет назад. Когда-нибудь я расскажу тебе и об этом. Но не сегодня.

— Но…

— Тогда у меня было другое имя. Я не удивлён тем, что Весемир скрыл его от вас, я ведь уже говорил, что наши пути разошлись. И я стал жить под своим настоящим именем. Потому что — да будет тебе известно — я знал его.

— Когда моя мать подбрасывала меня, — объяснил он, видя вопрошающий взгляд Геральта, — где-то в Ковире, она положила в пелёнки записку. Бывает, что те, которые умеют писать, снабжают подкидышей запиской с личными сведениями… обычно это только дата рождения. Иногда имя, но иногда также имя отца или даже фамилия отца. Добрые женщины из ковирского приюта сохранили записку и передали её ведьмакам, когда те забирали меня из приюта. А когда я прощался с Каэр Морхеном — и прощание это не было сердечным — Весимир раскрыл мне моё настоящее имя. Потому что Весимир, так же, как и старик Бирнйольф, хранит целый архив документов, найденных при подкидышах, и не позволяет никому в него заглядывать. Но иногда делает исключения.

— Ага, делает, — оживился Геральт. — Поэтому я знаю, что кореш мой Эскель на самом деле зовётся Эсау Келли Каминский. Но Эскелю фамилия пришлась не по душе. И я его понимаю. Он взял себе первые буквы от обоих имён.

— А тебе, когда ты уходил, Весемир открыл, кто ты?

— Нет.

* * *

— Когда ты научишь меня этому финту? Ну, этому… изяществу? Мандритто, а потом двойное молинетто и трамаззоне…

— Примо, я не держу фехтовальной школы. А секундо…

— Ну?

— У меня ведь должны быть какие-то маленькие секреты от тебя, не так ли?

* * *

— Возьми, примерь.

Куртка была из мягкой кожи, с серебряными шипами на плечах и рукавах.

— Совсем новенькая, а уже не застёгивается на животе. А на тебе, смотри-ка, сидит как влитая. Значит, теперь она твоя. А вот и перчатки к ней. Не благодари.

* * *

Наконец, а было это в середине мая, в начале месяца Блате, пришло время попрощаться с Рокаморой.

С избиванием кулаками кожаных манекенов. С поединками на палках. С тюфяком, набитым гороховой соломой. С отбивными зразами, капустными голубцами и блинами с мёдом.

Пришло время садиться в седло.

Престон Хольт поправил ремни и троки на седельных сумках Геральта. Проверил подпругу и пряжки путлищ. Стремена.

Потом проверил всё ещё раз.

— Окончательного решения, — сказал он, — насчёт сотрудничества со мной ты всё ещё не принял. Я не настаиваю, не принуждаю, дьявольского договора на подпись не представляю. Пока что мы действуем на основе добровольности и взаимного доверия.

Ворота Рокаморы открылись со скрипом и скрежетом.

— Отправляйся в путь, ведьмак Геральт.

Загрузка...